Глава 31
– Вадим, – Доэ оторвала его от мыслей. – Видишь те острые скалы?
Они подлетали к сигнальному уровню.
Расин осмотрелся. Отсюда открывался великолепный вид на горный хребет.
– Туда, – сказала Доэ.
Когда посадка была совершена, Расин понял, насколько ошибался в размерах. Если за единицу измерения принимать собственный рост и допустить, что сейчас его значение около ста восьмидесяти сантиметров, то возможно предположить, что высота гор – не сотни, и даже не тысячи, а десятки тысяч километров.
Они остановились на небольшой горизонтальной площадке.
– В этих скалах полно старых пещер, – пояснила Доэ. – Когда начинается сезон ураганов, снежные звери опускаются вниз и зарываются в сугробы, а пещеры заносит снегом. Потом снежные звери выходят наружу и роют новые пещеры. Нам надо поискать место, где кровь выходит на поверхность.
– Кровь?!
– Ну… розовые кристаллы, как ты их назвал. Харт говорил: это кровь Вселенной.
Доэ оттолкнулась и полетела вниз. Расин последовал за ней.
Им пришлось потратить на поиски проплешины добрых два часа. Имелся бы в сердце Мегафара источник света, найти породу было бы легче. Но, поскольку все здесь светилось лишь внутренним светом, в рельефе отсутствовали тени.
И все же Вадим с многокилометрового расстояния высмотрел крошечный клочок грунта розового цвета.
Совершив посадку на этом участке, Доэ тут же припала ухом к поверхности.
– Что ты делаешь? – спросил Вадим.
– Если приложить ухо, можно услышать снежных зверей, если они поблизости добывают кровь.
Она выпрямилась.
– В этой скале их нет.
Доэ вытянула руки. В каждой было по кристаллу.
– Теперь смотри, – сказала она.
Кристаллы потеряли форму и потекли, но ни одна капля не упала вниз. Сизоватая амальгама покрыла кисти. Пальцы сделались толще и казались отлитыми из серебристого сплава.
Доэ пошевелила пальцами, бросила взгляд себе под ноги, быстро нагнулась и, подхватив кристалл, снова протянула руку.
Щелк! – кристалл рассыпался в тонкий порошок.
– Конечно, это не показательно, – сказала она. – Камешки слишком хрупкие. Но, если покрыть этим все тело, ледяные камешки разлетаются, а тебе – ничего! И не только. Такой рукой можно пробить стену колодца, по которой ты прилетел к ледяному сердцу Мегафара.
– Скажи, Доэ, – Вадим неожиданно испытал тревогу, – как ты восполняла потери, когда летела по колодцу?
– Я по колодцу не летела, – отрезала она.
Доэ научила Вадима покрывать себя защитной оболочкой. Через полчаса оба стояли друг против друга с ног до головы залитые сплавом.
– Куда теперь? – спросил Расин чужим басовитым голосом: сплав покрыл не только поверхность тела, он проник в ротовую полость, гортань, окутал голосовые связки.
– В Алехар, – глухо пророкотала Доэ.
Путь в Алехар пролегал через толщу черни. Расин знал это, но выспрашивать у Доэ подробности – значит показывать свое невежество.
Дважды они теряли друг друга: оба раза при пересечении пространственно-безвременных пластов. Доэ владела несколькими способами передвижения по Глубине. Скоро она приспособилась к манере Вадима пересекать пласты мгновенно.
Ледяное сердце постепенно уменьшалось, превратилось в дыню, потом в яблоко, затем в горошину.
Полет продолжался около десяти тысяч секунд.
Иногда они разговаривали между собой, но разговор всякий раз сводился к тому, что длительность полета истончает защитную оболочку. Поэтому надо увеличить скорость, для которой разговоры – лишняя помеха.
Чем больше они удалялись от сигнального уровня, тем сильнее давила на уши отрицательная тишина. Не сравнимо с физическим чувством, не поддается описанию. Из слов, которыми владел Расин, подходили смерть, агония, небытие.
Во всех уровнях, которые Вадиму довелось посетить, – и в том провале, когда он перемещался из Трифара в Пустыню и даже в колодце – во всех этих фарах была определенная преемственность. Приближаясь же к толще черни, Вадим испытывал чувство утраты всего-что-знакомо.
