ПО БОЛОТУ
За ночь воды прибавилось. Если раньше болото представляло собой равнину, поросшую травой, сквозь которую проблескивала вода, то теперь оно предстало водной гладью, сквозь которую кое-где проглядывали пучки травы и отдельные моховые кочки.
— В самый раз воспользоваться лягушками, — многозначительно поднял брови сэр Жеральд, решив взять реванш за чечеточные подковы. А я и сам видел, что пора, просто он меня опять опередил.
— Вы совершенно правы, дражайший сэр, — заметил я, доставая из переметной сумы трех маленьких и с виду будто бы засохших лягушек. — Метать их всех вместе или каждый выберет свою?
— Каждый — свою! — судорожно влез Юнис, а сэр Жеральд пожал плечами.
— Мне все равно, — заявил он.
— Выбирайте, — протянул я ладонь.
Юнис выбрал синюю, сэр Жеральд — зеленую, а мне досталась коричневая.
— Синий — один из моих геральдических цветов, — пояснил Юнис, осторожно поглаживая лягушку.
— Бросайте! — скомандовал я, и мы дружно бросили лягушек в воду, вызвав синхронный всплеск.
Честно говоря, я боялся. Боялся того, что они настолько пересохли, что вряд ли развернутся даже в нормальных, а не то что в таких, которые могли бы служить ездовыми; боялся и того, что они уплывут, не увеличиваясь. Или увеличась — зачем оно им нужно, тащить нас? К тому же мне вчера показалось, что едва местные болотные лягушки начали свой концерт, наши вторили им из переметной сумы. Тогда я на всякий случай потуже перетянул горловину переметной сумы, накинув еще одну петлю, для верности.
Но лягушки выросли. Более того: у них на спинах оказались седла и стремена у меня — золотые, у сэра Жеральда — серебряные, а у Юниса — красные. Он недовольно поморщился — красный не относился к числу его геральдических цветов, но ничего не сказал: выбирал-то сам!
— Ну что, Гнедко, поехали? — сказал я, вдев ноги в стремена и тронув поводья, привязанные к передней луке седла.
— Поехали, Зеленушка! — подхватил сэр Жеральд, подмигивая мне и кивая на Юниса. Он уселся на лягушку, наклонился ко мне и прошептал: —-Интересно, как он ее назовет — Синяк?
Юнис задумался. Он ходил вокруг лягушки и делал вид, будто проверяет подпругу, стремена, уздечку... Наконец на что-то решился, просветлел лицом, взлетел в седло и радостно воскликнул:
— Поехали, Синица!
Мы с сэром Жеральдом рассмеялись, но то был удивленно-одобрительный смех, а вовсе не уничижительный и не злорадствующий: все-таки Юнис удачно вышел из сложившегося положения.
Скачек на лягушках, мне кажется, я бы не выдержал. Даже представить — и то страшно: как она взлетает в высоту на четыре-пять своих длин и одновременно летит вперед на пятнадцать-двадцать. А уж пережить такие прыжки, вероятно, можно только в специальном противоперегрузочном костюме, подобному тем, в которых летают пилоты сверхзвуковой авиации; да и то неизвестно, поможет он или нет.
Но наши лягушки не прыгали: они плавно плыли по водной глади, огибая травинки, выставив над водой голову и спину, так что лишь иногда каблуки сапог задевала набегающая волна, а встречающиеся на пути большие плоские островки, поросшие невысокой травой, преодолевали привычной нам рысью, но по-пластунски, припадая к земле брюхом. А потом снова соскальзывая — а не плюхаясь — в воду.
Очевидно, им такое чередование поверхностей — вода-трава-вода — приносило особенно приятные ощущения, потому что они иногда чуть забирали в сторону от прямой линии, по которой мы их направляли, чтобы лишний раз проползти по заросшему травой островку — пощекотать брюшко.
— Зря мы не спросили у зеленых парней, как давно они помнят это болото, — сказал я, поворачиваясь к сэру Жеральду — просто чтобы нарушить молчание.
— Зачем? — повел он плечом.
— Чтобы знать: настоящее это болото или же драконовское?
