Никогда прежде Джей Гейбз не был так напуган. Нет, слово напуган, не подходило – он застыл в ужасе, впал в ступор.

Отставной лейтенант военно-морского флота США сидел в номере отеля. Тесная комната служила ему домом последние три года. Нервный хохот срывался с покрытых пеной губ, лейтенант выглядел хуже, чем одурманенный марихуаной подросток. Но на самом деле Джею не до смеха. Нервная система не вынесла перенапряжения, дала трещину. Нервная система человека стальной выдержки, офицера, проводившего военные операции в Ираке.

Всё началось несколько часов назад. Лейтенант с банкой пива и парой хот-догов вернулся из небольшого супермаркета, находящегося в квартале от отеля. Джей по обыкновению в обуви улегся на просторный потёртый диван. Схватил рукой пульт, телевизор на тумбочке послушно включился. Навязчивая реклама полилась с экрана, Джей выругался: где же любимый сериал «Дельта Форс: Чёрный отряд»? Шел уже третий сезон, но Джей не пропустил ни единой серии. Снятый на военную тематику фильм напоминал о днях службы, о которой он мог лишь тосковать. Два года назад Джея комиссовали по состоянию здоровья.

Банка «Бадвайзера» открылась с хлопком, лейтенант глотнул приятного пива, реклама заканчивалась, на экране появился долгожданный сериал: наконец-то. Повеяло холодом, кто-то прошёл за спиной.

В номере Джея всегда царил полумрак. Отель принадлежал к классу самых дешёвых, на удобства рассчитывать не приходилось. Свет в комнату проникал лишь через единственное грязное окно, к тому же заслонённое пыльными жалюзи. Лампочка давно перегорела, правда, Джея это не беспокоило. Его вообще мало что беспокоило кроме военной службы. После военной комиссии вкус к жизни Джей утратил. Потерял сначала жену, затем дом в бракоразводном процессе. Детей лейтенант Гейбз также не видел уже пару лет. Но по ним не скучал. А вот по оружию в руках и по свисту пуль – наоборот, так же как и по ночным вылазкам на вражескую территорию, операциям захвата, засадам и манёврам. Армия до сих пор была его жизнью, но теперь остались лишь сериал и банка пива. И пенсия по инвалидности. Но даже не это тревожило бывалого солдата, а то, что скользнуло за спиной в полумраке.

«Может, показалось». – Джей сощурил глаза. Чужое присутствие по-прежнему ощущалось очень остро.

Рука лейтенанта осторожно потянулась за офицерским ножом. Лезвие мирно поблескивало на столике, засоренном крошками и обертками от шоколадных батончиков. Пальцы сжали знакомую рукоять. Настороженный, Джей, не производя лишнего шума, взглядом прошёлся по комнате. Тщательно, словно волк, вглядывался в полумрак, рассеиваемый лишь светом телевизора. Внезапно экран погас. Джей резко обернулся, но никого не заметил. «Отключили энергоснабжение?», – предположил лейтенант, но рассудку не удалось уговорить страх. Руки Джея вспотели. Полуприсядом передвигался по комнате, оружие наизготовку.

Лейтенант почти добрался до противоположной стены, вдруг кто-то вновь прошёл за спиной, холодное дыхание обожгло кожу. Джей резко развернулся, нанес сильный и умелый удар ножом. Лезвие пропороло пустоту.

– Кто здесь! – заорал Джей в испуге. – Выходи!

Чувство неизвестного пугало гораздо больше, чем образ вооруженного до зубов врага. Сознание болезненно принимало то, к чему не привыкло.

Экран телевизора засветился вновь, до слуха Джея донеслись голоса персонажей сериала. Затем звук пропал. Лейтенант разволновался не на шутку, происходящее не укладывалось в голове. Вышколенный солдат не собирался терять самообладание лишь по причине неясных глупостей… Экран телевизора погас вновь. А затем появились они. Лейтенант знал их. Знал каждого, хотя думал, что сумел забыть. Оказалось – нет.

