18
Второй этаж и башня диспетчерской колыхались в сером полумраке уходящего дня. Похожие на мираж стены здания потеряли четкость линий, границы постоянно плыли, зыбко подрагивая. Будто горячий воздух поднимался между нами и старым зданием аэродрома.
Мы стояли на дороге, ведущей прочь от вотчины Степанова. Четверо, возможно, последних живых во всем гигантском котле гор. Мы стояли и смотрели на здание диспетчерской, на уходящую в город дорогу, на сам город, виднеющийся вдалеке. Точнее на то, что теперь было городом.
Вокруг нас кружила серая пурга. Мир словно потерял свою физическую оболочку, распадался на разлетающиеся черные и серые хлопья, которые плавали в серебристом тумане из таких же частиц разной величины. На миг частицы складывались в далекие здания проспекта Мира, в жилые дома и будки остановок, но через мгновенье вновь сметались, словно песок со стола. В глубине всей этой мрачной метели проносились тени, растянутые от тонких нитей до длинных полотнищ. Они переплетались, то вдруг проявляясь четче, то пропадая из виду. Там же, в глубине метели, еле видимо, двигались неизвестные фигуры, с трудом узнаваемые, напоминающие человеческие.
И это все бушевало вокруг, бросая в лицо мягкий пепел, не оставляющий следа ни на коже, ни на одежде. Я пытался поймать их в ладонь, но рука хватала пустоту.
— Грандиозно, — в голосе Степанова явственно слышалось восхищение. Он, сам себе не веря, качал головой, с открытым ртом наблюдал этот изменчивый бульон пространства вокруг нас. Его лицо, удивленно вытянутое, напоминало лицо ребенка, увидевшего необыкновенный фокус.
— Олег, это грандиозно, — он повернулся к хмуро курившему Карчевскому, который прятал сигарету в ладонях, заглянул в лицо. — Я не видел никогда ничего подобного.
— Надо идти, если мы хотим увидеть что-то другое в своей жизни, — буркнул Илья, с неприязнью оглядываясь.
Геолог искоса бросил на него взгляд, нахмурился еще больше. Видимость составляла метров десять, потом мир превращался в сплошную движущуюся стену.
Идти дальше было страшно.
— Ян, — обратился я к Юдину, который стоял, закрыв глаза, и казалось, прислушивался к голосам в своей голове. — Вы обещали помочь нам.
Седобородый старик с неохотой вернулся в реальный мир, проверил, застегнуты ли крючки на шинели, окинул всех рассеянным взглядом.
— Нужны веревки для связок, — произнес он. — Иначе мы можем потерять кого-нибудь.
Долго упрашивать никого не пришлось. Геолог нарезал перочинным ножом несколько кусков репшнура, раздал их товарищам. Из рюкзака появилась связка монтажных карабинов.
Первый кусок пристегнули к поясу Юдина, которому предстояло идти первым, за ним встал Степанов. За диспетчером, в паре шагов, оказался шофер. Потом я. Замыкал цепочку геолог.
— Ян, — окликнул Олег старика. — Что с тенями. Факела пригодятся?
— Нет, — мотнул бородой старик. — Они пока не видят нас. Идемте.
Он махнул рукой с посохом, повернулся и не спеша пошел по дороге. Я с трудом видел спину седобородого в вихре хлопьев.
Шофер смачно сплюнул под ноги, подкинул на плечах рюкзак и пошел следом. За ним двинулся Николай Семенович. Я посмотрел на Олега, тот ободряюще кивнул. Я коротко кивнул, почувствовал натягивающийся трос и пошел вслед уходящим людям.
Следующие полчаса мы провели в полном молчании, лишь изредка что-то пел в полголоса себе под нос Илья.
Наш путь походил на дурной сон. Мы двигались вперед сквозь сумасшедшую пургу, время от времени устраивая перекличку. Из пелены серой метели выступали темные пятна, которые складывались в привычную местность перед Юдиным и рассыпаясь хлопьями позади Карчевского. Будто невидимые руки строили песочный город специально для нас, а потом одним движением разбивали его в пыль.
Я смотрел по сторонам и видел далекие черные массивы зданий, взлетающие вертолеты, спешащих по своим делам жителей. Мне чудились проявляющиеся, словно поднимающиеся из глубины омута, лица незнакомых людей. Они были похожи на лица кукол, без эмоций, неживые, недвижимые. Он проявлялись и тонули, тут и там.
Пару раз мне казалось, что я вижу гигантские человекоподобные фигуры, которые мрачными глыбами проявлялись где-то далеко в этом вихре. Они были выше домов, почти с вершины гор, они бродили в этой серой пурге, они что-то искали, сгорбившись.
Может быть, я ничего этого не видел. Может быть, то было разыгравшееся воображение, нашедшее забаву в моделировании фигур среди летающих хлопьев. Но мне стало неуютно, я чуть отстал, насколько позволил поводок, зашагал почти рядом с сопящим геологом.
— Слушай, Олег, — тихо окликнул его я. — Ты действительно думаешь, что Юдин ошибся насчет меня?
Геолог скосил глаза и посмотрел на меня поверх бороды:
— В том, что из-за тебя мы здесь, а не сгинули вместе с остальными?
Я кивнул.
— Не знаю, — геолог вновь уставился вперед. — Не думаю.
