20
Хотя утро, конечно, мудренее вечера, но Валёк от мысли посетить свою суженую никак не отказался. К тому же район, где работала Зинаида, был недалеко от Тамбова. Автобусы ходили регулярно, и я, разумеется, согласился поехать с ним. Интересно всё-таки, как встретит после стольких лет неведенья, взрослая, познавшая цену жизни, женщина, своего блудливого краткосрочного муженька. Может, действительно любовь не сохнет?
Валёк, изрыгая в свой адрес самые гнусные проклятья, долго отскребал в ванной все свои ведомые и неведомые грехи, надеясь появиться перед Зинаидой мягким и пушистым, что вовсе было несвойственно моему другу, и я с улыбкой выслушивал его тирады, не веря в конечный результат. Как говорили у нас в Бондарях, «С чем рожен, с тем и заморожен!»
Наш холостяцкий завтрак, на этот раз прошёл по-монастырски скромно, если не считать бутылки ледяного, из холодильника, пива, которое я, к великому неудовольствию товарища, с наслаждением прихлёбывал прямо из бутылки.
– Ну, что ты за человек! Обязательно тебе надо глотать это пойло? Ведь на большое дело идём! Может, у меня сегодня вся жизнь на кон поставлена, а ты время тянешь! – Валёк оторвал от моих губ бутылку и сунул в неё дымящийся окурок сигареты. – На, хлебай теперь!
– Чего психуешь? – говорю ему как можно спокойнее. – Твоя Зинаида больше ждала, подождёт и теперь, ничего с ней не случится!
Валёк долго стоял перед зеркалом, примеряя мои рубашки, потом махнул рукой:
– Чего я, как профурсетка какая, рисоваться должен! Дым в глаза пускать! Покажусь, как есть! – и снова натянул на костистое тело полосатый морской тельник.
– Валёк, оденься человеком, возьми галстук, – я из шкафа достал свой праздничный костюм в паре с галстуком в мелкий горошек, – ты состоятельный человек, хрусты в банковской упаковке не меряны, золотишко кое-какое имеется! – я кивнул ему на пухлую сумку. – Что человеку надо, чтобы встретить старость, – а потом, улыбаясь, добавил: – и жену?
Валёк метнулся к сумке, прихватил с табурета полимерный цветной пакет, и стал кидать туда плотные, оклеенные крест-накрест скользкие пачки денег. Подумал и бросил туда же жёлтые, с рваными краями, оладышки золота.
– Может, простит? – посмотрел на меня.
– Не знаю. Есть вещи, которые не продаются…
Валёк то ли не расслышал, то ли пропустил мимо ушей – подхватив пакет, кинулся к двери.
– Куда? – остановил я его. – Нас же загребут на первом посту! Столько денег простые россияне не носят! А за хранение драгметалла вышка вроде как полагается!
– Ну, ты как был совком, так и остался! Теперь всё можно! Теперь советской власти пришёл настоящий звездец! Мне как Домиан сказал, что в Москве власть к ворью перешла, так я сразу и стал домой собираться. Знаешь, как журавля по весне, потянуло на материк – силов нет! Бабок навалом. Любой документ у продажных чиновников на жёлтый эквивалент обменять можно. Домиан останавливал, умолял остаться, спиртом отпаивал. В распадке золото само в руки шло, только успевай песок из лотка вымывать. Вода с гор из-под ледника промоину сделала, а там оно самое и есть, домой не пускает. Но плюнул я на всё! Я тебе говорил, что жадность фраера губит? Ведь у меня, кроме бабок и золотишка, ещё радикулит с ревматизмом имеется от той золотоносной воды. Окоченевшие руки промеж ног, возле мудей, сунешь, отогреешь маленько, спиртом сполоснёшься – и снова туда! Плюнул я на всё, обнял чукчу: вези меня, брат, в Анадырь! А там у моего Домиана в паспортном столе один прикупленный мент служил. Я выправил все документы, пообщался с геологами, часть золотишка обменял на зелёные. Своих деревянных полный рюкзачок – не пропаду, думаю. В аэропорт, и – на Владивосток! Ну, чего топчемся? Пошли! – Валёк, оборвав рассказ, обмахнул себя крестом: – С Богом!
Я, прихватив свою дорожную сумку, сунул туда пластиковый пакет с выкупом грехов моего друга, и следом за Вальком скатился вниз по лестнице на встречу с Зинаидой.
Путь хоть и недальний, но времени требует, тем более что по нашим дорогам быстро не разгонишься.
Автобус, гремя всеми позвонками, нёс друга навстречу новой жизни, а меня – свидетельствовать тому.
Мне надоело обшмыгивать взглядом бесконечные тамбовские просторы в защитном цвете спеющих хлебов, и я стал с интересом исподтишка посматривать на друга.
