Глава 11. Конвейер

Ангар, куда в сопровождении Штольца прибыл Дантист, слегка отличался от остальных. Его крыша была не стеклянной, а зеркальной снаружи, по-видимому, выполняя роль отражателя лучей жаркого тропического солнца. Обшивка стен только снаружи казалась сделанной из полупрозрачного пластика – на деле это был какой-то неизвестный неискушённому в вопросах строительных технологий Дантисту теплоизоляционный материал.

Прежде чем пройти внутрь ангара, доктор Штольц и его новый ассистент пять минут голышом стояли под ионным душем, который находился в переходном тамбуре. Потом, облачившись в белые комбинезоны, мягкие матерчатые сапоги, резиновые перчатки и стеклянные шлемы со встроенными динамиками и устройствами для дыхания, они через металлические, оборудованные пневмозатворами двери, зашли в ангар, точнее, в первый, отгороженный отсек. Помещение было слабо освещено двумя матовыми лампами, установленными на стенах на уровне пояса. Посреди зала стояло какое-то устройство прямоугольной формы и мерно гудело.

– Я чувствую себя космонавтом, – пошутил Дантист, постучав себя по шлему.

– Ничего не поделаешь, – ответил Штольц. – Это вынужденные меры безопасности. В начальном, эмбриональном, состоянии будущие клоны нуждаются в полной стерильности. Ведь их не защищают тела матерей с их мощным иммунитетом. На этом этапе я вынужден поддерживать в помещении определённый микроклимат и защищать будущую жизнь от возможного проникновения различных вирусов и бактерий.

Штольц подвёл Дантиста к гудящему параллелепипеду. Его верхняя поверхность оказалась стеклянной и состояла из сорока одинаковых прямоугольных ячеек, наполненных зеленоватой жидкостью. Внутри каждой ячейки находилось нечто бесформенное и желеобразное.

– Это ростки новой жизни, – заявил Штольц. – Их ровно сорок штук – расчётное количество, соответствующее мощности жизнеобеспечивающих установок.

– Это максимальное количество?

– Для тех установок, которыми я в данный момент располагаю, максимальное. Но, реально, оно может быть любым. Всё зависит от потребностей, либо желания, ну и наличия денег, естественно.

– Сколько им… времени? – спросил Дантист, указывая на комочки слизи.

– Им сейчас чуть меньше одной недели. В этом инкубаторе они должны пробыть ещё две с половиной недели, превратиться в эмбрионы и набрать массу по три с половиной килограмма каждый. На этом этапе набор массы – основная задача. Эмбрион заданной массы – это лишь сырье для производства жизнеспособного клона. То, что вы видите, ещё пока не эмбрионы, но уже скоро – к середине следующей недели – начнётся процесс формирования их структуры.

– За три с половиной недели три с половиной килограмма? – удивился Дантист. – Женщине нужно девять месяцев, чтобы выносить полноценный плод. Вы нарушаете законы природы!

– Скажем так: я их корректирую, – усмехнулся Штольц. – Чтобы произвести на свет хотя бы одного клона, используя при этом традиционную технологию клонирования, потребовалось бы слишком много времени. У меня его нет. Точнее, я не могу себе позволить так долго ожидать результата. Весь процесс от оплодотворения яйцеклетки до появления на свет взрослого клона занимает в разработанном мною процессе два месяца. Да-да, всего два месяца! Взрослостью я определил возраст двадцать два года по биологическому времени обычного человека.

– Потрясающе! – восхитился Александр Тихофф.

– Прошу следовать за мной, – сказал Штольц и подвёл Дантиста к шлюзовому тамбуру в следующий отсек.

– Из инкубатора, который вы видели, – продолжил Штольц, когда они прошли шлюзование, – будущие клоны попадают в другой инкубатор. Я окрестил его детским садом.

