Я проснулся ни свет, ни заря. Хотя это сложно назвать пробуждением в классическом смысле слова, я словно включился. Резко открыв глаза, я тупо уставился в потолок, понимая, что сна не осталось ни в одном глазу. Довольно необычное для меня состояние, обычно пробуждение было для моего мозга целым событием, которое он любил растягивать минимум минут на пятнадцать-двадцать, но сегодняшний день и впрямь стал серьёзным исключением. Сделав короткий звонок на ресепшен и договорившись по поводу классического английского завтрака из трёх хорошо обжаренных яиц с ломтиками бекона, чашки крепкого кофе и хрустящих тостов с клубничным, или, на худой конец, малиновым джемом, я направился в ванную, где планировал сделать из своей помятой небритой физиономии нечто, вызывающее исключительно положительные эмоции. Благо в ящичке под умывальником обнаружился новый запечатанный одноразовый станок, и зубная щётка с крохотным тюбиком зубной пасты. Это значительно упростило стоящую передо мной задачу. Так что вышел я оттуда почти человеком. Оперативно сработало и обслуживание в номерах, и буквально через пару минут я сидел на краешке подоконника, чистый, выбритый, и вовсю хрустел невероятно вкусными тостами, запивая их вполне сносным кофе. Мне всегда нравилось наблюдать за жизнью города, мне нравилось смотреть, как люди спешат по делам, мчатся по дорогам, толкаются в метро, бодро топчут асфальт. Но самое большое удовольствие, не сравнимое ни с каким другим, я испытывал, когда видел людей, мерно жующих сэндвич на лавочке, или бабушек с внуками, кормящих голубей, или влюблённые парочки, бережно прижавшиеся друг к другу и идущие вдоль пруда. Ведь жизнь, на самом деле, пролетает очень незаметно. Вот ты нагнулся, чтобы подписать бумажку, разгибаешься, а лет десять прошло. И ничего в жизни кардинально не меняется. Растут дети, медленно отпочковываясь от семьи, обвисает живот, появляются первые морщины, отдышка и седина. И вот ты уже сидишь на лавочке, и смотришь в никуда, и единственное, что ты не в силах осознать: неужели это всё? Ведь ты помнишь, как когда-то хотел съездить на Гранд Каньон, прыгнуть с парашютом, написать книгу, нарисовать шедевр, встретить любовь всей жизни, собрать рок-группу. И всё это уже не доступно для тебя, а то, что доступно, вряд ли принесёт истинное наслаждение. Жизнь заканчивается, так и не начавшись. И самое обидное, что некого винить, кроме себя. Каждую секунду мы делаем выбор. И каждую следующую секунду несём последствия. У кого-то выбор шире, у кого-то уже. Но он всегда есть. Всегда.
Аккуратно вытерев руки о хрустящую салфетку, я захватил зелёную папку, и не торопясь вышел из номера, плотно прикрыв за собой дверь. У выхода я сказал портье, что мне очень понравилось у них, и я, пожалуй, задержусь ещё на денёк-другой. В благодарность за что получил дежурную улыбку, точно такую же, какой одарил меня швейцар на выходе. Правда, уже другой, они работали посуточно.
После недолгих поисков по навигатору в телефоне (ума не приложу, как люди раньше справлялись без подобных гаджетов, какое же мы неприспособленное поколение) мне удалось найти искомую улицу. И можно сказать, что мне повезло: это было в трёх-четырёх станциях от меня.
С вашего позволения пропущу ту часть, в которой описывается увлекательное и полное опасностей путешествие в метро. Для человека, привыкшего ругать всё и вся в московских пробках, это было тяжёлое испытание. Оказывается, есть люди, которым не повезло ещё больше. Буквально за двадцать минут в поездке меня толкнули и обругали столько раз, что я чуть не впал в депрессию. И почему в мои школьные-студенческие годы подобное не вызывало у меня столь сильного диссонанса? Старею. Или нервишки не к чёрту. Но, с другой стороны, до цели я добрался в рекордные, невиданные ранее сроки. Вот кто, оказывается, поддерживает экономику столицы, пока основная масса работоспособного населения зависает в пробках.
