Глава 11
– Они нас больше не видят, – сказал Айвен. – Они слепы. – Он сделал короткую паузу, скользнул взглядом по связанному женскому телу. – Подожди.
Айвен разрезал веревки ножом, принесенным из кухни, и помог Миле сесть. Затем подобрал с пола ее одежду, бросил на кушетку.
– Но мы по-прежнему с тобой соединены, – проронил Айвен.
Мила ощущала боль в горле, ссадины на шее горели огнем, голова кружилась, и в теле была такая слабость, что она, одевшись, тут же снова опустилась на кушетку.
– Да, я чувствую, – выговорила Мила. – На какое-то время это проходило. Я тебя не слышала, даже боялась, что ты задохнулся в этом проклятом гробу…
Она уловила его удивленный взгляд, а вслед за этим попытку сдержать что-то, исходящее не из разума.
– Ты цела? – спросил он. – Кажется, обошлось.
Миле на минуту захотелось если не обнять, то хотя бы прикоснуться к нему, но Айвен уже вернулся в привычное рабочее состояние.
– Прости. Я такая дура!..
– К черту сантименты, – громко сказал он. – Мы должны выбраться, пора уходить отсюда. Помнится, этот рыцарь круглого стола говорил о каком-то подземном ходе.
Он достал миником и выключил его. Затем склонил голову и, прищурившись, стал прочесывать лабораторию.
– Помогай мне, – сказал Айвен. – Ищи какие-нибудь щели в полу.
Я слишком слаба для этого, – хотела сказать Мила, но промолчала: он и так все чувствовал.
Айвен не взглянул на нее, но сказал:
– Посиди, подумай, где этот идиот мог устроить запасный выход. Ты ведь с ним уже немного познакомилась, представляешь его психологию. Может, в гостиной?..
Слова Айвена неприятно кольнули, но сил было так мало, что она пропустила выпад мимо ушей. Ей не верилось, что он сможет уйти от полиции, да еще и ее с собой прихватить. После всего, что случилось, пройти мимо вооруженных полицейских, сбежать из Никты, чтобы потом воплотить в жизнь свои сумбурные идеи, – нет, она не верила в возможность этого.
Мила отвернулась в сторону, чтобы не видеть страшное неподвижное тело Кибераполлона. Она опустила голову, так лучше было для горла. В эту минуту ей очень хотелось к себе домой, в постель.
Айвен бродил по лаборатории, поругивался, пытался сдвинуть с места тумбы, но те не подавались. Он ушел в кухню, через минуту там что-то загремело, и вновь послышались ругательства.
Вернувшись, Айвен сказал сухо:
– Вставай, придется уйти тем же путем, которым пришли.
Мила поднялась и, не зная почему, отодвинула кушетку. В стене оказалась дверца, достаточно широкая, как раз для объемов Кибераполлона. Мила представила, как он укладывается на брюхо, ползет, похожий на огромную гусеницу.
Айвен подскочил к дверце и, заложив пальцы обеих рук в нижнюю щель, с усилием потянул вверх. Заслонка уехала, стукнувшись где-то внутри стены об ограничитель.
– Ложись на пол, – тут же скомандовал он.
– Может, ты вначале проверишь, что там?! – возмутилась Мила.
– У нас нет ни единой минуты на споры. Спутник нас не видит, значит, они уже забили тревогу. Может, в следующую секунду полицейские ворвутся сюда и…
– Застрелят тебя, а меня отвезут домой, – завершила фразу Мила. – Ты этим хотел меня напугать?
Отчасти это была горькая ирония, отчасти злая шутка в ответ на колкость.
Он это понял, посмотрел на нее взглядом, в котором не было ни угрозы, ни ненависти, лишь тоска и какая-то странная растерянность.
Растерянность ли? Нет, Мила явственно чувствовала, что в голове у него созрел четкий план действий, которым Айвен будет руководствоваться. Что-то произошло с ним с тех пор, как они забрались в камеры-гробы. Он все разложил по полочкам, структурировал, и все сомнения, если таковые были, развеялись. Первым пунктом его плана было достигнуть шоссе 35, которое примыкало к сети дорог Никты в северной части города. Но до этого надо выбраться из дома и пересечь Зеленый квартал по территории зарослей, пройти девяносто метров в сторону 11-й улицы, выйти на перекрестке, пересечь его по диагонали… Айвен видел весь путь от начала до конца. Никаких колебаний насчет дальнейшего выбора. И не растерянность сейчас была на его лице. Что-то другое. Айвен боялся за нее.
– Если меня застрелят, им придется вначале отвезти тебя в Киберлайф или «Семью», – сказал он. – А уж потом домой.
– Ладно, – проронила Мила и полезла в темный проем хода, нащупала ступеньку, затем другую, и взявшись за вертикальные поручни, начала спускаться.
– Подожди, – окликнул ее Айвен. – Держи рюкзак.
Она протянула руку, взяла рюкзак, который теперь казался намного тяжелее, и продолжила спуск. Через десяток ступеней ноги ее коснулись ровной поверхности, и в тот же миг вспыхнул яркий свет.
Она увидела узкий коридор высотой два метра и шириной метр. Шагах в пятидесяти виднелся конец хода. Там из стены торчали такие же ступени.
Через несколько секунд спрыгнул Айвен, надел на плечи рюкзак и, обогнав Милу, быстро зашагал вперед.