Вдоль стен, на невысоком постаменте возвышались полутораметровые стеклянные цилиндры. В цилиндрах, наполненных такой же, как в инкубаторе, зеленоватой жидкостью, плавали человеческие младенцы. Их пуповины тянулись вниз и исчезали в отверстиях, расположенных в основаниях цилиндров. Все сорок младенцев были похожи друг на друга, но не так, как схожи все младенцы, эти были полностью идентичны. Все сорок были живыми – они двигали ручками и ножками и изредка смешно позёвывали. У некоторых были открыты глаза, взгляд тёмно-зелёных глаз, какими они казались в зеленоватой жидкости, был сонным.

Дантист подошёл к ближнему цилиндру и, приблизив лицо к поверхности стекла, внимательно осмотрел младенца, при этом случайно коснувшись ладонью цилиндра-аквариума. Младенец, который в этот момент, поджав ножки, висел в плотной водной среде спиной к нему, медленно развернулся и подплыл к разделяющей их стеклянной стенке. Он ткнулся мордашкой в стекло, расплющив при этом носик, и серьёзно, по взрослому осмысленно, посмотрел «гостю» в глаза. Дантист непроизвольно вздрогнул и отдёрнул руку от аквариума.

– Они реагируют на тепло, – пояснил Штольц, заметивший реакцию ассистента. – В саркофагах поддерживается определённая температура, и любое, даже самое незначительное её изменение фиксируется их нервной системой.

Дантист обошёл весь зал и остановился возле большого бункера с пристроенным к нему аппаратом непонятного назначения. На панели аппарата находился ряд жидкокристаллических дисплеев, и светились голубым и жёлтым светом множество лампочек-индикаторов.

– Что это за прибор? – спросил он у Штольца.

– А это их мама, – улыбнувшись, ответил Штольц. – Нет, это больше, чем мама. Этот аппарат сверхфункционален. Помимо того, что он снабжает клонов всеми питательными веществами, необходимыми для развития, он вводит в их организмы антитела, которые перестраивают их генный аппарат и формируют способность будущих организмов сопротивляться всем известным на Земле вирусам и бактериям.

При этих словах доктора Штольца Дантист вспомнил о десятках тысяч аборигенов Тании, поплатившихся жизнями, чтобы у этого маньяка появилась возможность реализовать свои честолюбивые амбиции.

– Кроме того, – самодовольно продолжал Штольц, – при помощи этого аппарата я ввожу в их сознание основные понятия и первичные навыки и создаю базу для развития других будущих способностей клонов. В принципе я могу создать Моцарта или Эйнштейна. Я могу сделать их гениальными полководцами или бесстрашными бойцами… Но, впрочем, я немного забежал вперёд: на этом этапе лишь создаются предпосылки для их дальнейшего развития, их спираль ДНК после прохождения периода детского сада, представляет собой некую болванку, которая может быть заполнена любой информацией. После прохождения этого периода, который длится две с половиной недели, клоны удесятеряют свою первоначальную массу и соответствуют по своим физическим параметрам десятилетнему человеческому ребёнку. Но в отличие от детей человеческих, они не наследуют от своих родителей возможности умереть от людских болезней. Их раны заживают в считанные часы, потерянные органы восстанавливаются достаточно быстро, просто вырастают вновь.

– Они бессмертны? – поражённо произнёс Александр Тихофф.

Штольц внимательно посмотрел на ассистента сквозь стекло шлема, и, вздохнув, сказал:

– К сожалению, нет, – и добавил: – Пока нет… Идёмте дальше.

Отшлюзовавшись в третий раз, Дантист и Штольц перешли в следующий отсек. Здесь Штольц снял шлем и перчатки и предложил Дантисту сделать то же самое.

– Теперь можно, – сказал он. – После детского сада клоны уже нечувствительны к микробам. Они бесконечно здоровее нас с вами. В принципе, если бы мы ограничились этим периодом и предоставили им возможность развиваться самостоятельно, они бы преспокойно обошлись и без нашей помощи. После перерезания пуповины и перевода на воздушное дыхание, они очень быстро становятся автономными. Речевая и двигательная функции активизируются в течение нескольких часов. Но я не спешу освобождать их от связи с источником питания и принудительных мутаций. В этом зале, молодой человек, осуществляется окончательное формирование клонов – физическое и интеллектуальное. Период, так сказать, доводки до кондиции длится две недели. Масса клонов удваивается и достигает семидесяти килограммов, ДНК полностью формируется в диапазоне заданных параметров.

