Глава 7. Ах, две души живут в больной груди моей. Друг другу чуждые, – и жаждут разделенья! [1]

И в этот раз пробуждение не доставило мне особого удовольствия. Резко выпрямившись в кровати, я ошалело окинул взглядом комнату.

– Всё в порядке, малыш? – донёсся тихий сонный голосок, и я почувствовал, как мягкие нежные губы коснулись моей шеи, а тоненькие ручки аккуратно легли на плечи.

– Да, родная, просто дурной сон, – я аккуратно развернулся и поцеловал её. Она улыбнулась в ответ. Это был просто кошмар. Просто кошмар. Кошмар.

Спустя сорок минут я медленно направился в ванную. Пара свежих царапин на теле и общая расслабленность ввели меня в какое-то полубессознательное состояние. О ночных приключениях было забыто. Вяло доковыляв до раковины, я облокотился на краешек раковины. Чёрт, какой-то у меня измученный вид, странно. Неужели это секс меня так вымотал, старею…

– А ты, как я посмотрю сегодня в ударе, дружище, – донёсся жутко знакомый низкий голос из-за спины.

Резко крутанувшись на одном месте, я развернулся на сто восемьдесят градусов, попутно сбросил со столика всё, что на нём было. Тысяча и один тюбик с радостным звоном ударились о кафель пола, и, словно мыши, вырвавшиеся из клетки, разбежались по разным углам.

– Да ты, я смотрю, грациозен, как никогда. Прямо Барышников. Браво! Браво! – захлопал в ладоши он, – Ты когда суши палочками ешь, наверное, часто в глаза себе тычешь, да?

Вопреки всем законом жанра, он не исчез, стоило мне обернуться. Нет. Прямо передо мной. Ухмыляясь. Стоял всё тот же парень, которого я видел сегодня ночью во сне. Хотя во сне ли?

– Всё хорошо, милый? – раздался озабоченный голос из спальни.

Я открыл рот, чтобы ответить, что всё в порядке, но слова застряли у меня в горле.

– Ну что же ты? – картинно поднял бровь собеседник, – Девушка же волнуется, успокой её.

Но не успел я вновь открыть рот, как в коридоре послышались лёгкие шаги, и дверь в ванную резко распахнулась.

– Ты с кем разговаривал? – тоненькая фигурка Карины, слегка прикрытая тёмно-синим бельём, нарисовалась в дверном проёме.

Я замер, ошарашенно переводя взгляд с неё на собеседника, продолжающего ухмыляться ещё более злорадно, чем прежде.

– Всё в порядке? – ещё раз озабоченно переспросила она, упорно игнорируя нежданного гостя.

Не в силах выдавить из себя ни слова, я лишь яростно закивал.

– Ну хорошо. Давай, дуй в душ тогда, я за тобой, – ещё раз окинув меня подозрительным взглядом, сказала она и закрыла за собой дверь.

– Один-ноль в пользу сумасшествия! – выкинув один палец, весело заявил он.

– Она не видела тебя? – ошалело переспросил я.

– Да ладно, как ты догадался? – подняв вверх правую бровь, съязвил он, мерзко растягивая слова.

– Я точно сошёл с ума, – медленно съехав на пол и упёршись спиной в умывальник, грустно сказал я. – Других вариантов, похоже, быть не может.

– Ну, ну, ну, что это ты скис, дружище, – резко сменив тон, незваный гость аккуратно опустился рядом со мной. – Да ты попробуй в наше время найти хоть одного нормального человека, так что твой вариант не самый плохой. Можешь считать, нашёл нового друга.

– Слабое утешение, особенно если учесть, что ты не настоящий, – уставившись в одну точку, ответил я.

– Серьёзно? – неожиданно резко переспросил он. С кряхтеньем поднявшись, «новый друг» поправил рубашку, стряхнув несуществующие пылинки, и, обернувшись в мою сторону, присвистнул, привлекая внимание. Нехотя я поднял голову.

– До скорой встречи, – неожиданно холодно проговорил он и коротким хлёстким ударом ноги в лицо отправил меня в полёт к краю комнаты.

– Что случилось? – входная дверь вновь резко отворилась, и я, приподнявшись, увидел смутный силуэт.

– О боже, что с тобой! У тебя всё лицо в крови! – испуганно вскликнула Карина и мигом ринулась ко мне.

– Я поскользнулся… – булькнул я, с трудом размыкая опухшие губы.

