Беззвездное небо.
Вспомнилось ощущение одиночества в Трифаре, когда он летел мимо домов, уходящих во мрак. Там улицы были заполнены спящими людьми, и были среди них те, кто завершил свое существование на поверхностном уровне. Так или иначе, в Трифаре была возможность найти собеседника, ступить на твердь, видеть закат, звезды.
Здесь же была пустота. И он парил в ней, полный сил, совершенно нагой, не чувствующий холода, не знающий усталости.
И ещё вспомнилось, как маленьким как-то раз с большими пацанами он дошел до западных пустырей и вдруг по-настоящему струхнул, подумав, что забрался за тридевять земель.
Тут он был совсем один, удаленный от дома на расстояние, которое для самых современных ракет или шаттлов было фантастическим.
И вдруг одиночество нарушилось. Пустота беззвучно соткала силуэт, напоила красками, вдохнула жизнь. Перед Расиным появилась Доэ.
Это внезапное явление противоречило не только ньютонианско-эйнштейновской физике, но и его, Вадима, новым представлениям.
Доэ застилала собой половину Вселенной и выглядела так же, как в минуту расставания. Рыжие, чуть растрепанные волосы до плеч, поношенный свитер, узкие джинсы.
Вадим разинул от удивления рот, и… язык отказался говорить.
– Какие мышцы! – воскликнула Доэ. – Тебя не узнать! Где успел этому научиться? Неужто в Кантарате?
Она описала вокруг него быстрый круг.
– Ну, надо же! Похоже, там у вас неплохо кормят… А прикид свой куда девал? А форму не выдают разве? Я видала этих ребят в костюмчиках. Думаю, Вадим, тебе тоже не мешало бы что-нибудь на себя накинуть. В Трифаре за такое улыбастики тебя бы немедленно оштрафовали.
Она появилась неожиданно, как снег на голову, Вадим не мог ни слова выговорить. Он прикрывался руками, как мог, скалился и хмурился.
– Я бы предложила что-нибудь из своих вещей, но вряд ли они тебе подойдут.
Расин не знал, что ответить. Удивляло все – и то, что она смогла его так неожиданно отыскать, и то, что выглядит такой бодрой. Где она сумела «подзаправиться»?
Тут же вспомнилась их первая встреча. В тот раз она сказала, что потеряла много сил. Как же она их восстанавливает?
– Да чего молчишь-то? Может, я тебе помешала?
– Рад тебя видеть, – наконец выговорил Вадим.
Доэ прыснула. Видно, ей был комичен вид Вадима, висящего в пустоте и прижимающего руки к низу живота.
– Одежда была, – сказал Вадим. – Я использовал ее, как пищу.
– Пожертвуй частью своей мускулатуры, – смеясь, посоветовала Доэ.
Вадим поглядел на свои вздувшиеся грудные мышцы. Странно, что он сам до этого не дошел.
Миг – и на нем тонкое фиолетовое трико. На объем мышц это не повлияло.
– Так лучше?
– Костюмчик – прелесть! – разглядывая его, она все ещё усмехалась.
Расин приблизился к ней.
– Как ты меня нашла?!
Доэ перестала смеяться, перевела взгляд на тускло светящееся сердце Мегафара.
– Это трудно объяснить, – ответила она.
Кто знает, какая мощь в ней скрыта, подумал Расин. Может, она сильнее Кробиоруса, Крапса и Балмара, вместе взятых. Стоило ли тратить время на учебу в Кантарате? Не лучше ли было сразу продолжить путешествие с Доэ?
– В моих мыслях появился ты, – сказала девушка. – Я подумала, что мы должны встретиться. Скоро будет…
Она запнулась. Вадим попытался заглянуть в её мысли, но тут же осекся. Разве это так уж необходимо? Однако он успел увидеть в её воображении их обоих. Они летели рядом, держась за руки. Что это – мечты или предвидение?
Доэ странно посмотрела.
Заметила ли она его попытку прочесть мысли? Кажется, да, но виду не подала.
– Нас ждут приключения, – нашлась она. – И это здорово.
Доэ протянула руку. Он – свою.
– Здорово, – повторила она. – Ты любишь приключения?
– Не знаю, – ответил он. – Я ещё в себе не разобрался.
– Правда? – она посмотрела критически. – Ты выглядишь таким взрослым.
Светлая конопушка заняла свое место на её носу, и Вадим понял, что только теперь окончился процесс воплощения Доэ. Выходит, она передвигается не вся сразу, а частями.
– Приключений в жизни было немного, – проговорил он и понял, что соврал. В последние недели произошло столько всего, что встреча с ледяными существами, которые три минуты назад швыряли в него глыбами, показалась ему обычным делом.
