И снова перед нами встала проблема — куда идти? Как и в прошлый раз. ночевка на свежем воздухе, такая привлекательная с точки зрения пользы для здоровья и единения с природой, могла обернуться своей противоположностью, дать отрицательный результат и обратный эффект. Ночевать в обмороченном месте не хотелось: можно проснуться прикованными цепями в драконовой темнице. Или, того хуже, обгрызанными давешними крысами, с удовольствием взявшими реванш за поражение, — и голые наши скелеты укоризненно глядели бы друг на друга, покачивая черепами и молча упрекали: «Ну и что ты теперь?», «А ты?» и «Кто виноват?».

Любые здешние города казались в этом случае, как ни странно, наименьшим злом: они нас пока не подводили. Да мы на них, собственно, особо и не опирались: так, переночевать, кое-что узнать — и все. Если же снова ехать в замок, пусть и обозначенный на карте, как мы только что сделали, вполне можно опять вляпаться в неприятность.

Я снова предложил монастырь, тем более что теперь он оказался намного ближе к нам — за лесочком. А может, то был уже совсем другой монастырь? Или тот же самый, но в другом месте. Подобное ведь не вызовет особенных трудностей: скопировал и перенес куда надо.

— После всего, что случилось, нам просто необходимо запастись святой водой, — убежденно сказал я.

— А почему тогда рядом с таким святым местом такие мороки водятся? — упорствовал сэр Жеральд.

— Элементарно, — я сделал подчеркивающий жест рукой. — Поскольку монастырь, представляя собой святое место — с этим, надеюсь, никто спорить не будет? — вытесняет всякую нечисть за свои пределы. Но далеко оттеснить не может: у любой силы есть свой радиус действия, и потому на определенном расстоянии от монастырей всегда существует зона повышенной концентрации нечисти. И наоборот: если где-то есть особо нечистое место, его неминуемо должно окружать так называемое «кольцо святости». Так они и чередуются: святость-нечисть, святость-нечисть... Как протоны и электроны, или северный и южный полюса магнита.

Сэр Жеральд, пораженный моей эрудицией, замолк, а Юнис поинтересовался:

— А вы не знаете, это мужской монастырь или женский? Я пожал плечами:

— Кто его знает? Тут же не проставлено ни буквы «м», ни буквы «ж»... Да и что нам волноваться: в любом монастыре имеется гостевая комната, то бишь келья, где принимаются все странники, любого пола.

— Хорошо, пошли в монастырь, — согласился Юнис. Сэр Жеральд хмыкнул, но, скрепя сердце, кивнул:

— Едем. Думаю, нам это не повредит. Во всяком случае, сильно.

Мы поехали.

Я-то ответил Юнису, что не знаю, какой монастырь, но на самом деле предполагал, — почти не сомневался — что монастырь будет мужским. Мне уже представлялись строгие изможденные лики монахов, моления и бдения, носящийся повсеместно дух ладана... Ну не позволит же Вика переночевать мне в женском монастыре? Такие искушения, такие соблазны, такой запах интересно, перебивает ли святой дух — женский? Да она же измучается ревностью, глядя на экран!

А, с другой стороны, почему бы и нет? Вдруг она специально? Устроит мне сразу и испытание, и искушение. Или испытание искушением. А чуть что не так — выключит компьютер. Или выдумает что-нибудь иное, более зловредное.

Мне начали рисоваться картины ее садистской изощренности: вот я, разговорившись с какой-нибудь особо привлекательной монашкой, прошу у нее разрешения — или принимаю предложение — посетить ее келью, дабы... ну, например, помолиться вместе или посмотреть уникальную икону, или оригинальное издание Библии, или... да мало ли на что можно посмотреть, оставшись наедине с молодой красивой женщиной?

Я ехал, ничего не замечая по сторонам, и мое воображение живописало разные вдохновляющие картины: едва мы уединились с молодой монашкой в ее келье и развернули... молитвенник, в самый неподходящий, я бы даже сказал, пиковый момент, разверзаются небеса — или, наоборот, трескается и расходится пол, — и оттуда появляется... ну, не знаю, что, но что-нибудь обязательно появляется. Вот Вика и посмотрит на мою реакцию... или эрекцию.

