Глава 10

После такого хлопотного дня не мешало бы пропустить с друзьями по пивку, но сегодня вторник, значит, придется подождать до завтра.

Улыба совершил путешествие до кухни, где съел целого цыпленка, фаршированного рисом, пообщался с любимой женой и напоследок заглянул в детскую, в которой Том, Денни и Ральф притворялись, что делают домашние задания. Поочередно поцеловав сыновей в стриженые макушки, Улыба с чувством исполненного долга отправился в гостиную на свой любимый диван перед громадным экраном головида. Включив его, он улегся, достал из кармана пакетик арахиса и попытался предаться благодушному настроению, но что-то не давало расслабиться в полной мере. Шел баскетбол. Играли «Молнии» из Никты и «Белые медведи» из девятого региона. Глядя на великанов-баскетболистов, локти и колени которых то и дело мелькали в пространстве гостиной, Улыба убрал голос комментатора и погрузился в неприятное состояние, которое мешало ему наслаждаться игрой, диваном и лакомством.

Какое-то неясное воспоминание постоянно всплывало в памяти, щекотало и вновь пряталось, стоило Улыбе внимательно к нему приглядеться. Это касалось чего-то недавнего, что произошло вчера, а может, даже сегодня. Улыба попытался произвести ретроспекцию событий минувшего дня.

Рассеянно глядя на игру, он старался эпизод за эпизодом вспомнить то, что происходило сегодня. Прежде всего, на ум пришли перерывы на еду, вид пищевых упаковок, вкус пирожков с курицей, хруст маленьких шоколадных безе, затем вспомнилось упрямство Руди, его слегка насмешливый тон, не слишком удачные попытки Улыбы перевести все в шутку (а ведь диспетчер слышал! Слышал – и втайне хихикал!); потом вспомнились колючие хвойные заросли, бурчание Уокера, большой камень, за которым они прятались, сбой в работе оборудования…

В эту минуту акустическая система низвергла на Улыбу шквал криков и свиста болельщиков, какое-то смятение произошло в толпе навалившихся друг на друга спортсменов. Улыба приподнялся на локте и пакетик с арахисом перевернулся, орешки просыпались на живот, а с него – на диван. Улыба стал шарить руками, подбирая их и отправляя в рот. Двое баскетболистов из «Белых медведей» налетели на Чака Гордона, и все трое упали. Ступни Улыбы, касающиеся пола, ощутили легкую вибрацию. Камера оператора совершила наплыв на центр событий, и глазам зрителей предстала голова Гордона, зажатая «в замок» мощной рукой одного из «медведей».

Яростный взгляд спортсмена обращен прямо на зрителей. Голова поворачивается, что-то происходит, вскрик… Меняется ракурс. Другая камера (уже издалека) показывает поднимающихся спортсменов. Что это? Гордон согнулся от боли, он держится за ухо, и по руке его течет кровь.

Ухо!

Улыба чуть не подскочил на месте.

«Ухо»! Вот что его тревожило. Они с Руди установили минирадар, который на полицейском жаргоне называли «ухом». Когда же случился сбой в работе оборудования? До того, как Руди установил «ухо» или после?

Но память сохранила только воспоминание о разговоре с капитаном из группы захвата о том, что был какой-то сбой, но теперь все хорошо, можно работать дальше, группа захвата не нужна.

Кто же и зачем их вызывал? – задумался Улыба, чувствуя, как неприятный холодок прокатился вдоль позвоночника.

Мысли его тут же переключились на полицейское управление, где он писал краткий отчет о наблюдении. Отразил ли он в нем, что во время смены была вызвана группа захвата?

Отчет – это, конечно, формальность, но все же документ, который потом долгое время хранится в архиве.

Улыба опять с ужасом подумал о диспетчере: он все знает, в памяти компьютера зафиксирована вся смена, каждая секунда.

Не вел ли он себя как дурак? Черт, что за странный день сегодня?

