Глава 17. Подасфальтье

Голоса.

Где-то там, там, не поймёшь, где, в этом мире всё не поймёшь, где. Только вот голоса эти я ни с чем не спутаю, голоса борисовских дружков, или братков, или как их там правильно называть прикажете.

Идут. Приближаются. В смысле, братки. Ну и голоса тоже. Где здесь можно спрятаться, нигде здесь не можно спрятаться, мир весь прозрачный, воздушный, эфирный, ну ещё бы, люди добрые в мире будущего и представить себе не могли, что кто-то кого-то будет здесь искать, более того: кто-то кого-то будет убивать…

Стопицот фейков, как скажет Кверти.

И бан.

Крадусь в темноту города, даже бежать нельзя, сразу услышат. Почему здесь никого нет, люди-то где, а-у, лю-ди… а, ну да, это же не будущее, это только вариант будущего, который только может быть. А может и не быть.

И чёрта с два он будет…

Проваливаюсь в какое-то подземелье, подасфальтье, поддорожье, что у них здесь, метро… не похоже на метро, только бы не провалиться в какой-нибудь портал до самой преисподней…

Жду.

Да не колотись ты так, сердце проклятущее, где у тебя кнопка выкл… Вот вы мне скажите, вот почему когда прячешься, сразу в туалет хочется… вот ещё в детстве замечал, затаишься во дворе, чтобы папка не увидел, домой не загнал…

Ладно, не о том речь…

Идут братки, такие неуместные здесь, в городе будущего.

– Ну что… этот-то где?

– Ба-а-ан!

– Это она нас чё, в баню посылает?

– Тебе, Кирюш, не мешало бы…

– Да нет… ругается…

– Я ей поругаюсь… говори давай, этого-то куда дела, нам шеф потом бошки открутит!

И хорошо, думаю про себя.

– Но… но…

– Не нокай, не запрягла.

– Она вообще по национальности кто?

– Ты ещё политические убеждения спроси.

– Дура она… Слушай, девка, ты этого-то куда девала?

Почему-то хочется высунуться и крикнуть, я тут. Вот тоже, почему когда прячешься, всегда хочется высунуться и крикнуть. Как в детстве, ищут-ищут тебя по двору, кричат – сдаёмся, и ты выскочишь из мусорки, а я тута прятался… потом мамка дома… ладно, не о том речь…

– Чего, робя, допрос с пристрастием?

– Да какой там допрос… ты на неё посмотри, тут мозгами и не пахнет… и даже не воняет…

– В расход?

– Ну а ты как хотел… смотреть на неё, что ли… смотреть не на что, кожа да кости… минус первый размер, блин… слышь, Кирь, а почему у этих там в тридцатых минус первый размер?

– Так белая раса того… ёк… ты там на африканок посмотри, на китаек… во где подержаться-то есть за что…

Два выстрела. Это кто, это в кого, это зачем, сдавленный хрип, нет, человек не может так хрипеть…

Что-то падает в подземелье, в подасфальтье там, в конце туннеля.

Жду.

Голоса наверху уходят. Вместе с шагами. Кажется, обошлось. Может, только кажется.

Ползу к тому, что лежит там. Осторожно. На четвереньках, в полный рост тут не выпрямишься. Ещё толком не понимаю, в кого стреляли…

Осторожно подбираюсь к тому, что лежит в конце туннеля, уже вижу ногу в разорванных джинсах, во-о-о-т такенный каблук, а как они на таких ходят, да мало того, ходят, такая дура ещё на каблуках за руль сядет, на педаль газа жмёт…

Осторожно подсвечиваю себе телефоном, здесь в этом углу особенно темно.

Вижу Квертину рожу, вздрагиваю. Только что сам мечтал её подстрелить, и на что-то надеялся, что это не её, не её…

Ищу дрожащую жилку на шее, не нахожу…

М-мать моя женщина… расстёгиваю какие-то блузеры-блейзеры-гейзеры, а вы мне скажите, зачем девки на грудь минус первого размера лифчик надевают, ты что этим прикрыть хотела, голуба… Как это вообще расстёгивается… тут, чего доброго, кодовый замок и газовый баллончик встроенный, и ещё чего… режу ножичком, пропади оно всё, он, чего доброго, и не режется… лямки падают мне в руки, Кверти меня убьёт… да нет, это Кверти кто-то убил…

Слушаю сердце, не слышно, если у них вообще сердце в груди, а не где-нибудь в пятой точке, а то в тридцатом веке все ожидать можно… Круглая дырочка в плече, даже не кровоточит, ну что ты, вставай, ну подумаешь, прострелили, люди вон вообще на минах подрывались или там плутонием по ним грохнули, они обгорели все, но выжили…

Перетягиваю плечо, вспомнить бы ещё, как накладывать жгут, посмотрел бы на меня обэжешник наш, по стенке бы размазал, и был бы прав… что вы будете делать, если у вашего товарища пойдёт кровь из носа… наложу жгут на шею… Это папка мне рассказывал…

Осторожно встряхиваю за плечи.