Отсек оказался почти таким же, как предыдущий, только более ярко освещённым, а саркофаги были чуть шире и значительно выше. Посредине зала стоял похожий аппарат более внушительных размеров. Клоны не спали, они стояли на основаниях своих саркофагов со скрещёнными на груди руками и беспристрастно смотрели прямо перед собой, тела их изредка одновременно вздрагивали. На вид клонам было лет по пятнадцать, если сравнивать с человеческими детьми. Кроме пуповин, с источником, что стоял посреди зала, их связывали провода, подсоединённые к электродам, вживлённым в головы, в позвоночник и в грудь.

Дантист, держа шлем в руке, подошёл к источнику. Из приёмного бункера доносился весьма специфический и довольно сильный запах, проще говоря: оттуда воняло плесенью. Штольц остановился возле бункера – он не обращал внимания на неприятный запах, по-видимому просто привык к нему – и принялся объяснять ассистенту суть происходящих с организмами клонов мутаций. Дантист фиксировал все сказанное в памяти, пока только в памяти.

– Весь процесс полностью механизирован и управляется при помощи компьютерной программы, – вещал Штольц. – Изредка в программу вводятся корректировки. Моя мысль не стоит на месте, я постоянно совершенствую своих… выкормышей.

– А кстати, чем вы их кормите? – поинтересовался Дантист.

– Чем кормлю?.. Да, вы верно заметили. По сути, процесс ввода в организмы клонов питательных веществ можно назвать кормлением. Пища – всего-навсего определённое количество химических элементов, которые содержаться во всём, даже в мусоре. Сюда, в приёмное отверстие бункера, – Штольц похлопал рукой по металлической поверхности прибора, – засыпается всякий хлам: мусор, пищевые и лабораторные отходы и… всякое такое прочее.

При этих словах Штольц как-то странно посмотрел на Дантиста; взгляд молодому человеку не понравился. Почему-то ему вспомнился насмешливый взгляд маньяка и каннибала Рустама Качергина за минуту до смерти, которого они вдвоём со Скифом выследили и ликвидировали в Красноярске, выполняя учебно-тренировочное задание, полученное в спецшколе.

– Всё это перерабатывается в биомассу, – продолжал доктор Штольц, – состав которой определяется с помощью анализатора обратной связи. Всё ненужное сбрасывается через систему канализации в море. Там отходы становятся добычей рыбы и морских животных. Вот эти датчики сообщают о дефиците того или иного элемента, и состав сырья для производства биомассы корректируется… Однако прошу следовать дальше.

Последний зал был похож на электронно-вычислительный центр. Все стены были заполнены мониторами и пультами управления. За клавиатурой центрального пульта сидела Бажена. Она смотрела на монитор, её тонкие длинные пальцы порхали над клавиатурой. При появлении Штольца и его ассистента Бажена повернула к ним лицо и, не вставая с кресла, кивнула в знак приветствия. Штольцу девушка улыбнулась дежурно, при взгляде на любовника улыбка приобрела оттенок нежности.

– Это милая девушка – пани Бажена Яржебинска, – представил её Штольц. – Но вы, наверное, уже знакомы?..

– Да, мы познакомились с пани Баженой на вчерашней вечеринке, – спокойно ответил Дантист; если бы он не был спецагентом и не умел управлять чувствами и эмоциями, то, скорей всего, покраснел бы, произнося эти слова.

Штольц поочередно посмотрел на молодых людей, но ничем не выдал того, что знает нечто, чего в принципе знать не должен.