Захотелось позвонить Уокеру, попытаться его разговорить и аккуратно выяснить, что необычного происходило в течение дня. Но что, если тот только и думает, докладывать ли руководству о подозрительном поведении компаньона или нет, и тогда этот поздний звонок будет ничем иным, как последней крупицей на весах сомнения Руди. Нет, Уокеру звонить ни в коем случае нельзя. А что же делать? Думать, напрягать память, искать ассоциации, вот что.

Улыба выключил головид и задумался. На ум пришла брошюра «Память и забывание», которую он читал полгода назад. Чтобы вспомнить события, выпавшие из цельной картины минувшего дня, он стал один за другим гасить неприятные эмоциональные впечатления, полученные в течение смены.

Напарник пытался руководить им во время полета, и Улыба проглотил эту бесцеремонность, сделал вид, что ничего не произошло. А что, в сущности, происходило? Они – компаньоны, Руди – нормальный парень, он хотел, чтобы все было путем, а Улыба погряз в мелком тщеславии, за которое он не станет себя винить, просто осознает…

Затем их бестолковый спор. Что поделать, коли Уокер не читал тех умных книжек, что попадались ему, Мальтону-Джеку. Само собой, Руди не понимал терминов, которые использовал Улыба. Ничего, позже он попытается ему все объяснить понятным языком…

Глубокий вдох, выдох… Негатив отходит…

Улыба закрыл глаза и попытался увидеть все, как было. Но в памяти опять случился провал. Теперь уже в другом месте. Они передают полифункционал своим сменщикам, и происходит какой-то разговор. Что-то насчет «уха». Нет, это было еще до передачи аппарата сменщикам, и разговор состоялся между ним и Руди.

«Ухо». Оно было единственным в комплекте. Перед тем, как подошла смена, Улыба сходил к авиетке и принес коробку от аппарата. Они собирались передать ее смене, потому что не хотели отключать «ухо», а каждая деталь полифункционала носит тот же табельный номер, что и сам аппарат и разделять их нельзя. Но Уокер нашел в коробке запасное «ухо» и сказал, что что-то тут не то. «Почему?» – удивленно спросил Улыба. «В комплекте нет запасных частей», – пояснил Руди. «Выходит, мы уже сняли «ухо» со стены?» – предположил Улыба, и оба отметили, что не помнят, снимали они минирадар или нет. Но тут Руди хохотнул и хлопнул Улыбу по плечу. «Слушай наушник!» – сказал он; и впрямь, непрерывная болтовня между обитателями дома, ставшая уже привычной, продолжалась. «Значит, это запасное «ухо»!» – заключил тогда Улыба, и Руди не оставалось ничего, как с ним согласиться. Но сейчас Улыба отчетливо вспомнил, что он полз по площадке, покрытой натуральным розовым песчаником, чтобы собственноручно снять минирадар со стены. И он таки сделал это, потому что в ушах стоял такой шум, что череп по швам трещал. А после того, как «ухо» было снято, никто его повторно не ставил.

Вот это открытие и заставило Улыбу вскочить на ноги и заходить по гостиной взад-вперед. Он схватил было со столика миником и собирался уже звонить Уокеру, но сомнение вновь охватило его, и Улыба положил миником обратно.

Походив еще немного, отправился в спальню, решительно открыл шкаф и начал одеваться. Натянув тренировочный костюм и легкие спортивные туфли, Улыба прошептал:

– Надо все проверить.

Он взглянул на часы. На табло светились цифры 20:16.

Пойду пешком, – решил Улыба. – Заодно подумаю, может, еще что-нибудь припомню.

– Дорогая, – позвал он, на секунду задержавшись перед выходной дверью. – Я выйду ненадолго, захотелось глотнуть свежего воздуха.

И, услышав в ответ «Да, дорогой», он захлопнул за собой дверь и шагнул в сгущавшиеся сумерки.

Первым, что Мила почувствовала, очнувшись, была боль в плечах. Она попыталась пошевелиться и не смогла. Ее руки были к чему-то привязаны, а согнутые ноги широко разведены. Мила дернулась, но в лодыжки и колени больно впились веревки. Она в ужасе приподняла голову, – на ней не было никакой одежды!

