Контактёр

Уфолог Никромантов Савелий Каримович спустя три часа после событий, произошедших в бункере-полигоне «Плаком», вошёл в свою квартиру. Чувствовал себя Савелий отвратительно. В особенности из-за блокнота, в который помощник генерала записал за ним всё.

«Посадят!!! – с отчаянием думал уфолог, бороздя ковёр в большой комнате вспотевшими, прилипшими к ступням носками с жёлтыми ромбиками в районе щиколоток. – Или ещё чего похуже!..» – с ужасом думал он.

После того, как пламя в отсеке № 113 стихло, всех учёных и специалистов, видевших страшную казнь преступников, собрали в закрытом помещении бункера, где доходчиво объяснили, чем им грозит разглашение произошедшего. Угроза была более чем реальна. Во время закрытого разъяснения у Никромантова чуть не случился инфаркт, и спасло его только внутреннее решение по приезде домой повеситься. Всех учёных заставили подписать массу бумаг, документально подтверждающих факт того, что разъяснено всё доходчиво, и вопросов по данному делу никогда ни у кого не возникнет. Никромантов, как и все, бумаги подписал, и в комфортабельном вагончике секретного метро, ведущего в Кремль, беспрепятственно покинул полигон. Он даже решил отложить самоубийство на неопределённый срок, почувствовав себя в относительной безопасности, когда кремлёвская охрана совершенно свободно выпустила его за ворота. Но страх и беспокойство, ненадолго покинув душу, теперь с новой силой терзали его.

До дома Савелий Каримович добрался на такси. Всю дорогу душу его грызли демоны, в висках пульсировало раскаяние. Никромантов опустошённо спрашивал себя: зачем? Зачем он дал согласие присутствовать на допросе чёртовой троицы? Зачем бормотал себе под нос антиправительственные словечки? Зачем занялся уфологией, этой бесперспективной псевдонаукой, в которой он, признаться, ничего толком не смыслил? Зачем вообще родился на свет? И ответов не находил. Но мог ли он отказаться от поездки? Нет, не мог! Это фактически был негласный приказ, данный самой верхушкой власти. Однако это его не успокаивало.

Напившись валерьянки, Никромантов с неспокойным сердцем лёг в кровать, мечтая забыться сном. Он закрыл глаза, попытавшись представить себе что-то светлое, отвлечённое, например, ромашковое поле и лес вдалеке с плывущими над кромками деревьев облаками, а на поле девицу-красавицу в лёгком, почти прозрачном платье. Себя же представил он гарным хлопцем-гармонистом на сеновале, в картузе с гвоздикой, да травинкой в зубах, ожидающим прелестницу, лёжа в стогу.

Но вместо девицы, собирающей пахучее полевое разноцветье, увидел он хитрую ухмылку Павла Первородько с его блокнотом. Никромантов завертелся, словно ужаленный змеёй, и затих ещё нескоро. Наконец, наволновавшись и напридумывав себе в воображении самого ужасного будущего, которое только возможно для человека, вставшего в оппозицию власти, Савелий задремал, нервно подрагивая конечностями и тоскливо поскуливая. Он почти умиротворился, почти отключился от всего внешнего, уничтожающего душу, и, словно туманом, неизбежно окутывался разум его успокоительной негой, как вдруг…

Настоящий сон ещё не пришёл, и сознание уфолога держало зыбкую связь с реальным миром, когда в голове его раздался слабый жалобный призыв.

– Где я? – услышал уфолог.

Такого с ним не случалось никогда. Это совершенно не было похоже на внутренний диалог, каковой ведёт каждый абсолютно человек, находясь в одиночестве или просто размышляя о чём-либо молча, сам с собой. И уж тем более таких явственных слов не произносится воображением при погружении в мир сна.

Савелий, вмиг проснувшись, завращал головой, подозревая, что комнату посетил посторонний. Но в квартире, кроме него самого, никого не было.

– Да что это со мной, – проговорил Савелий Каримович, чуть не плача, снова укладываясь под тёплое одеяло. Спустя пять минут, когда он опять задремал, голос раздался повторно. Теперь он был настойчивей и, казалось, ещё жалостливей, чем раньше.