– Все компьютерное обеспечение процесса – творение рук и ума пани Бажены, – сказал он с довольной улыбкой. – Она большая умница. Я очень рад, что именно с ней нам посчастливилось работать вместе и решать довольно непростые задачи… В эти минуты пани Баженой производится корректировка программы.

– Я уже заканчиваю, господин Штольц, – отозвалась Бажена. – Осталось только кое-что подправить в последнем файле и активизировать откорректированные ранее.

Штольц что-то сказал девушке по-польски. Дантист практически не знал польского языка, но он всё-таки услышал одно знакомое слово, которое перевёл как «деточка». Слово это, скорее всего, ничего не значило ни для Бажены ни для Штольца, но в душе молодого человека шевельнулось гаденькое чувство ревности. Откуда оно?.. Дантист считал, что он напрочь лишён этого довольно популярного атрибута любовных отношений.

«Значит, всё-таки ты втюрился, господин шпион, – мысленно признался он самому себе. – Ну, что ж, недаром говорят: и на старуху бывает проруха…»

Бажена снова повернулась к монитору. Дантист и Штольц подошли к ней, остановившись за спиной. Дантист заметил, что мочки ушей у девушки покраснели. Штольц, по-видимому, не обратил на это внимание, так как внимательно смотрел на монитор. Дантист, которому очень хотелось наклониться и куснуть маленькое ушко, улыбнулся, решив, что оно от него никуда не денется (надо всего лишь дождаться вечера) тоже воззрился на экран.

На экране монитора можно было наблюдать трёхмерное изображение закрученной спирали ДНК. С правой стороны экрана находилась таблица, заполненная изображениями коротких единичных участков «лестницы» ДНК. По мере манипуляций Бажены с клавиатурой и мышью основная спираль распрямлялась, некоторые её фрагменты она удаляла и тут же заполняла фрагментами, перетянутыми из таблицы. Для Штольца – специалиста в области генной инженерии и создателя своего собственного метода корректировок генома – все действия его сотрудницы были совершенно понятны, но и Дантист, пройдя в Москве неплохую подготовку по этой теме, догадывался о сути происходящего.

– Это всего лишь модель, точнее, точная математическая копия реальной ДНК наших подопечных. Все изменения, которые видны на модели, автоматически передаются клонам через источник, который установлен в последнем зале.

Бажена, закончив работу, извлекла диск, и, вставив в нужную ячейку на стеллаже, встала и, попрощавшись, удалилась. Дантист заметил, что на кушетке лежат принесённые кем-то и аккуратно сложенные вещи, которые они со Штольцем оставили у первого шлюза.

– Давайте переоденемся, – предложил Штольц. – Наши комбинезоны и шлемы унесут слуги, или зверьки, как их окрестил господин Вульф, унесут и продезинфицируют…

– Вы с большой теплотой говорили о пани Бажене, – заметил Дантист, стягивая комбинезон. – Она тоже генетик?

– Бажена Яржебинска – специалист в области компьютерных технологий. Без её знаний и умений мне бы туго пришлось… Бедная девочка, – вздохнул Штольц. – Ведь она обречена, у неё неизлечимое заболевание крови.

– Вот как?..

– Да. У Бажены лимфосаркома, – кивнул Штольц.

– И ничем нельзя ей помочь?

Штольц испытующе взглянул на ассистента.

– Вы врач, молодой человек, и должны знать, что такое лимфосаркома. Вот ответьте мне, чем это заболевание отличается… скажем, от лейкоза?

– Ну… – замялся Дантист, ощутив себя студентом, сдающим экзамен по заболеваниям крови и кровеносной системы, – этиологией, патогенезом, клинической картиной…

– Добавьте сюда ещё понятие прогноза и методов постановки диагноза и можете считать, что на этом экзамене вы получили неудовлетворительную оценку.

