IV. Будущий гений
1
«Много будешь знать – скоро состаришься».
Кто придумал такую глупую поговорку?! Мне так очень даже помогли знания, и уж, во всяком случае, никак не состарили. Я безумно гордилась собой: смогла решить непростую задачу, обезопасить себя и мужа от оспы, этого бича человечества (хуже только чума). Мне захотелось продолжить: привить наших слуг, все семейство Беркли, да и всех подряд жителей Стратфорда с окрестностями. Спасти десятки, а быть может, сотни, и даже тысячи людей за два столетия до Дженнера!
Но тут, внезапно, напомнила о себе загадочная «Служба контроля и коррекции времени».
Тем же днём, когда я осмотрела плечо Роберта и убедилась, что оспа привита, на телефон пришло сообщение: «Категорически запрещается проводить любые профилактические мероприятия в отношении аборигенов, с использованием неизвестных в 16 веке технологий. Возможны самые серьёзные, вплоть до катастрофических, нарушения временного континуума».
Перепугалась не на шутку. Любой струсил бы на моем месте. И то сказать: вообразила себя благодетельницей человечества, этаким Прометеем в юбке, не имея ни малейшего понятия о возможных последствиях столь грубого вмешательства в ход истории. Натворю, не ровен час, таких дел, что другие тысячу лет не расхлебают. Нет, уж лучше от греха подальше…
А Роберт не ведал ничего о моих страхах. Не знал даже, что я заразила его лошадиной оспой. Этот недуг, кстати, наряду с коровьей заразой, уберёг уже многих, в том числе и соотечественников Роберта. Ещё, кажется, в Древней Греции врачеватели подметили, что конные воины заболевают чёрной оспой гораздо реже, чем пехотинцы, хотя и не смогли объяснить такую закономерность.
Мой муж о болезнях не думал вовсе. Стремился получить от жизни больше радости. По возможности.
Я сидела в нашей с Робертом спальне, и безуспешно пыталась отправить сообщение «Службе». Ни черта не вышло – связь оставалась односторонней. Спрятала телефон в сундук и пошла в холл, где муж любил сидеть, если не было дел, возле камина. Из-за двери в спальню для гостей мне почудилась какая-то возня, но я не обратила особого внимания, решила: наша служанка Полли уборку делает. В холле Роберта не оказалось, вернулась к спальне для гостей, открыла дверь…
В комнате полумрак – единственное окно выходило на север. Но сразу же стало понятно, что за возня тут творится. У стены, прислонившись, стояли двое: Полли и мой муженёк.
Обнимал девку!
Даже не обнимал, а скорее, тискал: та радостно повизгивала.
Я вошла бесшумно, и Роберт, стоящий спиной, не сразу уразумел, что его застукали. А Полли увидела меня и постаралась освободиться от объятий хозяина. Роберт же продолжал бессовестно лапать служанку.
– Хозяйка! – драматическим полушёпотом сообщила Полли «ухажёру». Роберт отпустил, наконец, девчонку и обернулся.
Полли постаралась юркнуть в дверь, но я преградила ей дорогу.
– Стоять!
Лицо девчонки сделалось пунцовым, даже пятнами пошло.
Я в гневе чуть не вцепилась ей в рожу – в последнюю секунду удержалась. И слава богу, а то потом самой было бы стыдно: терпеть не могу, когда бабы решают конфликты царапаясь и таская друг дружку за волосы. Не говоря о том, что недостойно бить служанку, которая не может тебе ответить.
Посмотрела Роберту в бесстыжие глаза. А он и не думал отводить взор, и даже не сконфузился, выглядел, скорее, раздосадованным: зашла, мол, некстати.
Я позволила девчонке удалиться, и опять обратила взгляд на негодника-мужа. Он лишь виновато улыбнулся и руками развёл.
Нет, ну как это понимать?! Считает, что ничего особенного не произошло?! Дело, мол, житейское…
Отвернулась, чтобы этот развратник не увидел в моих глазах слёз, и – чуть не бегом из комнаты…
2
Владлен Сергеевич, наш Главный, утверждал: «Мужчина – существо полигамное. Если кто-нибудь станет уверять, что он не такой, не верьте: врёт».
Полигамное существо! Сказал бы проще: кобель. И мы, женщины, прекрасно это знаем. Но каждая думает: мой не такой. Сами себе врём. И верим.