«Они пришли, чтобы напомнить, обвинить. Привести к ответу». Джей не забыл, совесть до сих пор мучила по ночам.

«Но сейчас я не сплю!»

Происходящее не было сном.

Лейтенант Гейбз испугано смотрел в мёртвые молочные глаза капрала, шагающего на изуродованных ногах. Ругнулся, попятился назад, холодное и зловонное нечто уткнулось в плечо. Джей резко развернулся, замер.

«Не может быть!»

Ещё одно лицо или то, что от него осталось. Кожа местами сорвана, лицевые мышцы висят, подобно изодранному тряпью, обнажая раздробленные кости, смешанные с зубами и грязью.

– Не может быть, – выдавил из себя Джей, – это сон.

Вспотевший от страха лейтенант для уверенности полосонул по ладони ножом, острое лезвие рассекло плоть, руку обожгла волна боли. Из краев раны наружу мгновенно выступила кровь. Самая настоящая кровь…

– Это не сон, сэр, мы пришли за вами… – булькающим голосом произнес полуистлевший капрал. Мертвец шумно шаркал культями по ковролину, оставляя длинные кровавые следы.

– Нет! Нет! – орал лейтенант. – Вы все сдохли в том аду, вы все сдохли! Я не виноват! У меня был приказ. Я не мог вытащить вас оттуда, поймите, не мог!

А они всё шли и шли, прямиком из стен, целый взвод, изуродованные руки тянулись к лейтенанту, остекленевшие глаза смотрели с укором. Джей чувствовал их холод, их вонь, их касание. Мёртвые пальцы скребли по его коже, тянулись к лицу. Джей орал что есть мочи, пока не сорвал голос. Крик перешел в сиплый визг. А когда сил больше не осталось и сознание скользнуло за грань реального, лейтенант упал на диван, обхватил руками колени, сумасшедший хохот сорвался с трясущихся губ.

Дайна Митчелл посвятила свою жизнь спорту, а если быть точным – баскетболу, что и неудивительно при росте шесть футов и семь дюймов. Редко кто из женщин мог похвастаться тем, что выше большинства мужчин на две головы. Правда, имелись и отрицательные стороны: те же мужчины её побаивались, то ли из-за непритязательной внешности, то ли по причине внушительного роста. Но вот публика – обожала, потому что на баскетбольной площадке Дайне не было равных. Именно она, Дайна, за всю историю женской баскетбольной ассоциации первой сумела выполнить слэм-данк, первой добралась до шеститысячного барьера по очкам. Неоднократно становилась золотым призёром олимпийских игр.

Она – звезда, сотни тысяч поклонников по всей стране следили за каждым её движением с разинутым ртом.

«Они любят меня. Но лишь пока я на вершине».

Дайна ушла из спорта. Да, провела сотни игр за «Лос-Анджелес Спаркс» на протяжении многих лет, да, спорт – её жизнь, но возраст неуклонно брал свое. Неделю назад Дайне исполнилось сорок. Юбилей, но Дайне не до праздника. Годы ставили крест на спортивной карьере. Возник выбор – уйти красиво или продолжить играть и плавно с передовых мест сползти на последние. Из кумира превратиться в жалкое подобие себя. Нет – так поступить Дайна не могла, кто угодно другой мог, но не она.

К сожалению, не возраст стал основной причиной ухода. Хотелось соврать и себе, и другим, Дайна давно знала, что сказать журналистам, но врать не умела. Сказать ложь другим – могла, но себе не лгала никогда, ни под каким предлогом.

Дайна понимала: я наркоманка и не оправдываю себя. Я себя – презираю.

«Я никогда бы не согласилась – если бы не спорт».

Баскетбол значил для неё всё. Был всем тогда, оставался всем и сейчас. Потому Дайна чувствовала себя особенно горько, понимая, что теперь вне игры навсегда.