— А это зачем? — продолжал не понимать сэр Жеральд.
— В настоящем за многие годы успели завестись всякие опасности, страшные животные, кикиморы... И...
— Страшнее наших лягушек, по-моему, тут никого нет, — прервал меня сэр Жеральд.
— Тогда это драконовское болото, то есть болото, созданное драконом, — не унимался я: чего-то на меня напала говорливость, — плюнул он сюда, например, или высморкался, или еще что-нибудь сделал — вот и разлилось болото, — пояснил я. — Тогда трава — это волоски из его носа...
В этот момент слева от Юниса с шумом лопнул большой пузырь болотного газа с отвратительным запахом.
— Из носа ли? — усомнился Юнис, сморщившись.
— Болотный газ образуется и в обычных условиях, — успокоил я его, — так что дракон тут, может, и ни при чем. Но тогда здесь могут встретиться старинные, заматеревшие опасности.
Сэр Жеральд и Юнис на всякий случай притянули к себе копья.
Однако вокруг было тихо, только слышалось плескошлепанье лягушачьих лапок да тонкий звон, раздающийся у меня в правом ухе.
Но, видимо, не у меня одного: сэр Жеральд и Юнис синхронно закрутили головами и оборотили их вправо.
Оттуда по воздуху приближался к нам серый шевелящийся ком.
— Комары! — истерично завопил Юнис, выхватывая меч.
Ком комаров, чуть поколебавшись, разделился на три и устремился к нам. Лягушки наши завращали глазами и рассредоточились, обращаясь головами к нападавшему воздушному противнику. Хлясь! Хлясь! Хлясь!
Что выметнулось изо рта моей лягушки, я не понял. Нет, я знал, что это должен быть язык, что ничего другого там быть не может — я читал, как они охотятся, — но увидеть такую охоту воочию...
Словно надувной резиновый матрас взметнулся навстречу атакующему кому комаров и те, не успев разлететься в разные стороны, исчезли в здоровенной лягушечьей пасти, прилипнув к языку.
Отдельные особи, которым удалось спастись, тонко зазудели над ухом, но справиться с ними можно было уже и обычным путем: спрятав мечи в ножны и сняв с рук перчатки, чтобы не нанести травму себе.
— Гы-гы-гы! — Юниса начал трясти нервный смех.
— Ты так боишься комаров? — удивился сэр Жеральд, оборачиваясь нему.
— Моего дедушку комары закусали насмерть, — признался Юнис, а я вспомнил старинный, но очень интересный фильм «Каин-XVIII», где с убийством комара на носу был связан едва ли не ядерный взрыв. Во всяком случае, целое царство рухнуло. Я не стал уточнять, не снимался ли случайно в фильме дедушка Юниса.
Лягушки, пожевав челюстями, несколько раз сглотнули и продолжили движение, но некоторое время мне казалось, будто тонкий звон комаров продолжает доноситься из лягушиного живота.
— Заведу себе боевых лягушек! — высказался сэр Жеральд с восхищением.
Юнис промолчал, но чувствовалось, что идея пришлась по вкусу и ему.
На поверхности болота начали появляться блюдца ряски и я, от нечего делать, подумал, что некоторые лягушки вполне могли бы специализироваться на ее поедании — на манер китов отрастить на нёбе соответствующие цедилки, набирать в пасти огромное количество воды, выпускать фонтаны... Но потом решил, что лягушки и так неплохо устроились, поэтому им вовсе ни к чему заниматься подобной ерундой.
Болото продолжалось. Оно все длилось и длилось — до горизонта. Залитое водой рисовое поле — вот какая ассоциация возникла у меня при взгляде вокруг. И если бы не большие поросшие травой кочки, на которых, однако, не росло ни единого деревца, пусть и скрюченного, ассоциация была бы полнейшей. Но рисовое поле — это снующие между стеблями угри, это бабочки, садящиеся на его метелки... А тут летали только комары да мошки; да мелкие собратья наших лягушек, спугнутые ими со своих насиженных мест, недовольно квакали, прыгая в воду, а потом еще долго ворчали вслед, удивляясь таким громадинам.