Пардон, но если я это знаю, вернее, предполагаю подобное, тогда я должен вести себя как раз наоборот: строго, по пуритански, целомудренно, идеологически выдержанно. Попробуй тогда, проверь!

Однако, предполагая, что я могу это знать, Вика в свою очередь может сама что-нибудь спровоцировать. И подобная провокация, как мне кажется, должна проявляться в массовом подмигивании мне монашек, постройке ими многоэтажных глазок, в приглашающе-завлекающих жестах, а то и синхронном обнажении белых ножек — как в кордебалете. Правда, это не совсем вяжется со статусом монастыря, но ради своих целей, я думаю, Вика пойдет и на изменение данного статуса. Откуда я знаю, как она представляет себе женский монастырь? Может, чем-то вроде гарема.

Но нет, все эти мысли — только мои, и Вика не имеет к ним никакого отношения. Просто я себе нафантазировал картины предстоящих оргий и развратов. Буйная фантазия разыгралась. Зачем Вике лишние хлопоты? Ничего этого не будет, а будет, скорее всего, обычный мужской монастырь со строгим уставом, где бородатые и усатые монахи занимаются домашним хозяйством и у которых я должен старательно научиться экономному и рачительному ведению оного, что впоследствии мне пригодится в счастливой супружеской жизни... Не исключено, что наше пребывание в монастыре запланировано именно с точки зрения трудового воспитания: я буду убирать в помещениях, стирать, готовить обед, ухаживать за домашними животными типа коров свиней и коз, а также кошечек и собачек, обрабатывать землю, подстригать плодовые деревья... И так далее, и тому подобное.

Мне захотелось повернуть коня в другую сторону: если сбудется то, что я себе намыслил, лучше уж переночевать в замороченном месте! Мне казалось это меньшим злом: Бог не выдаст — свинья не съест.

По обе стороны дороги появились возделанные поля. На них трудились... Половую принадлежность работающих людей я определить не смог — вследствие большого расстояния и одинаковости черной монашеской одежды, равно пригодной как для мужчин, так и для женщин.

Показались высокие белые стены монастыря, из-за которых золотились маковки пятиглавой церкви и блистающие на ней кресты. Выходит, монастырь — христианский? Но у ворот висел большой гонг — как в монастырях тибетских — и сидела статуя Будды, а ворота были почему-то украшены арабской вязью. Но есть ли в арабских странах монастыри? Может, верно мое предположение насчет гарема?

Юнис соскочил с лошади и ударил в гонг.

— А я хотел заставить лошадь подняться на дыбы и долбануть в него копытом! — усмехнулся сэр Жеральд. — Показать чудеса вольтижировки.

— Зачем же так грубо? — заметил я. Скрипнув, открылось окошечко в дверях.

— Кто такие и зачем пожаловали? — раздался тонкий голос, могущий принадлежать одинаково как женщине, так и специфическому мужчине.

— Мы — мирные странствующие рыцари, — начал Юнис, — хотели бы переночевать в вашем монастыре...

— И набраться святости, — продолжил сэр Жеральд.

— Входите, — ворота распахнулись. Привратник (ца) отошла (шел) в сторону.

Мы направили коней в ворота: Юнис в поводу, мы с сэром Жеральдом — верхом. Конечно, это было не по уставу — полагалось спешиться, — но мы замешкались, глядя вперед, во двор монастыря, и не придержали коней.

По двору чинно сновал темный монашеский люд.

Строгая монашеская одежда свободного покроя легко скрадывала формы тела, но не могла скрыть походку. Монастырь оказался женским!

Я почувствовал, как конь уходит из-под меня, и я падаю. Неужели на меня это так сильно подействовало? Да не может быть!

Оказалось, мое копье зацепилось за перекладину ворот и едва не сдернуло меня на землю, но я вовремя среагировал и сделал вид, что спрыгиваю сам. Хорошо хоть не шлепнулся наземь на виду у всех!

Монашки пересекали монастырский двор в разных направлениях, плетя свои, только им известные сети, словно пауки — паутину, или же создавая лабиринт, в котором мне предстояло запутаться и заблудиться.

