Ночь проходит в полубредовом состоянии. Где-то очень глубоко внутри я надеюсь, что он перезвонит или хотя бы попытается, ведь я не возьму трубку. Потом понимаю, что трубку я возьму, и что он не перезвонит. Как подсказка всплывает в голове обрывок разговора:

– Ты будешь за меня бороться?

– Нет.

Боже! Неужели я его никогда больше не увижу? И снова мне ответом звучит в голове его голос: «Максимум, что я могу обещать – при необходимости пользоваться услугами вашего такси». Я его больше не увижу! Эта мысль так резанула сердце, что, резко нажав на газ, я едва не въезжаю в идущий впереди автомобиль. «Алина, успокойся, тебе ночь работать» – снова слышу его внутри. Да! Я должна успокоиться. Я не имею права погибнуть в самом начале жизни, даже если это начало больше напоминает конец.

Я хватаюсь за все вызовы. Ни минуты простоя. Так легче. Как мантру повторяю наставления отца, которые он вбил в мою голову, прежде чем доверил руль автомобиля: «Главное – дорога! Главное – концентрация. Все чувства в сторону. Ты отвечаешь не только за свою жизнь!»

Я ни о чём не думаю и почти не чувствую боли. К утру выматываюсь окончательно. Уже начинаются галлюцинации. Мне кажется, что меня преследует старый красный «фольксваген». Мотаясь по всей Москве, я постоянно натыкаюсь на него взглядом. Сначала паникую, думая, что схожу с ума или начинается маразм. Потом, как психолог, объясняю себе тем, что я, как разъярённый бык, бросаюсь на всё красное, и, зацепив взглядом раз-другой похожие машины, теперь сама выискиваю красные «фольксвагены» в общем потоке. Оказывается, их немало ездит по ночной Москве.

Утро. Передаю ключи сменщику. Задерживаюсь на работе, болтая с коллегами. Боюсь ехать домой, боюсь остаться в тишине и одиночестве своей комнаты, боюсь показаться на глаза отцу. Он всё поймёт, он спросит, а я не знаю, что говорить.

Так. По дороге домой нужно подготовить себя, потренироваться в одевании маски невозмутимости. Мне бы только перекинуться с ним парой фраз, чтобы ничего не заподозрил, и скрыться в своей комнате. А там, может быть, я смогу заснуть.

Мысленно настроившись, иду на стоянку. Она почти пуста. На ней только моя «волга» и… красный «фольксваген». Медленно двигаюсь к своей машине, поглядывая за тонированные стёкла ночного призрака. Должна бы радоваться, что ночью не сходила с ума, и ни зрение, ни внимательность меня не подводили. Но интуиция подсказывает, что радоваться не стоит.

Из «фольксвагена» выходят двое высоких парней и направляются ко мне. Ба! Знакомые все лица! Этих двоих я видела во дворе Максима. Один нерусский, другой был мной отмечен как приятной внешности, но, к сожалению, неприятной сущности. То, что им нужна именно я, никто не скрывает. Стоянка безлюдна, проходная далеко. Кричать? Бежать? Бесполезно. Можно сказать, что меня берут в кольцо, если это применимо к группе из двух человек. А к ним применимо! Один становится сзади меня, другой впереди. Габариты парней внушительны, поэтому я чувствую себя в кольце.

– Здравствуйте, Алина, – вежливо говорит «красивый» парень предо мной. – Нужно, чтобы вы проехали с нами.

Не думала, что и в жизни, как в кино, вежливость – оружие бандитов!

– Что вам от меня нужно? – как можно спокойнее говорю я, хотя волна паники и страха предательски расползается по телу, парализуя мысли, чувства и движения.

– Бояться не нужно. Если вы себя будете хорошо вести, с вами ничего плохого не случится, – успокаивает меня парень и берёт за локоть. Хватка далеко не нежная.

– Пройдёмте туда, – он показывает в сторону.

Ну, конечно! Знакомый джип «Ауди G-7» с нехорошими номерами.

– А если я откажусь идти с вами?