Лягушки двигались настолько плавно, что можно было задремать. И только мысль о том, что нас повсюду могут подстерегать неведомые опасности, вставляла быть начеку. Вдруг взметнется вблизи длинное щупальце, стараясь схватить кого-нибудь, или вынырнет перед нами оскаленная морда, приглашающе разинув пасть. А то и несколько морд наперебой примутся предлагать свои услуги по растерзанию и перевариванию.
Но ничего подобного не происходило, и ладони слабели на рукоятках мечей, а то и вовсе занимались другими делами: то почесывали затылок, то проводили под носом, а то и протирали глаз, пока новый близкий всплеск не заставит вздрогнуть и вновь схватиться за рукоять.
И опять оказывалось, что плеснула зазевавшаяся местная лягушка, обалдело разинув рот наблюдавшая за нашими гигантами до тех пор, пока переднее копыто... то есть передний ласт... не просвистел в опасной близости от ее расширенных от удивления ноздрей, заставив вздрогнуть и метнуться в спасительную воду.
Позже мы перестали обращать внимание на такие судорожные всплески. Поэтому когда вдалеке сначала взлетел мощный пузырь, а потом забормотала гирлянда мелких, удаляясь в сторону, мы особенно не всполошились, тем более что вместе с вздымающимися на поверхность бульбами ничего не выплыло — ну разве кроме полусгнивших веточек, — никакого чудовища и ни даже чудовищной головы.
Зато на соседней кочке внезапно появилась лягушка с золотой короной на голове и принялась призывно махать лапой, громко крича:
— Сюда, Серж-Леон, сюда!
В другой лапе у нее была зажата стрела.
— Да она тебя знает! — удивился сэр Жеральд. — Твоя знакомая?
— В первый раз вижу, — презрительно процедил я сквозь зубы, но все же направил свою скаковую лягушку к лягушке-царевне.
— Здравствуй, князь ты мой прекрасный! — нараспев проговорила лягушка и я, уловив в ее речи знакомые Викины интонации, отвернулся, сдерживая позывы рвоты. Не хотелось портить такое прекрасное болото посторонними пятнами. Правда, на пустой желудок я бы и не смог этого сделать. Но лягушка снова переключилась на прозу:
— Вот она, стрела твоя! — она подняла стрелу вверх. — Помнишь то состязание, когда ты с братьями по приказу вашего отца...
— У меня нет братьев, — мрачно проговорил я, — я сирота.
Но лягушка не слушала, исполняя звуковой файл программы:
— ...выстрелили в разные стороны, чтобы отыскать себе невест. Стрела старшего брата...
— Слышали, слышали, — прервал я ее. — Еще в детском садике.
Лягушка поперхнулась.
— Ну, ты и стреляешь! — восхищенно произнес сэр Жеральд. — Две недели мы едем, а стрела аж вон куда залетела!
— Да не очень далеко, — обмолвилась лягушка, обидевшись и потому стремясь принизить мои достижения, — его княжество...
— Графство, — поправил я ее, — графство.
— Ах, да, извини, запамятовала, — поправилась лягушка, — так вот, его герцогство находится совсем недалеко, почти рядом. Если идти в ту сторону, так за лесочком, — и она указала лапой перпендикулярно нашему движению. — Так что ты можешь вернуться домой в любой мо-мент... вместе со мной... — она потупила глаза.
— Это ты, что ли, моя невеста? — спросил я.
Нe совсем вежливо, согласен, но я мог бы сказать и гораздо хуже.
— Да, а что? — растерялась лягушка. А потом кокетливо поправила корону на голове и торжественно произнесла: — Поцелуешь меня — и я превращусь в прекрасную принцессу!
Меня чуть не начал душить смех. В прекрасную... Вику!
— Ну, если не хочешь целовать — не надо, — обиженно протянула лягушка, — я сама превращусь... после свадьбы.
— Свадьбы — не будет! — произнес я тоном Шурика из «Кавказской пленницы».
— Тебя ждут дома, — подошла лягушка с другой стороны, — король-отец, королева-мать, братья-короле... графи... графья... графы.
