Глава 12
– Моргана, – прошептал он в трубку, которая давно уже кричала короткими гудками, – Моргана…
Она с самого начала не хотела участвовать в этом проекте. Как знала… Или догадывалась. Она наверняка догадывалась или чувствовала… Как врач, чей близкий человек болен неизлечимой болезнью… Каково это на самом деле – видеть финал и не иметь возможности что-либо изменить?..
Трубка выпала из руки и упала на пол.
– Моргана…
Он любил её как родную дочь… Да она и была ему как родная дочь… Как тайная родная дочь… Служение эксперименту несовместимо с привязанностью к кому-либо. Здесь как в разведке: близкие – это в первую очередь мишени.
– Посмотри, Володя, какая прелесть!
Галина. Совсем ещё молодая и необычайно красивая. Держит на руках кроху. А вокруг сияние, как на иконах святых. Тогда они приехали в приют за очередной «партией» детей. Галина, чистая душа, даже представить себе не могла, для какой цели они собирают крошек по всем яслям и детским домам. Галина «чувствовала», и эта её способность помогала находить, как тогда казалось, именно тех самых детей, которые в скором будущем… Тогда Галина и поразила его в самое сердце. Она всегда вспоминалась именно такой, светящейся, с крошечным ребёнком на руках. Даже после более тридцати лет воровской, тайной от остальных любви.
– Сейчас посмотрим, как тебя звать. – Не отпуская девочку, Галина взяла её историю. – Моргана. Славное имя.
– Нравится?
– Ещё бы!
– Забирай, – сказал он, удивляясь самому себе.
– Что, серьёзно?
Галина была бесплодной, и, как многие бесплодные женщины, очень хотела детей.
– Забирай. Я всё улажу.
– Володя, ты…
Это был их первый поцелуй.
Так любовь подарила ей жизнь… Вторую жизнь… Тогда он чудом выкрутился сам – эксперимент не прощает неповиновения и самодеятельности, но позже, когда Моргана обнаружила дар…
– Не ходи, – сказала она вдруг.
– Куда? – не понял он.
– У тебя ведь встреча?
– Да…
– Тебя хотят убить…
Тогда ей было десять лет.
– Кто тебе сказал?
– Одна тётя.
– Какая?
– Она сказала не говорить.
У него хватило ума послушать ребёнка и послать вместо себя Редактора.
С самого детства у неё были ЭТИ сны: лес, костёр, возле костра люди… Они играли с ней, учили тайнам огня и леса, учили разговаривать с деревьями и травами, учили «видеть». Свою единственную любовь она встретила всё у того же костра.
– Тебе придется с этим смириться.
Она рассказала ему об эксперименте. Они лежали в густой траве, отдыхали после неистовой страсти и блаженства.
– От меня требуют… Они хотят, чтобы я служила чему-то ужасному.
– Тебе придётся с этим смириться.
– Но я…
– Они уничтожат тебя.
– Думаю, иногда смерть…
– Они уничтожат в тебе всё человеческое, сломают тебя как личность. И только после этого… Смерть не всегда приходит достаточно быстро. Иногда её приходится ждать. Ждать так, как не ждёшь ничего другого.
– Я не смогу.
– Сможешь. Частично поможем мы, частично – эксперимент.
– А если он сделает меня совсем другой?
– Не сделает.
– Обещаешь?
Вместо ответа он нежно поцеловал её в губы.
– Мы подарим тебе ритуал. Это будет твоя палочка-выручалочка…
Ритуал… Они собрались у костра. Все вместе. С Морганой их было двенадцать. Семь женщин и четверо мужчин. Все необычайно красивые, каждый своей, неповторимой красотой. Пламя металось, неистовствовало, гудело… Никогда ещё Моргана не видела, чтобы огонь был таким.
– Пламя – это твоя душа, – сказала жрица-Мать, – смотри как можно больше в огонь, и, может быть, ты обретёшь душу.
– Ты всегда говоришь загадками?
– Это потому, милая, что иначе об этом вообще невозможно сказать.
Они стояли кругом вокруг костра. Жрица-Мать и Моргана были внутри круга. Жрица-мать произнесла СЛОВО. Пламя замерло и устремилось вверх. Тогда все запели. Они пели песнь тишины, не произнося ни слова, беззвучно они пели эту сокровенную песню, и у Морганы всё плыло перед глазами.
– Пойдём, – сказала ей жрица-Мать.
Она взяла Моргану за руку и повела прямо в огонь. Языки пламени расступились, словно давая пройти, затем радостно сомкнулись вокруг них. Моргана приготовилась к боли, но вместо этого огонь принёс ощущение блаженство и любви. Огонь уносил её на крыльях, а из глаз текли слёзы.
– И помни, – услышала она в самом сердце, – что бы ни пришлось тебе делать, всё предопределено. Человеческая душа похожа на луковицу, где каждый новый слой – это маска, которую мы часто принимаем за собственное лицо. Отсюда боль и страдания. Когда придёт время, ты отбросишь маски. Пока же помни…
После этого сна Моргана провалялась больше месяца с температурой. Врачи так и не смогли поставить диагноз… Никто не знал об этой стороне её жизни…
Моргана… Какая нелепая смерть…
Телефонный звонок был как гром среди ясного неба.
– Владимир Геннадиевич?
– Да.
– Я иду к вам. И ещё…
– Что? Говори! – Сердце заныло.
– Моргана…
– Что с ней?!
– Она погибла.
– Как?!
– Это не мы… Она ехала на встречу с объектом, и…
– Сколько у меня есть времени?