Бодро выскочив из метро, словно ребёнок радуясь свежему воздуху, солнечному свету и тому, что никто не стоит у меня на ногах (нет, серьёзно, я не представляю себе, как маленькие хрупкие девушки и пожилые люди справляются с этим), я, насвистывая под нос какую-то подслушанную в пути мелодию, пошёл вперёд, как велел мне навигатор и спустя пол часа слепых блужданий, упёрся в старый сталинский дом. Меня всегда пугали строения той эпохи: словно величавые исполины, взирали они на нас сквозь толщу веков.
Сделав глубокий вдох, я ещё раз взглянул на бумажку с адресом. «….Ул. Красноармейская, д 31/18 кв.45». Кажется здесь. Задумчиво сделав круг почёта вокруг дома, сопровождаемый подозрительными взглядами вездесущих бабулек. Казалось, за мной они наблюдают раза в три пристальней, чем за своими малолетними отпрысками, беззаботно резвящимися рядышком. Затем, ещё с минуту рассеянно потоптавшись около закрытой двери, я, собрав в кулак смелость, позвонил. Спустя секунд десять, за которые я успел в кровь изжевать нижнюю губу (дурацкая привычка) и вспотеть, словно парень, впервые стягивающий с подружки джинсы, протяжные гудки внезапно прекратились, и из старого динамика раздался чудовищно искажённый голос.
– Алло? Кто там? – это была не Тома, даже несмотря на посторонние шумы, я сразу понял. Не знаю почему, но я напрягся.
– Меня зовут Марк! – практически проорал я, вплотную нагнувшись к домофону, следуя простой подсознательной логике, что если мне плохо слышно собеседника, то и он должен меня едва-едва слышать. – Я коллега Томы! Принёс её документы! Откройте!
Голос замолчал. Я стоял молча, в ожидании вердикта. Параллельно соображая, с кем мне только что довелось разговаривать. Может, подруга забежала на огонёк? Но что-то она долго молчит. И только я собрался вновь напомнить о своём присутствии, как динамик захрипел, и через мгновение я услышал мерзкий писк, сигнализирующий о том, что с той стороны меня признали достойным переступить порог сей обители.
Мне нужна квартира номер 45, следовательно, четвёртый этаж. Проведя нехитрые размышления, я с задумчивым видом прошёл мимо лифта и решил воспользоваться лестницей. Ездить на четвёртый этаж на лифте – это перебор. Быстренько взобравшись на нужный этаж, параллельно в очередной раз подумав, что пора бы всерьёз заняться собой, я замер напротив двери, которую часто видел в своих грёзах, но впервые удостоился чести лицезреть наяву.
Сделав глубокий вдох, я занёс руку, чтобы постучать, но тут, словно по волшебству, дверь распахнулась, и я чуть не провалился внутрь. На пороге стояла девушка в потёртых джинсах и длинной вытянутой майке светло-зелёного цвета, её светлые волосы были собраны и перетянуты резинкой в пучок, а под глазами поселились два тяжёлых синеющих мешка. Вид у неё был такой усталый, словно она не спала как минимум пять-шесть ночей кряду.
– Проходите, – устало буркнула она, освобождая дорогу. Слегка озадаченный, я просочился внутрь. Там всё было точно так же, как я видел ранее. За исключением, пожалуй, одной странности. Все шкафы почему-то были открыты, а вещи из них вывалены в огромную, практически бездонную сумку, стоящую неподалёку.
– Тома переезжает? – нервно теребя в руках пакет с документами, переспросил я. Конечно, это логично, ведь намного легче начинать новую жизнь там, где ничего не напоминает тебе о старой. Как же мне повезло, что удалось застать кого-то до отъезда.
– Тома умерла, – сухо выдавила девушка, и, не обращая на меня внимания, слегка шатаясь, направилась к сумке.
– Что, простите? – переспросил я. Это что, у них шутки такие, или мне послышалось?
– Тамара умерла, – практически по слогам, слегка растягивая буквы, выдавила девушка, злобно уставившись на меня, – Выпрыгнула из окна пару дней назад. Я её троюродная сестра. Собираю вещи. Могу я ещё чем-то ВАМ помочь?
