Глава 16

– Дорога эта очень длинная. Но зато, идя по ней, невозможно устать. Сама я ходила туда уже сотни, а может даже и тысячи, раз. В детстве я и не думала там ничего улучшать. Может, не понимала, что сад слишком заброшен.

Доэ уныло улыбнулась.

– Я бегала туда маленькой девочкой, чтобы посидеть над обрывом. В том саду так здорово!.. Между прочим, ты первый, кому я покажу это место… – она взглянула искоса. – Мне раньше не хотелось его никому показывать. По правде, я и не встречала никого, кто мог бы туда со мной дойти. Там я, в общем, немного нафантазировала, начала потихоньку наводить порядки. Интересно узнать чье-нибудь мнение, хорошо ли я поработала… Поэтому нельзя сказать, что ты совсем уж некстати явился. Да… Ты говорил, у тебя есть рыжеволосый друг. Расскажи мне, пожалуйста, о своих друзьях и о том месте, откуда ты пришел.

– У меня не слишком много друзей, – сказал Вадим. – Скорей всего, их вообще нет. Так, приятели… Правда, иной раз думаешь, что человек вообще не может быть тебе другом. Что между вами противоположные отношения. И вдруг оказывается, что его каким-то образом связывает с тобой судьба. Вы вместе начинаете чувствовать такое, о чем не знают другие. Наверное, все зависит от этих чертовых уровней, в которых мы находимся. Может, на самом поверхностном мы почти не видим друг друга. Все, что мы видим – одежда и глаза, привыкшие врать. Не знаю точно, когда последний раз был там… на поверхностном уровне. Все спуталось.

– У тебя было помрачение, так ведь вы говорите? Ты один из проводников?

– Может, и было помрачение, но я не проводник. Неловко говорить, Доэ, через какие ворота я вошел в этот мир… Приходил один знакомый, но он почти сразу куда-то пропал. Потом сознание спуталось. Начались блуждания по городу… Несколько дней шатался. Все прошло как в тумане. Потом, наконец, стал мало-помалу приходить в себя. Когда топал по городу – как раз незадолго до того, как встретил тебя – вспомнил все окончательно. Теперь знаю одно: я загадка для всех, в том числе для себя самого.

– Ты говоришь очень разумно. Надо же.… А там, на дороге, я подумала, что ты мертвый. Зачем ты напялил форму для покойников? И где, интересно, ты вообще её раздобыл? – она вцепилась в его рукав, стала рассматривать с видом знатока.

– Эта форма была на мне, когда я пришел в себя на одной из улиц. До того, как наступило помрачение, на мне была другая одежда.

– Между прочим, эту ткань не подделаешь, – сказала Доэ. – Лично я пробовала как-то, давно еще, в детстве. Я сотворила себе маленький черный костюмчик, потому что хотела пробраться в один из тех домов с желтыми крестами. Мне было интересно знать, что там. Оказалось, красные очень четко секут, если костюм ненастоящий. Меня срисовали за пять секунд, не успела я очередь занять… Но в тот раз я удачно ушла по канализационной трубе.

Несколько минут шли молча. Дорожка петляла.

– Я видел тебя в своем мире, – напомнил Вадим. – Ты что-нибудь об этом знаешь?

Она не ответила, а помолчав немного проговорила:

– Странно, как тебе удалось выжить в помраченном состоянии. Тебя либо должны были умести красные, либо затянуть ночь (я видела, как мертвецов, не успевших вовремя уйти, затягивает ночь), или пустить в расход крикуны и ведьмы – они любят пользоваться наивностью некото…

Она пропала первой.

Свет начал наполнять пространство.