Баскетболом Дайна увлеклась ещё в школе, из девочек мало кто любил побросать мяч в корзину, потому приходилось играть с парнями. Вскоре она обыгрывала всех. Школьный тренер заметил способную девочку, взял в команду. Но по-настоящему заиграла уже в университете. Туда Дайну приняли без экзаменов. К тому времени, когда подающая надежды спортсменка стала думать о высшем образовании, у неё на столе лежала куча предложений из колледжей штата. Все хотели заполучить в сборную такого сильного игрока. Дайна становилась известной, она это понимала.

После окончания университета стала играть за Лос-Анджелес Спаркс. Дайна с детских лет мечтала играть на профессиональном уровне, и вот мечта сбылась. Сбылась, потому что каждый день шла к ней, лезла вон из кожи, чтобы попасть в профессиональную баскетбольную ассоциацию. И пускай эта ассоциация – женская, Дайна твердо решила: я стану в ней вторым Майклом Джорданом, только в юбке. И стала. Даже несмотря на то, что юбку носить так и не пришлось.

Но была и обратная сторона медали. Одна из них – отсутствие личной жизни, изнурительные тренировки, запрещённые медицинские препараты, которые принимают все спортсмены, к тому же с возрастом их список всё увеличивается и увеличивается.

Дайна всегда хотела быть на высоте, а потому даже не интересовалась, что за препараты, как действуют. Знала: раз нужна инъекция, чтобы оставаться лучшей, значит, никаких вопросов. А затем Дайна получила травму, очень серьёзную травму колена. Доктора сказали, что спортивная карьера на этом закончится, двигаться, как прежде, она не сможет. Но Дайна не поверила, упорно тренировалась изо дня в день. Так вернула прежнюю форму, единственное, что изменилось, – боль.

Боль в суставе не проходила, только действие стимуляторов заканчивалось, впивалась в оголённые нервы. Дайна терпела, но это сказывалось на игре. Тогда и приняла решение употреблять обезболивающее.

Дозы с каждым месяцем росли и росли. Спустя сезон организм стал невосприимчив к обычным препаратам, пришлось перейти на дорогостоящие, запрещённые, обходящие допинг-контроль. Затем появилась зависимость. Дайна была в ярости, но не могла ничего с собой поделать, организм без наркотиков выворачивало наизнанку. А играть хотелось, как и прежде.

Дайна пробовала анонимно проходить лечение – не помогло. Как только останавливала прием наркотических препаратов – боль возвращалась, терпеть не было сил. Боль сводила с ума.

У Дайны имелось всё, чего желали многие: деньги, слава, тысячи поклонников, международное признание. Но не было главного – покоя. Наркотики стирали боль в ноге, но рождали – в душе.

С каждым днём Дайна всё с большей сложностью переносила разлуку с большим спортом. Всё вокруг напоминало о прошлом. Увешанные трофеями стены и стеллажи с наградами, многочисленные фотографии и подарки фанов, даже спортзал, исполненный в желто-синих цветах «Спаркс».

Дайна тихонько заплакала, она очень редко плакала, никто никогда не видел её слез. Так полагала Дайна, но, когда убрала ладони от лица, взгляд заплаканных глаз упёрся в знакомого человека. Жилистое, мускулистое тело содрогнулось.

«Господи…»

Перед Дайной сидела мать. Седая, слегка располневшая преклонных лет афро-американка в неброской синей блузке, серой юбке и такого же цвета жилетке, на плечах – белая вязаная шаль. Обыкновенная старушка, если бы не одна мелочь. Задняя часть головы у миссис Митчелл отсутствовала. На пол и белую шаль медленно сочилась кровь.

– Мама? – дрожащим голосом спросила Дайна.

– Да, это я, дочь. Удивлена?