– Иное понимание, – пробасила Доэ, ощутив его напряжение. – Не пытайся ничего осмыслить.
Она крепче взяла его за руку, а он ее, и оба полетели дальше.
Их встречала тьма. Оборачиваясь, Вадим не видел уже ледяное сердце.
Даже их собственное свечение ослабло. Иногда Доэ начинала мерцать, блекнуть.
Среда, в которую они погружались, была неоднородной, и все в ней становилось смешанным. Смешивались даже их руки. Чтобы не потеряться, они хватались друг за друга, но пальцы отрывали клочки тела, хватали снова, а обрывки ткани летели рядом.
Полет их напоминал стекание капель по зеркалу. Они то обгоняли друг друга, то сливались воедино, то их становилось трое-четверо, то они превращались в летящие брызги.
Неожиданно Вадим спохватился: он не знает, как себя вести. Из-за предубеждений он так и не стал ни о чем допытывать Доэ.
Что такое иное понимание? – хотел узнать он, но вместо слов раздался стон. Тогда Вадим попытался задать вопрос мысленно, но слова не сформировались. Расин тут же забыл, о чем хотел говорить. В голове путались навязчивые образы и чувство неудовлетворенности.
Доэ ещё могла владеть собой. Она словно окутала своим телом Вадима, который буквально распадался на кусочки. Он почувствовал тепло и усталость, стал погружаться в сон, но властный окрик Доэ его пробудил.
Вадим посмотрел на девушку и не нашел ни единой части в ней, которая напоминала бы человеческий образ. Переведя взгляд на себя (а это было нетрудно, поскольку глаза летели на некотором расстоянии от тела), он все же вычленил в бесформенной массе подобие головы и конечностей, облаченных в фиолетовое трико. Руки и ноги то разлетались, то собирались воедино, Доэ-плащ не давала им разъединиться окончательно.
Что именно происходило, и хорошо это было или плохо, – он не понимал.
Чувства были также неясными. Не успев родиться, они разбивались об уплотнившуюся среду, а потом смешивались с собственной плотью, с другими чувствами и ещё неизвестно с чем.
Но Доэ, совершенно потерявшая форму (еще бы, она по своей натуре плохо видела себя со стороны), кажется, знала, что делает. Доэ была на территории Иного Понимания не впервые.
Может, она могла думать
по-другому ? В то время как Расин просто силился собраться (он даже не осознавал, что пытается сделать), Доэ продолжала стремиться к цели.
Первое, что Вадим различил – ещё до того, как вернулась целостность сознания, – приступ страха – чувства, которое не тревожило его уже довольно долго.
Страх. А за ним попытка подтянуть колени повыше, прижать локти к туловищу и, может, пососать палец. Он так было и сделал, но тут же получил хорошую затрещину. Было не больно, и, в конце концов, он окончательно очнулся.
И тут сверкнули молнии. На короткий миг перед глазами возникла большущая полусфера, внутри которой парил символ – змея, изогнутая в виде человеческого профиля. Произошел взрыв – совершенно беззвучный – и полусфера разлетелась на части.
– С чего ты взял, что это профиль? – спросила Доэ все тем же низким мужским голосом.
Вадим обернулся. Доэ по-прежнему была покрыта амальгамой и сияла, как хромированная статуэтка.
– Вижу эту штуковину уже в третий раз, – сказал он, не удивившись её вопросу. – И впервые увидел там, на одном из поверхностных уровней…
Он осознал: знак – не игра воображения и не случайность.
– Какая уж тут игра, – согласилась Доэ.
– Перестань во мне копаться, – запротестовал Вадим. – От этого неуютно.
– До «уютно» ещё не долетели, – заметила Доэ. – Не знаю, что произошло, может, у нас умы смешались. Я пытаюсь не слышать то, что ты думаешь, но не могу. Если не хочешь, чтобы слышала – не думай сам.
Не думать? Вадим поискал в сознании – и не смог найти свой заветный закоулок.
Все – условности, утешил себя он.
Страх прошел, и появились другие чувства: сомнение, злость и неуместная веселость. Все противоречило друг другу. Вадим в любую минуту был готов скомандовать: контроль! – и чувства бы укротились, но сначала он должен был во всем разобраться.