Первое, что он почувствовал (и он это оценил!) – что сил в нем прибавилось как минимум втрое. Энергия, которую он потратил во время полета, вернулась к нему, но теперь Расин чувствовал себя киборгом из «Терминатора» – не тем, которого играл Шварценеггер, а другим, лопоухим, в полицейском мундире, который умел перетекать, как ртуть. Ему ужасно захотелось взмыть вверх, пронзить эту разделенную на горизонтальные полосы стену, которая проявлялась перед ним, его прямо-таки рвало на части желание крушить. Он не мог сосредоточиться на мыслях о том, куда пропала Доэ и что это, черт побери, с ним произошло, – нахлынувшие ощущения заполонили разум.

Всесилие! Всесилие!

Трепет и дикая радость свободы столкнулись в сердце, заставив забиться в бешеном экстазе. ещё мгновение – и он не сможет сдержаться, толкнется легко от земли и опрокинет свою мощь на все, что станет преградой на пути. Терзаемый жаждой разрушения, он понесется, как тайфун по этому, ещё не опознанному, миру. И жалкие контролеры с их отвратительными голосами разлетятся в страхе, как мошкара, а он вознесется на самый высокий небоскреб и закричит: «Вот вам мой ид!» А потом…

Но свет ворвался в мир, и стена проявилась.

В груди слабо кольнуло: вдруг все не так, как ему кажется? Что, если там, за стеклом, он увидит гроб, а в нем себя, бледного и недвижимого, а здесь, снаружи, его душа в последний раз прилетела взглянуть на тело? Он с силой прикусил губу и чуть не вскрикнул. Нет, он не бесплотен.

Мягко ступив на балкон, он толкнул рукой дверь, но та оказалась заперта.

За стеклом была почти пустая спальня: ничего, кроме необычного строения посреди комнаты – двух неправильных пирамид. Они стояли, изогнувшись, и напоминали авангардистские творения Корбюзье.

Вадим посмотрел вокруг. Прежде у него на балконе стоял ящик, в котором лежали кое-какие инструменты. Почему Подсознание не сохранило их?

Он подумал: весь город представляет собой один большой скелет; нет транспорта, движущихся билбордов, рекламных щитов, мелких деталей в окнах и витринах, – все как сквозь землю провалилось. То, что осталось, – не более чем карта поверхностного уровня, выполненная в масштабе один к одному. Все, что тут есть – пространственные ориентиры. Город Подсознания – лишь некий территориальный эквивалент настоящего Киева. Чутье выдвинуло догадку: дома и улицы – это маяки; благодаря ним подсознание курсирует невдалеке от тела; улицы и дома служат для соединения уровней и пролегают там же, где и их реальные прообразы. Занятно, но как все это связать с его теорией о лучах, устремленных из некоего глубинного центра, и их проекциях на уровнях-плоскостях?

Не напрягай ум, подсказывало что-то. Твое сознание – в сфере подсознания, значит, твое личное подсознание ещё глубже, там, где находятся ответы на все вопросы. Скоро ты все узнаешь.

Вадим отвернул лицо и ударил в стекло локтем. Ожидаемого звона не последовало. Он стукнул сильнее. Опять ничего.

Расин оттолкнулся и, выгнув спину, прыгнул назад, завис в горизонтальном положении и вдруг с силой саданул ногами в стекло. Пятки обожгла боль, но стекло осталось целым.

Вадим плавно осел на перила, закинул ногу на ногу. Радость от ощущения всесилия улетучивалась.

Он посмотрел в окно. Фантастические строения внутри спальни манили, дразня странностью форм и красок.

Имелся единственный способ это узнать.

Вадим поднялся на площадку первого этажа. Рука машинально потянулась к кнопке лифта. Стоп, дитя прогресса, – сказал себе Расин и оттолкнулся от пола.

Поначалу он двигался с умеренной скоростью, опасаясь зацепиться за перила или стукнуться о стену, но, миновав два пролета, понял, что реакция возросла и позволяет лететь по кривой траектории быстрее.

Замелькали пролеты, и уже через несколько секунд он очутился на площадке десятого этажа.

Дверь была распахнута. Вадим остановился, затаил дыхание, ожидая увидеть фигуру в красном комбинезоне с большой «К» на груди.