– Но ты погибла, мама, ты потеряла сознание и упала под газонокосилку, – вытирая слёзы, прошептала женщина.

– Ты наркоманка, дочь! Я пришла, чтобы наказать тебя! Ты забыла даже о родной матери – как ты могла?! – Глаза миссис Митчелл налились кровью, старуха стала похожа на бешеное животное. Из уголков рта на блузку потекла пузырящаяся пена.

– О Господи. – Дайна отпрянула в страхе. «Неужели всё из-за наркотиков?»

Стало очень страшно, Дайна очень любила мать, которая растила её, сестру и брата в одиночку. Отец бросил их ещё до рождения Дайны – самой младшей в семье. Мать работала на двух работах, официанткой в баре и ночным сторожем. Не жалела себя, всё отдавала детям.

«Все мы очень любили её».

Дайна очень болезненно перенесла трагическую гибель матери. Чувство вины не покидало её: я не оказалась рядом в нужный момент. У «Спаркс» как раз состоялась игра на выезде, в Детройте…

– Ты поздно вспомнила о боге, дочь, – голос матери напоминал воронье карканье, ноздри гневно раздулись, сухие руки сжались в кулаки, – но я напомню тебе, как надо себя вести!

Старуха размахнулась, рукой ударила Дайну по лицу. Женщина испуганно отпрянула назад, инстинктивно вскинув руки для защиты.

– Ты собралась бить свою старую мать? Ну же, давай, ударь меня по голове! Ударь, бездушная тварь! Ударь свою мать! – вопила старуха. Из перекошенного рта на пол выпали толстые черви.

– Ударь! – ревела она. Тело покрылось темными пятнами, сквозь которые наружу что-то пыталось выбраться.

Дайна в ужасе забилась в угол, глаза в страхе распахнулись, взгляд растеряно бегал по сторонам.

Тело старухи раздулось, громадные трупные черви падали целыми гроздями. Твари медленно наползали со всех сторон, от них негде было укрыться.

– Ударь свою мать, наркоманка, ударь в сердце, убей! Лучше вырви мне глаза, чтобы я не видела, какой ты стала! – Глазные яблоки старухи лопнули, из окровавленных пустых глазниц наружу вылезли жирные и уродливые пауки.

– Мама! Прости меня, мама!

Дайна бросилась к безобразному трупу. Вокруг кишело бесчисленное количество уродливых и страшных существ.

Слишком поздно. Твари сожрали старуху и теперь обратили внимание на Дайну.

– Нет, нет! Идите прочь! Прочь! – выкрикнула женщина, молнией бросилась к двери. Рука ухватилась за ручку, дернула.

«Что за чёрт!»

Вместо двери стоял странный старый холодильник. Дайна не отчаялась, прыжком преодолела более пяти метров, приземлилась у окна. Одернула штору.

«Я схожу с ума?»

Дайна была на грани срыва. Пустым взглядом уставилась в оконный проём, заколоченный досками. Твари тем временем всё ползли и ползли ближе к ногам.

Дайна опомнилась, отскочила на диван, перебралась на дорогой итальянский стол из векового дуба. Тут смогла перевести дух и собраться с мыслями.

«Что, что мне делать? Бежать в гараж или лучше на второй этаж? А может, за холодильником окажется дверь? Почему сразу не догадалась?» Страх подгонял Дайну, мерзкие твари подбирались всё ближе. И вот, когда холодильник упал на пол, а в ладони оказалась ручка спасительной двери, Дайна застыла в ужасе. Из травмированного колена наружу торчала чёрная голова безобразного червя.

– Боже, нет, только не это, – прошептала женщина, в ужасе отпрянула от двери, из щелей рванулись в комнату всё те же мерзкие гады.

Тело Дайны стало покрываться уже знакомыми гнойными язвами, колено пронзила невыносимая боль. Из глаз женщины ручьем побежали слёзы.