Но это снова заработала моя фантазия, а они о том и не думали, а просто ходили по своим делам. Низко надвинутые капюшоны не давали возможности разглядеть их лица. Молодые или старые? А то ведь Вика может еще такой финт выбросить: я к монашке, а она еще у истоков христианства стояла.

Нет, по возрасту они все разные, наверное, но надо же знать точно, где какая... Хотя бы для общего развития.

Привратница провела нас в гостевую комнату, коней отвели на конюшню две молчаливые монахини с такими же скрытыми лицами.

«Скрытные люди», — подумалось мне.

Юнис все порывался рассказать привратнице, что мы, дескать, давно преследуем дракона, хотим освободить свою принцессу... Но привратница мягко пресекала все его попытки разоткровенничаться, отвечая в том духе, что монастырь принимает всех нуждающихся, что о нас будет доложено матери-настоятельнице, которая наверняка нас выслушает, а если кто захочет исповедоваться, то примет и исповедь. И если мы хотим оставить пожертвование монастырю, то это лучше всего сделать тоже через мать-настоятельницу. Если же мы хотим ужинать, добавила она, то ужин нам принесут сюда, потому что нельзя молодым мужчинам смущать монашек и послушниц, не за тем они сюда пришли...

Все это она говорила тихим голосом, не поднимая головы, так что ее липа мы тоже не увидели.

— Пардон, — перебил ее сэр Жеральд, — а отхожее место у вас где?

Я подозрительно покосился на сэра Жеральда: он явно перехватывал инициативу. Едва я собрался задать этот нестандартный вопрос, как он тут же его озвучил! Вот и гадай теперь, что это означает: обычное совпадение, предугадывание со стороны сэра Жеральда моего вопроса или же что-то иное? Например, непосредственное восприятие им моих мыслей? Единство через программу.

Монашка поперхнулась.

- У.. у ко... у конюшни, — еле выговорила она, — слева...

- Мерси, — поблагодарил сэр Жеральд, — можно пройти самому, или позовете сопровождающих?

- Идите, — уничтожающим тоном произнесла привратница, — и не шастайте по двору без толку.

Она удалилась. Сэр Жеральд, ухмыльнувшись нам, направился в другую сторону. Мы с Юнисом принялись рассматривать комнату.

Беленые стены полуарками переходили в потолок. В углу, у иконы с неявным ликом теплилась лампадка. Четыре дубовые кровати стояли вдоль стен. Середину комнаты занимал прочный стол и придвинутые к нему стулья. Шкаф притаился в углу.

- Интересно, — сказал я, — а если приедет больше четырех человек, где они будут ночевать? На полу?

Юнис не ответил, он молился: стоял у иконы и неслышно шевелил губами. Странно, я за ним раньше такого не замечал.

Вошел сэр Жеральд. Юнис тотчас отошел от иконы. Сэр Жеральд покосился на него, но ничего не сказал.

Снова хлопнула дверь. Вошла монахиня — та же, или другая, по одежде было не разобрать.

— Я — настоятельница этого монастыря! — звучным голосом произнесла она и откинула на спину капюшон.

Я пошарил возле себя рукой, обнаружил стул и сел. На меня смотрела Вика!

— Здравствуйте, гости дорогие! — произнесла она, присаживаясь. — Не проголодались ли вы? Сейчас вас накормят...

Она картинно хлопнула в ладоши, дверь распахнулась и в комнату, одна за другой, вошли две монашки — или послушницы? Говорят, их статус можно определить по одежде, но я таким специалистом не являлся. Они несли блюда с едой — бараньим пловом. Это что, намек?

— Кушайте, гости дорогие, — угощала мать-настоятельница (уж лучше я буду звать ее так — по роли), — сегодня у нас скоромное (ты смотри — вспомнила!), так что вам повезло. Таким бравым рыцарям надо много есть, чтобы восполнить затраты энергии. Куда путь-то держите?

— Да так, гоняемся за одним драконом... — небрежно произнес я, пытаясь рассмотреть под капюшоном лицо ближайшей ко мне послушницы. Мне показалось, будто...

— Дракон унес нашу принцессу! — с жаром воскликнул Юнис, запуская ложку в груду плова. — И мы поклялись освободить ее!

— Похвально, похвально! — настоятельница одобрительно закивала.

