11
На столе был холодец с горчицей, бутерброды со шпротами, сыром, колбасой, печеночный паштет, украшенный лимоном и вареными яйцами, бутылка «Федерации», бутылка «Игристого», две бутылки «Ситра» и шоколадный торт. Все, кроме холодца, притащили Гахрамановы.
— Сержик, — Нюша толкнула мужа локтем, а сама с легкой улыбкой глянула на Сигурда.
Сергей Витальевич откупорил спиртное, стал разливать по фужерам и рюмкам. Он делал это умело, даже виртуозно — чувствовалась сноровка.
— Еще раз пардон, что как снег на голову… — Он с хитрецой покосился на Руну. — А что поделать, ежели по-другому тебя не изловишь? Может, Флорик, ты на самом деле никакой не диспетчер? А? Что скажете, Орест Крофович? Может, она тайный агент какой-нибудь? Ха-ха!..
Смех его подхватил старший мальчик, за ними заливисто расхохотался младший — он так сильно запрокидывал голову, что Сигурду стало казаться: она вот-вот отвалится.
— Ну, хватит, хватит, — пропела Нюша. — Уже все решено. Каждую вторую субботу Флорочка у нас. Каждое четвертое воскресенье — мы у нее.
— Справедливое решение! — обрадовался Сергей Витальевич. — Мы с Флориком свои, — стало быть, обязаны видеться систематически. Верно, Тоха?
— Тематически, — подтвердил младший сынишка, запихивая в стакан соломинку.
— А весной всенепременно на рыбалку, — сказала Нюша. — Может, и вы с нами, Орест?
— С нами, с нами! — поддержал Гахраманов. — Как вы, кстати, к рыбалке относитесь, Орест Крофович?
— Угу, — отозвался Сигурд. — Но вообще-то я больше по охоте.
— Мужчина! — Гахраманов с пониманием кивнул.
— Сержик, — напомнила Нюша с мягким укором.
— Предлагаю тост! — спохватившись, объявил Сергей Витальевич. Он высоко поднял рюмку. — Что год нам готовит? Прочь сомненья! Поднять бокалы пора! За наше здоровье, любовь и стремленья! Так с Новым вас годом! Ура!
Он протянул вперед рюмку, приглашая чокнуться.
— Три дня еще до праздника, — сказала Нюша и махнула рукой. — Ах, ну да ладно. Уж больно тост задушевен. Правда же, Орест Крофович? — Ее лицо разгладилось, и она сверкнула рядом золотых зубов.
Сигурд чокнулся с Сергеем Витальевичем и остальными, выпил и взялся за холодец. Другие тем же занялись. Гахраманов успевал и есть, и болтать, он говорил о перевыполнении планов, рыбалке, футболе, доске почета на Нюшиной работе, где ее фото вывесили к празднику, как лучшего контролера ОТК, об очереди на цветной телевизор, — словом, у него были способности говорить обо всем и в то же время ни о чем. Всякий раз он не забывал поинтересоваться мнением Сигурда (вернее, Ореста Крофовича), и, получив положительный ответ, с довольным видом продолжал дальше.
«Как когда-то с дядей Жорой», — подумалось Сигурду.
Дядя Жора был маминым братом — только не той мамы, что албы убили, а той, что в Багровске. У этого дяди было три дочери. Орест их немного стеснялся, но все равно с ними было весело.
— Что такое, в сущности, человеческая жизнь? — раздумчиво сказал Гахраманов. — Как выразился один знаменитый писатель, она просто ничтожна сравнительно с движением миров.
— Ну, хватит тебе, балаболка, — сказала Нюша. — Что ты все по-газетному? Мы хотим от тебя следующий тост.
— По одной за Новый год, по второй за весь народ! — тут же выпалил Гахраманов. — За себя и за друзей, и за всех других людей!
Радостно зазвенели рюмки и фужеры, все выпили.
Нюша раскраснелась и подобрела. Сигурд обратил внимание, что глаза у нее голубые и на удивление красивые. Ему даже захотелось попросить, чтобы она очки сняла, но он был еще недостаточно пьян для таких вольностей. Однако, должно быть, Нюша и сама почувствовала, что он думал о ней. Она переменилась в лице, подтянула повыше рукава сиреневой кофточки и, взявшись за края воротника, подергала их, гоняя туда-сюда воздух. Нюша дунула себе на челку, и та игриво затрепетала.