— Не морочь мне голову, — сердито сказал я, — мне никогда не вернуться домой... по твоей милости. Не надо было баловаться со сканером!
— Разве тебе здесь плохо? — подняла глаза лягушка. — А будет еще лучше.
— Лучше не будет, — я усмехнулся. — И вообще: я сам выберу себе судьбу!
— Но это ведь твоя стрела, — грустно сказала лягушка. — Смотри! — и она показала мне мой фамильный герб, впечатанный в древко стрелы. Да и оперение было раскрашено в мои геральдические цвета — золотой на белом.
— Нет-нет-нет-нет! — замахал я руками. — У меня есть двое свидетелей, что я никуда не стрелял. И, к тому же, — привел я неотразимый аргумент, — это стрела из лука, а у меня нет лука, у меня только арбалет.
— Мы подтверждаем, — нестройным хором произнесли сэр Жеральд и Юнис. — Лука у него нет.
Лягушка вздохнула. Потом ее лицо — или морда? Или как это называется у лягушек? — просветлело и она сказала:
— Так ведь ты стрелял из лука до того, как познакомился с ними!
Сэр Жеральд и Юнис посмотрели друг на друга и одновременно пожали плечами:
— Тут мы ничем тебе помочь не можем, — сказал сэр Жеральд.
— Мы не хотим лжесвидетельствовать, — сказал Юнис, — даже для друга.
— Платон мне друг, но истина дороже... — пробормотал я. — так говорил Аристотель. Правда, он и сам часто ошибался — как в истории о восьминогой мухе, например. Ну да ладно.
— Так что скажешь, рыцарь? — воспрянула лягушка, истолковав мои последние слова так, будто я на все согласен.
— Нет, — решительно произнес я, — и не потому я не хочу тебя целовать, что ты — лягушка, а потому, что я с незнакомыми лягуш... девушками не целуюсь. И потом: вдруг это прикол какой-нибудь: я тебя поцелую, а ты так и останешься лягушкой!
— Не останусь! — лягушка отчаянно замотала головой. — Ты только поцелуй...
— Нет, нет и еще раз нет, — решительно отказался я. На самом деле я и не сомневался, что, поцелуй я ее, она неминуемо превратится в девушку.
Но в какую? В Вику! А это мне вовсе ни к чему. Ты смотри, как она не мытьем, так катаньем.
— Нет, — словно услышала она мои слова, — я не та, о которой ты сейчас думаешь.
— Откуда ты знаешь, о ком я сейчас думаю? — огрызнулся я. — Может быть, о... Мерлин Монро!
— Ты хочешь Мерлин Монро? — лягушка всплеснула лапками и стрела по красивой параболе улетела на другую сторону кочки. — Сделаем!
— В другой раз, — сурово оборвал я ее и пришпорил свою скаковую лягушку, направив ее в сторону от кочки, возвращаясь на старый маршрут.
Царевна-лягушка печально посмотрела мне вслед.
Я весь кипел от распиравшей меня злости, и если бы в этот момент находился в воде — она вздымалась бы пузырьками пара. Но моя верховая лягушка, видимо, почуяла идущий от меня жар и поплыла быстрее, временами чуть подныривая, чтобы набегающая вода охладила ей спинку. В результате я замочил себе штаны.
— Стой! Стой! — закричал я лягушке, натягивая поводья.
Лягушка мигом повернулась к ближайшему островку, но на берег не вылезла, а осталась в воде, выставив наружу только глаза. Продолжала охлаждать спину.
Сэр Жеральд с Юнисом остановились рядом, и сэр Жеральд принял от меня поводья лягушки — кто знает, вдруг ей захочется вообще избавиться от такого горячего седока.
Я спрыгнул на сушу, прихватив с собой переметную суму с запасными штанами.
Я остывал. Я понимал, что был не прав — по крайней мере, в отношении лягушки.