– За мной, – сказал он, не оборачиваясь.
Мила засеменила следом, пытаясь ухватиться рукой за его рюкзак.
– Они нас не заметят? – спросила она, чувствуя, как страх разливается по спине. – Что если мы выберемся где-нибудь посреди дороги?
– Этот Кибераполлон, хоть и дебил, но не настолько, чтобы вывести запасной ход на дорогу, – сказал Айвен. – Впрочем, сейчас мы это узнаем.
Подойдя к стене, он ухватился за поручни и быстро полез вверх.
Дождавшись, когда ноги его исчезнут, Мила последовала за ним, но вскоре вынуждена была остановиться. К сожалению, в этом закоулке было темно, и Айвен замешкался, пытаясь, видимо, разобраться с защелкой люка. Мила вспомнила, что в рюкзаке у нее лежит фонарь, и потянулась за ним. «Нет! – тут прилетела мысль Айвена. – Свет не нужен, мы себя выдадим».
Мила ухватилась за поручни и стала ждать. Наконец, что-то заскрежетало. Айвен замер, испугавшись нечаянного шума. Помедлив немного, он снова взялся за люк, начал его сдвигать. Мила почувствовала, что дышать стало легче: свежий ночной воздух проник в подземный ход, вытесняя затхлость.
Айвен полез вверх. Мила последовала за ним. Она слышала собственное сердцебиение – так ей было тревожно.
Айвен только начал выбираться на поверхность, и тут кто-то проговорил:
– Оставайтесь на месте. Вы арестованы.
Этот голос прозвучал неестественно. Не так, как должны были в понимании Милы звучать голоса полицейских. Он был слишком высоким, в нем слышались беспокойные нотки, на слове «арестованы» говорившему вообще не хватило дыхания, и он просто задохнулся.
Мила замерла на месте и, до боли вцепившись руками в поручни, посмотрела вверх. Там был круг темно-серого неба, пронизанного звездами. На полнеба – бесформенная тень. Это Айвен.
Вдруг тень метнулась, перелетела через лаз, послышался глухой удар. И голос (он стал совсем другим, крикливым):
– Вы арестованы!..
Снова удар, треск веток, еще удар, еще.
– Прекратите сопротивляться…
Удар, крик.
– Не пущу… Полдня дурачил, да?.. аресто…
Послышалось еще два удара, Айвен вскрикнул и, судя по звуку, упал.
– Мальтон-Джек еще не совершал промахов… – победоносно сказал голос. – Теперь вставайте… вы арестованы!
Снова мелькнула тень в проеме. Завязалась молчаливая борьба, затрещали ветки, и вдруг что-то с тяжким стуком накрыло лаз.
Наступила тишина. Жуткая тишина.
Мила видела над собой контуры человеческого тела – плечи, шею, полголовы. Упавший неудачно приземлился лицом на бортик, на котором лежал люк, и этот человек не был Айвеном.
На руки закапало что-то теплое, и Мила с трудом сдержала визг, готовый вырваться наружу.
– Айвеннннн… – взвыла она.
Вдруг стало светлее, темный силуэт сместился, в проеме снова появились звезды: Айвен, тяжело дыша, оттаскивал труп.
Спустя несколько секунд Мила почувствовала на своем плече его руку. Ухватившись за нее, она, дрожа всем телом, выбралась из подземного хода и едва успела отскочить в сторону, как ее вырвало.
Айвен не дал ей даже утереться. Он с силой дернул ее за рукав и потащил в колкие заросли. Мила только подняла руку и согнула ее в локте, закрывая лицо от еловых колючек.
– Это… был… полицейский?.. – задыхаясь от истерических рыданий, спросила она.
– Кто знает… – выдохнул на бегу Айвен. – На нем даже формы не было.
(Девяносто метров в сторону Одиннадцатой улицы.)
В темноте ветки безжалостно хлестали по лицу, как Мила ни старалась его прикрывать.
«Кем был тот несчастный? – думала она. – Пытался арестовать Айвена, но не воспользовался оружием… Что происходит?»
На какой-то миг она увидела лицо Ивара. На нем была написана скорбь. Губы его разомкнулись, но он не успел ничего сказать: Айвен внезапно остановился.
– Тут рядом дорога, – прошептал он. – Идем вдоль нее, не сворачивая, скоро будет перекресток.
Сквозь деревья было видно, что на краю освещенной дороги стоит авиетка. Мила знала, что только патрульные полицейские или наблюдатели имели привычку парковать служебный транспорт вот так, прямо на улице. Частные авиетки ставили на специальных площадках или на крышах домов.
На всякий случай беглецы замедлили движение.
Мила плелась за Айвеном, а перед глазами то и дело всплывал черный силуэт мертвеца на фоне звездного неба. Снова и снова звучали в ушах глухие удары, слышался хруст, и бесконечно повторялся момент, падения тела. И кровь, капающая на руку…
Это была третья смерть, которую ей довелось увидеть. В это невозможно было поверить. Все так неправильно, несправедливо… Это воспоминание будет тревожить ее до тех пор, пока его не сотрут из памяти искусственным путем. Как же хочется забвения… Даже безумец Астахов обещал ей эту награду в конце пытки.
Перед глазами все поплыло. Мила стала падать, но Айвен подхватил ее, грубо встряхнул, растер виски. В голове немного прояснилось, а ноги так и остались ватными.
– Идти можешь?..