— А в остальном? — мне хотелось поговорить, я чувствовал себя неуютно.
— На самом деле мы все похищены инопланетянами и они ставят на нас социальные эксперименты. И Славинск — не Славинск, а точно отстроенная копия. А Юдин — их агент, координатор, присланный следить за нашей группой, — на полном серьезе произнес Олег.
Я нахмурился и с тревогой посмотрел на товарища:
— Ты уверен?
— Тьфу на тебя, Игорь, — Карчевский возмущенно затряс бородой. — Ты как ребенок, ей богу! Я это только что придумал, на ходу.
— Зачем?
— Игорь, людям свойственно искать объяснение непонятному. И каждый объясняет для себя так, как ему позволяет здравый смысл и фантазия. Был бы среди нас истово верующий, то завел бы волынку про Судный день. Илья вон до сих пор уверен, что все вокруг дело рук военных. Что до Яна, то он тот еще псих, выдумал такую вот сложную теорию. Так что не бери в голову.
Я задумался, но тут же спросил:
— Олег, но сам посуди, мы же идем за ним. Идем через вот это все, — я обвел рукой вокруг. — И никто на нас не нападает.
Карчевский лишь пожал плечами:
— Не знаю. Тут исследовать и исследовать, перед нами явно некий уникальный феномен. Но пока для меня главное, это спасти наши шкуры. Наука на потом. Догоняй, судя по местности, почти пришли.
Впереди выступала тянущаяся по левой стороне бетонная стена с загнутыми металлическими ушками. Проявился телефонный столб с уходящими в серую пелену проводами. Еще через несколько метров показались приоткрытые металлические ворота с белым треугольником посередине и надписью: «Внимание! Охраняемый объект!».
Миновали выгнутые от времени ворота, разобранный остов грузовика. Показалось несколько больших цистерн, выкрашенных в красный цвет, приземистое одноэтажное здание без окон. И пустая круглая вертолетная площадка с намалеванной буквой Н по центру.
— А где вертолет? — спросил в воздух Илья, подбегая к площадке. Закрутился на месте, осматриваясь, словно вертолет мог затеряться в траве. Поднял обиженное лицо: — Где?
— В Караганде, — раздосадовано буркнул геолог, подходя ближе. — Мда.
— Вот же! Кому он мог понадобиться?! — шофер со злости пнул камень, который улетел в туман.
— Подождите-ка, — вдруг поднял руку Степанов. Он наклонился, разглядывая что-то за зданием. — Идите сюда.
Мы двинулись к нему, поддерживая провисший репшнур.
За зданием, проломив несколько бетонных секций ограждения, смятый, с лопнувшей кабиной, с погнутыми винтами, с торчащим к небу под неестественным углом хвостом, в черном пятне маслянистой копоти потухшего пожара, лежал наш искомый вертолет. Лежал убитой птицей, теперь абсолютно бесполезный.
Диспетчер с геологом отстегнулись от связки, подошли к разбитой машине. Их фигуры почти тонули в пурге, я с трудом мог разглядеть их. Отстегнулся и Илья, пройдя за ними пару шагов, но остановившись на полдороге.
Карчевский заглянул в кабину, выругался. Что-то сказал Степанову, тот с сожалением покачал головой. Судя по всему, пассажирам вертолета не удалось спастись.
Когда они отошли от места аварии, я приблизился к Олегу, спросил с надеждой в голосе:
— Олег, ведь есть же еще способы спастись, верно? Что-то же можно еще придумать?
Геолог лишь вздохнул, махнув рукой. Неопределенно пожал плечами.
Мне на грудь будто положили тяжелый и холодный камень. Мешок потянул плечи вниз, я безвольно опустился на мокрую траву. Закрыл глаза, спрятав лицо в согнутых коленях, обхватил их руками. И постарался не думать ни о чем, лишь бы этот кошмар, который просто не может происходить со мной, наконец, закончился.
С самого детства я привык, что по-настоящему плохие, трагические истории происходят не со мной. С кем угодно — с людьми из телевизора, с мало знакомыми людьми, с вовсе незнакомыми людьми, с кем-то — но не со мной! Я же вот, живой, дышащий, теплый! Я не могу разбиться в автокатастрофе, не могу попасть под поезд или стать жертвой уличного насилия. Был период, когда я действительно верил в свою неуязвимость, даже бравировать этим. Потом это прошло, но сама мысль о том, что я укрыт от крупных бед и несчастий стала как сама собой разумеющаяся. Со мной! Ничто! Не может! Случиться!
А что теперь? Это все? Расплата за то, что долгие годы жил без забот? Но ведь нереально все! Этот город с этой шахтой! Эти сумасшедшие, эти тени, этот туман, эта безысходность! Этого всего не может быть! Не со мной!
Я зажмурился изо всех сил, до белых пятен, до боли. Со всей силы ударил кулаками по земле, раскрыл глаза!
Когда черные пятна прошли, я увидел меняющуюся стену странного тумана, обломки вертолета, курящих в сторонке Степанова и Карчевского, беснующегося в грязной ругани шофера, спокойно стоящего Юдина. Старик с седой бородой рассматривало меня черными провалами из-под лохматых бровей. Обрывок веревки лежал рядом с ним словно хвост.
Я решительно встал и пошагал к нему, хлюпая носом.