— Так вы учитель, — сказала она грудным голосом и, положив подбородок на руку, заглянула ему глубоко в глаза расширенными зрачками. — Знаете, когда я на вас смотрю, мне отчего-то петь хочется…
Гахраманов в это время как раз шептал что-то Флоре на ухо и, должно быть, не расслышал.
Сигурда потянуло к Нюше. Ее пышное тело, глаза, золотистые волосы — все внезапно показалось ему нестерпимо притягательным. Это было так неожиданно и неуместно, что он растерялся.
«Хоть они и куклы, но не все одинаковы, — подумал он. — Вот муж ее, тот — да… заводной попугай… а она… утонченней как-то, что ли…»
Он поднял рюмку водки и сказал первое, что пришло ему в голову:
— Товарищи. Дружная семья… она, как говорится, основа общества. Именно в семье закладываются главные духовные ценности человека и его социальное самосознание. Так что предлагаю выпить за семью.
На глазах Нюши блеснули слезы нежности, она первой потянулась чокнуться с Сигурдом.
Они снова выпили, и в эту минуту в дверь позвонили.
Руна испуганно вскочила, опрокинула недопитый фужер.
— Тихо, — прошептала она. — Нас нет.
— Как это нас нет? — поразился Сергей Витальевич. Он обвел всех пьяным взглядом. Мальчики хитро заулыбались и переглянулись. Нюша нахмурилась и с подозрением покосилась на Руну.
— Нет, не будем открывать… — пробормотала Руна. — Это… мой поклонник бывший.
— И что с того? — удивился Сергей Витальевич. — Зови своего поклонника! Пусть с нами водки выпьет.
— Тсс! — Руна приставила палец к губам. — Ты не понял, Сергей…
— Чего я не понял? — Гахраманов скрестил руки на груди и повел бесцветной бровью.
— Он ужасно ревнив, этот поклонник… никак не угомонится.
— Угомоним. Успокоим. — Гахраманов уперся руками в стол, поднялся. Вид у него сделался воинственный.
— Сиди ты, — проворчала Нюша. — Тут и без тебя разберутся.
В дверь снова позвонили, послышался голос: «Флора, я же знаю, что ты дома. Открой, пожалуйста».
— Ну уж нет, — возмутился Сергей Витальевич. — Раз он ревнив, твой поклонник, то надо это дело до конца довести. И сегодня же. Вот перед тобой Орест. Этот человек в самом деле тот, кто тебе нужен. Он и учитель первоклассный, и в политике шурупает, и за «Динамо» болеет… Он и за семью выпить может, и ко всему тому он великолепный охотник. Зачем Флоре какой-то там ревнивый придурок, если у нас такой замечательный Орест есть?
Он выбрался из-за стола и, не смотря на шиканья Нюши, решительно шагнул в коридор. Руна посеменила следом.
— Дети… торт через полчасика, а пока можете поиграть, — сказала Нюша, и мальчики юркнули из-за стола. Нюша положила Сигурду на руку свою мягкую ладонь, мечтательно спросила: — Может, потанцуемте?
В это время открылась дверь. Первым заговорил Гахраманов:
— По какому поводу, молодой человек?
— Вы сами кто такой? — отозвался тот же голос, что звал Флору. — Документы!
Из коридора потянуло ваксой, куревом и еще чем-то, кажется, шинельным сукном.
— С какой такой стати? — возмутился Сергей Витальевич. — Я брат хозяйки квартиры, и я ее гость. А вам чего надо?
— Так, — сказал тот, кто требовал документы. — Так-с, граждане… Не хотим по-хорошему, придется по-плохому.
Сигурд с Нюшей переглянулись, она все еще держала его за руку.
— Коля, — вмешалась Руна. — У нас сейчас семейный праздник. Извини, но…
— Семейный! — нервно закричал Коля. — А вот мы сейчас узнаем, какой он семейный и кого твоя семья укрывает. А ну заходи, ребята!
Послышались тяжелые шаги, вскрик Руны и сдавленное возмущенное бормотание Гахраманова, видно, его оттеснили в сторону.
— Не бузить, — сказал кто-то.
— Детоньки мои!.. — ахнула Нюша.