– Не смей прикасаться ко мне!.. – заорала Мила, но голос у нее сорвался, перешел в кашель.

Ее мучителя не было поблизости, она приняла за Астахова бесформенную тень на перегородке.

Откашлявшись, морщась от боли, Мила осмотрелась. Она лежала на той же кушетке, на которой целый день провел Кибераполлон. В лаборатории было пусто. На мониторе застыла полоса загрузки в том же виде, в котором Мила видела ее в последний раз.

– Айвен… – тихо позвала она, но ответа не было.

С горлом что-то было не так. Мила проглотила слюну, и движение внутренних мышц отозвалось болью.

– Айвен… – опять позвала она шепотом. Конечно, он не ответил. Крышка контейнера плотно закрыта. Поступает ли туда воздух? Может, он уже мертв?

Миле показалось, что она слышит какое-то шуршание. Но откуда оно доносится – из контейнера или из другой комнаты?

Куда делся Астахов? Что он собирается делать? Сразу несколько забытых историй из Страшного Времени выбрались из закоулков памяти и предстали перед ней жутким кошмаром.

Насиловал ли он ее? Она прислушалась к внутренним ощущениям, но не смогла понять, мешала мелкая дрожь, которая волнами проходила по телу. Пытаясь ее унять, Мила несколько раз напрягла мышцы, но веревки впились с такой силой, что она заплакала.

Страх и боль заполнили все. Они вытеснили стыд от наготы, гордость, трезвый рассудок… Мила готова была на все ради того, чтобы этот страшный человек сохранил ей жизнь. Он не должен с ней поступать плохо. Разве она виновата в том, что оказалась в его доме? Мила и до этого была жертвой, а теперь стала ею вдвойне. Не надо было подчиняться и звонить в дверь к этому чудовищу, Айвен не был так страшен, как этот безумец. Айвен! Что с ним?

– Я иду! – послышался гулкий голос.

В дверном проеме появился Астахов и замер, наслаждаясь произведенным эффектом. Он был воплощением торжества больного воображения в апогее. Ведро с прорезями для глаз, между которыми проходила кроваво-красная линия, венчало голову. Сверху был приделан хвост из искусственного хлопка, окрашенный в такой же красный цвет и похожий на боа, какие в старину носили на плечах женщины. Дряблую грудь Астахова прикрывал панцирь из соединенных вместе металлических шайб. Это подобие древней кольчуги было окантовано подвижными лампочками, похожими на щупальца фантастического животного. Они шевелились, переливаясь алым, как языки пламени. На пузе красовался ремень с огромной, похожей на перевернутое блюдо, бляхой; на ней был изображен свирепый лик какого-то древнего бога. Все остальное покрывал черный атласный плащ, полы которого были связаны в узел ниже бляхи.

– Я – Кибераполлон! – провозгласил Астахов зычным голосом. Тут он распахнул плащ, и Мила увидела огромный металлический член, закрепленный на специальном бандаже. Металл был черный, словно вороненый, а головка размером с женский кулак.

Увидев ужас на лице Милы, Астахов захихикал и затрясся всем телом, кольчуга зазвенела, а ведро на голове накренилось. Поправив его, он грозно повторил:

– Я – Кибереполлон, я пришел, чтобы совершить ритуал.

Мила забилась на кушетке, как рыба, прижатая ко дну лодки.

– Прошу вас, не надо! – заорала она, давясь кашлем. – Не делайте этого!

– Ритуал! – повторил Астахов и схватил обеими руками металлический член. – У меня железная воля, я весь из стали! Ты узнаешь, какой я твердый!

Он выпустил болванку и, наклонившись, уперся руками в кушетку. В то же мгновение Миле вдруг стало совершенно ясно, что Астахов импотент. Он готов ей мстить за это, рвать ее плоть огромным металлическим фаллосом, сделать ее бесплодной, ущербной, а потом лишить воспоминания об этой страшной ночи.