«Оставь входную дверь открытой», – прилетели откуда-то издалека слова Пиликина.

Губы Вадима вздрогнули в улыбке. Хорошо, что Иван не забыл предупредить об этом.

Он вошел в квартиру, свернул на кухню, глянул в окно.

Вся улица Кибальчича заполнена бредущими людьми. Кое-где алеют фигурки контролеров.

Вадим направился в спальню, обошел пирамиды и открыл балконную дверь. На всякий случай. Затем вернулся к загадочному строению.

Кроме этих кособоких пирамид, в квартире ничего не было. Исчез шкаф и телефон. Пропали коробки, из которых он не успел выстроить…

(Он понятия не имел, как это правильно называется, и как он этим воспользуется, не помнил, когда и откуда притащил картонные упаковки, из которых выстроил пирамиды, но понимал умом муравья, участвующего в строительстве муравейника, что надо было делать именно так.)

Все исчезло, а пирамиды остались, мало того, – они обрели монолитность.

Вадим почувствовал возвращающуюся твердость духа.

Он подошел ближе, провел рукой по поверхности. Ничего примечательного. Похоже на керамику. В некоторых местах покрыто толстым слоем эмали, в некоторых шершаво. Цвета – песочный, охряной, кое-где палевый и даже шоколадный, верхушка – с сизым отливом.

Две пирамиды. Что это? Дверь? Ключ? Замок?

Он лег на одну из пирамид животом, обняв её руками, заранее сопротивляясь этой несуразной попытке постичь смысл (не то! – пирамид две, между ними расстояние в два метра, и ему никак не обхватить обе разом). Щека почувствовала прохладу, спустя несколько секунд ощущение стало терять яркость, уходить (теплообмен: то же, что и в мире костной материи).

«Каждый находится там, где хочет быть…»

Он отлепился от поверхности.

Пару минут самого тщательного обследования обогатили неутешительными сведениями. Выяснилось, что пирамиды невозможно сдвинуть с места, что они пятигранны (с учетом оснований), и каждая видимая грань неравномерно изогнута, что материал, из которого они сделаны, плотен и, вероятно, гораздо плотнее непробиваемого стекла на окнах, а значит, проникнуть под оболочку пирамид нельзя.

По восемь ребер на каждой пирамиде – всего шестнадцать. По пять вершин и по пять граней, всего – десять одних и десять других. Что это ему дает? Ровным счетом ничего. Он и так, и сяк переворачивал в уме цифры, складывал их, делил, при этом все время двигаясь по комнате, обходя сооружения со всех сторон. Иногда останавливался, прищуривался, вглядываясь в наложения ребер, но никаких алгебраических или геометрических совпадений или зависимостей не нашел.

– Зачем вы здесь? – спросил он, зная, что ответ существует, но время предлагает ему подождать.

Если это некие врата вглубь (в шестое измерение?), то рано или поздно они должны впустить. Изменится ли форма пирамид или вокруг них образуется поле, способное перемещать тела? – вряд ли это имеет значение. Важно то, должен ли он сам принять какое-то участие в этом процессе, или его роль пассивна.

Что заставит врата раскрыться? – пароль, заклинание, таинственный кристалл, жертва? – где искать ключ? – в расшифровке предложенной аллегории? – какой логикой пользоваться? – первичными представлениями об информатике или метафизике? – какую тяжесть прошлого должен он привлечь с поверхности, и способна ли вообще старая (земная) логика помочь хоть как-нибудь повлиять на события, происходящие в Городе Подсознания?

Расин вышел из комнаты, снова оказался в кухне.

Раньше он и не подозревал, что тут столько места, – вполне можно устроить небольшую танцевальную площадку. Стол, кухонная мебель отсутствовали, раковины и коммуникаций не было, – только широкий квадрат пола.