– Лайк… лайк…

Не слышит.

– Ла-а-айк!

Отблески экрана на посиневших губах…

– Твит… тви-и-ит! Твит-твит-твит!

Блин…

Кусаю губы, с трудом выжимаю из себя:

– Френд… френд…

Ищу жилку на шее, ищу сердце, не нахожу…

Шепчу в холодное ухо:

– Лав… лав…

Губы чуть приоткрываются, летит с них какая-то стразовая шелуха:

– Ла-ав…

Вот так-то лучше оно будет… Кверти показывает на карман, чего тебе там достать, аську отправить захотелось или в чате посидеть… а-а, конечно, это же сфоткать надо, как подстрелили, и в инстаграмм выложить, ставьте лайки…

Вытаскиваю из кармана пакетик, мыло, что ли… дёргаются накрашенные ногти, мол, открой, открой… жвачка, что ли… у нас были такие лизуны, их на стену прилепишь, они висят, потом училка орёт, сами будете класс ремонтировать, да мы по любому будем его ремонтировать…

Кверти показывает на простреленное плечо… ну вижу, знаю, подбили… или… а-а-а…

Не может быть…

Срываю жгут, рана плюёт кровью мне в лицо, прижимаю лизуна, ну, что…

Что-то происходит…

Затягивается рана…

Нда-а, недооценивал я тридцатчиков, как про себя называю… жмётся ко мне, ну что ты трясёшься, всё, ушли злые дяденьки, ушли, ушли… Пусть только сунутся, я им… ничего я им не сделаю, вечером мимо подворотни прохожу, шаг ускоряю, а если там стоит кто, все жилки трясутся, а уж если спросят, который час, это вообще… смотрят на меня, смеются, чего ты, парень, уже и время спросить нельзя…

– Лав…

Киваю, лав так лав, ты только живи…

Тихонько выбираемся из подасфальтья. Что-то виднеется высоко над городом, что-то, что сначала принимаю за огромное кольцо. Нет, не кольцо, мир, время, замкнутое само на себя.

Настраиваю хроноскоп, хоть на это я имею право…

Вижу. Там, где-то в кольце, он и она, выходят из шалаша, потягиваются в лучах рассвета, принюхиваются, не крадётся ли где зверь. Меткая стрела вылетает из зарослей, правильно, нечего, увёл дочку вождя, думал, тебя за это по головке погладят…

Крутится кольцо времени.

Он и она встречаются украдкой в соловьиной роще. Он должен уехать, отец отправляет его за тридевять земель, негоже сыну фараона прохлаждаться во дворце, пора и поучиться чему-нибудь. Прощаются, кажется, что навсегда, он утешает её, он вернётся, вернётся… Стражники хватают её, правильно, нечего сыну фараона с простой девкой гулять, рубите ей голову…

Крутится время.

Они расстаются на берегу, он снаряжает корабль в дальние края, он вернётся сказочно богатым, вот тогда они купят дом, заживут… Корабли возвращаются год спустя, она ищет среди моряков одно-единственное лицо, не находит, а где, а нету, что хотите, сеньорина, лихорадка половину команды скосила…

Он уезжает на войну, ничего не поделаешь, любимая, кайзер велит, против кайзера разве пойдёшь… Она вешает ему на грудь ладанку, почему-то не верит, что та его убережёт. Вечером рассказывают жуткие россказни, ка-ак на фронте из пушек пальнут, ка-ак от солдат только клочья полетят… Она убегает в свою комнату, в слезах… Он возвращается – в отпуск, всё в городе какое-то незнакомое, родной город стал другим… идёт к знакомому дому, а где дом, а как, а почему руины, здесь ошибка какая-то…

Вертится кольцо времени…

Он знает: она улетает навсегда. Оттуда не возвращаются. В смысле – из Москвы. На хрена оттуда кому-то возвращаться, найдёт себе там какого-нибудь, чтобы в Москве прописаться, и пиши пропало… Она смеётся, обещает: да я обустроюсь, тебя из этого Запендрёнска вытащу, заживём… Вечером в новостях сообщают, трагедия в Домодедово, боинг-семьсот-сорок-семь при посадке… Он напивается допьяна, колотит кулаками в стену в бессильной злобе…

Он принёс ей сюрприз, ты посмотри, два билета в бункер, так что если завтра заварушка начнётся, переживём… да ну, миленький, чего там начнётся, враки все это… Ракета падает на город, поднимается облачный гриб. Двое понимают, что бежать некуда, он шепчет ей на ухо, мы снова встретимся, сколько раз встречались…

Вертится кольцо…

Он и она, выходят из шалаша, потягиваются в лучах рассвета, принюхиваются, не крадётся ли где зверь. Меткая стрела…

Кверти щёлкает на телефон, смешная, знает, что не отпечатается, а щёлкает…

Выключает телефон.