– Тогда одному знакомому вам человеку будет плохо. К тому же ваш отказ ничего не изменит, – всё так же спокойно и вежливо отвечает амбал, который держит меня за руку.

Кто бы сомневался! Иду с ними, озираясь по сторонам. Хоть бы одно знакомое лицо. Зачем я задержалась на работе? Вышла бы вместе со всеми. И что? – спрашивает моё подсознание. Знают твоё имя, знают твою работу. Не сейчас, так завтра.

Меня усаживают на переднее пассажирское сиденье в Ауди, нерусский парень садится за руль, защёлкивает замки двери.

– Артур, дальше сам справишься?

– О чём речь, конечно.

Парень, который меня вёл, уходит, Артур, как я поняла, заводит двигатель.

А вот здесь вы, парни, совершаете ошибку. Не стоило меня сажать на переднее сиденье. Я не так проста, как кажусь на первый взгляд. Артур внимательно смотрит, как я озираюсь по сторонам.

– Ты, как водитель, надеюсь, понимаешь, что мешать вести машину опасно как для шофёра, так и для пассажира.

Артур говорит с лёгким кавказским акцентом. Смотрю на него, вложив во взгляд всю ненависть, и молчу.

– Скажи что-нибудь, чтобы я понял, что с тобой всё в порядке.

– Иди в жопу!

– Думаю, в порядке, – с улыбкой констатирует он.

Мы выезжаем на трассу и набираем скорость. Я, конечно, понимаю, что во время движения ничего сделать не смогу, но есть же светофоры и пробки. А то, что делать что-то надо – ясно, как и то, зачем меня везут. Они собираются мной шантажировать Макса. Вряд ли их заинтересует, что мы уже не вместе. К тому же что-то подсказывает мне, Макс сделает то, что они требуют, лишь бы вытащить меня. А как мне потом жить с чувством вины, что из-за меня он лишился дома, бизнеса или машины, или что там у него можно забрать, что не оценишь суммой в сто тысяч. Сама же виновата. Зачем тогда вышла на всеобщее обозрение. Видишь опасность – сиди тихо, всегда наставлял меня отец. Хорошо, что эти бандиты не знают, что вернулся дед Максима. Наверное, они его просто не дождались, а тут я подвернулась так кстати.

Размышляя подобным образом, жду светофора или пробки. Как назло, движение свободно. Что я буду делать, когда машина остановится, я знаю. У меня есть средство, которым я, правда, ни разу не пользовалась в автомобиле, хотя мне оно было дано как раз для борьбы с приставаниями клиентов. Это перстень на руке, который мне подарил отец на восемнадцатилетие. В это время я получила права и стала самостоятельно выезжать в город.

Перстень сделан на заказ. Он представляет собой массивный голубой камень в обрамлении листочков и цветочков – безобидная красивая штучка. Но если оправу камня повернуть, цветочки и листочки превращаются в острые шипы. Нужно только развернуть это оружие на ладонь, и, в дополнении к маникюру, этим, конечно, убить нельзя, но поранить и отвлечь – запросто. Я поклялась отцу, что никогда не буду снимать это украшение, и, может быть не с лёгким сердцем, но он отпустил меня на маршрут. Я воспользовалась им только однажды, и то, не в такси, а когда возвращалась поздно вечером пешком из универа, и какие-то уроды попытались отнять у меня сумочку. Средство эффективно сработало! Надеюсь, поможет и сейчас.

Наконец-то впереди светофор. Только загорелся красный свет. Нужно действовать быстро. Я переворачиваю перстень, отщёлкиваю шипы и, как только мой похититель тормозит, бью по лицу со всего размаха. Одновременно дотягиваюсь до брелока, эта система мне хорошо знакома, быстро жму кнопку разблокировки двери и выскакиваю на улицу. Мчусь между машинами, не оглядываясь. Поток начинает двигаться, мне сигналят, я рискую быть сбитой, но это лучше, чем похищенной.