Он подошел к окну. Несколько контролеров дежурили около белого забора напротив. Вадим присмотрелся и заподозрил, что контролеры смотрят в сторону его окон. Он отступил назад, встал ближе к стене. Солнце било в лицо контролерам, и вряд ли они могли его рассмотреть с такого расстояния.

«Пограничники, – послышался в ушах голос Пиликина. – Это такие дяди и тети, которые сгореть не дают, когда несешься вглубь мира с огромной скоростью…»

– Вадим Борисович! Вы нарушили законы «О правильном поведении на улицах» и «О миграции скончавшихся». За нарушение законов вы подвергаетесь немедленному переводу в Западный Карман! Пожалуйста, спуститесь вниз!

Сопрано, усиленное рупором, наполнило гулом пространство между домами.

Вадим высунулся вперед, осмотрел соседние балконы. Ни сверху, ни сбоку красных не было. Он побежал в прихожую, проверил дверь, поставил замок на предохранительную защелку.

Вернувшись на балкон, он крикнул:

– Сами вы скончавшиеся!.. Проваливайте!

Расин никогда не любил головоломки. Непрактично расходовать время, решая бессмысленные задачи. Но сейчас от быстрого получения ответа зависело будущее и, возможно, сама жизнь.

Он задумался. Что-то стерлось в кластерах человеческих качеств за время пребывания на пятом уровне. Одни ощущения притупились, другие стали ярче. Порой Расин переживал легкое волнение, – оно не походило на чувства, которые испытывают люди при встрече с невероятным.

Последним, что он предпринял, была попытка разместить тело строго по линии, соединяющей вершины. Он взлетел, лег горизонтально, сложил руки на груди, словно покойник в гробу, и стал двигаться взад-вперед, отыскивая середину. Ничего не произошло. Для очистки совести он ещё немного полевитировал в межпирамидном пространстве, покувыркался, как воздушный акробат, и, наконец, опустившись на ноги, задумчиво побрел на кухню.

Красных под окном прибавилось. Видно было, что со стороны Радужного массива в направлении Кибальчича движутся целые отряды контролеров. Сколько же их всего в городе?

Вадим вдруг осознал, что хочет воды. Это было неприятно озадачивающим наблюдением. Если жажда усилится, а воды не будет, начнутся страдания, они нарушат нормальный ход мыслей, он утратит способность быть целенаправленным и станет зависеть от тех, кто сможет дать ему воду. Или, хотя бы, пообещать ее…

До этих пор воду в Городе Подсознания он видел только у Доэ. Неизвестно, как она сумела её сотворить. Девушка говорила загадками и, видимо, была растеряна по поводу их неожиданной встречи. Она старалась, конечно, выглядеть недовольной и независимой, но причиной этому, скорей всего, было то, что он оказался свидетелем расправы, совершенной над ней гермафродитом. Она не хотела, чтобы её видели слабой и побежденной, это не в её правилах. Однако, вместо того, чтобы постараться от Расина избавиться, Доэ ограничилась угрозами, произнесенными на странной смеси жаргона и языка загадок. И ещё она им заинтересовалась. Доэ спросила, кто его друзья, и это говорит о её проницательности. Возможно, девушка чем-то похожа на него самого, только более опытна в вопросах пребывания в тонких мирах. Она находится здесь явно не первый месяц и, судя по всему, прекрасно приспособилась. Пятый уровень не затянул её в свои сети и не подавил. Быть может, он только является временным пристанищем в её романтической жизни. Если бы он имел возможность задержаться рядом с ней подольше, то мог бы от нее что-нибудь перенять. Куда исчезла Доэ? Ведь говорила же она, что любит приключения. Что, если девушка знает путь в шестое измерение?

Вадим пересек квартиру и остановился у балкона.

Почему он не спросил у Ивана, где живет этот отправник? Там десятки домов, в каждом по пятнадцать этажей. Как отыскать человека, не имея о нем ни малейшего представления и даже не зная, как он выглядит? Выйти, может, на улицу с транспарантом, на котором написано «Ищу отправника, который уличен на первом уровне в неуплате налогов». Так ведь писать не на чем!