Маленький человек в форме ворвался в комнату и уставился на Сигурда испепеляющим взглядом. Это был лейтенант Коля Басов. Нюша успела отдернуть руку.
— Документы, — сказал милиционер.
«Тетради, — подумал Сигурд. — Комната… тумбочка…»
— Ну, конечно, — сказал он как можно миролюбивей. — Я их в тумбочку положил, товарищ лейтенант. Принести? — Он встал.
— Сейчас принесешь, — сухо сказал Коля. — Только сначала вот что… — Он повернулся в коридор: — Хныкин!
Подошел еще один милиционер — в погонах рядового. Сигурд сразу узнал: это тот самый конвоир, который охранял его в учительской.
Оба милиционера едва доходили Сигурду до груди.
— Этот? — спросил Коля.
— Этот, — взволнованно ответил Хныкин.
— Говоришь, документы в тумбочке, — сказал Коля. — Где эта тумбочка? — Он положил руку на кобуру.
— В соседней комнате, товарищ лейтенант. Там есть тетради. Документы — в них, — уверенно сказал Сигурд. Теперь им полностью руководило чутье. Все, что необходимо было сделать, уложилось в голове в виде цепочки событий — гибкой, легко изменяемой в зависимости от обстоятельств.
— Тумбочка в комнате! — громко сказал Коля. — Глянь!
Кто-то из коридора прошел в спальню.
— Справа от кровати, — подсказал Сигурд, приветливо улыбнувшись. Он подумал об обуви — своей и Руниной. До начала решительных действий оставалось несколько секунд. Он слышал, как скрипнула дверца…
— Можно мне к детям?.. — срывающимся голосом спросила Нюша.
— Так. Ты — к стене, — сказал Коля Зуброву, — а вы, женщина, туда.
Нюша встала. В эту минуту из спальни донесся голос:
— Каракули какие-то. Документов нет.
— Их шестеро, Сиг! — отчаянно закричала Руна.
Сигурд сделал выпад, пнул Колю в живот — тот сложился пополам, улетел…
Хныкин вскинул руки, защищая голову.
— На пол! — цыкнул на него Сигурд.
Хныкин упал как подкошенный. Сигурд схватил со стола нож, прижал к себе побледневшую Гахраманову. Острие уперлось ей в шею.
— Пошли, — Сигурд грубо поволок Нюшу в коридор, прикрываясь ею, как щитом.
Навстречу выскочили двое с пистолетами. «За углом еще два, — прикинул Сигурд. — Один в комнате, другой у двери».
— Назад! — рявкнул он. — Или женщина умрет!
Нюша обмякла, и он едва ее не выронил. Перехватив понадежней, он перешагнул Хныкина. Милиционеры попятились. Сигурд глянул на лейтенанта Колю, тот был в отключке — он лежал в ногах у мальчиков, они кривились, сдерживая слезы.
Отступая, один из милиционеров на миг обернулся, Сигурд воспользовался этим. Войдя в состояние скачка, резко крутанул Гахраманову и, раскрывшись, нырнул под дула; повалив милиционеров, выдрал пистолеты, а в следующее мгновение вскочил и прилип к стене, за шкафом, — он успел заметить, что на входе еще один милиционер. Нюша была явно не готова к таким трюкам — ее грандиозное падение все еще длилось, когда грянул выстрел — это Сигурд пальнул в потолок. Посыпалась штукатурка. Тут и Нюша грохнулась, как мешок с песком, и из груди ее вырвалось тяжкое «Ых!»
Дети громко заревели.
— Тот, что в комнате, тетради отдай! — заорал Сигурд. Ему был виден кусок дверного проема. — Руна, возьми их! А ты… попробуешь ее тронуть — погибнут пятеро. Одна из них — мать двоих детей.
Перед ним мелькнуло плечо, волна белых волос.
— Они у меня, — отозвалась Руна через секунду.
— Прислонись к стене!
— Петров, стреляй… — простонал один из тех, что лежал перед ним. — Давай сквозь шкаф…
Сигурд пнул умника ногой, и тот затих.
— Петров, не вздумай, — прохрипел Сигурд. — Я держу их под прицелом. Все умрут. Женщина будет первой. А теперь бросай сюда пистолет. Живо!
— Зубров, не усугубляй своего положения, — очнулся Коля. Он начал с кряхтением вставать, но Нюша, тоже пришедшая в себя, шепотом стала умолять его не перечить. Дети заголосили с новой силой.