– Шестьдесят минут. Больше дать не могу. Извините.
– Спасибо.
– Не за что. Не знаю, имеет ли это значение… Это одна из самых неприятных миссий…
– Спасибо.
Шестьдесят минут… Трубка вырвалась из потерявшей волю руки.
– Моргана…
Шестьдесят минут. Вполне достаточно, чтобы не торопиться. Он принял душ. Побрился. Открыл бар, но передумал. Решил ограничиться кофе.
– Милая девочка, никто не готовил так кофе, как ты, – сказал он себе вслух.
Чашка кофе и две сигареты.
Неплохо бы подстричься, но времени больше нет. Он открыл шкаф. Достал форму полковника-гусара. Придирчиво осмотрел. Оделся. Снова посмотрел на себя в зеркало.
– Ненавижу сюрреализм, – сказал он, доставая из ящика стола свой «ТТ».
Он тщательно проверил пистолет, зарядил…
– Моргана… – произнёс он в последний раз.
Он вошёл без стука… Хотя какой может быть стук в подобных ситуациях. Но всё равно было что-то неприятное в том, как он это сделал. Барин в первом поколении… Скорее всего, так. Маленький, лысый толстячок, похожий на отражённого в кривом зеркале знаменитого Вуди Аллена. Маленький хам уровня незначительного чиновника. На вид. Таким он хотел выглядеть в глазах других. Специалист по внештатным ситуациям, бывший разведчик или контрразведчик. Один из лучших.
– Здравствуйте, – сказал вошедший, – я – Александр Сергеевич.
Он всегда называл своё имя, хотя никакой необходимости в этом не было. Фигуры его ранга знали в лицо, а те, кому этого знать не полагалось, даже и не догадывались о его существовании.
В комнате было трое. На железной, по-армейски идеально застеленной, аскетической кровати лежал человек в гусарском мундире. Крови не было. По крайней мере, того количества крови, которое бывает, когда кто-нибудь стреляет себе в голову. В комнате убрали, и убрали хорошо. Пистолет лежал рядом на тумбочке. Уже без обоймы. Возле кровати в удобных кресла сидели двое крепких парней. Одному на вид было лет тридцать, другому около сорока пяти. Они курили папиросы, набитые дорогим табаком, который любил курить покойный. Трубки, а у него была большая коллекция трубок, они взять постеснялись. Табак… Он всегда угощал табаком. Сидящие не обратили на вошедшего никакого внимания.
– Что за чёрт! Какого…! Вас зачем сюда прислали?!
– Он застрелился, – ответил тот, кому было около сорока пяти.
– Что значит застрелился?! Что происходит?! Почему он в этом дурацком наряде?! Вы что себе позволяете?! – Александр Сергеевич сорвался на крик.
Больше всего на свете он терпеть не мог, когда кто-то манкировал своими обязанностями, особенно в условиях ЧП. Здесь же вместо того, чтобы… устроили уборку с отпеванием. Кретины!
– Это я ему позвонил, – сказал после паузы тот, кому около сорока пяти.
– Славненько. Подставить под удар всю операцию.
– У нас есть договорённость. Негласная традиция. Вам этого не понять…
– Традиция?! А если б он вместо того, чтобы пустить себе пулю в голову…
– Он человек чести.
– Ну да, старая гвардия и всё такое. Хорошо. Это ещё понять можно. Но какого хрена вы тут расселись?!
– Пусть лучше это будут ваши люди.
– Что за, мать вашу, сентиментальность?!
– Мы с ним воевали ещё под Ватерлоо.
Ну да. Они тут все графья Монтекристо, а он… Вот бы этих графьев да к стенке, а ещё лучше в кабинет, на Лубянку, в году так…
– Убирайтесь.
Когда за ними закрылась дверь, он достал мобильный телефон:
– Можно начинать.
Через несколько минут дом наполнился людьми. Выносили всё, что могло напомнить о бывшем хозяине. Сначала вынесли и погрузили в фуры вещи и мебель. Кровать вместе с покойным тоже оказалась в одной из машин.
– Это тебе будет хорошим саркофагом, – сказал Александр Сергеевич, провожая покойника.
А люди срывали обои, снимали полы, выламывали окна и двери. Только плиты и голые стены… Строительный мусор погрузили уже в открытые прицепы.
– Погрузка закончена, – доложил бригадир.
– Вперёд.
Взревели моторы. Три взвода охраны (бережёного бог бережет) заняли свои места. Патрульные машины сопровождения включили мигалки, и колонна тронулась. Часа через два они свернули с дороги, а ещё через тридцать минут благополучно пересекли границу охраняемой запретной зоны. Фуры и прицепы согнали в кучу. Машины и охрана спешно покинули территорию базы. Ударили огнемёты, и фуры вместе с погруженным в них барахлом превратились в огромный костёр.
В доме тем временем хозяйничали люди со сканерами в руках. Неторопливо, сантиметр за сантиметром, они просвечивали всё, что ещё осталось. Наконец, проверка закончилась.
Дом опустел, и только Александр Сергеевич задумчиво курил в одной из комнат.
– Звали?
В комнату вошёл небольшого роста, щуплый мужчина лет сорока.
– Заходи, – с опозданием сказал Александр Сергеевич.
– Что я должен искать?
– Что-нибудь.
– А более точно?
– Не знаю. Что-то здесь должно быть.
– Хорошо. Я попробую. – Вошедший закрыл глаза. Некоторое время они молчали.
– Ничего.
– Ты уверен?
– Ничего, – повторил он.
– Плохо. Очень плохо.