Стало холодать. Возвращаются чувства. К чему бы это? Может, через час он будет умирать от жажды и холода? И тогда он поймет, что имел в виду Иван, говоря, что пятый уровень – это ад.

– Что мне делать? – вслух прошептал он, удивляясь спокойствию интонации, с которой прозвучал вопрос.

Холод усиливался быстро, словно включили кондиционер. Вадим зашагал туда-сюда по кухне, сунул руки в карманы и тут же вытащил из правого кармана стальной ключ с синей пластиковой ручкой – тот самый, что передал ему Пиликин перед тем, как воспарить в воздух.

Расин перешел в спальню и, держа перед собой ключ, вновь совершил обход пирамид, хотя и знал наверняка, что это не даст результатов.

Он подошел к балконному окну и внимательно осмотрел ключ. Это был стальной ключ от сувальдного замка – круглый стержень, длинные плоские зубцы.

Мысль с быстротой молнии облетела квартиру, ища скважину, в которую можно было бы загнать единственную маленькую вещицу из имеющихся в распоряжении. Он развернулся и последовал по пути мысли, но ни одно из предполагаемых мест такой скважины не имело.

Вадим в очередной раз вернулся к пирамидам, поднялся в воздух и ощупал последовательно обе вершины. Те были острыми и твердыми.

Расин спустился вниз, убрал ключ в карман и подошел к двери. Он открыл её и вышел на балкон, сразу ощутив перепад температуры. Открыл шире дверь, чтобы в комнату проникало тепло.

Положение было безысходным. Внизу собралось около сотни гермафродитов. Они были неподвижны и жизнерадостны. Все, запрокинув головы, смотрели вверх. Почему они не поднимаются? – подумал Вадим, и в ту же секунду раздался настойчивый стук в дверь.

– Пожалуйста, спуститесь вниз! – пропел один из контролеров в рупор – может, тот же самый, а может другой, ведь и лица, и голоса у всех были одинаковы.

– Черта вам лысого! – крикнул Вадим, жалея, что в контролеров нечем запустить.

Он опять вернулся в прихожую, подошел к двери, посмотрел в глазок. На площадке было четверо, все улыбались, глядя в разные стороны.

Если начнут ломать дверь, он перелетит на крышу или в соседнее здание, но постарается все же держаться ближе к дому. Здесь пирамиды, с которыми его связывает инстинкт.

В дверь опять постучали.

– Откройте, пожалуйста! – Такое чувство, будто говорили хором.

– А ордер имеется? – полюбопытствовал Вадим, и, не дождавшись ответа, крикнул: – Убирайтесь, пожалуйста!

Если бы хотели сломать дверь, они бы это уже сделали. Что, если им такое не под силу?! Ведь он не смог разбить даже стекло! Удастся ли красным контролерам справиться с дверью?

– Вадим Борисович, скоро станет ещё холоднее! – послышалось с лестницы. – Вы все равно не сможете бесконечно терпеть!

– Спасибо за предупреждение! Включаю обогрев!

Вадим вышел на балкон. Внизу двое гермафродитов помогали третьему взобраться на балкон первого этажа. Твари были крепкие, но не слишком проворные. Вероятно, по первоначальному замыслу создателя уровней контролеры предназначались для ближнего боя – вроде того, которому Вадиму недавно довелось быть свидетелем. Впрочем, ему ещё предстояло познакомиться с ними поближе.

Вадим посмотрел на дома напротив, и тут же в голову ему пришла идея. Окна пусты. Если лететь вдоль этажа даже на средней скорости, глядя в окна, то на осмотр одной стороны дома у него уйдет не более двух минут. В домах нет спящих, все они на улицах. Тот отправник с улицы Курнатовского, если он вправду существует, должен был бы как-нибудь попытаться обжить свою квартиру.

Что ж, надо проверить, – терять нечего.