Она неуверенно кивнула. Айвен подставил локоть, но она за него не взялась.
Придерживая руками ветки, чтобы не создавать лишнего шума, они миновали освещенное место и снова оказались в темноте, но ненадолго. Внезапно кусты расступились перед ними, и Мила увидела перекресток, тот самый, который им надо было пересечь по диагонали. И что дальше? Если они вызовут авиетку, то привлекут к себе внимание, их тут же проверят…
Они вышли на газон, за которым начиналась мостовая, переходящая затем в стандартное полиуретановое покрытие. Айвен быстро огляделся, но здесь было безлюдно, лишь вдалеке между домами мелькнула авиетка. Мила механически потянулась поправить прическу, волосы спутались, кое-где слиплись от древесной смолы, в них застряли длинные сосновые иголки.
– Как я могу идти в таком виде по городу? – спросила она тихо. – Это слишком бросается в глаза.
Айвен не ответил. Поправив рюкзак, он шагнул на мостовую и двинулся в сторону здания, стоявшего на противоположном углу. Дальше деревьев не было, лишь трех-, четырехэтажные дома. Когда они закончатся, будет широкий проспект Внутреннего Кольца, за которым начнутся многолюдные улицы, шумящие ночной жизнью.
Дойдя до угла здания, Смит остановился. Мила подошла к нему, сняла рюкзак. Открыв его, она достала легкую эластичную шапочку и натянула на голову. Но вряд ли это улучшило ее внешний вид: вся одежда была перепачкана еще минувшей ночью, когда они выбирались из леса.
– Нас обязательно остановят, если мы пойдем по городу.
– Мы не пойдем пешком.
Айвен достал миником и карточку «Ин-Терра экспресс». Включив миником, он вызвал две авиетки: одну – к перекрестку Одиннадцатой улицы и Седьмого переулка Зеленого квартала, другую – к посадочной площадке возле Серебряного моста. Затем он отошел в тень и быстро положил миником на тротуар.
Серебряный мост вел к северному входу в Парк Белых Лилий. До этого места было не меньше полукилометра. Авиетка прибудет минимум через одну минуту. Стандартное ожидание – сорок пять секунд. Значит, им надо преодолеть расстояние за минуту сорок пять. Иногда авиетки опаздывают, но это случается редко.
Уже через сотню метров бега легкие Милы взорвались болью, горло саднило. Рюкзак при каждом толчке ударял в спину. Она дышала широко открытым ртом, но не воздух, а огонь врывались ей в грудь, по пути обжигая истерзанное горло, впиваясь в него раскаленными шипами.
Айвен бежал почти беззвучно – ни топота, ни дыхания. Он был впереди, но ей казалось, смотрит на нее затылком. Шарахнулся в сторону одинокий прохожий, а они продолжали нестись, не сбавляя темпа. Когда впереди показалась летящая навстречу авиетка, Айвен и Мила свернули в тень, к нескончаемой стене домов. Авиетка пролетела над ними, никому не было дела до сумасшедших беглецов.
В некоторых окнах горел свет, но мало кто не пользовался функцией ночного видения. Мила представила себе безразличные взгляды домохозяек, уловивших краем глаза промелькнувшую тень.
Она боялась одного: случайно упасть. Если ее угораздит споткнуться, то она вряд ли сможет подняться.
Вдруг ей показалось, что она снова слышит звук приближающейся авиетки. Он доносился сзади и немного сбоку.
Они нашли труп того человека и разоблачили хитрость Айвена!
Боль и онемение в теле разом усилились.
И тогда Айвена схватят, а ее отвезут в корпорацию Киберлайф, где сотрут все, что ей не надо помнить.
А может их просто расстреляют на бегу.
Но она не успеет этого почувствовать, потому что теряет сознание… Айвен!..
И вдруг послышался едва уловимый шепот: «Не подведи, Мила. Осталось совсем немного. Полиция уже на перекрестке, но если вы успеете, то усредненный шанс убежать от них – девяносто четыре процента».
«Кто это?» – борясь с болью и полуобморочным состоянием, мысленно выкрикнула Мила, но ответа не последовало.
Стена оборвалась, и беглецам открылся вид на ярко освещенную площадь, покрытую знаменитым террионским зеленым деоритом. Было не слишком людно, но они перешли на шаг. Мила тут же согнулась вдвое, боль в груди была невыносимой.
– Еще пятьдесят метров, – сказал Айвен, указывая на посадочную площадку, которая находилась на набережной, у самого основания моста.
Он схватил ее за локоть и быстрым шагом двинулся к ряду авиеток, одна из которых была открытой.
Секунды на исходе, – мелькнуло в голове у Милы. – Если она сейчас упадет, их успеют задержать, и ее повезут в Киберлайф… Если нет, то девяносто четыре процента – усредненный шанс… Какое-то странное выражение. Странное – для ее внутреннего голоса и для призрака мальчика, оставшегося в далеком прошлом.
Смит сильнее сжал ее локоть, и они пробежали последние несколько шагов.
Когда Айвен с Милой упали на сиденья, таймер отсчитывал последние секунды. Затем система, обнаружив в салоне пассажиров, запросила разрешение закрыть колпак.
* * *
Борис Хальперин не был пессимистом, но будущее, которое он старательно отдалял, внезапно приблизилось так, что стало почти осязаемым.