Кольцо в небе исчезает.

Вот чёрт… я и не знал, что в их времена такое делают…

– Лав… – Кверти впивается губами мне в губы, – лав…

Краем глаза вижу Борисова, уйди, уйди, не вишь, люди целуются, не мешай…

N +1 Дорогие ребята, в этом разделе мы с вами рассмотрим очень интересную и важную тему – взаимодействие времён. На самом деле взаимодействие времён – не такая уж большая редкость в мирах. Впервые это явление было обнаружено в 2343 г. году нобелевским лауреатом…

N +1 n Рассмотрим первый, самый простой вариант: два одномерных времени, которые движутся в одном направлении, встречаются друг с другом. В данном случае скорость движения времени А и времени Б суммируется.

Рис. 19

N +1 n +1 Второй вариант взаимодействия: соприкасаются два времени, одно из которых течёт противоположно другому. Вы скажете, дорогие ребята, что на этот раз нужно отнять меньшую скорость от большей? И будете неправы: когда взаимодействуют два противоположно направленных времени, они просто… уничтожают друг друга.

Исключение составляют два времени, одно из которых движется с очень большой скоростью, а второе – с ничтожно малой. Тогда время с ничтожно малой скоростью исчезает, а время с большой скоростью замедляется на величину, равную малой скорости.

Предел разницы двух скоростей, выше которого мир с большей скоростью не гибнет, а только замедляется, называется пределом Коупа, в честь В. Ф. Коупа, его открывшего в 2345 году. Этот предел составляет 0,345 фц.

N +1 n +2 Рассмотрим также вариант, когда два времени пересекаются друг с другом в одной-единственной точке. Такое пересечение жители пересекающихся времён даже не почувствуют. Чтобы засечь подобное пересечение, нужны сверхчувствительные приборы, например, ультратаймометр Эйвина.

N +1 n +3 Если при точечном соприкосновении двух линейных времён скорость одного времени больше скорости другого, то у более медленного скорость увеличивается, у более быстрого – уменьшается. В нашей истории мы можем проследить такие столкновения с более быстрыми временами как минимум трижды (научно-технические революции)

Мир как будто срывается с цепи, жизнь, только что такая спокойная и размеренная, несётся вперёд – на всех парах. Только что смуглый человек мирно пахал землю на своей лошадёнке – и вот уже в поле пыхтит стальной трактор. Только что собирали электронные лампы и дырявили перфокарты, и вот уже выходит на трибуну Стив Джобс, демонстрирует айпад энного поколения. Только что мохнатые люди прятались от холода зимы в самодельных норах, и вот уже молодой парень показывает соплеменникам, а если глину размять, и чащу из неё сделать, и на огне обжечь, это же воду носить можно…

Наше время, медленное и тягучее, пересекается с другим, лёгким и стремительным.

Джордано Бруно бежит от преследователей, вот его уже настигают стражники, Бруно видит рядом с нашим временем ещё одно, скоростное, подгоняет коня, пшёл, пшёл, затяжным прыжком пытается перенестись в другие времена, чёрт, не допрыгнул, сорвался в небытие…

– Игорь Валентинович, можно вопрос?

– Нужно, Скворцов, нужно.

– А… почему учебник наш…

– Почему ваш? Потому что вы по нему занимаетесь.

– Да нет… почему вроде бы в учебнике серьёзные вещи пишут, а написано – для третьего класса…

– Эх, мил человек, это откуда, по-вашему, учебник-то взяли?

– Ну… написали…

– А кто написал?

– Ну… этот… Цэц Цэ Ща и… блин, даже фамилию не прочитаешь, одни циферки со смайликами…

– То-то же, мил человек. И не пытайтесь прочитать. А все потому, что жили они… то есть, что говорю, будут жить через десять веков после нас. Думаете, откуда книжечка-то? Хренологи наши, хренонавты в тридцать первом веке спёрли, скачали… не в службу, а в дружбу. Вот и пользуемся.

Когда это было…

Кажется, в понедельник.

Лезут в голову воспоминания, такие неуместные здесь…

Стою перед дверями кабинета, беспомощно перебираю в руках справочники.

Вспомнить бы ещё, из какого ты была мира…