— Расскажи, при чем тут я, — мой тон был напряженным, в голосе были слышны еле сдерживаемые эмоции.
Старик склонил голову на бок, взгляд его водянистых глаз встретился с моим.
— Ты свежий луч в нашем заскорузлом царстве рутины, — Ян смотрел не мигая. Когда он говорил, то двигались лишь губы. — Ты как трал собрал нас здесь, не дав сгинуть. Ты — новая мысль, которая вытаскивает из памяти старые размышления.
— Я не понимаю!
— Ты же видел его, — склонился ко мне Ян. Казалось, он глядит в самую душу. — Он приходил к тебе, как приходил ко всем.
— О ком ты? — я попятился.
— О худом человеке в окне, — Ян наступал, шаг за шагом. — Ты видел его? Видел. Это он, город. Он пыталась вспомнить тебя, как других, но ты новый, вас мало что связывает. Поэтому ты не превратился в тень, как и те, кто связан с тобой. Ты не стал воспоминанием, ты — настоящее. Пока еще. Поэтому ты не такой как все…
— Замолчи! — заорал я, отталкивая старика. Тот оказался легче, чем я ожидал. Мой толчок свалил его на землю.
К нам уже спешили. Степанов, бросающий осуждающие взгляды на меня, помог подняться Юдину. Шофер встал между мной и ими, затряс меня за плечи:
— Ну чего ты, Игоряныч, остынь. Ну чего ты…
— Отстань, — я смахнул его ладони, отвернулся. Понуро отошел в сторону. Просто отчаянно хотелось водки. Да столько, чтобы нажраться до беспамятства. Краем уха услышал отрывок реплики шофера:
— …у москвича нервы сдали. Не мудрено…
С чего они решили, что я москвич? Засели в своем Мухосранске, все кто из-за гор — москвичи. И этот, посмотрите-ка, туда же — нервы сдали! На себя посмотри, герой! Где бы ты сейчас, если бы я не тащил тебя за собой прошлой ночью? Ишь, нервы сдали! Это у вас тут у всех, с вашими шахтами и городами-котлами нервы не в порядке! И психика! Уже давно и надолго! С самой задумки проекта этого Славинска, с самого момента, как эта дурная мысль пришла в голову архитектору! Для вас я хоть москвич, хоть Избранный, а все одно чужой. Между нами черта, пропасть, вы по ту сторону стоите и смотрите на меня осуждающе или с надеждой. Но на моей стороне почему-то я один.
Я бросил взгляд на стоявших поодаль людей. Все заняты своими делами, никому нет дела до проблем какого-то чужака. А ведь, подумать только, жил я сколько лет, не тужил и на тебе — попал в Славинск, город горняков и сумасшедших! И, вот везуха, стал Избранным! Да-да, вот не больше и не меньше! То есть тем, от кого что-то ждут, каких-то свершений, подвигов, поступков. Это только в кино круто, когда ты Избранный, в жизни, как видно, все по-иному. В жизни Избранность это, блин, лепет сумасшедшего и калоши на ногах! Какой из меня к чертям Избранный? Предположим, только лишь предположим, что даже это и так. Допустим, что я, клерк средней руки, должен принимать сейчас какие-то важные решения. Это кто так меня назначил? Судьба? Боги? Это им поржать захотелось? Поиздеваться? Да, вашу мать, я маленький человек! Но не навешивайте на меня эти доспехи с чужого плеча! Не лишайте меня чувства достоинства! Не подставляйте под удар остатки моего самоуважения! Я не справлюсь!
В голове ускоренным слайд-шоу пронеслись моменты, когда я действительно считал, что рожден не просто так, что я — единственный в мире такой. Что для меня особый план. Мелькали удачные стечения обстоятельств, счастливые совпадения, приятные неожиданности. Да много чего! Даже вот эта телеграмма, пропади она пропадом, из-за которой я сюда попал, и то казалась наградой свыше! Как же — квартира! А на самом-то деле! Что же на самом деле? Что стоит за моей выдуманной уникальностью? Ложь и вранье самому себе? Самообман? А я всего лишь жить хочу! Хочу вернуться домой и сидеть на попе ровно в своем офисе и ходить по выходным с друзьями в боулинг! И тупо прожигать свое время, время маленького человека!
Я зло плюнул в стену серой метели. Плевок затерялся в круговерти хлопьев.
Эх, ударить бы сейчас кого!
— Ты как? — тихо спросил вдруг из-за спины незаметно подошедший Олег и у меня сразу пропал весь воинственный пыл. Я сдулся, как воздушный шарик, осталась лишь тяжелая внутренняя усталость и глухая злоба, но уже по отношению к разговору с Юдиным, а не направленная на всех. Да еще жалость к себе. Противная, дрожащая жалость. Которой я стыдился перед участливо смотрящим геологом.
— Нормально, — мой голос чуть дрогнул и я про себя выругался.
— Ты не раскисай давай, — Олег хлопнул меня по плечу, кивнул на стоящих позади мужчин. — А то мне одному с этими не совладать будет.
Он смотрел сверху вниз, ободряюще улыбнулся. Я не смог сдержать ответную улыбку. На душе стало легче.
— Ты придумал, как нам спастись? — спросил я, поднимаясь на ноги и заглядывая ему в глаза. Карчевский не отвел взгляда, лишь прищурился:
— Есть одна мыслишка.