Он, издёрганный ожиданием конца, беспокойно елозил по дерматину сидения, крутил головой, нетерпеливо и зябко тёр ладони, шарил глазами во все стороны, словно боялся пропустить свою судьбоносную остановку.
Надо было как-то вытаскивать его из этого водоворота, пока он совсем не потерялся и не сник перед решающей в жизни встречей.
По моему опыту, женщины особо чувствительны, и панику мужчины безошибочно чуют за версту, как гончие хищники на расстоянии осязают смертельный ужас жертвы. А паниковать другу сегодня никак нельзя, чтобы не выглядеть жалким и ничтожным неудачником, последней скотиной, бросившей женщину в самом начале дороги к счастливой семейной жизни.
– Валёк, – говорю я ему, – за каким хреном тебя понесло снова во Владивосток? Что, через Москву самолёты не летали?
– А? – мой друг, вынырнув из своего водоворота, всем корпусом повернулся ко мне. – Ты о чём?
– Зачем ты из Анадыря полетел во Владивосток? Опять искать приключений?
– Долг чести позвал! – Валёк снова принял обычное весёлое расположение духа. – Лярву ту найти надо было. Расплатиться по совести. Шутка за шутку. Любой долг платежом красен!
– Ну и как? Покрыл должок-то! – я улыбнулся, вспомнив, какой довесок пришлось носить другу. – Око за око, зуб за зуб? Как по Талмуду?
– Я еврейских законов не знаю. Я попроще, по-русски? Еловой шишкой обошёлся. Она – самый тот предмет: входит хорошо, а выходит плохо. – Валёк отвернулся от меня, и, вытягивая шею, что-то снова стал искать на дороге.
Теперь меня подмывало искреннее любопытство. Найти человека в многолюдном городе – занятие безнадёжное.
– Ты что, действительно нашёл эту профуру?
– А то нет! – весело осклабился Валёк, – Она теперь меня до самой сучьей свадьбы помнить будет! Я эту шишку целый месяц в кармане мял, имитатор из неё делал. Все портовые кабаки обошёл. Частных сыскарей за большие бабки подключил. По фотороботу наводку делал. Везде – пусто-пусто. Как в домино! Хотел уже бросить эту затею. А тут один китаец подвернулся. Гашишник. Ходок. «Ходя», одним словом. Я у него как раз серебряный кальянчик тогда сторговал. Увидал китаёза у меня фоторобот этот, встрепенулся весь. «Теньги давай! Давай теньги! Много теньги! Я тебя к ней сам отведу!» Ну и завёл меня в притончик один. Она, сучка, ещё и наркоманов обирала. Ты вот скажи: зачем ей на земле жить?
– Не знаю… На земле всякие живут… – сказал я неопределённо.
– Вот-вот, из-за таких, как ты, миротворцев, страна развалилась! Гайдары с Чубайсами фомками замки на державных воротах взломали, и занялись рэкетом своего гегемона! Проститутки с педиками в кремлёвских креслах очутились, новую власть ублажают камасутрой разной! А ты говоришь: всем на земле жить надо!
Было видно, что друга стало заносить не в ту «степь». Наверное, и он тоже в своих чукотках не ожидал такого финала от либеральных западников, сразу же превратившихся в угодливых холуёв заокеанских хозяев жизни.
– Валёк, да ну её, политику эту! Давай лучше про баб поговорим!
– Вот и говори про свою! А я послушаю, как ты до такой жизни докатился, что боишься старого друга с женой познакомить. Отобью ведь!
– Потому и боюсь, – поощрил я мужское самолюбие школьного товарища. – У чукчи отбил ведь…
– А сё нет! – хохотнул Валёк, переходя по-северному на сюсюканье. – Мы сё могём, сто смогём!
– Не буду знакомить, чтобы дружбы не терять.
– Вот это правильно! И не знакомь. Спать спокойнее будешь, – друг снова закрутил головой, зашарил по сторонам глазами, и замолчал.
Забываясь, он время от времени по-мальчишески шмыгал носом, словно мы опять вернулись с ним в стародавние времена, где только ветер и простор, и перестук колёс по шпалам, и впереди целая жизнь. Я и Валёк, мы проскочили её, хотя каждый по-своему, но с похожим результатом.
Моя учёба в вечернем институте давала мне возможность не только не горбатиться на монтажных высотках с кувалдой и гаечным ключом, рога которого будут поболее бычьих, хотя таких же крутых и острых, но и получать приличную для того времени зарплату.
На первых взгляд, вроде судьбе подфартило. Но что это за фарт, когда лучшие годы прошли в командировочных скитаниях по новостройкам, длительных загулах с бригадой после причитающихся за успешный труд премиальных, потом снова командировки, и снова «кузнечный гром металла». А разве такое мечталось в юношеском первоцвете?!
Птица феникс, хотя летает и высоко, но клюётся больно…