– О боже, как можно быть таким неуклюжим, надо вызвать скорую, сейчас я достану йод…

В то время, пока она хлопотала вокруг, приводя моё лицо в более-менее приемлемый вид, лишь одна мысль крутилась у меня в голове.

Разве иллюзия способна сделать такое?

Смеркалось. Свой рабочий день я описывать не хочу и не буду. Я там, похоже, стал персоной нон грата. После недавней сцены устроенной Томой (как ни странно, кто она такая, уже почти все забыли, но сцену помнили прекрасно) я до сих пор ловил на себе пристальные взгляды офисных сплетниц и сплетников, но это были детские шалости. Вы бы видели, какая феерия разразилась сегодня, стоило мне на сантиметр просунуть свою искалеченную рожу в дверной проём. Это было прямо как в вестернах: сразу воцарилась гробовая тишина. Все голоса мигом смолкли, и десятки глаз уставились на меня. Мгновение – и захлопали двери кабинетов, из-за которых сразу донёсся хорошо различимый шёпот. Разве что засохший ковыль не проскакал передо мной, подхваченный ветром.

Достало всё.

В нашем мире, если ты не такой, как все, тебя задавят, растопчут, убьют. Это похоже на реакцию лейкоцитов в кровеносной системе: завидев нечто, отличающееся от них, они моментально уничтожают «опасную инфекцию», дабы сохранить жизнеспособность организма. Правда, возможен и второй вариант, если «инородное тело» окажется слишком сильно, или их будет достаточное количество, организму грозит гибель. Неужели вам никогда не казалось, что современное общество давно отжило своё? Но в наше время шансы появления вторых Робеспьеров, Лениных, и тому подобных «смутьянов» снижены до минимума, это тоже похоже на функцию организма, иммунитет. Познав одну болезнь, защитные механизмы запоминают способы борьбы с ней. Так что каждый раз приходится выдумывать что-то новое.

Ну да ладно, о чём это я?

Ночь медленно брала своё. Темнеть начинало намного раньше, дни становились всё короче и прохладнее, а ночи всё длиннее и ласковее. Медленно наступала осень. Её появление ощущалось всё сильнее, практически каждая клеточка мира начинала дышать по-другому. Всё меньше становилось птиц, сидящих на деревьях, всё реже можно услышать назойливый писк комара, охотящегося в ночи, всё меньше зелени окружало нас, всё чаще мёртвые пожелтевшие листки, облепленные вездесущей слякотью, прилипали к подошвам тёплых непромокаемых ботинок. Я любил осень. И зиму любил. Не знаю, почему, это на уровне подсознания. Я любил дождь. И ещё, как это, наверное, ни странно звучит, на протяжении всей жизни, именно осенью со мной происходило всё то, что я проносил с собой через всю жизнь. Это было моё время.

Луч света выхватил из надвигающейся мглы ставшую до боли знакомой дверь. Глубоко вздохнув, я заглушил мотор. Вперёд.

– О, блудный сын вернулся! Салют, давненько тебя видно не было, халтурщик, – донёсся язвительный голосок, стоило мне приоткрыть дверь.

– Да так, дела-дела, ну, ты же понимаешь, – вяло парировал я. В словесной схватке мы были бойцы абсолютно разных весовых категорий. И оба это понимали.

Напротив меня, облокотившись на стойку ресепшена, кстати, как ни странно, вечно пустующую, стояла Аня. Странно. При виде её ехидной физиономии что-то странное произошло внутри меня. Резко сделав шаг вперёд, приблизившись почти вплотную, я крепко обнял её, с наслаждением вдохнув запах сигарет и крепкого кофе. Она не сопротивлялась. Не знаю, сколько мы простояли так, в тишине, обнявшись. Может быть, мгновение, а может, целую вечность.

– Эй… ты это… ты чего… – услышал я её слабый срывающийся голосок, так разительно отличавшийся от того, которым она говорила раньше. Не отвечая, я молча выпрямился, и, резко развернувшись на каблуках, отправился в своё маленькое царство грёз. Оставив её одну. И она не проронила больше ни слова. Но всё время, пока я шёл, я чувствовал её взгляд, упиравшийся мне в спину. И, что самое странное, в нём не было той буравящей тяжести, которая так раздражала меня раньше, нет, в нём было что-то ещё, что-то совсем иное, что-то, чего я сам боялся осознать.