– Я умер? Эй, кто-нибудь! – вопрошал голос.

Никромантов вскочил, холодея, и с активностью ревнивца-мужа забегал по своей двухкомнатной квартире, пытаясь отыскать источник голоса. Он заглядывал и в шкафы, и в уборную, и под кровать. Выходил в коридор, подозрительно озираясь, и даже, сам не зная зачем, переворошил книжные полки. Но ничего и никого не обнаружил.

Набегавшись, он вернулся в комнату, встал перед телевизором, подозрительно вглядываясь в кинескоп, нахмурился и, с трудом протиснув руку к его задней стенке, выдернул антенный шнур, поцарапав палец торчащей из штекера проволочкой. Посасывая травмированную конечность, Савелий побрёл на кухню, где достал из холодильника початую бутылку водки и налил себе сто грамм тягучей от холода жидкости. Приготовившись выпить, он вдруг опомнился и выплеснул водку в раковину. Туда же вылил остатки из бутылки. Вместо водки, пить которую ни в коем случае было нельзя, Савелий накапал в стакан тридцать капель корвалола и, разбавив водой, одним махом отправил внутрь истерзанного неприятными событиями организма.

«А может, это контактёр? – подумал, успокоившись, уфолог. – Конечно! Кто ещё это может быть! – уверился он в своей догадке. – Контактёр, как пить дать! Они же непременно обратятся ко мне!»

С этой радостной мыслью Никромантов отправился в кровать и долго лежал, прислушиваясь к внутреннему своему миру. Но никаких голосов слышно теперь не было. Савелий попытался контактёра призвать, повторяя про себя, как мантру:

– Посланник неба, я, человек Земли, слушаю тебя! Я здесь, на связи!

Но никто не отвечал. Ожидая контакта, Савелий уснул, распластавшись на подушке розовыми опухшими щеками, и увидел странный сон.

Он находился в тёмном неизвестном помещении, где не было потолка, вместо него взгляду открывалось чёрное ночное небо и яркие, мерцающие в его бездне звёзды. Помещение было огромным. Это стало понятно сразу. Более всего походило оно на авиационный ангар. Конца и края не было видно. В какую бы сторону Савелий ни шёл, он не мог достичь стены. Однако уфолог твёрдо был уверен, что стены есть, и находится он именно в закрытом помещении или, на худой конец, в невероятно громадной комнате. Пол под ногами был идеально ровным, выполненным из неизвестного уфологу упругого материала. В какие-то моменты начинало казаться, что материал этот – органика, живая и мыслящая.

Он вдруг понял, почему недостижимы для него границы таинственного тёмного пространства. Сам пол играет с ним, подобно тому, как ребёнок играет с котёнком при помощи огонька лазерной указки, заставляя крутиться на одном месте в иллюзии движения вперёд.

Однако факт того, что пол живой, ничуть не пугал Савелия, даже наоборот, он испытывал от этого гордость, словно сам был его создателем. А может, так и было на самом деле? Ещё Никромантов чувствовал, что в помещении он не один, и очень скоро этому нашлось подтверждение. В глубине темноты, которую, словно слепец, бороздил Савелий, он увидел слабое голубоватое свечение.

Уфолог остановился и замер, чувствуя, что свечение это чуждое, даже, может, враждебное. Подходить ближе он не осмеливался. Однако любопытство пересиливало страх, и Савелий наконец решился.

– Ты кто? – крикнул он в темноту.

– Не знаю, – нерешительно ответил голос издалека. Голос был тот самый, что не давал уснуть. Никромантов сразу его узнал.

– Чего тебе здесь надо? – возмутился Савелий, совершенно уверившись, что территория эта его, и в ней, ни с того, ни с сего, обитает чужак.

– Я, кажется, умер, – нерешительно ответил голос.

– Если ты умер, как ты можешь со мной разговаривать? – нашёлся Савелий. Как ни странно, мысль о том, что говорит он, возможно, с мертвецом, совершенно не напугала его.

– Не знаю. – На какое-то время воцарилось молчание, а потом голос нерешительно спросил: – А ты, наверное, бог?