То, что «все мужики такие», слабое, на самом деле, утешение. Какое мне дело до всех! Мне один нужен – мой законный муж.
Ох, убила бы негодяя! Вот что ему, паразиту, не хватает, а? Сам признает: жена – умница. И внешностью бог не обидел, и в постели я – скажу без ложной скромности, – выше всяческих похвал (по его же утверждению). А он к девке под подол лезет! Нашёл, тоже – ни кожи, ни рожи…
Тут я мысленно прикусила язык: охаивать соперницу, пусть и в мыслях, глупо и унизительно (по отношению к себе, в первую очередь). Да и не соперница она мне вовсе: деревенская простушка, неграмотная и недалёкая; тётя Ира, уборщица из «хирургии», где я когда-то работала, по сравнению с ней – Спиноза. А у той всего-то четыре класса образования.
Постепенно успокоилась. И решила: сцен устраивать не стану, обойдусь без криков и битья посуды. Роберта же накажу тем, что стану спать отдельно, в той самой спальне для гостей.
Пару дней так и получилось, ночевали мы с мужем в разных комнатах. А потом он пробрался среди ночи ко мне в постель, и… всё вернулось на круги своя.
А ещё через неделю Роберт засобирался в дорогу. Та же фирма «Вильсон и Беркс», что и в прошлое его плавание, отправляла новую экспедицию за «живым товаром». Роберту вновь поручили командовать «Коричневой звездой».
Я разволновалась, попробовала отговорить мужа:
– Роберт, дорогой, я боюсь за тебя. Откажись от этого плавания! Ты ведь у них не на постоянной службе.
– Что ты такое говоришь, Джонни! Я моряк, командовать кораблём – единственное, что я умею. Мне предлагают неплохую работу, почему я должен отказываться?
– Не хочу, чтобы ты опять ввязывался в работорговлю. Это… сродни пиратству. Вспомни, что говорится в Писании: Господь создал людей равными. Грешно приравнивать человека к товару.
Сама не знаю, отчего решила сыграть на религиозных чувствах мужа.
Он лишь усмехнулся:
– Ты умная женщина Джонни, а говоришь чепуху. При чём тут Библия! Да и в ней сказано: раб должен быть покорным своему господину. А наши властители? Если королева Англии не находит работорговлю постыдным занятием, то почему мы, её подданные, должны воротить нос?! Кроме того, у нас деньги на исходе…
В общем, тщетно я старалась убедить Роберта не лезть в сомнительное дело.
Сердце подсказывало: добром это плавание не кончится. Да разве ж его переубедишь!
3
«Уходит капитан в далёкий путь…»
Жаль, на Ларискином мобильнике нет этой незамысловатой, но такой трогательной песенки про девушку-танцовщицу из Нагасаки, которую полюбил капитан-марселец. В своё время я, по просьбе папы, разыскала песню в интернете и скачала для него. «Наша любимая дворовая», – объяснил папа. Мне песня тоже понравилась: до слез растрогала история танцовщицы, зарезанной наркоманом.
И мой капитан отправился в далёкое и опасное плавание. Кто знает, суждено ли нам свидеться?
Изо всех сил гнала прочь дурные мысли. Уговаривала себя: всё будет хорошо. И молилась за Роберта.
Судьба всех жён моряков – ждать и надеяться.
Погода стояла мерзопакостная: дожди и туманы, холод и слякоть на дворе. Сиди, скучай. Самое ужасное – нечем заняться.
Дамы английского полусвета, как я уяснила, такой ерундой, как тоска от безделья, не страдали. Дела всегда найдутся. Если же, паче чаяния, выпадет часок-другой свободного времени, можно просто поваляться на кровати в своё удовольствие. Книг они не читали, хотя и были поголовно грамотные, любили зрелища – цирк и театр, а ещё – ходить в церковь. Не то, чтобы отличались особой набожностью, нет, просто храм – идеальное место встретиться с подругами, поболтать, послушать сплетни и пересуды, а порой и решить амурные дела – переброситься парой слов с кавалером, договориться о свидании.
Мне тоже приходилось посещать местную церковь, хоть и не очень-то хотелось: я православная, как-никак, а тут все протестанты-англикане, и косо смотрят на «чужую» в своём храме. Впрочем, не появляйся я там совсем, они, чего доброго, заподозрили бы меня в связи с Врагом рода человеческого.