Я на тротуаре. Не знаю, есть ли погоня, но понимаю, что для начала нужно убраться отсюда подальше. Быстро иду вдоль домов в обратную сторону. Оглядываюсь, чтобы понять, где нахожусь. Здесь недалеко должно быть метро, направляюсь туда. Лихорадочно продумываю план действий. Так, позвоню отцу, скажу, что передумала, ещё поживу у Максима, а сама поеду к подруге. Машину отец вечером заберёт сам.

Я останавливаюсь и набираю его номер. Он удивлён и разочарован, но лишних вопросов не задаёт. Потом звоню подруге по универу. Она сейчас подрабатывает воспитателем в детском оздоровительном лагере в Подмосковье. Звала меня как-то в гости. Как можно более жизнерадостным голосом сообщаю ей о скуке смертной в Москве, о том, как соскучилась и хочу её видеть, спрашиваю, как к ней добраться. К счастью, она рада меня слышать и не против увидеться, говорит, что добраться лучше всего электричкой от Курского вокзала. Слава Богу! Пути к отступлению известны.

Прячу телефон в сумочку, собираюсь идти дальше. Но вдруг замечаю мужчину, который стоит недалеко, смотрит на меня и улыбается такой ослепительной улыбкой, как будто мы старые знакомые. Машинально улыбаюсь в ответ, хотя понимаю, что вижу этого человека впервые.

Мужчина направляется ко мне, глядя мне в глаза пронзительным взглядом, не переставая улыбаться. Где-то в подсознании глухо бьётся тревога. Я понимаю, что должна бежать, но не понимаю, почему не могу это сделать. Ноги словно приросли к асфальту, руки безвольно повисли вдоль тела. Я только стою и тупо улыбаюсь в ответ незнакомцу. Он вскидывает руки ладонями вперёд и вверх. Мгновенно в голове проносится видение Максима в такой же подкупающе обезоруживающей позе – ладони вперёд и вверх, и я перестаю понимать, почему так доверчиво позволяю этому мужчине приблизиться к себе, зачем он обнимает меня, нарушая моё личное пространство, касается спины. И почему у меня темнеет в глазах, и подкашиваются колени. Я теряю сознание.

Сначала слышу сплошной гул голосов, потом приходит ощущение пространства. Я понимаю, что лежу на кожаном диване, вытянувшись во весь рост, голова на подлокотнике. Затем из шума прорываются отдельные фразы. И, наконец, полностью возвращает сознание голос Максима, гневно у кого-то спрашивающий:

– Какого чёрта ты использовал на ней эти приёмы?

– А как ещё мы могли её сюда доставить? – слышу в ответ.

– Ты посмотри, что эта кошка сделала с моим лицом! – вопрошает голос с лёгким акцентом.

– Если бы ты больше времени уделял тренировкам, а не своим бабам, тебя не сделала бы какая-то девчонка!

– Она очнулась, – слышу я чей-то голос совсем рядом и понимаю, что притворяться мёртвой бесполезно.

Открываю глаза, вижу над собой человека, так похожего на Турчинского. Он подаёт мне руку; опираясь на неё, я усаживаюсь на диване. Обвожу глазами комнату и присутствующих в ней. Я нахожусь в каком-то кабинете. Стол начальника с открытым ноутбуком, в торце длинный стол для переговоров. Стулья вокруг. Шкафы с папками. Кожаный диван у стены, на котором сижу. Несмотря на большое количество стульев, все, кроме меня, стоят. Все – это пять мужчин. Со всеми я уже сталкивалась. Артур с расцарапанной щекой. Вежливый парень приятной внешности. Мужчина, от улыбки которого я теряю сознание. «Турчинский», он стоит рядом. И… Максим. В отличие от остальных, одетых по-простому, на нём чёрный костюм, серая рубашка, чёрный галстук, правда, костюм расстёгнут, верхние пуговицы рубашки тоже, галстук расслаблен. Но тем не менее. Максим в костюме!

– Выходим, – говорит «Турчинский», и все, как по команде, выходят.