– Только что было небольшое приключение. Меня пытались зарыть в снегу ходячие айсберги.
– Ты был на снежных горах? – она указала на сердце Мегафара.
– А ты бывала там?
– Много раз. Там здорово. Я люблю горы. Однажды я уснула в горах, и на меня напали снежные звери.
– В Кантарате их называют «ледорубы». Кашатеры, ну, люди из Кантарата, знают много, но никто никогда не покидает берег.
– Я тебя предупреждала. Тебе-то как удалось?
– Думаю, так же как и тебе. Собственно, у меня были неплохие учителя. Я им благодарен.
– От тебя просто хотели отделаться.
– Откуда ты знаешь?
– Харт сказал. Но теперь я и сама чувствую.
– А что ещё сказал Харт?
Доэ потупила взгляд.
– Он спорил со мной. Но это неважно.
Она чуть крепче сжала руку.
– В тот раз я тебя спросила: как далеко ты хочешь забраться?
Расин сделал легкое усилие, и они полетели.
– Прости, Доэ, я не могу говорить об этом. Я сам теперь кашатер Кантарата. Выполняю задание.
Он усмехнулся, а она осталась серьезной.
– Кантарат потеряла своего главного кашатера, – сказала Доэ. – Самого сильного. Единственного, который умел путешествовать по Глубине Мегафара. Правильно?
Что можно утаить от девушки, которая скользит по вселенной, не ведая преград?
Вся эта структура с кашатерами и ведущими кашатерами выглядит просто смешно. У него даже удостоверения нет, не говоря об оружии, средствах связи и прочих атрибутах. Счета в банке у него тоже нет.
Зато есть неограниченные возможности и вечная жизнь (при условии, что он будет вовремя пополнять силу). В любую минуту он может просто забыть о Кантарате, стать пилигримом, космическим пиратом, неизвестно кем еще…
Но есть опасность, она грозит Вселенной, в том числе и её оболочке, где осталось его прошлое, где погребены его родители.
И ещё есть кодекс чести. В Глубине Мегафара это чуть ли не главный закон для мыслящих существ.
И – да! – безусловно, жажда приключений. В своей обычной жизни он не был слишком силен, и темперамент его соответствовал конституции тела. Теперь телесная сила искала точку приложения. Имея такие возможности и не используя их, можно просто свихнуться!
– Его имя – Криброк, – сказал Вадим. – Неплохо бы его найти. Если хочешь, отправляйся со мной.
– Я знаю, о ком ты говоришь, – промолвила Доэ. – И знаю, где его искать, но ты не сможешь туда проникнуть, пока не сделаешь одно дело.
– Куда проникнуть? Какое дело? – удивился Вадим.
Доэ потянула его за руку и изменила направление полета в сторону сердца Мегафара.
– Когда ты был в снежных горах, ты видел пещеры?
– Я не был в горах снежной зоны. Я встретил ледорубов на астероиде. У них был карьер, в котором они добывали руду – розовые кристаллы.
– Именно о них я говорю. Нам понадобится много таких кристаллов.
– Глупости. Мы не сможем взять их с собой. Перевозка силы снижает скорость практически до нуля.
На лице Доэ появилось насмешливое выражение.
– Знаешь, что в таких случаях говорит Харт? Ничего ты не понимаешь в колбасных обрезках!
– Твой Харт хорош. Но перевозка силы снижает скорость.
Доэ сверкнула глазами.
– Сам все поймешь.
В следующий миг Вадим увидел будущее Доэ. Наверное, непроизвольно заглянул ей в мысли. Он бы тут же выскочил обратно (это было похоже на то, когда неожиданно оказываешься в комнате девушки, которая переодевается), если бы не ужас увиденного. С невероятной скоростью (возможно – световой!) на них с Доэ налетела пасть, разинутая на полнеба.
Это все, что Доэ заметит через две-три секунды, затем наступит темнота.
Вадим осмотрелся, напряг зрение, но пытаться увидеть тварь, приближающуюся со скоростью света – глупо.
Рывок в сторону. Он не стал ничего объяснять, просто переместил их обоих на несколько километров сторону сердца Мегафара. Замедлил время.
Ждать пришлось довольно долго. Расин успел ответить на некоторые вопросы Доэ.
Ее, как и прежде, интересовало, чем занимаются друзья Вадима. По рассказам мертвых из Трифара она знала, кто такие врачи, но ей трудно было представить обстоятельство, при котором надо вскрывать хомуну живот.