Сил сопротивляться больше не было. Дайна упала на пол, бесшумно рыдая, наблюдала за тем, как из тела наружу лезут чёрные черви.

– Прости меня, мама, – тихо прошептали губы. Боль затихла, сознание Дайны провалилось в темноту.

Алан Гриди принадлежал к типу людей, которых хочется хорошенько пнуть под зад. Всем видом просил поступить именно так, а не иначе. Засаленные волосёнки, прилипающие к лысеющей голове, раздутые, словно у хомяка, щёки и здоровенные, навыкате, но близко посаженные глаза мутно-голубого цвета. Одевался Гриди броско и выглядел, словно сутенер, шагнувший сквозь пространство и время прямиком из восьмидесятых годов. Все сотрудники «Лос-Анджелес Таймс» втайне ненавидели его, но терпели. Начальство всё-таки.

Предыдущий главный редактор «Лос-Анджелес Таймс» Джек Оуэн был уволен в январе 2008 года за отказ осуществить бюджетные сокращения по приказу своего издателя – Гейба Миллера. Джек категорично отказался урезать расходы новостной редакции издания на четыре миллиона долларов и поплатился за дерзость своим креслом. Миллер не особо расстроился, тут же нашёл человека, готового взять на себя ответственность. Им стал Алан Гриди, шурин Гейба.

Алан урезал расходы не на четыре, как хотел Миллер, а даже на целых пять миллионов. Больше десяти процентов сотрудников остались без работы. Если до этого Гриди просто недолюбливали, то теперь плевали в спину. Начальник стал объектом ненависти всего персонала, за исключением редких лиц, занимающихся лизоблюдством.

День Алана начинался как всегда: неспешно выбрался из постели, лениво потянулся. Взгляд Гриди упал на серебристый поднос, на котором всё ещё осталось несколько дорожек кокаина. Двинулся дальше, заметил лежащую в кресле шлюху. Брюнетка разбросала длинные ноги в стороны, уткнулась носом в перила. Алан грубо пнул её ногой, та лишь выругалась сквозь сон, сменила позу и продолжила спать.

– Просыпайся, сучка, пора проваливать, – короткая ручонка схватила женщину за волосы, – выметайся. Голос у Гриди противный и писклявый, под стать подлой, развращённой и продажной натуре.

Алан не стал дожидаться, пока проститутка придёт в себя, намотал волосы на руку, потащил через гостиную к двери. Брюнетка не упиралась. Гриди нагло вытолкал её на улицу, не забыв вышвырнуть обувь и сумочку вслед за хозяйкой.

– Ублюдок! – закричала она, торопливо застегивая ремешки обуви. – Импотент! Пока не нюхнешь дорожку, у тебя даже не встаёт!

– Проваливай, сучка, – отмахнулся рукой Гриди, – а не то вызову копов, пусть поимеют тебя бесплатно.

При упоминании о копах девица быстро умолкла и поспешила скрыться за углом соседнего здания.

Гриди противно рассмеялся и поковылял в ванную. Горячий душ немного приободрил: пора позавтракать. Алан заглянул в холодильник и выругался. На полках нет ничего, кроме прокисшего молока.

– Опять я забыл заехать за покупками! Надо кого-то на работе напрячь, пусть съездит и привезёт мне всего. Придется завтракать в «Макдональдсе».

Гриди недовольно хлопнул дверцей холодильника, лениво побрел в другой конец особняка. Сигареты всегда были слабостью Алана, щелкнула зажигалка, по комнате разнесся горький табачный дым.

Гриди деловито открыл громадный шкаф, наружу высыплись различные образцы безвкусной одежды. Спустя четверть часа Алан наконец-то выбрал сегодняшний наряд – блестящий зелёный пиджак от «Версаче» и эксклюзивные желтые в обтяжку брюки от «Роберто Кавалли». Вдобавок прилагалась странного покроя рубашка от «Гуччи», одна половина которой красная, а вторая – бирюзовая.