Если честно, то и я с удовольствием слушала местные сплетни – удовлетворяла «информационный голод». Правда, подругами не обзавелась. Потому и сидела большей частью дома.
Читала. То, что имелось у нас с Робертом.
Книг было всего три: «Рассказы из истории Трои», «Сэр Гавейн и Зелёный рыцарь» и «Смерть Артура». Две последние – рыцарские романы, а первая – самый настоящий раритет. Это был перевод французского автора Лефевра, а год издания значился – 1475(!) Похоже – самая первая книга, изданная на английском. Солидный томик в коричневом тиснёном переплёте из телячьей кожи, чуть-чуть погрызенный мышами, но, в целом, хорошо сохранившийся. (Боже ты мой, сколько бы мог стоить такой уникум в 21 столетии?!)
По-английски я уже говорила бегло, даже к диалекту шестнадцатого века приспособилась, а вот с чтением возникли проблемы. Оказалось: сущее мучение читать старинные книги, когда спотыкаешься буквально о каждое слово, ломаешь голову над каждой фразой.
Я добровольно подвергла себя такой пытке исключительно от скуки. Всё время одна, Полли и Джим не в счёт, с ними и поговорить-то не о чем.
Девчонка меня как огня боялась, смотрела затравленно, вздрагивала, когда я входила, моргала васильковыми глазами. Дурёха – я не собиралась ей мстить за шашни Роберта, а что поглядывала строго – пусть знает своё место. В здешнем обществе (это я твёрдо усвоила) не допускалось обращение со слугой, как с равным.
Джим, тот лентяй был, каких поискать. Работа у него – не бей лежачего, да и ту делал спустя рукава. Устала ругать бездельника. Пока Роберт дома, Джим хотя бы видимость создавал, а как хозяин уехал, окончательно разленился. Конюшню запустил – горы навоза, ни пройти, ни проехать. В сердцах хотела выгнать его к чёртовой матери, да подумала: нужен же хоть какой-то мужик в доме. Оставила.
Продолжала скучать.
Раз, в воскресенье, выйдя из церкви после утреннего богослужения, я увидела Шекспира. Уильям, должно быть, заметил меня во время службы, и теперь поджидал на улице. Приветливо улыбнулся, отвесил короткий поклон:
– Добрый день, Жанна!
– Добрый день, Уилл!
Раз молодой человек обращается запросто, без «миссис», то и мне незачем называть его «мистером».
– В добром ли здравии вы и ваш муж, мистер… э-э… Хоум, так, кажется?
– Да, я здорова, спасибо. Муж мой тоже, – сказала я, и добавила: – надеюсь.
Явно озадачила собеседника. На его немой вопрос ответила:
– Капитан Хоум сейчас в плавании.
Уильям внешне никак не отреагировал на это известие, только чёртики в глазах – прыг-прыг:
– Разрешите, я провожу вас до дому?
Что ты на это скажешь! Неужели не понимает, что может скомпрометировать замужнюю женщину? Да и себя тоже. Каждая собака знает: Уилл Шекспир женат и имеет двоих детей.
Но он так любезен, так мил и обходителен, что просто взять и прогнать выше моих сил.
Я лишь спросила:
– А ваша жена не станет ревновать?
Уильям невесело усмехнулся:
– Моя дражайшая супруга, дай бог здоровья ей, и всей её многочисленной родне, склонила меня к браку, пустив в ход самое верное оружие женщины – деньги. Я продался Мамоне, увы, зато оплатил долги. К тому же от меня не требуют исполнения супружеских обязанностей, чем я весьма доволен.
Красиво, чёрт побери, излагает. С самоиронией. Недаром он именно с комедий начнёт, а уж потом напишет «Ромео и Джульетту».
А Уильям, получив молчаливое согласие, шёл рядом. Мне же, не скрою, лестно было внимание Шекспира. Шутка ли!
Мы шли по дощатому тротуару. Хорошо, что в Стратфорде сделаны такие настилы, а то пришлось бы грязь месить. Накануне целую ночь хлестал дождь, небо с утра хмурилось, и только сейчас стало проглядывать солнце.
– Вы, наверное, недавно в Англии, Жанна? Выговор у вас не здешний.
– Да, вы правы Уилл, я из Московии. Слышали о такой стране?
– Разумеется.