– Я? Пожалуй, бог, – соврал Никромантов.

– Значит, это ад? – задрожал голос в глубине.

Савелий задумался.

– Почему ты так решил? – спросил он, вглядываясь в тёмную даль. Но, кроме неяркого свечения, ничего разобрать было нельзя.

– Здесь темно и неуютно… Здесь всё чужое… Скорее похоже на ад, – предположил голос вдалеке.

– Не знаю, думаю, что не ад, – ответил Савелий, – но это мой мир, и тебя здесь быть не должно!

– А где я должен быть?

– Не знаю, – ответил Савелий, медленно продвигаясь на голос.

– Но, если ты бог, ты должен знать, – удивился незваный гость. – А может, ты дьявол?

– Я не дьявол, я – уфолог! – гордо ответил Савелий и, прищурившись впотьмах, спросил: – Как ты сюда попал? Кто ты?

– Я… я не помню… кажется, я… – Тут голос замолчал, и Никромантову стало понятно, что тот мучительно вспоминает что-то.

– Как тебя зовут?

– Меня… У меня имя… очень важное имя… Оно должно меня спасти… – Голос стал совсем нерешительным, и Савелий всё смелее начал приближаться к свечению. Он уже различал контуры существа, от которого свечение исходило. Казалось, это нечто, окутанное дымом, или туманом. Да, именно туманом. Существо было похоже на горящий в ночной туманной атмосфере фонарь. Странным образом голос в глубине не поддавался идентификации. Савелий не мог сказать определённо, принадлежит он мужчине или женщине, человеку или ещё какому невиданному существу.

– Ты говоришь, что умер. А откуда ты это знаешь? Может, ты просто с далёкой звезды? Может, ты вовсе не умер, а проник сознанием в мой мир?

– Может.

– Может, ты инопланетянин-контактёр?

– Не знаю.

Теперь Никромантов был совсем близко. Он увидел собеседника. На полу сидел маленький ребёнок, почти грудной. Кожа его была прозрачно-матовой и излучала яркий голубоватый свет, отчего и создавалось ощущение окутавшего его тумана.

– Сколько тебе лет? – спросил Савелий.

– Не помню. Кажется, много. Или мало. Но мне кажется, я не знаю, что такое много и мало…

– Ты похож на человеческого ребёнка, – заключил Никромантов. – Значит, вы тоже гуманоиды!

– Кто мы? Я один.

– Как один?

– Это я точно знаю, – ответил ребёнок, распахнув огромные глаза. – Я всегда один. У меня такое чувство, что и ты один.

– Я? Почему ты так решил? – возмутился Савелий, но сам вдруг понял, что светящийся ребёнок прав: он один! И всегда был и будет один.

– Я это знаю. – Ребёнок замолчал, словно прислушиваясь к чему-то. – Мне кажется, я видел сон, в котором у меня была другая жизнь, – сказал младенец, – но я рано проснулся, и мне нужно вернуться туда… в мою жизнь…

– Зачем? И что это за сон?

– Я был там майором…

– Кем-кем? Майором? – удивился уфолог. – Выходит, ты не контактёр…

Светящийся собеседник в нерешительности пожал плечами.

– Но я не знаю, что такое быть майором… – опечалился младенец.

– Майор ты или не майор, но это мой мир, и я не хочу, чтобы ты тут находился! – подвёл итог Савелий. – Так что уходи!

– Я не могу…

– Почему это?

– Потому что я – это не совсем я… не полностью…

– Как такое может быть? Что значит: не полностью?

– Я многого не помню… И у меня нет сил уйти… я не знаю дороги.

– А как ты сюда пришёл? – Никромантова начало раздражать присутствие странного дитя в его мире.

– Не знаю…

– О чём тебя ни спроси, ты ничего не знаешь!

– Я знаю, что смерти нет, – ответил младенец, таинственно улыбаясь.