Клоунский наряд натянул на жирные телеса, на лице сияла самодовольная улыбка: пора выбирать туфли. Ещё двадцать минут, ведь задание не из простых, – обуви у Алана больше двухсот пар.

Важно, как павлин, Гриди выхаживал между рядами туфель и ботинок. Время от времени недовольно воротил носом. В итоге остановился на красного цвета полуботинках от «Труссарди».

За всем этим последовал поиск галстука и парфюмерии, и только спустя час Гриди спустился в гараж, где стоял любимый новенький «Ламборджини Галлардо».

Алан завтракал в «Макдональдсе» в силу привычки. Естественно, при таком уровне дохода мог посещать и более дорогой ресторан.

«Но зачем утруждаться? До «Макдональдса» ведь всего пара кварталов».

Фигура Гриди оставляла желать лучшего. Он давно набрал лишние сорок с лихвой фунтов, и теперь с живота свисали противные складки. При росте в пять футов и три дюйма выглядел этаким расфуфыренным колобком. Но Алану плевать. Слишком ленивый, чтобы заниматься собой, он предпочитал покупать дорогие и безвкусные наряды и под ними прятать безобразную фигуру.

«Галлардо» замер на бесплатной парковке, Гриди с несвойственной ему прытью направился в «Макдональдс». Запах жареного картофеля сводил с ума, его Алан мог съесть целое ведро.

Гриди проворно забежал внутрь: свободная касса! Тут же заказал дабл чизбургер, два гамбургера, макмаффин, кофе и четыре упаковки жареного картофеля. Нешуточный завтрак Алан умудрился проглотить за какие-то десять минут, после чего решил взять ещё бигмак и большую колу. Гриди мог сожрать и больше, но внезапно захотелось в туалет, по-большому.

«Ну и ладно, потом ещё поем». – Алан обтёр толстые губы салфеткой и поспешил в уборную.

Гриди наспех стянул желтые штаны, тучный зад упал на унитаз, только расслабился, как кто-то дернул ручку туалетной кабинки.

– Занято, – напряженным голосом ответил Алан.

Ручку продолжали настойчиво дергать.

– Я же сказал, занято! – повысил тон Гриди.

Дверную ручку продолжали назойливо тянуть.

«Может, это ребенок или глухонемой какой-то».

– Отвали от двери. Здесь занято! – крикнул Гриди. – Сколько можно тебе повторять, ты глухой, что ли?

Ручка замерла, Алан расслабился, но всего на мгновение. Грохот. Дверь содрогнулась от сильного удара. Судя по всему, били ногой. Шум так испугал Гриди, что он едва не свалился с унитаза.

– Твою мать, что ты творишь! – заорал Алан. – Ты сошёл с ума! Кто-нибудь, позовите охрану!

Вслед за первым ударом последовали второй, более мощный, замок двери издал предательский скрип.

– Что здесь, чёрт побери, происходит!?

Гриди, не успев закончить начатое, вскочил с унитаза. Штаны болтались на коленях. Дверь с хрустом вылетела и сильно саданула по голове, толстяк упал назад на унитаз.

Алан, придавленный дверью, не видел фигуру в маске, но услышал шаркающий звук. Незнакомец неистово дергал троса бензопилы.

Детские страхи ожили, встали перед глазами. Гриди моментально вспомнил кошмарный фильм ужасов, после просмотра которого два года мочился по ночам в постель. Лишь благодаря помощи психолога, доктора Штайнберга, смог излечиться от страха.

– Нет, – Гриди пытался выкарабкаться из-под двери, – нет, этого не может быть, это лишь дурацкий фильм.

Ответом послужил рык мотора бензопилы.

Гриди вскочил словно ошпаренный, как раз вовремя. Лишь чудом избежал нацеленного в шею удара. Со скрежетом тяжелое лезвие пилы впилось в дверь, пластик разорвало пополам, цепь продвинулась вниз к груди толстяка. Звенья зловеще поблескивали и пахли маслом.