Сказал так, что я усомнилась в правдивости его слов. Конечно, далеко не каждый подданный её величества Елизаветы знает о существовании Московского государства. Обидно, но для англосаксов московиты – всё равно, что какие-нибудь дикари-людоеды из экваториальной Африки.
– А прежде чем попасть в Англию, я плавала на пиратском корабле.
Это я с досады – пусть знает, с кем имеет дело.
– Вы, конечно, шутите?!
– Отнюдь.
Уильям, явно обескураженный, внимательно посмотрел мне в глаза.
– Но… как же вышло, что вы…
– Вы хотите сказать, как меня угораздило попасть к пиратам? – Он кивнул. – Я поступила на корабль лекарем, даже не зная, что это каперское судно.
– Невероятно! Прежде не приходилось слышать подобных историй. Впервые встретил такую необыкновенную женщину! Должен признаться, вы очаровали меня, Жанна!
Кажется, я жутко покраснела:
– Вы не должны говорить мне таких слов, сударь. Не забывайте: я замужем.
– О, прошу простить меня, милая Жанна. Но ведь в прошлую нашу встречу вы говорили, что разглядели во мне талант творца. Я и сам чувствую в себе призвание писать пьесы в стихах. А все поэты немного сумасшедшие. Не судите строго несчастного комедианта, нашедшего свой идеал в вашем лице, о несравненная Жанна!
Как всё-таки мы, женщины, падки на откровенную лесть и сладкие речи мужчин. Я потеряла бдительность, и не заметила, как попала под гипнотическое действие слов обольстителя, дала себя охмурить. Упивалась галантными речами, не обращая внимания на то, что Уильям явно актёрствует, говорит словами Дона Жуана из знакомой мне пьесы. Или сочиняет на ходу монолог для будущего творения.
Мы подошли к нашему с Робертом жилищу.
Ну, всё, хорошего понемногу – надо прощаться.
– Мой дом. Спасибо, что проводили…
– Разве вы не пригласите меня, Жанна?
Однако! Я растерялась от такой бесцеремонности:
– Что вы, сударь! Это неудобно…
– Жанна, у меня и в мыслях нет ничего дурного. Быть возле вас, слушать ваш голос, это всё, что мне нужно. Клянусь вам!
Уже не пылкий любовник, а скромный юноша – сама кротость и целомудрие – просил дозволения войти. И я поверила, вернее, позволила ему уболтать меня.
Я знала: Полли нет дома – после церкви собиралась на рынок, а там, как пить дать, «зацепится языком». Джим, скорее всего, дрыхнет в конюшне. Впрочем, сказать по правде, в тот момент меня не заботило, увидят ли слуги, что я пришла не одна. А если уж совсем откровенно, сама не хотела отпускать Уильяма. Он так мил, так любезен…
Как только мы оказались в доме, от галантности молодого повесы не осталось и следа. Мгновенно забылись клятвы и заверения в желании лишь слушать мой голос. Едва перешагнув порог, я оказалась в жарких объятиях коварного соблазнителя. Вяло сопротивлялась, стараясь уклониться от поцелуев, шептала: «Что ты делаешь… не надо». «Жанна, дорогая… я сгораю от страсти», – шептал он в ответ, и целовал мне лицо, шею, ямочку между ключицами.
Не помню, как мы оказались в спальне для гостей. В той самой, где я не так давно застукала Роберта, лапающего служанку. А теперь сама облапана будущим гением, охотником до любовных утех с чужими жёнами. Похотливые руки донжуана скользили по моей спине и бёдрам, касались груди, настойчиво искали застёжки на платье. Уильям становился всё нетерпеливее и грубее в желании овладеть мною. Не справившись с крючками, дёрнул за ворот и надорвал его; надавил на грудь, сделав мне больно, чем окончательно вывел из состояния тупой покорности.
Я резко его оттолкнула:
– Успокойся! Я не хочу… не могу… Я люблю своего мужа, понимаешь!
Уильям тяжело дышал, глядел исподлобья. На мгновение показалось: захочет взять меня силой. Но он лишь криво ухмыльнулся:
– Супружеская верность – лучшая из добродетелей… Когда нет иных достоинств.
Я вспылила:
– Что ты о себе воображаешь! Гений, ха! Тебе ещё только предстоит им стать. Знаешь, теперь я уже не уверена, что так и будет. Кто знает, может «стратфордцы» ошибаются, и истинный автор великих пьес – граф Оксфорд?