Он повернулся к остальным:
— Эй, мужчины! Ну-ка в кучу собрались!
Мы сошлись на окраине взлетной площадки. Я старался не смотреть на Юдина, впрочем, тот вел себя, как ни в чем не бывало. Но я все равно чувствовал его пристальное внимание ко мне. Вот ведь псих!
— Значит так, — геолог цепко оглядел нас. — В свете событий я вижу только один путь. И путь этот лежит в горы, к лагерю военных спасателей.
— Я не пойду, — заявил Илья.
— Пойдешь, — заверил его Олег. — Никуда ты не денешься. А надо будет, так я тебя поволоку силой.
Шофер набычился, но смолчал.
— Вариант такой, — продолжил Карчевский. — Мы сейчас, пока окончательно не стемнело, выдвигаемся в путь. Возле Колодцев делаем небольшую остановку, легко перекусываем и готовимся к подъему в горы. А там уж как повезет.
— А мы сможем спуститься по ту сторону гор? — спросил я. Видимо, какая-то часть паранойи шофера передалась и мне, я был не в восторге от перспективы встречи с военными.
Степанов покачал головой, а геолог пояснил:
— Дороги через горы нет. Есть скалолазные маршруты, но нам они не подойдут, нет ни навыков, ни снаряжения. Единственная тропа ведет на гребень и там упирается в высокий зуб скалы, возле которой сейчас разбит лагерь спасателей.
— Думаешь, военные нам помогут? — уточнил на всякий случай я.
— Думаю да, — не колеблясь, уверил Карчевский, но я заметил, как в последний момент он отвел глаза в сторону. Я невесело усмехнулся. Олег сам не до конца верил своим словам. Но, видимо, иного пути действительно нет, потому приходится лгать нам, чтобы дать надежду.
— Ян, — обратился Олег к седобородому. — Ты сможешь провести нас по названному маршруту.
Юдин окинул взором метель, пожевал губы, его голос был сух:
— Смогу. Но надо спешить. Становится все хуже.
Олег кивнул:
— Тогда не будем стоять. Семеныч, дорогу знаешь?
— Конечно, — откликнулся диспетчер.
— Ты с Яном идите впереди, а мы за вами, — Карчевский поправил ремни рюкзака. — Илья, двигай давай. И не пыхти, как паровоз, на месте разберемся с твоими догадками. Не забываем сцепиться леерами!
И мы вновь тронулись в путь. Впереди Ян, постукивающий своим посохом по земле, за ним Степанов. В шаге от него, чуть в стороне, жующий спичку Илья. А позади мы с геологом.
У меня опять заболели ноги, но пока вполне терпимо. Наверное, съехала повязка, содрала засохшую кровь с ран. Нужно будет на следующем привале осмотреть ступни. Сколько еще идти? Сложно ориентироваться, когда город открывается лишь маленьким участком, когда не видно перспективы вдаль. Взгляд повсюду упирается в текучую и меняющуюся стену серого хаоса, который поглотил Славинск. Что там в нем? Что произойдет с человеком, который осмелиться нырнуть в эту круговерть теней и пространств? Как так вышло, что ныряющие в этой метели твари не могут до нас добраться? Хотя, скоро уже станет совсем темно, Олег уже готовит факелы. И как Юдину удается удерживать этот туман на расстоянии от нас?
Асфальтированная дорожка появлялась перед нами из черно-серого небытия и вновь распадалась на частицы за нашими спинами, стирая следы. Безумный конструктор, строящий и ломающий свои творения. Человек, остервенело листающий старый фотоальбом в ежесекундной потребности вспомнить события минувшие.
Тьма опускалась незаметно, но неминуемо. В этой метели казалось, будто кто-то невидимый накрывает нас ладонью, желаю прихлопнуть как тараканов. Хотелось вжать голову в плечи и спешить вперед, забиться в щель и переждать ночь в безопасности. Чувство надвигающейся опасности коснулось не только меня, в какой-то момент Илья и Карчевский зажгли по факелу. Чадящий, чуть потрескивающий огонь шумел на ветру, плясал привязанной птицей, притягивая взгляд и гипнотизируя. Тьма контрастом сразу прыгнула к нам, испещренная черным серость неприятно давила на глаза. Насколько факела нам помогут в этой странной пурге, мне даже не хотелось думать.
Я почему-то вспомнил худого мужчину, которого успел заметить, балансируя на подоконнике. Не о нем ли говорил Юдин? Не тот ли это худой незнакомец из рассказов могильщика и шофера?
Не тот ли это, кто на самом деле является виновником всех бед, обрушившихся на этот шахтерский городок? Король Крыс, несущий мифический мор в отдельно взятом месте?
Боковым зрением постоянно казалось, что летающие хлопья и мелькающие тени в серой пурге складываются в узнаваемые фигуры. Но если посмотреть внимательно, то ничего этого не было. Как наваждение. Но это напрягало, заставляло непроизвольно дергаться. Поэтому я опустил голову и вперился взглядом в выщербленный асфальт. Начало стучать в висках. Давление?
Мысли вернулись к загадочному худому человеку. Я признался себе, что по итогам последних часов Юдин оказывался прав во многом, если не во всем. Конечно, не хочется, чтобы во всем.