– Ему двадцать лет, – вдруг услышал я до боли знакомый низкий, чуть хрипловатый мужской голос, лившийся словно отовсюду, – Учился в одном из престижнейших университетов страны на медика, кажется, мечтал стать нейрохирургом или кардиологом. Так и не успел до конца определиться. Его воспитывала мать, женщина старой закалки, потерявшая мужа, когда сыну было всего три года. Он был охранником в ювелирном магазине, и погиб во время одного из налётов. Но об этом не принято говорить. Ещё у него была девушка, Жозет. Она была безумно красива. У неё были длинные каштановые волосы, зелёные глаза, и веснушки, придававшие ей особенно озорной вид. Она играла на фортепьяно и мечтала петь в опере. И, самое главное, они безумно любили друг друга и мечтали пожениться через три года. Она была чуть младше его, так что это был оптимальный возраст для обоих. А ещё у него был лучший друг, даже двое. Одного звали Кристофер, а второго Роберт, в честь прадедушки. Когда Мишелю становилось совсем туго, он всегда вспоминал, как, когда им было по восемь лет, они всей оравой лазили воровать яблоки в сад Миссис Адамс, и как он впервые поцеловал Жозет, в небольшом кинотеатре на окраине. А ещё у него была собака. Обычная дворняжка, которая увязалась за ним, когда он был совсем мальчишкой и шёл домой из школы.

На мгновение голос замолчал, и я почувствовал нарастающее в воздухе напряжение, этот особенный привкус беды на кончике языка.

– Все рухнуло, год назад, – вновь, с лёгкой натугой, словно преодолевая себя, продолжил голос. – Все началось со смерти Роберта. Он погиб, как герой, если можно считать подвиг достойным оправданием смерти. Однажды вечером, возвращаясь домой с тренировки по хоккею, он услышал женский крик. Предсказать дальнейшее несложно. Забыв обо всем, этот высокий сильный молодой парень бросился в ближайшую подворотню, где напоролся на нож. Он даже не успел толком разглядеть убийцу. Всё произошло слишком быстро. Вся ирония ситуации в том, что на самом деле там было некого спасать. Его погубила парочка приезжих иммигрантов. С момента прибытия в Париж, где они планировали начать новую жизнь, они занимались тем, что охотились на случайных «героев». Ближе к вечеру они размещались в каком-нибудь глухом переулке, и стоило им заметить какого-нибудь прохожего, девушка кричала, изображая невинную жертву, а стоило незваному герою появиться, её напарник глушил его камнем, и затем они вместе обирали несчастного. То, что произошло с Робертом, было нелепой случайностью, он сам налетел на нож, которым его просто хотели припугнуть. Для справедливости хотелось бы заметить, что после этого случая парочка разбежалась. Не выдержав напряжения, парень, прирезавший Роба, спился, и погиб в собственном доме. Сгорел, спьяну не потушив сигарету, а его девушка, какое-то время слонявшаяся по ночлежкам, занялась проституцией, и тоже умерла, пережив своего «экс-бойфренда» всего на неделю, другую, забитая до смерти одним из распалённых клиентов, который, кстати, легко откупился от сутенёра, сунув ему в карман лишние сто евро. Цена жизни этой девушки. Тоже незавидная судьба, но от этого не легче. Но что-то я отвлёкся. Следом настала очередь Жозет. Все начиналось очень безобидно. Поступив в театральный институт, она быстро влилась в этот мир. Она участвовала во всех более-менее крупных мероприятиях, проводимых в Париже, а после они с подружками взяли за правило расслабляться вместе, запершись в гримёрке с парой дорожек кокаина. Детские шалости. Но всё окончательно пошло в разлад, когда появился он. Загадочный мужчина, обещавший ей золотые горы, лучшие сцены Парижа, Лондона, Милана. Он обещал ей весь мир, изрядно сдабривая обещания горами белого порошка. Мишель видел, как на глазах меняется возлюбленная, но ничего не мог сделать. И в один прекрасный день она исчезла, не сказав никому ни слова. Не один месяц он пытался найти возлюбленную, и, к величайшему сожалению, нашёл. В полицейской хронике, ненароком наткнувшись на фотографию в газете, на которой с трудом узнал в голой истощавшей донельзя обезображенной девушке свою былую любовь. Из статьи под фотографией он узнал, что девушку нашли десять дней назад в Булонском лесу; по данным экспертизы, она была изнасилована и погибла от множественных побоев и трёх ножевых ранений в области живота и груди. Поскольку никаких документов при ней обнаружено не было, полиция призывала всех, кто узнал погибшую, связаться с ними для выяснения личности. Мишель не стал этого делать. Последним ушёл Кристофер. Ушёл банально, для современного мира. В одну из тёплых летних ночей, когда он возвращался с девушкой с ночного кинопоказа, его сбила машина, прямо на пешеходном переходе. Погибли оба. Водитель был пьян, и, кажется, его осудили на несколько лет лишения свободы, но кому от этого легче? Последним, и, пожалуй, самым тяжёлым ударом, была внезапная болезнь матери. Однажды, возвращаясь с работы, она просто упала в обморок. Прибывшая «скорая помощь» отвезла пожилую женщину в ближайшую больницу, где констатировали диагноз: опухоль мозга. Врачи дали ей не больше полугода. Вернувшись с матерью домой, Мишель увидел свою собаку, странно тихо лежащую в углу. В этот день он потерял всё, что у него оставалось. Он бросил учёбу. Вот уже несколько месяцев появлялся на улице лишь для того, чтобы купить продукты и лекарства. По иронии судьбы, сейчас он жил на те деньги, которые они вместе с Жозет откладывали на свадьбу, до которой оставалось ждать всего год. Те деньги, с которых он планировал начать новую жизнь.

