48
Рэй
Не то чтобы я хотел, чтобы она оказалась мертва. Не могу объяснить. Хотя тут я кривлю душой: не люблю ошибаться. Кто же это любит? То, что она жива и счастлива (будем надеяться), замужем за промытым до скрипа уэльским пастором, меня не расстраивает. И что она красит ногти розовым перламутровым лаком и смеется так же неубедительно, как выглядит, тоже.
Леон Вуд так потрясен, что почти лишился дара речи.
— Жива? Вы уверены?
Я жду, пока в телефонной трубке утихнут рыдания. Мне неловко и до странного радостно одновременно. Нечасто мне доводится сообщать такие хорошие новости.
— Прошу прощения, мистер Лавелл. Извините.
— Ну что вы, ничего страшного. Но вы должны понять, для нее это стало точно таким же потрясением. Узнать, что ее мать скончалась. Ей нужно время свыкнуться с этим.
— И когда же я ее увижу?
— Это решать ей самой.
— Но где она?
— Она попросила меня не раскрывать никаких подробностей, пока она не привыкнет к этой мысли. Она сама свяжется с вами, когда будет готова.
— Но почему? — Он явно задет. — Я просто хочу знать, где она. К чему тут нужно привыкать?
— Пожалуйста, не волнуйтесь…
— Я и не волнуюсь, мистер Лавелл. Не волнуюсь! Я просто хочу увидеть мою любимую дочь, которую не видел семь лет, а вы мне не даете!
Эта петрушка затягивается довольно надолго. Мне приходится сцепить зубы, чтобы удержаться и не повысить на него голос, а когда меня уже подмывает махнуть на все рукой и отдать ему имя и адрес — да что такое творится с людьми, черт побери? — и пусть разбираются между собой, я вспоминаю Джорджию.
Когда я наконец кладу трубку, Хен сочувственно вскидывает брови:
— Он будет в восторге. А теперь смотри: мы с Андреа в твое отсутствие тоже время зря не теряли. У нас есть несколько новых дел. Не хочешь взглянуть?
Я в изумлении смотрю на него:
— А как быть с делом о том, кто отравил твоего напарника — и зачем?
— Напомни-ка мне, кто его оплачивает?
— Я хочу узнать, кто мать Кристо. И что случилось с сестрой Иво.
Хен откидывается на спинку кресла. Раздается протестующий скрип.
— Значит, ты считаешь, что Кристо родила его сестра, а потом они убили ее… инцест и все такое… и что это она лежит на Черной пустоши?
— Ну, возможно.
— А не проще ли было бы выдумать несуществующего отца?
— Да… но как же быть с передачей фамилии? И почему Иво сбежал? Это как-то связано с Черной пустошью. Я знаю.
Хен смотрит на меня поверх очков. Это все для пущего эффекта: без очков он не видит вообще ни черта.
— Ты не можешь этого знать — потому что тебе до сих пор точно не известно, в курсе ли он про труп. К тому же объяснение может быть самым что ни на есть простым.
— Ну, когда у нас будет простое объяснение, тогда я и успокоюсь. А до тех пор…
Я сохранил клочок бумаги с выведенным на нем детским почерком Сандры адресом Лулу. У меня не поднялась рука его выкинуть. Я частенько на него смотрю. Я думал — надеялся — на то, что она позвонит, когда я выйду из больницы. Потом мысли мои перескакивают на слова Хена. Про то, как меня обсуждали. Наверное, мне стоило бы проявить гордость и не возлагать на нее такие надежды. С другой стороны, мне стоило бы умерить гордость. Она ведь держала меня за руку. Но я нахожу причины не звонить ей, пока не доберусь до дома. Мне нужно позвонить еще во множество разных мест и получить факс — это чтобы уж наверняка.
К моему удивлению, она снимает трубку практически сразу же. Я почему-то думал, что ее не окажется дома, и морально готовился оставить сообщение на автоответчике.
— Вы не на работе?
— Нет. Как ваши дела?
— Неплохо. Да. Я тут подумал… может, мы могли бы встретиться?