– Не надо!!! – Она завопила таким исступленным голосом, что Астахов на секунду застыл, и Мила почувствовала слабую надежду. – Прошу вас!.. Если вы меня развяжете, я сделаю все, что попросите, только не так… Прошу вас, Кибераполлон! Я сделаю!.. Все!.. Я… – Вдруг перед ее глазами предстала фотография с изображением пожилой женщины – та, что висит на кухне. Рыдания, вырывающиеся из груди, мешали говорить, но она все же произнесла это: – Прошу вас, во имя вашей матери, которая верит, что вы действительно будете твердым!.. Она знала, что вы мужчина!.. И я тоже! Верю в это!

Астахов выпрямился, снова взял рукой металлический член, опять выпустил его, запахнулся в плащ и замер. Постояв несколько мгновений в величественной позе командора, он вдруг схватил себя обеими руками за голову, вернее, за ведро, сорвал его и отшвырнул в сторону.

– Ты меня не проведешь на этот раз, хитрая стерва. Узнаешь, какой я твердый.

Он опять откинул плащ и, гремя кольчугой, бросился к Миле. Шайбы больно ударили ее по бедрам, когда он резко нагнулся к ней. Упершись рукой в кушетку, Астахов наклонил голову, взял болванку и стал направлять ее между разведенных ног Милы.

– Нет!!! – закричала она. – Нет!!!!!!!

Но у Астахова что-то не получалось. Ее ноги слишком прилегали к поверхности кушетки, и это создавало определенные неудобства для того, чтобы маньяк смог осуществить задуманное. Через минуту он, понял, что неправильно связал жертву и со злобным ворчанием поднялся. Путаясь в плаще, Астахов полез под кушетку развязывать узлы. Мила почувствовала, что он вот-вот вывихнет ей левое колено. Она опять завопила, и тут ей почудилось, что нижняя стенка контейнера, в котором замурован Айвен, дрогнула. Продолжая вопить, чтобы маньяк не услышал треска, Мила дергалась, мешая развязывать веревки. Стенка контейнера слегка вибрировала, а может, так лишь казалось из-за крика? Астахов грязно выругался – узел оказался слишком прочным, чтобы его можно было развязать руками. Выпрямившись, он собрался куда-то идти, но так как Мила непрерывно кричала, он резко развернулся к ней и рявкнул:

– Не ори!

Мила перестала кричать, но тут же стала громко нести все, что приходило ей на ум:

– Развяжите меня, пожалуйста, господин Кибераполлон, мы займемся этим там, где вы пожелаете, и вы можете убрать эту большую штуку, она нам не понадобиться. Мы сделаем так, что вы будет твердым, твердым, точно как эта штуковина, даже еще тверже, я ведь знаю, что вы можете быть очень твердым, если захотите. Развяжите меня, господин Кимбераполлон, вы будете очень твердым, я вам это обеща!..

Астахов успел выйти из лаборатории, когда раздался треск, и нижняя стенка контейнера вывалилась. Айвен рухнул на пол. Он перекатился на бок, вскочил и бросился было к Миле. Она увидела, как у него на ходу расширяются глаза. В это время в дверном проеме показалась громадная фигура Кибераполлона. Заметив его, Смит мгновенно изменил направление движения и в два прыжка оказался рядом с маньяком. Но Кибераполлон уже занес руку для удара, и Айвен не успел как следует уклониться: толстый кулак скользнул по шее. Лицо Астахова осветила победная улыбка, в ней была неподдельная детская радость, Миле даже показалось, что сейчас Кибераполлон захлопает в ладоши, но он быстро соединил предплечья и, защищая кулаками подбородок, принял стойку боксера.

Внезапно Айвен легко отскочил назад, качнулся влево-вправо, сместился на шаг в сторону, еще качнулся и вдруг саданул Астахова ногой в живот. Противник охнул и повалился назад, стукнулся о косяк двери, но тут же снова принял стойку.