Мысли о загородном доме на озере, ловле рыбы, прогулках по лесу с собакой, домашнем виноделии и воспитании внуков, – все, чем он собирался заполнить Грядущую Пустоту, вдруг стало таким близким и отчетливым, что у него пересохло в горле.
За плечами остались сорок три года самоотверженной работы, множество государственных наград, организация объединенных наций, посольство, столица, история региона. Впереди – тихая старость, борьба с болезнями тела и духа, в которой он проиграет, и, в конце концов, смерть.
Он чувствовал себя обманутым.
– Илона, – сказал Борис, глядя на экран видеофона. – Соедините меня с ним… Нет, лучше попросите, чтобы принял.
Секретарша, которую Ганф не отпускал домой, несмотря на поздний час, хмуро кивнула.
Борис поднялся, обошел кресло. Не просто предмет мебели – символ, статус, положение. В мрачной задумчивости он положил руку на спинку, провел пальцами по бархатной поверхности. Хальперин испытывал разочарование.
Шеф полиции, который отчитывался перед ним каждый час и давал слово, что все будет на высоте, что «ребята в случае чего сработают первоклассно», что ситуация полностью под контролем, позвонил пять минут назад и дрожащим голосом сказал: «Мы их потеряли».
У Хальперина были некоторые сомнения насчет профессионализма полиции, но всю глубину кризиса он прочувствовал только сейчас. Не те нынче времена; то, что раньше воспринималось всерьез, теперь стало предметом для шуток. Изменились граждане, стали вести себя иначе; их идеалы теперь в руках телевидения; даже дети больше не играют ни в разбойников, ни в военных. Смешно, но полицейских перестали уважать и бояться, а ведь еще тридцать лет назад все было по-другому, да и теперь в восточных регионах, несмотря на большую преступность, к порядку относятся серьезней, чем в Никте. Здесь государственный порядок стал каким-то игрушечным, его можно повесить в рамке на стену.
А в чем причина всего этого? В улучшении качества жизни? В уверенности в завтрашнем дне? В успехе биокибернетики? Да нет же, в тотальном оглуплении, вот в чем. Если раньше, при Траубергах, Борис Хальперин, посол двенадцатого региона в Четвертый, мог заявить с экранов сотен тысяч головидов, что намерен решать энергетические вопросы до полной, окончательной капитуляции противоположной стороны, и никто его за это не упрекнул бы, а народ по популярности даже ставил на один уровень с шеф-оператором, то теперь, чтобы попасть на экран, не нужны заслуги перед родным регионом; необходимо всего лишь заняться пением, музицированием или танцами и попытаться по рейтингу обойти таких как этот придурок Ремо. Но где сейчас Ремо с его «любовью больше жизни»?
Безусловно, Новая Система сильна. Но, прежде чем она по-настоящему наберет обороты, будут сломаны десятки, сотни, тысячи судеб. Ничего не поделать, это жизнь, это работа, это история.
Да нет, это всего лишь веха истории и не больше. А что будет через сотню лет? Неизвестно. Быть может, Новая Система уйдет в прошлое и станет частью Страшного Времени, уступив место более совершенной структуре, над которой нынче корпят сотни гениев науки вроде погибшего этим вечером Астахова.
Этого он никогда не узнает.
Борис пригладил редкие темные волосы и покинул кабинет.
Поднявшись на лифте этажом выше, он вразвалку прошагал в приемную, кивнул Илоне.
– Господин шеф-оператор, к вам господин помощник по внутренним делам, – сказала она экрану, расположенному перед ней.
Дверь немедленно открылась. В глубине кабинета развернулось кресло. Ганф полулежал в нем, закинув ногу на ногу, сжимая в руке бокал апельсинового сока. Он по привычке щеголевато встряхнул головой и прядь, спадавшая на лицо, отлетела назад.
– Мы снова их потеряли, шеф, – сказал Борис. – Смит ушел. Убил имплантолога и одного из полицейских, сержанта, заслуженного работника и отца троих детей. Он отключил систему слежения и убежал вместе с женщиной.
Ганф опустил ноги на пол и наклонился вперед. Видимо, на его лице отразилась всколыхнувшаяся внутри буря эмоций, потому что Хальперин отступил на полшага назад.
– Как это могло произойти?! Я ведь распорядился немедленно арестовать Смита почти сутки назад.
Хальперин несколько раз моргнул, дернул острым кадыком.
– Нет, шеф, вы велели продолжать слежку.
– Борис, кто из нас двоих выжил из ума?
Хальперин вытащил свой миником и включил запись последнего разговора с начальником.
«Шеф, пропала связь с агентами, которые ведут наблюдение за Смитом, – услышал Ганф. – Я послал туда еще нескольких человек. Что-то со спутником, шеф. Он тоже барахлит. – И следом его собственный голос, – Вы будете беспокоить меня из-за всякой мелочи?! Помощник по внутренним делам, по поводу спутников обратитесь в космическое ведомство, не ко мне. Продолжайте наблюдение! – И ответ Хальперина, – Да, шеф».
«Переутомление? Помешательство? Нет, не может быть», – эти мысли Ганф тут же отмел, ведь ежедневные показатели его физического и психического здоровья были как всегда в норме.
Хальперин стоял навытяжку, насколько позволяла ему старческая осанка.
– Слушайте меня внимательно, Борис, – процедил Ганф, – найдите проклятого землянина и прикончите. Вы меня поняли?