На мгновение мне показалось, что мир рухнул. Знаете, такое странное ощущение, словно внутри у тебя на тоненьких ниточках висят маленькие хрустальные шары. И вот нить лопнула, и последний шар с оглушающим звоном разлетелся на тысячи мелких осколков. Это, должно быть, ошибка. Или дурацкая шутка. Да, да, просто нелепый розыгрыш. Вот сейчас она войдёт в эту дверь, как всегда, серьёзная и элегантная, поначалу озадаченно уставится на меня, не понимая, как я оказался в её квартире, а затем улыбнётся, и вскоре мы все вместе будем сидеть вот за этим столом, пить вино или кофе, и она будет делиться планами на дальнейшую жизнь. Она больше не будет злиться на меня, ведь она сама говорила, что именно я открыл ей глаза.
– Вы что, оглохли? – вновь подала голос мерзкая девчонка. Зачем она врёт мне? Ведь я знаю, что Тома никогда, слышите, никогда бы так не поступила! Ни раньше, ни, тем более, сейчас. Ведь она только-только начинала жить, ведь она только-только стала понимать, чего по-настоящему жаждет. Зачем же ей тогда, чёрт возьми, выпрыгивать из окна?!
– Закрой рот, – тихо процедил я, медленно надвигаясь на неё, – Зачем ты мне врёшь, кто ты такая, и что ты сделала с Томой.
Звонкая пощёчина на мгновение вывела меня из равновесия, и я, сделав шаг назад, ошарашенно уставился на собеседницу.
– Это ты закрой рот, – медленно, выделяя каждое слово, процедила она. – Ты что о себе возомнил? Я сказала тебе всё, что тебе нужно знать, и даже больше. Пять дней назад моя сестра выбросилась из здания бизнес-центра, не оставив посмертной записки. Я разговаривала с ней буквально за пару часов до этого. Она сказала мне, что для неё начинается новый этап.
– Но зачем ей тогда… – вторая пощёчина, прервавшая моё лепетание, была куда больнее предыдущей.
– Заткнись и убирайся отсюда, пока я сама тебя не вышвырнула, – едва сдерживая гнев, прокричала она. Я видел, как слёзы градом катились по её щекам, но взгляд при этом оставался холодным. Ни один мускул не дрогнул на её, словно высеченном из мрамора, лице.
– Простите, я соболезную, – опустив глаза, я развернулся, и тихо закрыв за собой дверь вышел из квартиры. Не успел я сделать ещё один шаг, как двери лифта распахнулись и оттуда вывалилась гурьба детишек, облепившая двух мраморных догов. Весело хохоча, они, словно волна прибоя, накатили на соседнюю дверь и с хохотом принялись стучать в неё и жать на звонок. Я молча вошёл в лифт, не оглядываясь. Последнее, что я уловил, был звук отпираемого замка и сшибающий с ног запах свежей выпечки. Затем двери лифта захлопнулись, словно гильотина, отрезав меня от прекрасного и далёкого мира.
« Сегодня утром, пока ты был в душе, я такую жуткую историю в новостях слышала» звучал у меня в голове до боли знакомый женский голос.
« САМОУБИЙСТВО!… дело обыденное для большого города, где каждый второй чувствует себя глубоко несчастным….. Там рассказывали о девушке … кажется, по статистике мужчины сводят счёты с жизнью намного чаще, чем женщины… Она выбросилась из окна многоэтажки, с двадцать первого этажа … зачем так высоко, ей бы и восьмого хватило с головой, а теперь придётся хоронить в закрытом гробу…. Причём делала это не картинно, как многие истеричные особы… обычная практика, они чувствуют себя глубоко несчастными, думают, что мир им задолжал, представляют, как все потом будут жалеть их, плакать, страдать, стенать о том, почему они были такими сволочами… на самом деле, реальность куда проще, всем плевать. Если кто-то и будет плакать, то недолго. И уже через год, максимум, даже самые близкие будут жить обычной жизнью, всё реже и реже вспоминая о том, что раньше в их жизни был кто-то ещё, кого сейчас нет….. По словам очевидцев, эта девушка была абсолютно спокойна … ах, Тома, Тома… зачем же ты это сделала, ну зачем? Зачем? Зачем!?
Бездумно шагая вдоль улицы под пристальными взглядами прохожих, я шёл в никуда. Вдруг мой взгляд упал на нечто, что я держал в руках. Это был пакет с её документами. И куда мне теперь идти?
Начинало темнеть. День клонился к концу. Я не знал, куда я шёл. А в ста метрах позади, в темноте мусорного бака, лежал маленький зеленоватый пакет, едва-едва различимый в наступающих сумерках.