Но в голову упорно лезут странные моменты. Вот спасение Ильи от теней. Кряжистый Олег тянет изо всех сил, без шуток. Но бесполезно. Стоит мне придти на помощь, как Илья вылетает из лап тварей как пробка из бутылки. Будто они его и не держали.
Или вот уже сам геолог похищен тенями в ночь, неспособный удержаться на месте, умирающий и слабеющий. Но я протягиваю руку, и вот он вновь оживает, встает. И тени ничего не могут со мной поделать, хотя хватают за рукава, дергают.
Я бросил взгляд назад, на Карчевского. Геолог накинул на голову капюшон анорака, лица не видно.
А может и тут прав Юдин? Может, благодаря мне эти люди, бредущие сейчас сквозь метель из воспоминаний и событий, остались живы? И может, я действительно обладаю неким даром?
У меня появилось жгучее желание отстегнуться из цепи, отойти в сторону и проверить свои силы. Если я такой уникальный на самом деле, то вдруг…
Я так задумался, что чуть не налетел на спину внезапно остановившегося Ильи. Шофер вертел головой, будто прислушиваясь. При этом лицо его выражало крайнюю степень озабоченности.
Мы шли вдоль железобетонной стены, которая уходила в серое ничто, с правой стороны угадывались громады домов.
Я хотел было спросить у Ильи, в чем дело, но из серой метели показались Степанов и Юдин. Николай Семенович спросил у присутствующих:
— Вы тоже это слышали?
Шофер коротко кивнул.
— Я ничего не слышал, — сказал сзади геолог.
— Я тоже, — вставил я.
Степанов с Ильей переглянулись. Шофер опять закрутился на месте, вытягивая шею. Юдин стоял рядом, упершись на посох и безучастно смотрел в сторону. Создавалось впечатление, что он вообще не с нами.
— Вроде бы кричал кто-то, — неуверенно сказал диспетчер.
Мы замолчали, вслушиваясь в далекий гул странных Колодцев, в шелест носимого ветром песка, в поскрипывание невидимых деревьев. Странно казалось, что метель, кружащая вокруг нас, оставалась практически беззвучной, а от того воспринимающаяся еще более призрачной и нереальной.
— …Здесь Смерть себе воздвигла трон,
Здесь город, призрачный, как сон… —
голос возник ниоткуда, волной вырос до крика и так же стих, будто убавили громкость.
Я встрепенулся. Голос показался мне знакомым.
— …Стоит в уединенье странном…
Вот снова! Но откуда голос? С какой стороны? Не определить! Что твориться со звуком в этой чертовой метели?
Шлейка на поясе натянулась, когда Илья потащил меня куда-то вперед, вдоль забора. Сзади предостерегающе вскрикнул Карчевский. Попятился Степанов, хватаясь руками за репшнур.
— Ты куда это? — окрикнул шофера геолог.
Илья резко повернулся, на его губах блуждала улыбка:
— Это же Гвизда, могильщик! Живой!
Тут я вспомнил голос. Точно! Это же могильщик!
И похолодел, поймав на себе многозначительный взгляд Юдина. И легкий кивок, мол, теперь-то ты понял, что о чем я? Черт возьми, неужели Рай Терентьевич жив лишь потому, что с ним пообщался я?
А шофер уже тащил вперед, вдоль забора. За ним, спешил Степанов. Веревка дернулась и вот уже и Ян шагает следом, мерно переставляя посох. Я не заставил себя ждать, потащил за собой Карчевского.
— Полегче, ломовой, — раздался сзади голос Олега.
Мы почти бежали вдоль забора, который я наконец-то узнал. Этот забор ограждал кладбище с котельной, тянулся вдоль домов окраины. Не так давно я уходил отсюда в святой уверенности в завтрашнем дне. Вот как все обернулось то, однако.
Из полумрака метели в прыгающий свет факелов вынырнул створ ворот с надписью ««Кладбище. Крематорий. Котельная № 3», распахнутые двери. И тут же в нос ударил запах гари.
— …Здесь храмы и дворцы и башни,
Изъеденные силой дней,
В своей недвижности всегдашней,
В нагроможденности теней,
Ничем на наши не похожи… —
неожиданно сильный и чистый голос могильщика разносился над округой. Он перекрывал явственный треск ломающихся досок и пощелкивание углей.
— Быстрее! — торопил шофер. Он подбежал к воротам первым, но вот уже и мы рядом…
Огромный огненный цветок, распустившийся среди безликой серой метели. Длинные языки пламени, алыми протуберанцами выстреливающие в ночь. И искры, будто отлетающие души, устремляющиеся ввысь, тающие над головой.
Котельная и дом смотрителя охвачены пожаром. Огонь почти не дает света, он рассеивается в зернистой метели, упирается в черную, шевелящуюся массу теней, обступивших здание. Теней много, они кажутся сплошной массой, которая вливается в темноту ночи. Они стоят на краю видимости, медленно покачиваясь. Они не замечают нас.