Отпустив помощника, он отер со лба испарину и посмотрел на пустой экран. Связь с Энтерроном была отключена в течение четырех с лишним часов. Фридрих активировал систему, чтобы в третий раз просмотреть запись разговора с Хальпериным с камер наблюдения, заранее уверенный, что и на ней будет все то же самое.
Экран затеплился лунным сиянием, и появилась красочная заставка. Фридриху вновь показалось, что картинка изменилась, едва заметно, почти неуловимо. Но на фоне тех неприятностей, что обрушились на него, придавать значение этой невинной самодеятельности Энтеррона ему было недосуг. К тому же, во время общения с Башковитым, Фридрих никогда не смотрел на экран, исключением был только просмотр новостей, что транслировались по главным каналам СМИ. Он и сам не знал, почему так не любил смотреть на заставку с изображением Башни Правительства, части Площади Вечного Дня и фрагмента улицы Двенадцати Регионов. Вероятно, экран ассоциировался у него с искусственным глазом, в который непристойно смотреть.
«Новая Система сильна, – говорил утром Энтеррон. – Ее фрагменты при поломке имеют способность самовосстанавливаться. В скором будущем человечество станет единым организмом, живущим одной счастливой жизнью: “…с одной стороны, мир сонных грёз, совершенство которых не находится ни в какой зависимости от интеллектуального развития или художественного образования отдельного лица, а с другой стороны, действительность опьянения, которая также нимало не обращает внимания на отдельного человека, а скорее стремится уничтожить индивид и освободить его мистическим ощущением единства”».
Это были слова Ницше. Энтеррон все чаще начинал цитировать древних, и Фридрих чувствовал, что в этом есть какой-то подвох. Он не забыл, как утром что-то неожиданно случилось с интонацией Энтеррона, больше это не повторялось, но сохранялось ощущение, что искусственный интеллект ведет себя непривычно. Еще какие-то слова крутились в уме, кажется «избавление через иллюзию».
Фридрих убедился, что запись камер наблюдения в точности воспроизводит его разговор с Хальпериным, каким он был на миникоме помощника.
* * *
– У нас нет пропуска, мы не сможем попасть в столицу, – сказала Мила. – Об этом надо было думать за полгода, если не раньше. Сегодня как раз первый день карнавала.
Она решила: надо говорить вслух, все равно, что, – просто говорить, иначе эти кошмарные воспоминания ее съедят.
Айвен проигнорировал ее слова, он сосредоточенно вел авиетку, которую угнал в маленьком городке Парфеносе (это была уже вторая авиетка, угнанная со вчерашнего вечера).
– Да нас за один только внешний вид арестуют! – сказала Мила и с отвращением посмотрела на грязные поломанные ногти. Когда она в последний раз делала маникюр? Даже не припомнить. Что до одежды, то такой наряд и в страшном сне не привидится.
Горло все еще болело, на шее ощущались ссадины, но все же Мила чувствовала себя активнее – настолько, чтобы можно было задуматься о своей внешности. Она по-прежнему не снимала шапочку, которую надела вчера. Волосы были немытыми и спутанными, кожа липкой и дурно пахла (Мила даже не представляла прежде, что человеческая кожа может иметь такой запах). Но зато ей почти удалось отоспаться: она проспала часа два во время первого перелета, затем пять часов кряду в спальной ячейке для дорожных рабочих за полтора терро. После того, как Айвен ее разбудил и усадил в угнанную авиетку, она дремала еще полчаса, пока ее не растрясло, и сон сам собой не прошел.
Вчерашние события не хотели отступать в туман прошлого. Сон освежил ее разум, а вместе с ним и эти мрачные воспоминания. В воображении так и маячили пятно темной крови на мертвом лице Кибераполлона, его отвратительный металлический член, ужасная маска на бляхе, а еще черный силуэт безликого трупа на фоне ночного неба.
Мила не находила себе места в салоне авиетки; ей стало бы легче, если бы они остановились и вышли, но лететь было еще далеко. У нее ныл желудок, кишки сжимались в жгуты, а грудь распирал холодный ком. Картину дополняла дрожь, начавшаяся вчера: она все не утихала, и не было никакой возможности ее унять.
Чтобы как-то отвлечься, Мила попыталась вспомнить программу праздника. Основное шествие пройдет по центральному проспекту и площадям столицы, в нем будут участвовать делегации всех регионов. Каждая представит основные отрасли от промышленных до культурных – все, чем богаты. Следом пойдут жители районов самого Терриона, которые тоже приготовили свою программу, а потом иллюминация, музыка, танцы всю ночь напролет.
Мила читала, что модные дома уже полгода назад оказались так перегружены работой, что им пришлось открывать филиалы и расширять штат сотрудников.
Празднества в честь Терриона должны были проходить и в Никте. Еще месяц назад Мила подумывала сшить какое-нибудь потрясающее платье и поехать на Площадь Радуги. Лететь в Террион она не собиралась, хотела вместе с Рихардом полюбоваться карнавалом по головиду.
Размышления о празднике помогли ей забыться, оказаться в благополучной вымышленной реальности. Тихая музыка, полумрак, воздушное платье с открытой спиной – ей всегда шел этот фасон, – высокая прическа с несколькими игриво выпущенными локонами. На столике стоит бокал шампанского.
– Разрешите вас пригласить на танец, – произносит чей-то бархатный голос.