Пауза.
— Зачем?
— Зачем? Ну, я хотел задать вам еще несколько вопросов.
— А-а.
Это разочарование? Больше она ничего не произносит.
— От Иво, надо полагать, новостей нет?
— Нет.
— А Кристо? О нем есть какие-то новости?
На этот раз она вздыхает:
— С ним все сложно. Ну, то есть с ним все в порядке… все нормально. В общем, я расскажу при встрече.
— Ладно.
Сердце у меня бьется с такой скоростью, как будто я пробежал стометровку. Я с трудом удерживаюсь, чтобы не налить себе выпить. Не раскисай, приказываю я себе. Еще не время.
Мне почему-то вспоминаются те лодки на больничном пруду. До чего же мне хотелось сесть на какую-нибудь из них и уплыть оттуда. Их крашеные бока, плеск волн. И названия: «ЭМИ — на двоих», «ИЗАБЕЛ — на четверых». Такие вместительные. Такие щедрые.
Рэй — на одного. Да и то с натяжкой.
Поскольку машину я до сих пор водить не в состоянии, Лулу приезжает в паб в конце моей улицы. Из окна — я пришел заранее — видны поезда, несущие через мост свой изнуренный работой груз. Снова льет дождь; и хотя на дворе долгожданное лето, свет уже скудеет.
Появившаяся Лулу бесшумно опускается на стул рядом со мной.
— У меня для вас новости, — говорю я.
Ее глаза тревожно расширяются.
— Не пугайтесь. Мы нашли Розу.
— О господи! И она… с ней все в порядке? Правда?
— Правдивей не бывает.
— Ох! — Лулу переваривает эту новость. — Значит, то тело, на Черной пустоши… Оно не имеет никакого отношения к Иво?
Я физически чувствую, как ослабевает владевшее ею напряжение.
— Ну, это точно не Роза Вуд.
— Хеппи-энд. — Лулу с улыбкой поднимает свой стакан. — Разве за это не стоит выпить?
— Пока еще рано.
Ее лицо гаснет.
— Вот как. Значит, это еще не конец? Из-за того, что случилось с вами, — и потому что Иво до сих пор в бегах?
— Да. Из-за этого.
— Вы по-прежнему считаете, что он нарочно вас отравил? Но зачем, если ему нечего было скрывать? Если он не причинил Розе никакого вреда?
Закурив, она делает глоток рома с колой. К ней опять возвращается ее прежняя нервозность, и она задевает краем стакана о зубы, содержимое слегка выплескивается, она пальцем утирает губы, при этом внимательно разглядывая стол.
— Это ведь может быть труп кого угодно. Кого-нибудь, не имеющего к нашей семье никакого отношения. Неужели они еще не выяснили, кто это?
— Пока нет. Иво перепугался. Если он не имеет никакого отношения к этому трупу, зачем было меня травить?
— Вы все-таки… считаете, что он сделал это намеренно.
— Если это не так, зачем было сбегать? Зачем было бросать Кристо?
Лулу смотрит в окно и качает головой; вид у нее обеспокоенный.
— О чем вы хотели меня спросить?
Голос у нее очень тихий.
— Перед тем как мы с Иво вместе ужинали, он ночевал у вас?
Она опускает глаза, но ничего не отвечает.
— Я просто подумал…
— Но вы же все равно ему рассказали? — говорит она. — Вы обещали, что расскажете. Это ваши слова…
Значит, она все-таки ему разболтала.
— Я была так сердита, — продолжает Лулу, не поднимая глаз. — На него — и на вас. Оно само вырвалось. Простите меня. Я знаю, что не должна была ему рассказывать. Я так волновалась. Я думала, это все из-за меня — ваша болезнь…
Ее рука, сжимающая стакан, трясется. Мне хочется обнять эту женщину. Я рисую эту картину в своем воображении.
— Вы ни в чем не виноваты. Я не должен был ставить вас в такое положение.
Иво все знал. Теперь у меня есть доказательства.