Алан завизжал, словно свинья, дверь отлетела в сторону. Между откосом возникла широкая щель: бегом туда! Только сейчас Гриди увидел страшную фигуру в хоккейной маске, ноги едва не подкосились от испуга.

«Наверняка какой-то маньяк, – решил Гриди, – полоумный ублюдок насмотрелся фильмов и решил покромсать людей на бекон!»

Опасность была так близка, что Алан не мог думать больше ни о чём, кроме спасения шкуры. Кое-как подтянул перепачканные штаны, выскочил в зал. Вокруг никого.

«Ублюдок уже порешил всех, вот это будет сенсация!»

Незнакомец покончил с дверью, неспешно повернулся обратно к толстяку. В глазах сверкает безумный огонь, Гриди понял: это не человек.

– Чёрт! Что за хрень?! – завопил Алан, кинулся к выходу.

Переворачивая стулья и столики, толстяк несся к двери. На улице стояла спасительная «Ламборджини».

«Нужно только выскочить наружу, завести мотор, и ходу!»

Пальцы ухватилась за ручку, резко потянули. Нет. Дверь закрыта. Отчаянно вцепившись в стеклянную дверь, Гриди тряс её, в надежде открыть. Незнакомец неспешно шагал к спине жертвы. Перевернутые стулья хрустнули под тяжелыми ботинками, вращающееся полотно нацелилось на толстяка.

– Что тебе нужно, сукин сын?! – визжал Алан, испугано зыркая по сторонам. – Что тебе от меня надо?

Вместо ответа последовал мощный, но медленный удар, стоящий рядом столик разломился пополам.

Гриди похолодел от ужаса, ноги тряслись, тело пробил холодный пот. Выпученные жабьи глаза попросту вылезали из орбит. Понимал: это смерть. Бежать больше некуда. Страхи ожили, сознание разрывалось на части, надежда на спасение умирала.

– Пощади, – пропищал Гриди, – пощади меня. Я очень богат, я дам тебе всё, что пожелаешь. Хочешь «Ламборджини», вон она стоит, бери себе! Хочешь шлюх? Тебе вагон будет! Если крови надо, могу жертв тебе достать! Только не убивай меня, умоляю… – Толстяк упал на колени, зарыдал. – Только не убивай меня.

Пила угрожающе рыкнула, впилась прямиком в спину. С ужасом Гриди взглянул на пробитую насквозь грудь, завопил от нестерпимой боли. Полотно пилы продолжало двигаться вниз, тело разрывало на куски. Алан умер, когда сталь дошла до паха. Такова была его, отдельная реальность…

Для сотрудников «Макдональдса» было большим шоком обнаружить у себя в туалете окоченевший труп главного редактора «Лос-Анджелес Таймc». В глазах умершего застыл неимоверный ужас, в руке зажата оторванная дверная ручка, а вся грудь испачкана засохшей блевотиной.

Эти строки принадлежат перу Сунь Цзы, так называл себя Генрих более двух с половиной тысяч лет назад. Ещё одна маска и не более, но принципы ведения войны с тех пор не изменились. Их незачем менять. Принципы перманентны и совершенны, успех гарантирован…

Война и обман – суть одно. Генрих лучше других понимал: нет честных боев, есть глупые противники.

Джо угодил в тугие кольца лжи, смог выпутаться, но не до конца. Профессор увидел лишь вершину айсберга, лишь часть гениального замысла. Да, он разгадал, чего жаждет Генрих, но де Анжу попросту позволил узнать, разрешил приблизиться на нужную дистанцию. Джо по-прежнему висел на крючке. «Когда цель близко, показывай, будто она далеко; когда же она действительно далеко, создавай впечатление, что она близко». Именно так, – Генрих кивнул, – моя цель всё ближе, а ты всё ещё не знаешь о ней.