Мила оборачивается. В безупречном костюме, учтиво предлагая руку, стоит Рихард, в жгучих глазах – нежность, губы размыкаются, он хочет что-то сказать… но внезапно кривая усмешка искажает черты.
– Смит! – вскрикивает Мила и, отпрянув, опрокидывает бокал.
Сон разбивается вдребезги.
Мила дергается всем телом и открывает глаза.
Солнце высоко. На таймере без десяти девять.
Авиетка уже влилась в крупный транспортный поток.
– Зачем ты разбила бокал? – спросил Айвен, бросив на спутницу едкий взгляд.
Мила почувствовала себя так, будто ее застукали за чем-то постыдным, и разозлилась:
– Не смей заглядывать в мои сны! Слышишь?! Никогда!
Айвен пожал плечами и уставился вперед.
На горизонте показался город-гигант. Величайший мегаполис планеты своими башнями подпирал небесный свод. Мила слышала, что по ночам зарево его иллюминации виднелось в небе за сотни километров.
Она много лет не была в Террионе, – с тех самых пор, как окончила учебу в университете. Славное было время. Вот бы побывать в том кафе «Alma mater», где по вечерам собирались студенты.
Мила принялась покусывать ноготь на большом пальце правой руки и улыбаться воспоминаниям. Это длилось две-три секунды, не больше. Затем иллюзия растаяла, и Мила без всякого перехода затряслась от подступивших слез.
Как это будет, когда она наконец окажется в Киберлайф? Ведь этот спасительный день наступит, она точно знает.
Тема воспоминаний в последнее время сделалась болезненной. Оставят ли ей память о студенческих годах или полностью перекроят личность? Что если Камиллы Левитской не станет вовсе, как если бы она умерла. Мила заерзала на сидении. Она впервые по-настоящему задумалась о вероятности полной, а не частичной коррекции и впервые за последнее время почувствовала протест против имплантации.
Странно, как незаметно вторглось в нее желание предаться Новой Системе. А ведь раньше она отвергала идею стать частью компьютерной программы.
Что если ее психика слишком пострадала от пережитых травм, и специалисты Киберлайф столкнутся с той же проблемой, с которой имели дело, оживляя замороженных землян? Тогда из нее сделают другую женщину! Как из Айвена сделали другого мужчину… Рихард был замечательным, но он появился на свет в чужом теле, изгнав истинного владельца.
Мила покосилась на спутника.
– Думай… – проронил он.
Мила вздохнула.
Неизвестно, что на нее нашло, но в эту минуту она действительно понимала его, как никогда. Но… она не могла повторить вслед за ним страшный девиз: цель оправдывает средства.
Нет, Айвен Смит, ты не прав. Выбранный тобой путь борьбы неверен. Надо по-другому.
«Как?» – спросил он мысленно. Глаза его, не мигая смотрели на все растущий Террион, но видели не очертания небоскребов, а разноцветную Башню Правительства.
«Нужно стараться повлиять на общественное мнение, – предположила Мила. – Что даст разрушение Киберлайф? Умрут тысячи землян – клиентов программы, у которых работа поврежденных участков мозга поддерживается биосиверами; распадутся тысячи семей террионцев и вырастет преступность».
– Общественное мнение? Ты серьезно?! – Айвен посмотрел на Милу с сарказмом. – Общественное мнение координируется программой. Демократические методы борьбы против интервенции – глупость!
– Интервенции? – переспросила Мила. Она не могла припомнить значение этого слова. «Страшные Времена, – подумала она. – Это что-то связанное с военным вторжением. Но при чем тут война?»
Интервенция…
Ей не приходило в голову рассматривать проблему под таким углом. И вообще, ее главной проблемой на протяжении последней недели был и остается Смит в болезни и здравии, богатстве и бедности.
Мила нервно рассмеялась: никогда прежде этот обет не звучал для нее как проклятье, а ведь они его даже не давали. Но Смит не просто болен, он безумен. Смит – убийца.
Авиетка пошла на снижение. Они садились в зоне городского жизнеобеспечения, десятикилометровым поясом охватывающей столицу.
– Нам сюда нельзя! – заволновалась Мила. – Нужен особый допуск.
Айвен молчал, пока не посадил авиетку, потом вынул из кармана два электронных бейджа и покачал ими у Милы перед носом.
– Где ты их раздобыл? – спросила она и тут же мысленно добавила к списку их преступлений еще и мошенничество. Хотя, что такое мошенничество по сравнению с тремя убийствами – ерунда.
– Слушай внимательно, – сказал Айвен. – Мы с тобой служащие топливной компании «Фишер и Фишер», временные рабочие. Из-за большого наплыва гостей с целыми кортежами транспорта в столице нужно больше топлива. Синтеноловозам придется курсировать круглосуточно. Администрация выделила средства на новый транспорт, но не на дополнительных роботов, вот компания и набирает людей на период празднества.
– Но я ничего не смыслю в этой работе, – сказала Мила.
– Положись на меня. Главное, держи рот на замке. – Айвен уже все решил, все продумал. Милу неприятно поразило: как ясно он представлял себе план действий!
Открылся колпак, и оба почувствовали запах синтенола – специфический дух топливного сектора. Айвен вылез и помог выбраться Миле.
– Сейчас умоемся и накинем что поприличней, – сказал он. – Я тут кое-что прихватил.