– Согласен, – смущённо опустил глаза Дантист. – Но я не онколог, я специалист в области медицинского оборудования и компьютерного обеспечения хирургического и диагностического процессов…

– Я знаю это, потому и пригласил вас работать к себе, – перебил его Штольц. – Но вы врач, прежде всего. А как врач, вы обязаны знать, что больные лимфосаркомой живут максимум год. Редко больше, но при условии, что они постоянно проходят сеансы рентгенотерапии и курсы переливания крови. Они лечатся. А Бажена лечиться не желает.

– Но почему?!

Штольц пожал плечами.

– Об этом вы спросите её сами, – и добавил: – Если пожелаете….

Штольц резко переменил тему и принялся рассказывать Дантисту о компьютерном обеспечении технологического процесса. По его словам выходило, что вмешательство Штольца или его ассистента в этот процесс представляется минимальным. Система вполне устойчива и может длительное время работать самостоятельно, без вмешательства обслуживающего персонала. При сбое программы включается дублирующая система, обеспечивающая сохранность материала до той поры, пока не появится кто-либо из персонала и не разберётся в причинах сбоя. Режим ожидания может длиться от ста двадцати до ста семидесяти часов, в зависимости от момента возникновения сбоя.

– Но тогда, – задумчиво произнёс Дантист, – мне становится непонятным один момент.

– Какой именно?

– Для какой цели, герр Штольц, вам потребовался помощник?

– Во-первых, – улыбнулся Штольц, – мне иногда приходится покидать остров на срок более одной недели, что нежелательно для отслеживания процессов мутаций ДНК. Весь процесс имеет строго направленный вектор, возврат к начальной стадии невозможен. Если мутации произойдут в неверном направлении, то вся партия окажется забракованной, а это немалые деньги. – Штольц говорил о клонах, как о технических изделиях, изготавливаемых по конвейерной технологии. – К тому же срок моих отлучек может превысить время, в течение которого система будет находиться в режиме ожидания… Во-вторых, некоторые операции приходится выполнять вручную. Например – перевод материала из одного бокса в другой. Зверьки для такой работы не подходят, здесь нужны руки квалифицированного специалиста. А одному со всем этим мне управляться тяжело.

«В моих квалифицированных руках ты, возможно, очень скоро разочаруешься, – подумал Дантист. – Собственно, надолго мы здесь задерживаться не планировали. Компромат соберём и… будьте готовы, господин Змий, ответить за свои незаконные эксперименты».

– И, наконец, в-третьих, – Штольц на минуту задумался. – Дело в том, что, достигнутый мною результат – это только начало открытия, точнее, промежуточный итог. Вчера я говорил вам, что создал нового человека, но этот человек далёк от совершенства. Есть две проблемы, которые нам ещё предстоит решить. Первая заключается в том, что семенники клонов не вырабатывают сперматозоидов. Они не способны размножаться естественным путем. Решив эту проблему, мы станем создателями нового эволюционного витка.

– А вторая? – с неподдельным интересом спросил Дантист и подумал: «А ведь доктор Штольц маньяк и параноик с гипертрофированными амбициями и манией мирового господства. Ни много, ни мало…»

– Вторую проблему я уже почти решил. Осталось только кое-что рассчитать… Дело в том, что срок жизни клонов пока невелик – два, два с половиной года. Этот срок рассчитан теоретически на основании математической модели. На практике, естественно, я убедиться не смог, так как с момента появления первого клона ещё не прошло года.

– А кто производит математические расчеты, вы сами?

– Нет, я недостаточно владею этой точной наукой. Я лишь ставлю задачу, содержащую количественные и качественные показатели процесса, и определяю граничные условия. Расчёты производятся моим приятелем, известным математиком из Лурпака.

«Вот как! Илия, Джамалтар, а теперь ещё и Лурпак, – подумал Дантист. – Интересная цепочка. Нужно выяснить всё, что касается математической базы. Чудаку будет небезынтересна эта информация…»

В операционном зале Дантист пробыл ещё часа два, получая от Штольца инструкции, касающиеся его будущих обязанностей. После обеда он должен прибыть в коттедж доктора, чтобы поработать вместе с ним над окончательной формулировкой математической задачи для неизвестного лурпакского гения.