– Что за паршивый маскарад? – с презрением произнес Айвен, и нога его вновь взлетела в воздух. Удар встряхнул Астахова как куклу. Он едва удержал равновесие. Рассвирепев, Астахов махнул несколько раз кулаками, но не попал. В этот миг плащ его распахнулся и ошеломленному взгляду Айвена предстал огромный металлический фаллос с черной матовой поверхностью. Астахов не стал терять драгоценного мгновения. Воспользовавшись замешательством врага, он со всего маху ударил его в ухо. Айвен отлетел в сторону и упал набок, выбросив вперед руку, что спасло его от удара об пол. Астахов бросился следом, но Айвен, похоже, не собирался вставать. Он приподнялся на локте и странным непонимающим взглядом посмотрел на кушетку, где лежала смертельно перепуганная Мила. Подскочив, Астахов пнул его в плечо. Айвен распластался на полу, но все же поднял руки и удачно отразил два следующих удара. Перекатившись, он вскочил на колено, покачнулся, но успел отбить еще удар, а затем поднялся на ноги. Устремившийся к нему Астахов, неожиданно утратил прыть и неуверенно отступил.

– Убирайся из дома! – крикнул он. – Проваливай и бабу свою забирай.

– Конечно! – ответил Айвен.

Сделав резкий выпад, он вдруг отклонился и ударил Астахова ногой в колено. Тот рухнул, но тут же поднялся и, хромая отступил. Схватив с тумбы белый ящик – тот самый холодильник, от которого Айвен оторвал провод, – Астахов швырнул им в противника. Айвен пригнулся, и холодильник, просвистев над его головой, влип в большой монитор, отчего тот мгновенно погас и покрылся трещинами.

В ту же секунду в голове Милы словно что-то взорвалось. Эмоции и побуждения Айвена вошли в нее чужеродным фоном. Презрение, холодная сосредоточенность убийцы, готовность нанести удар…

С нехорошей улыбкой Айвен вскинул кулаки, и как призрак заскользил вокруг Астахова.

– Отцепись от меня! – завопил тот. – Проваливай!

– Конечно, – повторил Айвен и резко ударил кулаком в лицо. Что-то хрустнуло, Кибераполлон плавно осел, даже не вскрикнув, не издав ни единого звука. Под носом показался потек темной крови. Астахов как мешок завалился набок и больше не двигался.

Айвен постоял над ним несколько секунд, затем обернулся к монитору и тут же бросился к пульту управления на стене. Коснувшись его в нескольких местах, бормоча что-то себе под нос, он ринулся к одной из тумб, стукнул по ней пальцем и снова рассеянно взглянул на разбитый монитор.

Постояв минуту неподвижно, Айвен развернулся и направился к Миле.

Обливаясь потом, Улыба вбежал на территорию Зеленого квартала, и лишь оказавшись в двух сотнях метров от дома Астахова, перешел на быстрый шаг.

«Ухо» продолжало маячить в его воображении. Вот его собственная рука, снимающая минирадар со стены. Плиты розового песчаника. Пальцы цепляются за их края. (А локти-то до сих пор побаливают.) Затем они с Руди о чем-то спорят, но на этот раз приходят к согласию.

«С чего бы это здоровому мужчине без вредных привычек, живущему в благополучной семье, имеющему прекрасную работу, страдать провалами в памяти?» – думал Улыба, вышагивая по улице.

Смутно вспоминалось, что как-то это коснулось и Руди, ведь он согласился в конце концов, что «уха» было два, хотя это на самом деле не так. И еще. Что-то они, вроде, слышали такое, что вызвало у них сильное беспокойство, но что могло волновать полицейских при исполнении служебных обязанностей кроме как чьи-то противоправные действия?

Противоправные действия…

Нет, ничего такого не было. Все, что слышали Мальтон-Джек и Уокер в своих наушниках – бесконечно-длинный, скучный разговор между объектами и хозяином дома. Казалось, этот разговор не прекратится никогда. Любопытно, сколько чашек чая было выпито во время этой беседы?