Пока Айвен вытаскивал из рюкзака бутылки с водой и одежду, она огляделась. Единственным свидетельством того, что в столице началась праздничная неделя, была цифра «300», которую выложили разноцветными гирляндами на металлической сетке ограждения. В остальном атмосфера в зоне жизнеобеспечения мегаполиса была деловой и даже напряженной от свалившегося объема работ. Возле заправочного терминала выстроилась вереница синтеноловозов. Они ползли непрерывным потоком, загружались и тут же выезжали на маршрут.
Мила умылась и, надев фирменные куртку и кепку компании «Фишер и Фишер», прошла вслед за Айвеном в контору администратора, где взмыленный коротышка с лысиной, покрытой бисеринками пота, выбивался из последних сил, чтобы не сорвать график поставок. Он кивнул вошедшим и продолжил попеременно говорить то в один, то в другой миником. Как только в переговорах возникла пауза, администратор отложил одно устройство и протянул руку, шевеля пальцами, дескать, быстрее, некогда мне с вами любезничать.
Айвен сунул в потную ладошку бейджи. Коротышка приложил их один за другим к считывателю, ознакомился с информацией на мониторе, продолжая говорить по миникому. Наконец, он кивнул, вернул Айвену бейджи и выдал разнарядку.
– Спецодежду получите на пятом складе, – крикнул им вслед администратор. Мила до последнего надеялась, что вот-вот вскроется мошенничество, но этого не произошло. Она, как и велел Айвен, помалкивала, но при этом так выразительно смотрела на коротышку, что тот просто обязан был заподозрить, что дело не чисто. Теперь, понуро плетясь за Айвеном на склад за униформой, Мила размышляла, что случилось бы, заяви она о своем положении заложницы в руках маньяка. Возможно, очередное убийство. Что ж, она поступила благородно: спасла человеку жизнь.
На складе обнаружилась та же деловитая суета и нервозность, что неизбежно возникает при цейтноте, но униформу им выдали очень быстро.
Мила разгладила на себе слежавшуюся прорезиненную ткань.
– Не таким я представляла свой маскарадный костюм, – усмехнулась она.
– А в этом что-то есть, – Айвен оглядел ее с насмешливым прищуром. Каждый шаг, приближавший его к цели, поднимал ему настроение. Наклонившись, он плотнее застегнул ботинки на высокой рифленой подошве.
Они вышли на площадку, заставленную новыми, только с конвейера синтеноловозами. В предписании значилась машина под номером 34ВБ.
– Что собираешься делать? – поинтересовалась Мила. С некоторых пор он так хорошо научился прятать от нее мысли, что, как бы она ни старалась, не видела ничего кроме мутной пустоты.
– Логичный вопрос, – отозвался Айвен и указал на синтеноловоз, который стоял в ряду таких же новых блестящих машин. Мила взглянула на номерной знак: 34ВБ.
– Подождите! Подождите! – донеслось до них. От склада бежал служащий, держа что-то в руках.
На щеке Айвена заметно дернулся мускул.
– Машина недоукомплектована, – пояснил складской работник и протянул Миле, оказавшейся ближе к нему, огнетушитель. Она взяла увесистый баллон и едва успела открыть рот, чтобы поблагодарить служащего, как он припустил обратно.
Айвен открыл для Милы дверь высокой кабины. Она попыталась в нее забраться, но безуспешно – мешал баллон, и одежда сковывала движения.
– Забрось его на сидение, – посоветовал Айвен.
Даже избавившись от огнетушителя, Мила с трудом дотянулась до подножки. Айвену пришлось ее подсадить.
Синтеноловоз тронулся резче, чем хотелось Айвену, и он тут же притормозил, встряхнув пассажирку. Мила проводила взглядом упавший на пол огнетушитель, пристегнула ремень безопасности, нервно обняла себя руками и уставилась прямо перед собой.
Загрузив синтенол, они выехали на служебную магистраль, ведущую к Терриону. Через некоторое время дорога нырнула в тоннель, и Мила невольно вздохнула. Столицы, той, что на поверхности, она не увидит, потому что все трассы для обеспечения жизнедеятельности города – этого гигантского организма – находятся на нижних уровнях.
«Увидеть Террион и умереть», – вдруг подумалось некстати.
Нет, умирать, на самом деле, совсем не хотелось. Даже послушная чужой воле Мила не утратила чувства самосохранения.
Она не желала приносить себя в жертву на алтаре идеалов Айвена Смита. Но углубляться в размышления об ошибочности его теорий Мила остерегалась, не умея, как он, скрывать мысли. Карнавал, музыка, наряды стали узорным покрывалом, под которым она пряталась, усиленно думая о всякой ерунде.
Мила припомнила, что на Терру карнавал пришел с Земли, из Бразилии. В слове «карнавал» были заложены два латинских корня, один из которых обозначал «мясо», другой – «прощание», ведь раньше, в Страшные Времена люди несколько раз в год соблюдали строгую диету, исключали из пищи животные белки. Кажется, такая традиция шла от христианства или еще более ранних времен. Странно, но факт.
Карнавал в Террионе проводился каждое десятилетие на протяжении последнего века. Один раз Миле посчастливилось побывать на нем, хотя, безусловно, предстоящее праздничное шествие в честь трехсотлетия столицы обещало быть во много раз грандиознее.