— Дважды повторять не стану! — твердо сказал Сигурд. Он вытянул руку, так, чтобы ее было видно со стороны входа, и направил пистолет на Нюшу.
— Да кинь ты оружие, Петров, — с досадой процедил Коля. — Черт с ним.
Петров помешкал, но решился. Пистолет брякнулся у самых ног Сигурда. Пододвинув его ногой к плинтусу, он крикнул:
— Теперь тот, что в комнате! Давай свое оружие! А ты, Руна, к двери. Вещи, обувь, тетради — все в плащ.
Она засуетилась. Где-то близко, за шкафом, вздохнул Гахраманов. Сигурд заметил, как из-за дверного косяка показалась осторожная рука, двумя пальцами удерживавшая пистолет.
— На пол, — приказал он, и пистолет упал. — Руна?
— У меня все готово, — отозвалась она.
— Гахраманов, Петров и вы двое — в спальню, — скомандовал Сигурд. — Хныкин!
— Я!
— Очень аккуратно принеси пистолет лейтенанта Басова и свой. Одно лишнее движение — и тебя нет.
Тот с готовностью бросился выполнять.
Проход освободился, Сигурд собрал все имевшееся оружие и, удерживая один из пистолетов наготове, попятился к выходу. Дети всхлипывали, Коля злобно бранился себе под нос.
— Теперь — цыц… не дышать, — сказал Сигурд. — Не заткнетесь, стреляю без разбору. Считаю до трех. Раз!..
— Тосик, Мишунька… — Нюша на коленях бросилась к мальчикам, уткнула заплаканные личики себе в пышную грудь.
— Ни звука, родненькие… — прошептала она.
В квартире воцарилась мертвая тишина. Сигурд прислушался к шорохам в подъезде. Он слышал все — и дыхание соседки, притаившейся где-то в коридоре своей квартиры, и стук собственного сердца, и негромкую перебранку стариков, живших на первом этаже. Но это не все… Подъезд не был пуст: кто-то затаился на лестнице — он это чувствовал.
— Руна, бери мешок. Очень, очень тихо.
Она подняла вещи, стала рядом. Оба были в одних носках. Обуваться на улице доведется. Но туда прямого выхода нет. У подъезда уже наверняка подкрепление топчется. Один или двое на нижних этажах притаились — факт. Но, скорей всего, есть и другие, во дворе, у машин. Опергруппы, наряды… Хрен его знает, что у них там. Ну дают, словно он рецидивист какой-то. Еще бы — человек, поднявший руку на сына председателя обкома!
Он быстро распихал четыре пистолета в карманы и за пояс штанов, подошел к двери и осторожно выглянул. Никого.
— За мной, — шепотом.
Они оказались на лестничной площадке, и он закрыл дверь — тихо, как мог. В ответ снизу донесся слабый звук: вроде, чей-то сапог скрипнул. В квартире Руны — теперь уже бывшей — тут же оживились, заговорили.
Сигурд жестом указал вверх. Руна не задавала лишних вопросов. Они бросились на шестой этаж. В носках шаги их были беззвучны. Сигурд хотел с разбегу швырнуть один из пистолетов в стекло на лестничной площадке, но передумал: спускаться надо по другой стене дома.
— Вверх, — шепнул он одними губами.
Заскочив на шестой этаж, он врезал ногой в замок. Дверь хлопнулась об стену. Кто-то закричал в глубине квартиры.
— Давай мешок, — буркнул Сигурд, перекладывая оба пистолета в одну руку. — Держись рядом.
Он бросился искать балкон. Слева, в кухне горел свет, оттуда с оханьем кто-то спешил. Они вбежали в комнату справа, здесь было темно, работал телевизор. Сигурд перескочил через лежавшего на кровати человека, Руна не отставала.
Отбросив шторы, Сигурд открыл дверь. Холодный воздух ударил в лицо.
— Лезь на спину, — скомандовал Сигурд. Мгновение он колебался, а затем швырнул оба пистолета в заснеженную ночь. Прижал мешок к груди. — Теперь держи его крепче.
Руна прилипла к Сигурду, обхватив его ногами и руками.
— Железяка в печенку! — прохрипел Сигурд и, войдя в состояние скачка, перемахнул через обледенелые перила.