Вот оно, то место. Расширение дороги наподобие небольшой площади. Освещенный фонарями парапет, отделяющий газон от проезжей части.

Улыба свернул, не доходя до парапета метров сорок, и почти сразу оказался в темных зарослях. Ему захотелось включить фонарик, но он отверг эту безумную идею. Теперь ему надо быть особенно осторожным, чтоб не привлечь внимание не только объектов, но и своих коллег, заступивших на ночное дежурство.

Двигаясь на ощупь, Улыба добрался до того места, где они днем разговаривали с капитаном из группы захвата. Вполне удобный уголок, чтобы скрываться от посторонних глаз, но слишком далеко до дома.

Постояв несколько минут, Улыба собрался с духом и, стараясь быть неслышным и невидимым, двинулся к большому камню, отделявшему заросли от внутреннего дворика. Но стоило ему сделать несколько шагов, как он ослеп от яркого света, ударившего ему в лицо.

– Мальтон-Джек! – изумленно прошептал кто-то. – Какого дьявола ты тут делаешь?

– Да-да, это я… ищу часы, потерял их тут, кажется, – выговорил Улыба заготовленную фразу.

Свет фонаря на мгновение переместился, выхватив из темноты лицо, и погас. Улыба успел заметить, что перед ним сержант Бжезинский из их отдела, которому он лично три часа назад передавал коробку от полифункционала. Улыба успел также заметить, что Бжезинский зажал рукой край воротника, где был спрятан микрофон.

– Ты сейчас что-то слышишь, Ян? – неожиданно для самого себя спросил Улыба. – Трансляция идет?

Ответом ему было недоуменное молчание. Только спустя полминуты Бжезинский раздраженно спросил:

– Какого черта, Улыба? Решил меня подставить?

Наблюдатели из разных смен не имели права обмениваться информацией, касавшейся объектов, и Улыба это знал, просто этот вопрос как-то сам собой слетел с его языка.

– Прости, Ян, – поспешил успокоить его Улыба. – Понимаешь, в мою смену были кое-какие проблемы с этим, вот я и решил спросить. Но все, рот на замке. Если у тебя мелкие проблемы, ты сам без труда с ними справишься, я же тебя знаю, ты профессионал.

Бжезинский помолчал, потом произнес:

– Ладно, я тебя не видел. Обойду дом, когда вернусь, надеюсь, ты уже смоешься.

Хрустнула ветка, и Мальтон-Джек понял, что легкий и быстрый Бжезинский уже далеко.

– Эй, Улыба… – вдруг послышалось из темноты.

– Да, Ян?

– А что, часы хорошие?

– Золото.

– Ясно… Сейчас ты вряд ли их найдешь. Если что, ближе к утру, когда начнет светать, я пройдусь, может, замечу.

– Спасибо, Ян.

Дождавшись, пока ветки перестанут потрескивать, Улыба двинулся к камню.

Через минуту он уже опирался на него.

Окна, выходившие на патио, были тонированы, и Улыба не мог знать, спят ли обитатели дома, смотрят ли они головид или продолжают вести свой нескончаемый монотонный разговор о достоинствах Новой Системы, который извел даже Улыбу, несмотря на то, что тема была ему близка. А может, они сидят у окна, включив функцию ночного видения, и любуются деревьями? Улыба спрятался за камень, чтобы его не заметили. То, что объекты по-прежнему внутри, он знал наверняка, иначе, зачем дежурить возле дома наблюдателям?

Как ни напрягал Улыба зрение, нельзя было отсюда в темноте увидеть то место, куда Уокер утром прицепил минирадар.

Придется ползти. Он вышел из-за камня, кряхтя, опустился на четвереньки и прислонил набитый ужином живот к холодным плитам. Пропитавшийся потом во время бега костюм остыл, теперь он лип к телу и мешал движениям. Улыба двинулся вперед и тут же отчетливо вспомнил, как уже делал это сегодня. Он точно также медленно полз по каменной поверхности, цепляясь руками за щели. Полз к дому, чтобы снять «ухо». Рука коснулась стены. Не здесь это было, дальше, между окнами, прямо над цоколем. Вот в этом самом месте. Разумеется, здесь ничего нет. Для чего же он тогда пришел?