Остаёмся мы с Максимом. Он берёт один из стульев и садится напротив меня.

Я пока пребываю в шоке и не могу вымолвить ни слова, хотя миллион вопросов просто рвутся наружу. Кажется, Макс это понимает. Он говорит:

– Спрашивай.

– Кто эти люди?

– Мои друзья, коллеги. В общем, мы вместе работаем.

– Зачем меня привезли сюда?

– Чтобы я мог поговорить с тобой. Ты же отказалась со мной добровольно общаться.

– Но ты не очень и настаивал.

– А ты знала, что действие договора закончится только завтра, и, тем не менее, нарушила его.

– К чёрту договор! – вскакиваю с дивана и направляюсь к двери.

Макс не шевелится, а только говорит:

– Без моего приказа тебя отсюда не выпустят.

Я вспоминаю, кто находится за дверью, и покорно возвращаюсь на диван.

– Я прошу о малом. Выслушай меня. И тогда можешь быть свободна.

– Хорошо. Я тебя слушаю.

Он некоторое время задумчиво молчит, собираясь с мыслями или силами, не знаю.

– Я понимаю, что поступил эгоистично, потому что хотел сначала сам разобраться, подходишь ли ты мне, готова ли будешь принять то, что я сейчас расскажу. Я знал, что будет тяжело, когда ты всё узнаешь и решишь, что я не подхожу тебе. Но ты должна думать, прежде всего, о себе. Я переживу. Так же я верю в твоё благоразумие и порядочность. Поэтому попрошу, всё, о чём ты сейчас узнаешь, от тебя не узнает никто, даже отец.

Я киваю головой.

– Я офицер ФСБ. Я вхожу в группу особого назначения, о существовании которой знают единицы. Наш отряд сформировали в конце девяностых годов, для выполнения особых заданий. Сначала к нам присматривались в армии, потом год вели на гражданке, прежде чем пригласить. Группу собрали из бывших детдомовских, беспризорников, трудных подростков. Главным условием на тот момент было – никаких родственных связей и привязанностей. Потому что мы были смертниками, которых никто не должен хватиться. Ни у одного из нас нет родителей или близких родственников. Нас хорошо подготовили. Чем, как, где мы занимаемся, какие задания выполняем, и какими методами пользуемся, знают только те, кто эти задания даёт, больше никто. Мы работаем на правительство. Но если провал операции или её срыв, правительство от нас откажется. Мы автоматически становимся простыми туристами, которым по только им ведомым причинам взбрело в голову совершить преступление в чужой стране. Мы все об этом знаем. Надеяться можно только на себя и на команду. Поэтому те, кто рядом со мной – это друзья, коллеги, напарники – и нечто большее, чем все эти понятия, вместе взятые. Ради любого из них я сделаю всё и даже больше, так же как и каждый из них для меня.

Наша работа хорошо оплачивается. Но теряем мы гораздо больше, чем получаем. Мы теряем друзей, теряем семью. Друг, о котором я тебе говорил, был убит при выполнении задания. Он подошёл слишком близко. А ДТП всего лишь прикрытие. У него осталась молодая красавица жена. А вообще единицы из нашей команды имеют собственную семью. Создать её очень трудно, ещё труднее сохранить. Какая жена выдержит, если ты в любой момент можешь сорваться и исчезнуть, а вот когда вернёшься, да и вернёшься ли вообще – большой вопрос. Это жизнь в постоянном напряжении и неизвестности. Никаких вопросов – ответы ты не получишь.

Я обещал, что ты узнаешь моё решение. Так вот, я хочу, чтобы ты была со мной. Теперь решение за тобой. Думай. Хочешь ли ты? Нужно ли тебе это? Выдержишь ли такую жизнь? Я не прошу немедленного ответа. У тебя для раздумий будет столько же времени, сколько и у меня, даже чуть больше. Меня неделю не будет в Москве, да и в стране тоже. Когда вернусь, я тебе позвоню. Ты мне звонить не можешь. Я вообще не имел права давать тебе этот номер телефона. Но я с тобой много сделал из того, на что не имел права.