— Над этим городом печальным,
В ночь безысходную его,
Не вспыхнет луч на Небе дальнем, —
вновь разнесся спокойный и торжественный голос могильщика. Из-за плеча застывшего Ильи я смог разглядеть раскрытое чердачное окно, стоящую возле него, на небольшом балкончике, человеческую фигуру с растрепанными волосами. Присмотревшись, я узнал в человеке старика Рая. Лицо его, безмятежное, было обращено к невидимому из-за дыма и метели небу, туда, куда улетали искры от пожара. В руках он держал большую амбарную книгу, в которой показывал мне имена умерших. Время от времени могильщик вырывал лист и легким движением руки бросал его в сторону столпившихся на кладбище теней. Неестественно белые страницы, влекомые теплым воздухом, кружили над головами тварей, то опускались, то поднимались, терялись в метели.
Гвизда давал свое последнее представление.
— И тени башен пали вниз,
И тени с башнями слились,
Как будто вдруг, и те, и те,
Они повисли в пустоте!
Очередная страница сорвалась с пальцев смотрителя, закружилась в воздухе, окруженная искрами. Из чердачного окна стали появляться робкие языки пламени. На первом этаже, вырываясь сквозь треснувшие окна и открытую дверь, пламя бушевало уже безраздельно и полностью. Я с нарастающим отчаянием понял, что старый комедиант обречен.
— Боже мой, боже, господи… — шептал рядом со мной Степанов, сжав кулаки под подбородком.
Илья будто очнулся от столбняка. Он уронил факел, рванулся вперед, к горящему зданию. Но лишь дернулся на коротком поводке веревки, забился пойманной рыбой, срывая ногти о заевший карабин. Заорал с надрывом:
— Рай! Рай!
— Ему не помочь, — навалился на шофера геолог, судорожно отцепляя пальцы хрипящего Ильи от узла веревки. — Не помочь, пойми, не помочь.
У меня к горлу подкатил комок, когда я увидел влажные от слез глаза Степанова, перекошенное лицо шофера.
— Рай! — вновь заорал Илья, борясь с Карчевский. — Да пусти же меня!
Фигура на маленьком балконе пошевелилась, блеснули стекла очков.
— Илья? — донесся голос смотрителя.
— Рай! Прыгай! — Илья с новыми силами забился в объятиях Олега. — Прыгай!
— Уже поздно, — прошептал Степанов. Действительно, Рай уже не мог прыгать. Под ним рвался из окон огонь, рядом раскачивались смертоносные тени. Да и стар он уже для подобных трюков. Даже я понимал это.
— Илья, все хорошо, — голос смотрителя звучал успокаивающе, даже ласково. — Спасибо за все. Ты не один?
— Нет, — подал голос геолог, не выпуская шофера. — Не один. Зачем ты дом поджег?
— Олег? — было видно, что Рай Терентьевич всматривается. — Я должен был это сделать. Я поймал его!
— Кого?
— Убийцу, который похищал людей! — в дыму блеснули зубы старика. Он улыбался. — Худой, высокий. Сам пришел. Я его запер в котельной.
Сзади меня хмыкнул Юдин. Я бросил на него взгляд, но он промолчал, все так же разглядывая пожар.
Смотритель закашлялся, тяжело, взахлеб. Его фигуру на секунду скрыл черный дым, поваливший из чердачного кона.
— Уходите, быстрее! Я вентиль открыл, в любой момент все может взлететь на воздух!
— А как же ты? — заорал шофер.
— Я хочу умереть в миг триумфа! — могильщик замахал руками. — Бегите! Удачи вам, друзья мои!
Гвизда широко улыбнулся, вырвал очередную страницу и помахал нам ею, прежде чем бросить вниз.
— Меж тем как с башни — мрачный вид! —
Смерть исполинская глядит.
Зияет сумрак смутных снов
Разверстых капищ и гробов! —
продолжил декламировать он.
— Надо уходить, — скорее скомандовал, чем сказал геолог, подталкивая нас прочь от ворот. Я ожидал, что шофер упрется, но он лишь часто засопел, заиграл желваками и подчинился геологу. Степанов перекрестил уже скрывшуюся от нас за стеной дыма фигуру старого могильщика, вытер слезу. Ян покачал головой каким-то своим мыслям, сказал:
— Нам нужно спешить. Те, кто бродит во тьме, скоро начнут нас искать. Гробовщик их надолго не задержит.
Меня покоробило слово «гробовщик», да и сам Ян нравился все меньше и меньше. Но свежо еще было страшное воспоминание прошлой ночи, я сам желал быстрее убраться из города. И если для этого нужно было уходить, то так тому и быть.
Мы друг за другом двинулись по призрачной дороге, прочь от кладбища. Никто не оглядывался, лишь диспетчер шептал про себя что-то похожее на молитву. А над нашими головами звучал четкий, бравурный голос Гвизды:
— И в час, когда, стеня в волне,
Сойдет тот город к глубине,
Прияв его в свою тюрьму,
Восстанет Ад, качая тьму,
И весь поклонится ему…
Но вскоре стих и он. Мы опять погрузились в ночь, отрезанные от всего мира непонятной метелью, ведомые вперед странным стариком с посохом, освещающие себе путь двумя факелами. Должно быть, сверху, мы походили на светлячков, пробирающихся сквозь бурю. Маленькие светлячки в бурлящем котле.
Мы прошли приличное расстояние, прежде чем звук взрыва донесся еле слышимым громом. Вздрогнул Илья, но не сбавил ход. Тяжело вздохнул диспетчер.