Савелий вдруг понял, что малыш говорит истину. Осознание этого было таким простым, понятным и естественным, как свежий ветер, как прикосновение солнечного луча к коже, как утро или ночь. От такого признания в душе Никромантова разлилось блаженство. Он всегда подозревал, что именно так и должно быть. Что не просто дана человеку жизнь. Что не ради одного мига созерцания красоты мира, всеобъемлющего его великолепия и вечного за ним забвения. Жизнь вечна! Душа бессмертна! – обрадовался он. Но откуда это знает ребёнок, который и себя-то не помнит?

– Кто тебе об этом сказал?

– Об этом никому не нужно говорить, это и так знают все, но понимают не сразу. Только когда находятся в круге небытия… как я.

– Может я как-то могу помочь тебе выбраться отсюда?

– Пожалуй, можешь, – подумав, ответил светящийся малыш.

– И каким образом?

Младенец закрыл глаза и вдруг засветился ярче. Савелию показалось, что воздух вокруг него слегка заискрился и загустел, как бывает перед грозой.

– Мне кажется, ты очень сильно должен этого захотеть.

– Да я и так этого хочу, – серьёзно ответил уфолог Никромантов. Светящийся ребёнок не то чтобы раздражал его или был ему неприятен, но Савелий ощущал гнетущий дискомфорт от его присутствия, словно кто-то чужой присутствовал бы в душевой, где он голый моется и отпаривает мозоли.

– Очень сильно захотеть, – настаивал младенец.

– Ладно. Я очень сильно хочу, чтобы ты убрался отсюда туда, откуда пришёл! – проговорил уфолог.

Светящийся гость не шелохнулся.

– Уходи! – крикнул Савелий грозно.

– Ещё сильнее, я, кажется, что-то чувствую…

– Убирайся! Вон! – заорал Никромантов, сам себе удивляясь. Кричать на вторгнувшегося в его мир человечка было нестерпимо приятно. – Вон! Уходи! Выметайся!!! – орал разошедшийся исследователь неопознанных летающих объектов. – Изыди из моего мира!!! Во-о – он!!!

Младенец на глазах начал бледнеть, свет его уже не был таким ярким, да и сам он будто уменьшился в объёме.

– Выметайся из моего мира! Уходи – и – и – и!!! – сумасшедшим голосом орал Некромантов. Внутри него кипело странное чувство, не ненависть, не злость, а дикое возбуждение. Чем ожесточённее он орал на младенца, тем ему становилось лучше. Такого безумного удовольствия он не испытывал давно, а может, вообще никогда не испытывал. Тело его дрожало, и голос обрёл небывалую мощь, словно усиленный громадными динамическими порталами.

– Вон!!! Убирайся вон!!!..

В ушах засвистело, вдруг ниоткуда возник сильнейший ветер, который подхватил совершенно погасшего младенца и с диким рёвом понёс ввысь, к звёздам. Зрелище это было необычайно завораживающим, колдовски притягательным. Улетающий ракетой младенец, с дикой скоростью пронзая атмосферу, словно раскалённый болид, нёсся в чёрную бездну космоса, а вслед ему выл чудовищной сиреной Некромантов:

– Во-о – о – о – он!!! Вон из меня!!!..

Совсем высоко, когда младенец превратился в еле различимую точку, прогремел гром. Ужасный и невероятный, словно грохот взорвавшейся у границы Вселенной протонной звезды. Небо озарилось ярко-ярко, и Савелий, вскочив, проснулся, схватившись за голову трясущимися руками. У него было ощущение, что из его шевелюры только что жестоко выдрали клок волос вместе с кожей. Из глаз сами собой катились слёзы, и вместе с тем он ощущал неописуемое облегчение и счастье.

– Ну и сон! – сказал Савелий. И, подумав, добавил: – Нет! Что бы он мне ни говорил, я-то знаю, кто он… Контактёр!

Никромантов осторожно ощупал голову и нашёл, что вся его растительность цела и невредима. Боль ушла, а настроение стало каким-то возвышенно-лёгким.

Он сладко потянулся и пошёл на кухню заваривать себе чай. К слову сказать, о своём пребывании в полигоне «Плаком» уфолог совершенно забыл, а вместе с этим из памяти исчез и Павел Первородько со своим жутким блокнотом.