Я видел, как юноша вернулся в комнату и вновь стал напротив окна, уставившись в никуда. В пустоту. В вечность. И такой одинокой казалась его тоненькая фигурка, на фоне всех тех кошмаров, которые пришлось ему пережить.

– Каждый день он смотрит на то, как уходит жизнь из его матери. Как она страдает, как тускнеют её глаза. Видит, как невыносимо больно ей доживать последние часы, – вновь заговорил голос. – Однажды, в минуту слабости, он достал капсулу с обезболивающим, которые по нескольку раз в день принимала его мать, и, высыпав содержимое в раковину, засыпал на его место цианистый калий, которым они раньше выводили крыс. Но дать матери не решился. Он просто бросил эту капсулу в коробочку, где лежали остальные, предоставив возможность решать судьбе.

– Это ужасно, – не выдержал я. – Потерять всё, что любил, потерять прошлое и будущее, и медленно терять настоящее. Это всё равно, что смерть.

– Каждый из нас умирает, – вдруг неожиданно резко и холодно ответил мне голос. – Сейчас, вчера, завтра, каждую секунду. Пока мы спим, едим, занимаемся сексом. Каждое мгновение нашего долбаного существования – умирание.

Вдруг я увидел как по лицу юноши пробежали слёзы. Он плакал, плакал беззвучно, не моргая.

–  Прощай, мама, – едва слышно сказал он. – Прости меня, я очень тебя люблю.

Медленно распахнув окно, он на мгновение закрыл глаза и сделал шаг.

Мой собственный крик вывел меня из транса. Я тяжело дышал. Я плакал. Я кричал. Я рвался остановить его. Но никто не прервал моих рыданий. Спустя пару минут я успокоился, и, тяжело дыша, сел, опершись спиной в стену. Прямо рядом со мной стоял он. Всё те же высокие ботинки, всё та же клетчатая рубашка, всё тот же тяжёлый взгляд.

– Называй меня Ганс, – вдруг сказал он.

– Почему именно Ганс, ведь это не твоё настоящее имя? – рассеянно переспросил я, приходя в себя.

– У меня нет имени. Просто ты считаешь, что это имя мне подходит, – не отрывая взгляда от раскинувшейся перед нами бездны, ответил он.

На какое-то время воцарилась гробовая тишина. Каждый думал о своём. Но вскоре я не выдержал:

– Он умер, да? – боязливо переспросил я.

– Да.

– А его мама?

– Да. Видимо ей попалась та самая капсула. Он давно не жил, она была единственным, что держало его в этом мире, – голос моего собеседника оставался на удивление холодным, что безумно коробило меня.

– Но ведь это неправильно! Это не выход! Он должен был жить, он должен был начать всё сначала, он молод, у него бы всё обязательно наладилось! – выпалил я, незаметно для себя переходя на крик. Как можно быть таким чёрствым, я не понимал этого!

– Он никому ничего не должен, – неожиданно резко ответил Ганс. – Это его выбор. И мы должны уважать его. Остаётся надеяться, что та, он встретит то, что потерял в этом мире. И не будем больше об этом.

И, немного помолчав, с отвращением добавил:

– Терпеть не могу нытиков.