А я мысленно попрощался с Раем Терентьевичем Гвиздой. Хорошо, что он так и не узнает, что в его котельной взорвалась душа города.
Я слышал, что порой скептиками становились самые богобоязненные люди. Но также я слышал, что самые фанатичные последователи — это новообращенные верующие. Видимо, все дело в определяющем моменте, в том шоке, который перечеркивает всю твою прошлую жизнь. Это может быть шок от осознания новых истин, от столкновения с непреодолимыми обстоятельствами. Случается, что этот шок зовется просветлением, а иногда его называют горьким разочарованием. Как бы там ни было, после этого рубежа человек уже никогда не будет прежним. Потому что прежний он ошибался.
Юдин был прав — он действительно умел ходить «сквозь туман безумия». Наш маленький отряд не швыряло из одной части города в другой, дорога не путалось, была привычной и узнаваемой. Старик вышагивал впереди, останавливаясь временами, постукивая посохом по земле и прислушиваясь. В свете факелов он казался мудрым шаманом, который остается вне суетного бытия, где-то вдали от чаяний простых смертных. За время похода он обронил буквально пару фраз, всю остальную дорогу молчал, сосредоточенно всматриваясь вперед. Мне вспомнились истории про колдунов, магов и волшебников, которые овладели тайнами вселенной, могли плести сущее по своему желанию и силы природы подчинялись им. Таким магом сейчас был для меня Ян. Я уверовал в это.
Конечно, где-то в душе я осознавал, что глупо доверяться нелепо одетым старикам. Никогда в жизни я бы не доверился столь странному типу. Пусть когда-то я верил в ясновидящих и экстрасенсов, в ведьм и прорицателей, но те времена канули в лету. Я вырос, я год за годом расставался с мыслью о чудесах. Я стал думать, да нет, я твердо знал, что весь мир — это материальная и познаваемая субстанция. С возрастом я превратился в Краснова, с его скепсисом и трезвым взглядом на жизнь. И сколько же теперь иронии в том, что все возвращается назад? Именно по вине Краснова и с его участия я вновь окунаюсь в мир необъяснимого. И это ломает все мои приобретенные устои.
Я оглянулся. Шагающий позади геолог поймал мой взгляд, задорно подмигнул, мол, все хорошо. Вышло у него не очень уверенно. Даже он, я видел это, боялся. Факел в его руке нервно подергивался, глаза настороженно бегали. И я его понимал. Пусть загадочные чудовища не тревожили нас с самого начала похода, но их незримое присутствие ощущалось почти физически. То параллельно с нами долгое время шел кто-то невидимый, шурша листьями. То сквозь тьму и метель проступать мелкие огоньки, похожие на огни небольшого городка с высоты птичьего полета. То начнут шептать голоса на разный лад, женские, мужские и детские. Обрывки фраз, слов, звуков. Опять и опять, а потом задом наперед. И с порывом ветра все закончиться.
Видимо этот липкий, охвативший всех страх, стал еще одним баллом в пользу моей уверенности насчет Юдина. Если раньше я мог полагаться на несокрушимого геолога, который, казалось, мог справиться с любой проблемой, то теперь я совсем не был уверен в нем. Ведь был случай, когда я спас его. А вот сможет ли он спасти меня? Не знаю. Сейчас он всего лишь один из тех, кто покорно бредет в темноте, предоставленный судьбе и неведомому дару Яна.
Степанова и Илью я в расчет не брал. Диспетчер слишком стар и мягок, он хороший товарищ и гостеприимный хозяин, но в роли спасателя я его не видел. Илья же чересчур вспыльчивый и агрессивный, он слишком неверная поддержка в этом деле.
Поэтому я решил поставить на Юдина, держаться его в случае чего. Пусть он выглядел сумасшедшим, пусть он нес околесицу и был в целом мне неприятен, но именно он делал то, что говорил — вел нас через странную и страшную ночь к спасению. На нас не нападали, мы не блуждали по окрестностям. Какие еще нужны доказательства его правоты?
Земля ушла из-под ног так неожиданно, что показалось, будто это асфальт вдруг встал вертикально, а не я упал, со всего маху ударившись о твердую поверхность. Из глаз посыпались искры, зубы звонко клацнули. Из головы разом вышибло все мысли.
Все произошло так быстро, что я ничего не успел понять, ничего не успел сделать. А когда пришел в себя, то обнаружил, что все остальные тоже лежат рядом, пытаются встать, но как жуки падают вновь.
А землю подо мной трясло в лихорадке. Подпрыгивали камешки, сухо щелкая по асфальту. Что-то протяжно скрипело поломанным деревом рядом, за пеленой вьюги. И гул, похожий на звук Колодцев, но нарастающий и более сильный, заполнил собой все вокруг.
Я зажмурился.
Все закончилось также внезапно, как и началось. Земля подо мной перестала ходить ходуном, стих тягучий вой в воздухе. Я поднял голову, отер ладонью землю со щеки.
— Что это было? — хрипло выкрикнул где-то впереди Илья. Я почувствовал, как натянулся трос со стороны Карчевского. Из пурги выплыла черная туча, превратилась в фигуру геолога. Его лапища коснулась плеча:
— Поднимайся.
Люди вставали, отряхивались. Шофер нервно топнул ногой, закрутил головой, бросая взгляд то на Юдина, то на Карчевского.