— Помогите! — услышал я женский крик и увидел барахтающуюся совсем рядом с кочкой... Мерлин Монро. Юную, лет восемнадцати-двадцати... Я остолбенел. Я замер с запасными штанами в руках, прикидывая, что делать: бросать штаны и прыгать в воду без них? Это было бы наиболее быстро, но прыгать к Мерлин Монро без штанов?.. Можно было надеть запасные, поскольку они уже находились у меня в руках. Но это значило намочить и их. Самым рациональным было бы бросить запасные, снова надеть мокрые и уже тогда прыгать в воду. Но на это требовалось время. И к тому же мне показалось подозрительным столь быстрое появление Мерлин Монро вскоре после того, как мы о ней поговорили с царевной-лягушкой.
А Юнис уже кинулся на выручку. Она неумело отталкивала его руками и призывно глядела на меня. Но я переодевал штаны, вполне преодолев прежнее замешательство и окончательно взяв себя в руки. Переодевался я хладнокровно, повернувшись боком, и лишь искоса поглядывая на нее через плечо.
— Что же ты! — упрекнул меня Юнис, помогая Мерлин Монро выбраться на землю. — Ты ведь был ближе. И штаны уже замочил... А теперь и мне менять придется.
— Оставь ее, — холодно произнес я, выкручивая мокрые штаны, — это не девушка, это морочь болотная.
— Как? — растерялся Юнис, переводя взгляд с меня на спасенную девушку.
Но, действительно: ноги у Мерлин Монро были лягушачьи — ступни с перепонками между длинными пальцами. Видимо, Вика не успела сменить блок программы, наскоро намонтировав половину туловища Мерлин Монро на имеющиеся лягушачьи лапки царевны-лягушки. Должно быть, у нее не было фотографии Мерлин Монро в полный рост.
— Она спаслась бы и сама, — продолжал я.
— Тьфу! — Юнис оттолкнул Мерлин Монро и она ускакала за соседнюю кочку большими прыжками, обиженно квакнув напоследок.
Юнис тоже сменил штаны, мы привязали мокрые к копьям и отплыли под новыми знаменами. Сэр Жеральд довольствовался старым.
Некоторое время мы ехали молча. Я думал обо всем на свете — мысли мои оказались перемешанными, словно болотная растительность. Их следовало направить в одну сторону.
Я перегнулся через луку седла — взглянуть, как повлияла на меня произошедшая встреча, не добавилось ли в голове седых волос?
В отражении болотной воды лицо мое двигалось с искажениями, размываемое струями, выходящими из-под передних лап лягушки словно мечущееся в замкнутом лабиринте и не находящее выхода...
Мне вдруг захотелось поймать его, спасти, вытащить из двух измерений, в котором оно находилось, в третье, где находился я сам — и я вынул из-за пояса фляжку и принялся ловить в нее отражение, наливая воду.
Через некоторое время лабиринты струй продолжали кружиться по воде, а мое отражение исчезло с поверхности болота, и, заглянув одним глазом во фляжку, я увидел там все свое лицо, отражающееся ровно, как в зеркале. Седых волос на голове не добавилось.
Глядя на меня, сэр Жеральд и Юнис тоже наполнили фляжки и я одобрительно кивнул: мне казалось, что они все делают правильно и вода может нам пригодиться — а если не нам, то нашим лягушкам.
Поглядывая по сторонам в поисках чего-нибудь столь же необходимого, как болотная вода, а также опасаясь, не появится ли откуда-нибудь еще одна Мерлин Монро, или же Ким Бессинджер, а то и сама Клаудиа Шиффер, я заметил, что травка на одной из кочек как-то странно отличается по цвету и фактуре от остальной моховой и травяной растительности и решительно направил лягушку туда. Для того, чтобы узнать: какие еще соблазны могут подстерегать меня на столь живописном болоте?
Такой травы я нигде и никогда не видел!
Из ноликов — видел, из единичек — видел, из псевдосимволов — видел... не помню, правда, где. А вот такую...
На плоской болотной кочке — довольно-таки внушительных размеров! — росли... доллары. Колыхались, покачиваясь под невидимым ветерком, исключительно сотенные бумажки.
— Хоть косой коси! — непроизвольно вырвалось у меня, когда я поворачивал голову справа налево, оглядывая неожиданно откуда взявшееся богатство.
И точно: у чахлой березки стояла остро отточенная коса и яркие блики солнца отсвечивали на ее блестящем лезвии.