Впечатление, оставшееся от того далекого карнавала, было незабываемым. Тогда Мила впервые в жизни ощутила, что такое настоящее веселье. Сотни тысяч мужчин, переодетых женщинами, и женщин, переодетых мужчинами, вышли на улицы. Экзотическая смесь разных культур и времен, праздник секса и свободы, нескончаемые фейерверки, шоу, конкурсы и массовые ночные танцы – раз в десять лет взрывали сдержанную жизнь Терриона, чтобы всколыхнуть ее и стимулировать демографический взрыв. В самом деле, статистика показывала, что рождаемость подскакивала в начале каждого десятилетия в полтора-два раза, а затем вновь снижалась до обычного уровня.
В этот раз шествие должно было начаться у озера Большой Кратер и по проспекту, недавно переименованному из Алого на Карнавальный, двигаться к Платиновой Арене, которая находилась в центре, в нескольких сотнях метров от Башни Правительства.
– Куда мы едем? – спросила Мила, с удивлением услышав в своем голосе требовательные нотки.
– Возможно, кое-что ты увидишь, – сказал Айвен. – Скоро мы выедем на поверхность. – Он развернул объемную карту. – Вот в этом месте. А вот заправка, но мы не поедем туда, а свернем на эту дорогу. Здесь тихая улочка, никаких магазинов. Если повезет, полиция нас не заметит, и мы сможем доехать до поворота к объездной. Тут начинается стройка. Работы на время праздника прекращены. Мы поставим синтеноловоз между этими двумя кубиками. У нас будет несколько часов свободного времени, что-то около пяти-шести. Если тебя не смущает твой вид, то мы прогуляемся к людным местам.
– А потом?
Айвен посмотрел на нее так, словно не понимал вопроса.
– Что будет потом? – повторила она. – Когда наступит вечер.
– Мы вернемся к машине, – сказал он. – Ты все сама прекрасно знаешь. Я не скрываю от тебя своих планов.
И снова перед его внутренним взором засияла Башня Правительства.
Мила невольно взглянула на карту. От тех двух кубиков, которые на самом деле могли оказаться громадными зданиями, до центра вела дорога через старую часть города. Вряд ли здесь будет много людей к вечеру. Дорога под углом примыкала к улице Двенадцати Регионов, движение по которой было запрещено. В студенчестве эта улица была у Милы одним из самых излюбленных мест в Террионе.
И вдруг она увидела…
Теперь Айвен Смит знал точно: центральный сервер Киберлайф вместе Энтерроном находятся в подвальном помещении Башни Правительства. Информация была обнаружена на компьютере Астахова. Многие факты, полученные там же, это подтверждали.
Подготовка теракта еще не завершена. Необходим взрыватель. Его надо было достать, но это, как считал Айвен, не проблема.
Они снова встретились взглядами. Губы Айвена тронула улыбка, в уголках рта обозначилась мягкость.
– Думаю, ты увидишь карнавал, – сказал он. – Все что мне нужно, я достану быстро, а потом проведу тебя в такое место, где мы оба сможем насладиться зрелищем этих больших надувных фигур.
Мила ощутила приступ тошноты и, как ни странно, голода. Она отвернулась и уставилась на дорогу. Рука стала нервно растирать область желудка.
Как же все плохо… Все очень-очень плохо. Катастрофически плохо. Кошмарно.
Ей стало настолько жаль себя, беззащитную, бесправную, поставленную этой проклятой, бездушной Новой Системой перед лицом непреодолимой силы, перед неумолимым злом. Именно так. Это – столкновение двух зол; никто в этой борьбе не прав. И она стоит как раз посреди поля битвы за миг до начала боя. Но все ее существо требует одного: бежать от Айвена в любую секунду, когда представится возможность, предупредить власти о готовящемся теракте, спасти себя от этого ужаса, который никакая машина не сможет стереть из памяти никогда.
Нет, Айвен, ты не сможешь сделать то, что хочешь. Я буду кричать. Тебе придется связать меня и заткнуть рот, или ты пойдешь один, но я ведь знаю, это невозможно, ты и ста шагов не сделаешь, как внутренности твои сожмутся в комок, а мозг запульсирует, и ты упадешь на землю. Поэтому ты проиграл, я не даю тебе согласие на произвол…
Вдруг перед глазами расплылась дымка. Мила подумала, что вновь не смогла сдержать слезы, но это оказались не слезы. Перед ней вновь возникло лицо Ивара. На нем было выражение, похожее на то, которое только что приняло лицо Айвена: скорбь, понимание необходимости, горестная улыбка…
«Это безумие надо остановить, Мила, – произнес он. – Вы – последние люди, способные на это. Ты должна ему позволить сделать задуманное. Да, безусловно, погибнут многие, те, кто уже мертв, те, кто никогда не был рожден, а существовал только во сне электронного разума. Не думай о них, думай о биллионах потомков, думай о будущем человечества. Ты видела зло. Мало, кто видел зло, но ты его видела, и теперь можешь сделать выбор. Это зло породила Новая Система, она реанимировала давнюю идею, рожденную еще в Страшные Времена».
«Кто ты?» – спросила Мила, но лицо Ивара уже растеклось по лобовому стеклу.
Мила почувствовала, как одежда на спине пропиталась потом.
– Что это было? – спросила она, не поворачиваясь к Айвену.
– Не знаю, – ответил Айвен. – Правда, не знаю.
И он убрал из головы Башню Правительства и стал думать о надувных фигурах.