Что, во-первых, обозначает этот гнев?
На кого он сердится: на себя за свою неопытность или на Доэ за её загадочность? Она делает все, что ему нужно – открывает маленькие секреты, указывает путь, движется рядом. Он также делает то, что нужно ей (пусть и сомнительно, но дважды он её спасал!). К тому же у них есть что-то общее (тяга? предпочтения?). Чем не пара вселенских странников?
Гнев все же был. Сложившись воедино, Вадим подхватил что-то из судьбы Доэ. Это был её гнев. И он владел её мыслительным процессом так же, как она – его.
Их общие чувства двигались по его существу, приспосабливаясь к новой форме, от этого было щекотно, отсюда и веселость.
– Я не увидел черни, – признался Вадим.
Доэ кивнула:
– Мы до нее просто не долетели.
– Ты хочешь сказать, что весь этот кошмар был только прелюдией?
– Кошмар? – она усмехнулась. – В твоей голове не осталось даже воспоминаний об этом. Одни обрывки.
– Неправда, – возразил Вадим. – Я видел собственные оторванные руки. И ноги тоже.
– Не обращай внимания. Мы пересекали границу Иного Понимания. Только что был знак, змейка. Эти штуки встречаются по всей Глубине. Не знаю точно, что это такое, но с появлением змеек у меня связано несколько неприятных историй. Последний раз змейка мне являлась незадолго до того, как меня схватил на улице улыбастик. В тот день, когда появился ты.
Понемногу присутствие Доэ внутри него стало угасать. Ощущение щекотки тоже прошло.
– Куда теперь лететь? – спросил Вадим.
– Потерпи. Увидим.
– Увидим? Да тут темно, хоть глаз выколи!
– Подожди немного. Скоро глаза привыкнут.
– Как они могут привыкнуть? Мы прилетели из кромешного мрака в абсолютную тьму. Если бы здесь был один-единственный фотон, мы бы его уже заметили.
– Не знаю, что такое фотон. Скоро глаза привыкнут к Иному Пониманию.
– Иное Понимание… Опять Харт? Он научил тебя этим словам?
Доэ взглянула подозрительно.
– Ревнуешь?
Расин чуть не расхохотался. Девчонка, не имеющая даже физического тела, говорит ему о ревности! Жутким басом!
– Ещё чего! – фыркнул он.
Но в душе осталась неприятная пустота.
– Мы пересекли границу Глубины, – продолжала Доэ. – Прежде чем проникнуть в Алехар, мы проходим через перерождение. Обычным человеческим существам не под силу осознать то, что происходит в том мире. Теперь мы и сами изменились.
– В том мире… Сколько раз ты там бывала?
– Я жила там какое-то время, – задумчиво ответила Доэ. – Это удивительное место.
– Правда? Почему же не осталась?
– Там никого нет.
Доэ вытянула руку, указала в темноту.
– Вон. Видишь?
– Что?
– Движение… Фигуры… Это – чернь.
Вадим напряг зрение.
Вначале он заметил едва различимое копошение, затем ему показалось, что по бескрайнему полю маршируют бесконечные колонны солдат – черных, как ночь.
– Кто они? – спросил Вадим.
– Только ты сам можешь ответить.
Она двинулась с места, поплыла навстречу наступающей черни.
– Доэ! – крикнул Вадим.
– Что?
– Как ты собираешься с ними драться?
– Я не знаю, – сказала она. – Это каждый раз бывает по-разному.
– Можно ещё вопрос?
– Угу.
– Как тебе удалось победить тузора?
– Да очень просто. Он…
В эту минуту раздался страшный вой, и тьму искромсали абсолютно черные полосы. Тьма развалилась на части, уступив место черноте.
Чернота била по сердцу и выедала глаза. Вадим не понимал, что за создания беснуются перед ним. Он нанес удар, второй – и только рассек пустоту.
– Доэ!
Сверхускорение!
Расставив руки в стороны, он заработал ими, как пропеллерами и, наклонив голову, бросился в первый ряд. Сопротивления не было, но, оказалось, это только ловушка.
Следующий шаг – и он провалился в бездну.