— Как он отреагировал, когда вы ему рассказали?
— Ох, в общем, он… — Она тяжело вздыхает. — В общем, он не отреагировал почти никак. Даже на меня не посмотрел. Мне пришлось спросить его: «Ты меня слышал?» — и он ответил как ни в чем не бывало: «Да, и что?» Ну, знаете, этим своим тоном. Но… какое это все теперь имеет значение? Она ведь жива и здорова.
— Тело на Черной пустоши тоже кому-то принадлежит.
— Да, но…
— А не может ли это быть Кристина?
— Кристина? — Лулу почти улыбается, глядя на меня с изумлением. — Но она погибла много лет назад. Не можете же вы в самом деле подозревать, что это она! Это бред собачий.
— Никто так и не сказал мне, когда именно она погибла.
Лулу со вздохом поджимает губы. Между бровями у нее снова залегла морщинка.
— Это было сто лет назад. Ей было семнадцать, значит… значит, это произошло двенадцать лет тому назад. Двенадцать лет! И потом, она погибла во Франции. Она не могла оказаться на Черной пустоши!
— Где именно во Франции?
— Я точно не знаю. Это случилось во время их поездки в Лурд.
— Вы присутствовали на похоронах?
— Похорон не было.
— Не было?! Как-то это… странно, вы не находите?
— Но это же случилось… за границей.
Она сглатывает и сцепляет руки в замок.
— Вы должны понимать. Они не могли привезти ее домой сами. И потом… такие вещи… наверное, это стоит денег… Я не знаю. Мне тогда это не показалось странным. Я ничего странного не увидела.
— Значит, она погибла двенадцать лет назад.
— Да!
— Когда вы видели ее в последний раз?
— Господи… — Она опускает глаза. — За пару лет до того, как все это случилось.
— Должно быть, это было ужасно. Столько всего сразу свалилось на одну семью.
— Верно.
— А кто-нибудь был свидетелем ее гибели?
— Тене, наверное. Иво тоже. Это случилось после смерти Марты. Вы что же, подозреваете его теперь в том, что он убил ее?
— Нет. Просто… пытаюсь во всем разобраться.
Я прикладываюсь к своему пиву, держа бокал левой рукой. Лулу умолкает и сердито закуривает очередную сигарету. По мосту с грохотом проносится еще один поезд, на этот раз уже полупустой: там едут самые закоренелые трудоголики, заработавшиеся допоздна.
Тене и Иво. Иво и Тене. Эти двое, единственные свидетели череды странных и трагических событий. Призрак смерти следует за ними повсюду, точно черный пес; волк, таящийся во мраке. Но Иво тогда был всего лишь больным ребенком. Наверное, проклятым, как сказал Тене.
— Как ваша рука?
Взгляд Лулу устремлен на мою по-прежнему практически бесполезную правую руку. Я поднимаю ее и помахиваю перед лицом.
— Ничего. Уже лучше.
Я с усилием сгибаю и разгибаю пальцы. Они шевелятся неохотно, точно щупальца какой-то медлительной подводной твари.
— Вы что-нибудь ею чувствуете?
— Не особенно.
— Будьте осторожны, чтобы не обжечь ее.
— Спасибо. В больнице мне постоянно это вдалбливали.
— Потому что об этом часто забывают.
Ну да, она же специалист по таким случаям. Мне вспоминается Дэвид. Как с чувствительностью у него? Это она должна остерегаться его. Она смотрит на мою руку, но не прикасается к ней. Интересно, она тоже сейчас думает про Дэвида?
Вдруг неожиданно для самого себя я принимаюсь рассказывать ей о моем бывшем соседе по палате, Майке, и его гангренозных ногах. И как-то он сейчас поживает? Мы словно покончили с семейными тайнами Янко и теперь можем говорить об обычных вещах, как нормальные люди. Вот только, как сказала она сама, это еще не конец.
— Я должен рассказать вам кое-что еще. — Я откашливаюсь, не зная, как приступить. — Когда мы разговаривали с Розой, выяснилось, что… в общем, Роза — не мать Кристо.