– О чём ты, Жанна? Зачем упомянула «хромого Эдуарда»? Он, кстати, заключён в Тауэр.
– Кто? – не поняла я.
– Эдуард де Вер, граф Оксфорд. Ты ведь его имела в виду?
– Да. Кажется. Он ведь поэт и драматург, обласканный королевой?
– Был таковым, пока не снюхался с заговорщиками-католиками.
Я не хотела продолжать этот разговор – и так наболтала лишнего. Упомянула о споре «стратфорцев» с «оксфордцами» за несколько столетий до самого спора. Не нарваться бы на неприятности со «Службой».
– Ладно, Уилл, не заморачивайся, – сказала я по-русски, и добавила на его родном: – Я имела в виду, что в Англии немало хороших поэтов и драматургов, и надо очень постараться, чтобы превзойти всех.
Уильям пожал плечами. На меня он смотрел уже спокойно, без диковатого блеска в глазах (как глядят самцы на течную самку).
– Я плохо понимаю тебя, Жанна. Мне казалось, что ты… Ладно… Не стоит об этом. Извини, если обидел.
– Хорошо. Я принимаю извинения. Мы можем остаться добрыми знакомыми…
Расстались мирно. Но у меня в душе остался горький осадок. Разве я дала ему повод обращаться со мной, как с кабацкой шлюхой?!
4
И опять чередой потянулись дни, одинаковые, как цыплята из инкубатора. Где-то воевали и заключали перемирия, соперничающие королевские дворы Европы интриговали друг против друга, основывали временные союзы, дабы ослабить позиции противника. Вся та грязь, что именуется большой политикой, очень напоминала происходящее в этой области в двадцать первом столетии. Сюда, в Стратфорд, долетали лишь отголоски событий, и то в виде слухов о борьбе партий при дворе Елизаветы. Среди придворных, насколько мне известно, есть сторонники и противники тех или иных монархов, поэтому дворцовые интриги – как бы проекция соперничества европейских властителей.
Информационный голод давал о себе знать. Полное отсутствие СМИ угнетало меня постоянно, а сейчас – тем более. Очень уж нудно тянулось время. Почты, как таковой, ещё не существовало, и рассчитывать на весточку от Роберта не приходилось.
Тем удивительнее было, когда ко мне в дом пришёл некий Стивен Добс, оказавшийся штурманом с «Коричневой звезды», и заявивший, что имеет поручение от капитана Хоума.
– А где сам капитан?! – воскликнула я, не на шутку встревоженная словами Добса.
– Во Франции, в местечке Буживаль. Кэп просил передать вам записку, мэм.
Он снял шляпу и вытащил из-за подкидки свёрнутый в тонкую трубочку листок бумаги. Протянул мне. Я развернула дрожащими руками и прочла: «Джонни, я в плену. Требуют выкуп – 500 ливров. Стив Джобс, мой штурман, расскажет подробно. Твой злополучный супруг Роберт Хоум».
Написано вкривь и вкось, явно нетвёрдой рукой.
Перед глазами сразу же встала картина: Роберт, весь израненный, закован в цепи и помещён в темницу; он лежит на голом каменном полу, а вокруг бородатые громилы-стражники, которые глумятся над пленным, пытают и угрожают убить, если выкуп не будет уплачен в ближайшее время.
– Что с ним случилось? – еле выдавила, сама не своя от страха за мужа.
– Успокойтесь, мэм. Кэп в порядке. Я вам всё подробно растолкую, только…
– Не томите, бога ради! Рассказывайте скорее!
– Прошу меня простить, мэм, но я проделал чертовски длинный путь. Буду весьма признателен, если предложите мне присесть, и я бы не отказался от глотка эля, или виски, или…
– Ох, извините, – спохватилась я. – Конечно, проходите в комнату… Полли!
Я велела служанке принести бутылку любимого всеми ирландцами, шотландцами и англичанами напитка, а также поесть – холодной телятины и хлеба. Усадила гостя в холле возле камина, топившегося по случаю ненастной погоды.
Человек лет сорока, с обветренным лицом, загорелый, Добс выглядел, как обычный моряк – таких в Англии не счесть. Он сразу, без церемоний, налил себе чуть не до краёв кружку и осушил одним махом, затем принялся за мясо. Ел с удовольствием, видно было – проголодался, и вообще, не близкий, видать, путь отломил.