Внезапно дверь открывается, на пороге появляется «Турчинский»:

– Макс, нам пора.

– Да, Саша, ещё минута.

– Хорошо.

Дверь закрывается. Максим встаёт.

– Мне нужно идти. Из-за ночной слежки я ещё не был дома и даже не успел переодеться после похорон Дмитрия. Артур тебя проводит, только не калечь его больше.

– Это ты ездил за мной всю ночь?

– Мои ребята. И не всю ночь, а только под утро. Ты была расстроена, и я боялся, что натворишь глупостей.

– Можно один вопрос?

– Можно.

– Откуда у тебя такие шрамы на спине?

Вижу, он удивлён моему вопросу, но ответ я получаю:

– Сирия. Я был в плену.

Дверь снова открывается, вижу в проёме Артура, иду к выходу. Когда я у самой двери, Макс меня окликает. Я оборачиваюсь. Он быстро подходит ко мне, достаёт из кармана продолговатый бархатный чехол. В таких дарят ювелирные украшения, но точно не кольцо.

– Это твой подарок, как и обещал, – он протягивает мне коробочку.

– Я же сказала. Мне всё или ничего.

– «Ничего» уже не получится. У нас была неделя.

– Мне нужно больше.

Я резко разворачиваюсь и, не взяв подарка, быстро выхожу из кабинета. Макс остаётся там, Артур следует за мной. Мы проходим через большой холл, уставленный диванчиками, креслами, низкими столиками. Вся команда расположилась в этой, как я поняла, комнате отдыха.

Дальше Артур берёт меня за руку, потому что из лабиринта коридоров, переходов и снова длинных коридоров, я бы сама не выбралась. Наконец мы выходим на улицу. Я понимаю, что мы были на первом этаже какого-то многоэтажного здания, и это не жилой дом, скорее какое-то заведение. Во дворе одиноко стоит моя «волга».

Я лезу в сумочку. Ключи на месте. Даже не задаюсь вопросом: как? Сегодня столько произошло, что чудесное перемещение моей машины – сущая ерунда. Артур услужливо открывает для меня водительскую дверцу. Я смотрю на его поцарапанное лицо.

– Извини, – прошу я.

– Ничего. Не такое бывало. Сам виноват.

Я слабо улыбаюсь ему. Сажусь с машину. Он объясняет, как выехать отсюда на трассу. Я захлопываю дверцу. Он возвращается в здание.

Минут десять сижу в машине, ошарашенно пытаюсь осмыслить информацию. Потом быстро вылезаю и со всех ног бегу обратно в здание. В голове пульсирует внезапно возникшая мысль: «Я должна. Я сейчас должна сказать ему. Зачем ждать неделю? Я уже знаю. Я должна сказать ему «да». Бегу по коридорам. Несколько раз сворачиваю не туда. Наконец, вижу знакомые двери, распахиваю… Но в офисе никого нет. Столики, диваны, раскрытые нарды на столе. И никого нет. Я прохожу дальше, дёргаю дверь кабинета, она заперта.

В офис заходит мужчина в форме с надписью «охрана».

– Вы кого-то ищете? – спрашивает меня он.

– Здесь только что были люди. Куда они ушли?

– Откуда я знаю? Может, они были, может, не были, но вам здесь находиться нельзя.

– Да, конечно.

Выхожу из комнаты, устало бреду по коридорам. Сажусь в машину. Не помню, как добираюсь домой. Запас жизненных сил подходит к концу. Благополучно миную отца: «Устала. Потом объясню. Максиму нужно срочно уехать».

Захожу в свою комнату, бросаю дорожную сумку в кресло, и замечаю, что один из карманчиков открыт и оттуда торчит бархатный чехол. Я достаю его, открываю. Там золотой браслет на руку, а к нему прикреплён кулончик в виде кролика, сидящего на задних лапках. Я сжимаю подарок в руке, слёзы льются из глаз. Не раздеваясь, ложусь на кровать и проваливаюсь в сон.