Вадим поведал о Фирмане, о его преображении. В двух словах заикнулся о Гаерском. Не стал подробно говорить о своем заточении в палате психбольницы, лишь отметил, что настоящее его тело, возможно, до сих пор пребывает на поверхности. Он сам не знал правды, мог её лишь предполагать.
Прошло полчаса субъективного времени, прежде чем появились змеи.
Их было пять. Пришлось ещё втрое замедлить время, чтобы успеть их рассмотреть.
Трудно было оценить истинные размеры гигантов. Проще представить собственную мизерность.
Беззубые пасти распахнуты и неподвижны, тела вытянуты, хвосты заострены. На самом деле змеями их можно было назвать с трудом – слишком уж они были толсты для змей. Огромные белые слизни. Их тела не смогли бы извиваться змееподобно. Они мчались с равной скоростью, как пять торпед.
В абсолютной тишине.
Если бы они были поменьше, вряд ли кто-нибудь додумался бы назвать этих змей беззвучными: в Глубине Мегафара всякое движение беззвучно. Но сами размеры тварей, вступающие в противоречие с бесшумностью движения, порождали это прилагательное.
Доэ лукаво посмотрела на Вадима.
Что это? Она тоже знала об опасности, но дала ему возможность отплатить за тузора?
«Однажды опасности подвергнемся мы оба, – говорила она прежде, – но в следующий раз спасать придется тебе».
Разве эту ситуацию она имела в виду? Неэффектно как-то он все сделал.
Держась за руки, они летели дальше.
Непроизвольно (может, сработала осторожность кашатера службы охраны Хомофара?) Расин стал думать своим тайным, «закоулочным», умом.
Два с лишним месяца назад он начал свой путь слепым котенком. Добравшись до середины, стал гонцом. Теперь – кашатер. Слишком долго ему везло.
Сначала двигался на ощупь, потом на пути был Пиликин, два раза являлась Доэ, ещё отправник, затем Балмар, Крапс, Кробиорус, в самую сложную минуту – Харт, теперь вот снова Доэ.
Никто ни разу по-настоящему не удивился: откуда ты взялся, парень? Возможно, здесь удивление – атавизм. Ну, конечно. Им-то привычно видеть новичков. Сотни и тысячи людей со всего мира приходят в Пустыню, становятся хомунами, создают одежду, учатся читать мысли, играют в игры. Школа магов-идиотов!
Что, если всё вокруг – декорации, украшение пути? Пути для таких, как он. Вот идут «гонцы» один за другим изо дня в день, из года в год с поверхностного слоя в Глубины Мегафара – на растопку, в самое сердце, чтобы стать кристаллами. И каждому на пути внушают, что он герой, что он – единственный. И раз так, то Захватчик, пожиратель туманностей, – всего лишь миф.
Нет, слишком сложно.
Не вяжется с этой версией ни квартира отправника, ни кружок Аманды, ни маленькая рука девушки, которую он сейчас сжимает.
Рядом Доэ, по которой он скучал. Если бы, мчась по колодцу, предвидел её появление, то от радости пел бы в полете песни. Но, встретившись с ней, почувствовал себя неловким и скованным: между ними преграда.
Несмотря ни на что, Доэ искала его и нашла. Доэ хотела этого, и Харт тоже хотел. Доэ и Харт – союзники.
Харт – существо, которого боится даже Балмар, правитель двенадцатой части Вселенной. Харт не принадлежит ни к единой из чистых васт. Он – пришелец.
Из мыслей Балмара было ясно: Харт самодостаточен и неуязвим. Раз так, то даже в случае гибели Вселенной, он сможет уцелеть. А значит, из всех, кто попался на пути Расина, Харт – самое незаинтересованное лицо. Ему, может даже, безразлично, будет ли остановлен Захватчик или нет.
Что же тогда заставило Харта придти на помощь Вадиму?
Можно сделать допущение: это – некоторое чувство справедливости иновселенского судьи.
Ладно.
Допустим, так. Вселенная – громадный живой организм – в опасности. Его пожирает неведомый вирус. Обычный иммунитет (службы охраны Хомофара) бессилен. И вот на помощь приходят скрытые резервы.
С тех пор, как Расин добрался до Кантарата и скинул с плеч груз послания, которой тащил сквозь миры так же инстинктивно, как муравей тащит веточку в муравейник, в нем проснулось новое сознание.
Он движется, стиснув зубы, вперед и не задает лишних вопросов. Так на своем пути не задает вопросов фагоцит – клетка, которая пробуждается, чтобы выполнить охранительную миссию, когда в организм внедряется чужеродное тело.
В противовес терпимости и бессилию Кантарата.