Я терпеливо ждала.
– Не беспокойтесь, мэм, я всё подробно расскажу… доем только этот кусочек, – пробубнил он с набитым ртом.
– Пожалуйста, не торопитесь, – сказала я, как гостеприимная хозяйка, хотя извелась уже, ожидаючи.
– Угу, м-м-м, м-м. Вы позволите? – он прожевал и опять потянулся к бутылке.
Я кивнула.
Добс выпил.
– Так вот, мэм, – принялся он рассказывать. – Поначалу-то плавание у нас шло неплохо. Я бы даже сказал, отлично начиналось. Подошли к берегу и встали на якорь в устье Конго. Это такая большая река в Африке, мэм. Оттуда двумя отрядами направились вглубь континента. Один отряд на шлюпках пошёл вверх по реке, другой прямо через лес, на юго-восток. Кэп командовал людьми на шлюпках…
Я пришла в ужас, решив: Роберт в плену у какого-нибудь людоедского племени.
Да, нет же, штурман ясно сказал, дескать, капитан во Франции находится. Господи, какая пытка выслушивать подвыпившего человека. Добс, чуть заплетающимся языком, продолжал рассказывать, как моряки с «Коричневой звезды» захватили несколько десятков негров, погрузили на судно, отплыли, намереваясь идти к берегам Нового света, чтобы сбыть «товар». И вот тут-то удача отвернулась от Хоума и его экипажа.
У Роберта была договорённость с капитанами двух других судов, участников экспедиции, о встрече возле островов Зелёного мыса, откуда все вместе должны идти через Атлантику. Но на полпути «Коричневую звезду» неожиданно атаковали.
– Проклятые испанцы стерегли нас. А с ними капер-француз Жак Лурье по прозвищу «Беспощадный». Сущий злодей, доложу я вам, тот француз. Хитрый и злобный, как хорёк. Он стакнулся с испанцами, подговорил их напасть на честных моряков, на нас, то есть, и ограбить.
Добс умолк, спросил дозволения «промочить горло». Я кивнула, но попросила скорее переходить к сути.
– Слушаюсь, мэм. Сей момент перехожу к главному. – Выпил, зажевал, продолжил. – На чём я остановился? Ага, так вот. Три испанца и француз взяли нас в клещи. Наш кэп попытался было выполнить оверштаг. И это ему удалось бы, клянусь святым причастием, и мы оставили бы противника за кормой, кабы резко не переменился ветер. Судно стало рыскать и при этом неудачно подставило французу правый борт. По нам ударили из дюжины орудий. Большая часть наших была сметена с палубы, а тех, кто уцелел, либо зарубили в абордажной схватке, либо пленили, как меня с кэпом.
– А капитан… Он не пострадал?
– Ранен, мэм, – спокойно ответил моряк и, заметив мой испуг, добавил. – Да вы не волнуйтесь, рана не опасная. Ему располосовали бок…
Ничего себе – успокоил!
Далее Добс рассказал: испанцы забрали себе весь «груз», заявив, что берут негров в счёт уплаты англичанами некоего долга. «Коричневая звезда» и все пленные достались Жаку Беспощадному.
Добс опять умолк, переключившись на выпивку. Убила бы, честное слово, я вся извелась, а он кота за хвост тянет, никак до главного не доберётся.
– Нас, меня и кэпа, Беспощадный отвёз в Буживаль. Там у него дом, не скажу, что очень богатый, но… побольше вашего будет. Там нас и поселили. Обращались неплохо, кормили, давали вина, но, понятное дело, из дома не выпускали. Жак сразу заявил кэпу, что отпустит его за выкуп. Тот сначала ни в какую, но потом видит, по-иному не получится, согласился. Ну, а меня с запиской послали к вам, мэм, вроде нарочного. Деньги, что при мне были, пятнадцать шиллингов, проклятые разбойники сразу отобрали, а больше и взять-то нечего. Вот так, миссис Хоум, я и отправился к вам. Прямиком. Даже дома не побывал – сам-то я из Ливерпуля. Ох, и натерпелся в дороге…
Я заверила, что оплачу все понесённые им дорожные расходы и ещё прибавлю за доставку известия от Роберта. И давай подробно расспрашивать про попавшего в беду супруга.
Ведь так и знала: не кончится добром занятие работорговлей!