— Что это было?
— Похоже на подземный взрыв, — неуверенно произнес Степанов.
— Это вулкан, — донесся голос Юдина. Седобородый проявился, как проявляется изображение на фотографии, выступив из ночи в свет оброненных факелов.
— Какой еще вулкан? — оторопело спросил Илья.
— На месте которого стоит город, — Ян стукнул посохом об землю. — Который был под нами. Черный и белый добрались до самых родников истории, скоро они закончат свою работу. Скоро они примут решение.
Юдин развернулся и кинул через плечо.
— Идемте. Надо спешить. Времени осталось совсем мало.
— Твою на лево, — сквозь зубы выругался Карчевский, зарываясь пальцами в волосы. — Какие масштабы, чеширский кот, какие же тут масштабы для изучений!
Я с удивлением посмотрел на него, но веревка на поясе уже дергалась, увлекая за уходящими товарищами. Я поспешил за ними.
— О чем ты, Олег? — все же не удержался.
— О хлебе насущном, — отмахнулся было геолог, но с жаром продолжил. — О том, сколько здесь работы для научных умов. Тут же кладезь новых знаний! Сюда экспедиции посылать и посылать нужно, с машинами и лабораториями. Но ведь найдется плешивая профессура, которая будет пихать палки в колеса свободным изыскателям. Загребут под НИИ, опечатают и захапают только себе. И, боюсь, таким как я, сюда дороги не будет.
«Кто о чем, а лысый о расческе», — подумал я. Тут живым бы выбраться, а этот бородатый завел волынку про научный интерес.
— А ведь я им говорил, — Олега прорвало, он уже не нуждался в собеседниках. — Я им показывал расчеты. «Нет, вы послушайте себя, — говорили мне, — Ваши выкладки ровным счетом утопичны и антинаучны». Жлобы очкастые. Самодуры криворукие. Вот вам теперь Олежек свои циферки подарит, вот вам.
Я не стал поворачиваться к Карчевскому, но живо представил, как он сейчас тычет сложенными фигой пальцами в пустоту.
Факела давали слишком мало света. Несмотря на то, что почти над самой моей головой висел потрескивающий огненный шар, который держал геолог, я вряд ли мог разглядеть, что находится в пяти шагах в сторону. Думаю, что идущий впереди Юдин видел и того меньше, факел нес за ним Илья, который не сильно старался освещать дорогу проводнику. Но, судя по всему, Ян уже вышел на известный ему маршрут, двигался старик уверенно и споро.
Асфальт под ногами сменился утрамбованным щебнем. Камни были влажные и в свете огня казались рыбьими спинами, по которым нам приходилось ступать. Из темноты то и дело вылетали рукава серой метели, которые проносились между идущими и скрывались по другую сторону процессии. Усилился ветер. В воздухе стоял низкий гул Колодцев, в котором проскакивали потусторонние звуки. Вздохи, шепот, гортанные звуки, удары по щебенке — все как в дешевом фильме про полтергейст, что могло бы показаться забавным, если бы не происходило со мной. Впервые я был благодарен тому, что не вижу существ, преследующих нас. И поспешно отворачивался, когда вдруг кто-то из теней приближался слишком близко к границе света. Пока они не могли нас достать, я старался их игнорировать.
Дорога пошла на спуск. Щебенка сменилась жухлой, примятой травой. Я узнал холм, по которому мы с Карчевским когда-то спускались к Колодцам. Осталось немного.
Юдин прибавил шаг. Мы теперь почти бежали вниз, стараясь не упасть, не дернуть связывающие нас веревки. Степанов начал немного отставать, отдуваясь. Илья потащил его за собой, я аккуратно подталкивал в спину. За мной топал геолог, покачивая факелом.
Мы миновали две глубокие лужи, чуть не упали в грязь, когда я поскользнулся. Гул стал невыносимым, заныли зубы.
Меньше стало серого вокруг, больше черного. Серая пурга рассеивалась, опадала, стелилась дымкой по земле и утекала вперед, обгоняя нас. Будто огромный пылесос затягивал в себя превратившиеся в туман воспоминания и мечты города.
— Колодцы, — с облегчением выдохнул раскрасневшийся Степанов, хватаясь за грудь. — Уф, утомился.
Перед нами чернел провал одного из загадочных Колодцев, ровная дыра в земле. Сейчас ее края были неразличимы, иллюзорны, укрыты волнами скатывающегося вниз серого тумана, которым обернулась странная метель.
Защелкали карабины, все отстегнулись от шлеек и повалили вещи на землю.
— Привал пятнадцать минут, — скомандовал Олег. — Далеко не расходимся, за пределы видимости не уходим. Илья, вотки вот тут пару факелов. Семеныч, раздай по банке тушенки на двоих. А то еще попадают с голодухи, болезные. Илья? Илья, чего ты там застыл?
Шофер стоял подле Колодца, заглядывая в него, призывно махал нам рукой. Его ноги по колено утопали в струящемся тумане, казалось, что Илья застыл на краю водопада.
Переглядываясь, мы осторожно приблизились к нему.
— Чего случилось? — спросил Олег.
Илья указал худощавой рукой вниз, восторженно протянул:
— Охренеть!
Внизу, в глубине Колодца, плескалось бездонное звездное небо.