«Изобрази выгоду, чтобы завлечь его. Сотвори беспорядок в его силах и возьми его». Наивный Джо полагал, что де Анжу нужен он сам. Да, это так, но лишь до поры. Теперь надобность отпала. Генрих смог отыскать открытый источник, захватить который будет проще, чем вырвать из лап опытного и опасного хранителя.

«Если он полон, приготовься; если он силен, избегай его». И Генрих избегал, прямой схватки с Джо мог и не выдержать, но лишь глупцы идут на такое.

«Если он в гневе, беспокой его; будь почтителен, чтобы он возомнил о себе». Де Анжу смог разбудить дремавший в хранителе гнев, да, сила его многократно возросла, но и самомнение также росло вместе с нею. Генрих был уверен в том, что Джо переоценивает себя и недооценивает противника.

«Когда должен ввести в бой свои силы, притворись бездеятельным. Нападай там, где он не приготовился». Этим месье де Анжу и занялся. Хранитель не знал об атаке, последствия которой для человечества могли и должны стать фатальными.

Зверя спустили с цепей, и он голоден. А голод – неутолим. Генрих выпустил вирус в свою биологическую оболочку. «Прекрасный инструмент». Де Анжу берег его, но сейчас пришло время жертв во имя высшей цели. Старое тело умирало, новое рождалось. Король умер, да здравствует король!

Идеально подходящая на роль вместилища, ДНК штамма О157:Н12 стала новым телом Генриха. Де Анжу слился с геномом, вирус вышел на более высокий уровень. Теперь штамм не просто поражал нервную систему, кроме того вызывал сильнейшие изменения в психике инфицированного.

Если рассмотреть вкратце – то взаимодействие происходило подобным образом: зараженный вирусом человек переживал блокировку соматической – возникал паралич, а затем и вегетативной нервной системы, после чего происходило погружение инфицированного в глубокие слои подсознания. Наступала кома. Психика в этот момент очень податлива, и Генриху не представляло труда захватить контроль. Соединённый сознанием и духом с телом вируса, он воздействовал на каждого заражённого индивидуально. Из подсознания жертв на поверхность выныривали самые тяжелые пласты – леденящие душу страхи.

В качестве первых жертв Генрих выбрал сотрудников лаборатории. Ожившие в умах кошмары поглотили бедолаг в мгновение ока.

Биологические оболочки некоторых заражённых погибали вследствие кровоизлияния в мозг или разрыва сердца.

Те, чьи страхи чересчур сильны, попросту умирали. Другие же, чья воля покрепче или страхи слабее, становились пустыми сосудами, готовыми для заселения, такими, как Генрих, Гавван, и другими, подобными им.

Иные слои реальности, из которых пришли гавваханы, представляли собой необычайно жестокие и грубые миры параллельных вселенных. Благодаря усилиям Генриха грань между двумя реальностями истончилась до невозможного.

Инфицированный, находясь в бесконтрольном состоянии, легко мог шагнуть за границу привычной реальности, тотчас оказавшись в смертельно опасной для него среде. И наоборот, существо из иных миров, в зависимости от того, насколько глубоко в подсознание провалилась жертва, могло проникнуть в сознание, а затем уже сознательно управлять телом инфицированного. Прежняя личность жертвы при этом в лучшем случае растворялась.

«Но это – лишь начало, завершающий удар ещё не нанесен. Следует подготовить почву».

«Тому, кто первым приходит на поле сражения и ожидает врага, будет легко; тот, кто приходит после и должен спешить в бой, будет утомлен. Поэтому тот, кто преуспел в войне, подчиняет других и не даёт подчинить себя».

Генрих с самого начала задавал тон в игре, он же составлял правила. Профессору приходилось принять их, играть по ним, а значит, де Анжу по-прежнему контролировал процесс, шёл к поставленной цели. Шёл к победе.