Теперь память прояснилась. Улыба вспомнил отчетливо, как из-за шума в наушниках пришлось отключить минирадар. После того, как они с Руди вызвали группу захвата, – а вызвали они ее, когда услышали слова Смита о том, что он собирается допросить хозяина дома каким-то страшным способом, и, надо заметить, к тому времени хозяин был уже связан, – так вот, после этого ни Мальтон-Джек, ни Уокер уже не цепляли «ухо» на стену. Оно так и осталось лежать в кармане Улыбы, пока он не обнаружил его там, когда искал электронный ключ. Потом минирадар перекочевал в коробку от полифункционала, где – о нет! – возможно, лежит и до сих пор.

Улыба сел, прислонился спиной к стене.

У хозяина дома были связаны руки… он называл пришедших преступниками… Потом речь шла о биосиверах и о мозге… Если хочешь жить, говорил объект, ты должен кое-что сделать… или объяснить… Потом сам хозяин рассказал, как включить антирадар. И потом грохот в ушах.

Но ведь все, что они с Руди слышали, должен был слышать и диспетчер. Тот наверняка сообщил об этом шефу, почему же они позволили группе захвата спокойно удалиться?

Улыбу вдруг снова бросило в пот. Он понял, что впервые в жизни отразил в отчете – пусть даже формальном – неверные факты: не упомянул там ни разговор между объектами о связанных руках, преступниках, биосиверах и антирадаре, ни о поломке оборудования, ни о том, что они половину дежурства проваляли дурака, спрятав минирадар в коробку от полифункционала и слушая фальшивую болтовню, которую транслировал им неизвестный оператор.

«Надо срочно исправить эту ошибку», – подумал Улыба. Если он сделает это прямо сейчас, его простят. Он совсем не хочет быть участником программы реабилитации преступников, он хотел бы стать клиентом, но только добровольно, с сохранением всех условий – семьи, работы, привычного досуга…

Улыба грузно сполз на плиты и двинулся в обратном направлении. А что если сменщики обнаружили их досадную ошибку? Как бы они поступили? Уж точно Бжезинский не признался бы ему в этом. Они бы вернули «ухо» на стену, разумеется в каком-нибудь другом месте, и стали бы внимательно прослушивать разговоры внутри…

Но антирадар! Он не дал бы им это сделать. Тогда бы это насторожило наблюдателей, и они… Но повода вызывать группу захвата не было, потому здесь пока тихо. Значит, так и есть. Коллеги посмеялись над ними. Может, и сейчас они сидят где-нибудь поблизости и, надев очки ночного видения, следят за ним, видят его перепуганную рожу и едва сдерживают смех.

Черт! Бжезинский предупредил, что сделает круг и вернется. С минуты на минуту он должен быть здесь.

Мальтон-Джек поспешил обратно.

«Будь что будет», – подумал он. Смена сдана. Отчет, как ни крути, формальность. Он особо ни к чему не обязывает, есть ведь диспетчер, который все слышит и записывает, вот с него пусть и спрашивают».

Улыба дополз до гравия, свернул за камень и поднялся. Пора уходить. Выставив вперед руки, наклонив голову и жмурясь, чтобы иголки не попали в глаза, он двинулся обратно. Под ногой хрустнула ветка, и Улыба замер, прислушиваясь, не идет ли Бжезинский, но вокруг было тихо, и он снова двинулся вперед, пока не дошел до трех елей. Тут Улыба решил немного отряхнуться, проверить, не порвана ли одежда, потому что идти по городу пешком в рваной одежде, пусть даже в такое время, не очень то хорошо, особенно, если ты работаешь в полиции.

Одежда оказалась цела. Мальтон-Джек собирался уже идти домой, но тут рядом с ним произошло какое-то движение, зашелестела сухая трава, и послышалось бряцание металла.