Лулу смотрит на меня во все глаза:
— Что?!
— Она — не его мать.
— Разумеется, она его мать!
Лулу улыбается, видимо считая, что все это какая-то шутка. Но ее улыбка меркнет.
— Что вы хотите сказать? Это бред какой-то.
— По словам Розы, ее брак с Иво не был консумирован. У нее не было ребенка — ни тогда, ни потом.
Лулу с упреком смотрит на меня. За то, что не сказал ей сразу. За то, что сначала заставил ее сочувствовать мне.
— Это она вам так сказала?
— Да.
— Она врет!
Я качаю головой.
— Почему вы принимаете ее слова на веру? — спрашивает Лулу.
Набрав в грудь побольше воздуха, отвечаю ей:
— Я не принимаю. Мы все проверили. Роза второй раз вышла замуж меньше чем через год после свадьбы с Иво. А от него она ушла в феврале семьдесят девятого.
— Нет! Это было в восьмидесятом! Зимой…
— Она вышла замуж за своего теперешнего мужа тридцатого августа того же года — я имею в виду семьдесят девятый. Кристо появился на свет семь недель спустя.
Глаза Лулу распахиваются так широко, что я боюсь, как бы не потрескалась кожа вокруг них. Губы у нее пересохли.
— Этого не может быть! Не может!
— Я подумал то же самое, поэтому проверил и перепроверил все десять раз. Все обстоит именно так. Кристо родился в октябре семьдесят девятого?
Она неохотно кивает.
— Я разговаривал с людьми, которые присутствовали на свадьбе Розы в августе семьдесят девятого. И видел свадебные фотографии. Она не может быть матерью Кристо.
Лулу выглядит такой потерянной, что я и рад бы ошибаться. Я был бы рад взять свои слова назад. Но не могу.
— Прошу прощения, но я должен задать вам этот вопрос: вам известно, кто мать Кристо?
Она поднимает на меня глаза. Гнев, недоверие, боль предательства.
— Лулу, мне очень жаль, что все так получилось. Хотел бы я…
Голова у нее слегка трясется; это скорее непроизвольная дрожь, нежели акт отрицания. Лулу шумно выдыхает, осторожно ставит на стол стакан и закрывает лицо руками.
— Я принесу вам еще чего-нибудь выпить, — предлагаю я.
— Нет! Мне нужно идти.
Яростные нотки в ее голосе заставляют меня отвести взгляд. Когда я снова смотрю на нее, она сидит, уставившись поверх сложенных лодочкой пальцев, и с усилием распрямляется.
— Когда я виделась с Тене после той аварии, в декабре семьдесят девятого, Иво сказал, что она сбежала давным-давно. Я думала, он имеет в виду несколько недель назад.
— Мне это тоже в голову не приходило. А должно было бы прийти — что выпал целый год.
— И кто же тогда его мать? Вы считаете, что… что это она лежит там, на Черной пустоши? — произносит Лулу шепотом.
— Я не знаю.
Лулу скрывается в дамской комнате, прихватив с собой свой мешок с секретами. Я смотрю на низенький столик перед нами, на пепельницу, полную окурков со следами помады, на подставки для стаканов в пятнах от пролитого пива. Черный жакет Лулу все так же небрежно наброшен на спинку стула. Дешевенькая атласная подкладка, еще хранящая тепло ее тела, засалена. Это невыносимо. Каждый раз, когда я встречаюсь с Лулу, мы оказываемся во власти драмы Янко. Я вынужден говорить ей вещи, которые причиняют ей боль. Однако же между нами есть что-то, какая-то ниточка — тонкая, зыбкая, натянутая практически до разрыва. Я почти в этом уверен. Но что я могу поделать?
Подчиняясь импульсу, пока она не успела вернуться, я беру ее стакан с полупрозрачным алым отпечатком на краю и допиваю полурастаявшую ледяную взвесь, еле уловимо пахнущую ромом. Это дает мне возможность на миг прижаться губами к призраку ее губ.