Я взял косу в руки, прикинул по себе — как раз впору! А косить приходилось — и в деревне у деда, да и в подшефном колхозе.
Эх, раззудись, плечо, размахнись, рука!
Я сделал несколько взмахов косой — и ворохи долларов зазеленели у моих ног...
Наклонившись, я поднял толстый веер банкнот.
Обрезанные ровненько-ровненько, как будто и не я срезал их косой, а они вышли непосредственно из-под типографского резака, с аккуратно проставленными номерами и неповторимым запахом новых денег...
— Зачем тебе этот мусор, Серж-Леон? — обратился ко мне сэр Жеральд, подрулив свою лягушку к денежной кочке.
— Это? — растерялся я. — Это — деньги, доллары...
— Деньги? — удивился сэр Жеральд. — Деньги должны звенеть, деньги должны оттягивать карман, деньги должны радовать глаз своим блеском, черт побери!
— Да нет, если этих много, они тоже оттягивают карман... — начал оправдываться я.
— Выбрось их, — скривился сэр Жеральд, — это просто цветные бумажки, ты же видишь. Это не золото.
— Да и золото, если разобраться, тоже всего лишь цветной металл... — пробормотал я, выпуская бумажки из руки.
Легкий ветерок подхватил их и опустил на воду. И они поплыли оборванными листами кувшинок...
Характер болота начал меняться: в нем стало появляться все больше и больше моховых и травяных кочек, лягушки все чаще переползали рысью, а когда вода исчезла окончательно, перешли на знаменитые лягушачьи прыжки.
Я-то думал, что этого не выдержу! А оказалось, очень даже ничего. Сердце, правда, замирало, и душа уходила в пятки, но до чего же это было приятно! Лягушки прыгали удивительно мягко — наверное, и в самом деле с гидростабилизатором в трех плоскостях, сиденье было подогнано исключительно по моей фигуре и никаких неприятных ощущений не возникало. Отталкиваясь задними лапами, лягушки амортизировали предстоящее приземление передними столь успешно, что никто из нас ни разу не щелкнул зубами. Да и мягкость самих болотных кочек способствовала плавности движения.
И вдруг лягушки забеспокоились. Они принялись метаться то вправо, то влево, как бы чего-то разыскивая, иногда порываясь вернуться назад. «Вода! догадался я. — Они ищут воду!»
В самом деле, пересохшая кожа не позволяла лягушкам полностью задействовать кожное дыхание, и они начали задыхаться от нехватки кислорода. Дальше скачка продолжаться не могла. А ну как мы их загоним до смерти? А мне бы этого вовсе не хотелось, и не потому, что у лягушек диетическое мяco, а колдунья Акив предрекала нам, что мы должны их когда-нибудь съесть; а потому, что лягушки прекрасно показали себя в болоте и терять таких ценных животных было бы с нашей стороны непростительной оплошностью если не сказать — глупостью. Так что ни о каком поедании их не могло быть и речи. Особенно если учитывать тот факт, что есть нам почему-то не хотелось, несмотря на то, что мы давно не ели.
— Стой! — скомандовал я.
Сэр Жеральд и Юнис дружно натянули поводья, недоуменно глядя на меня Лягушки остановились. Они тяжело дышали, бока их опадали и вздымались почище, чем у коней.
— Облить их водой! — приказал я и принялся плескать на свою лягушку водой из фляжки, одновременно растирая ее свободной левой рукой.
Кожа лягушки словно впитывала влагу, становясь из сухой и сморщенной гладкой и упругой.
«Куда там косметическим кремам! — мелькнуло у меня в голове. — Надо будет в перспективе открыть производство питательного крема для лягушачьей кожи. Назвать его нежно «Тинка» или «Рясочка». На основе болотной воды и растительных компонентов. Торфа туда добавить, мха сфагнума — как хороших сорбентов. Но сначала, конечно, желательно развести верховых лягушек — обеспечить, так сказать, рынок сбыта. Да, кстати, сэр Жеральд хотел этим заняться. Он будет разводить лягушек, а я — производить для них крем...»
С чего бы у меня возникли такие мысли — ума не приложу.