— А Вы случайно не видели, куда полетел дракон? — поинтересовался сэр Жеральд.

— Дракон? — спросила мать-настоятельница. — Видели мы тут одного Полетел... — она покрутила головой, вспоминая направление, — оттуда туда. Не пустой летел, груженый. Да они тут часто летают... — осеклась она и принялась потчевать: — Кушайте, гости дорогие, кушайте! Сестры — мастерицы на все руки, и в поле, и дома...

— По карте отметьте, пожалуйста, — попросил я, доставая карту и расстилая ее.

Настоятельница склонилась над картой.

— Вот отсюда летел вот сюда.

— Точно?

— Истинный крест, — и она перекрестилась левой рукой.

— А скажите, пожалуйста, — вдруг спросил сэр Жеральд, — сколько всего сестер в вашей обители?

— Монастырь у нас большой, — вздохнула мать-настоятельница, —триста шестьдесят пять душ, если со мной, а в високосный год — триста шестьдесят шесть...

— А если без тебя? — пробормотал я. Но она услышала:

— А без меня — никого, — тихо сказала она.

Я кивнул и принялся есть. Мать-настоятельница продолжала тихо говорить:

— Живем мы здесь скромно, спокойно, на отшибе, в стороне от больших дорог. Хозяйство ведем сами: и готовим, и убираем.

Мы с сэром Жеральдом молча кивали, поглощая пищу. Юнис все порывался рассказывать нашу историю, но с набитым ртом выходило плохо. Так и не знаю, поняла ли мать-настоятельница хоть что-либо из его рассказа, и было ли ей это интересно.

Поев, мы запили жирный плов великолепным вишневым компотом — для вишни, на мой взгляд, был не сезон, но я вспомнил, что это любимый компот Вики, да, признаться, и мой, и успокоился. Зачем поднимать шум по таким мелочам? Вот если бы что-нибудь неприятное, тогда можно было бы и придраться.

Мать-настоятельница удалилась, сэр Жеральд принялся готовиться ко сну, а я подбил Юниса посетить то заведение, где только что побывал сэр Жеральд - то самое, слева от конюшни...

Выйдя направо, я прицепился к Юнису:

- Дай ириску!

- У меня нету! — защищался он.

- Врешь! Я знаю, что у тебя есть всегда! — продолжал наступать я.

- Здесь будешь есть? — он сменил тактику и решил укорить меня. — Грязными руками? - Я не для себя — я Малышу.

Юнис сдался и, покраснев, сунул мне в руку несколько ирисок. Я заглянул на конюшню. Кроме наших коней, в ней стояли еще две или три клячи — по сравнению с нашими богатырскими конями, конечно, — и несколько длинноухих серых ишаков.

Я угостил Малыша ириской, потом еще одной; пожалев, сунул по ириске лошадям Юниса и сэра Жеральда и, услышав позади сдавленный писк, обернулся.

Сквозь щель в деревянной перегородке на меня смотрели два глаза. Два сияющих глаза. И, сдается мне, два очень знакомых глаза.

— Вылезай! — скомандовал я.

Монашка нерешительно встала во весь рост из-за перегородки, за которой она от меня пряталась, полуприсев.

Да, я ожидал чего-то подобного, поэтому в обморок не упал. Монашкой тоже была Вика!

— И все триста шестьдесят пять — на одно лицо? — догадливо поинтересовался я

Монашка кивнула:

— Это очень удобно: никто никому ни в чем не завидует. Все одинаковые.

— Клоны проклятые... — пробормотал я себе под нос.

Она не поняла. Она не поняла бы этого слова и в своем нормальном облике, не то что сейчас, когда вынуждена была разыгрывать деревенскую девку (интересно, что она для этого применила: пустой цикл или просто отжала кнопку «турбо»? — у нее старый компьютер).

— Что? Какие клопы? У нас клопов не бывает, все чисто... - Да нет, это я так... Ты что тут делаешь?

— Тебя жду, — тихо произнесла она, — каждый день. Жду, когда ты обратишь на меня внимание, когда полюбишь...

Меня чуть не замутило.

— Это я уже слышал... там, наверху. А по легенде что делаешь? Как монашка, сейчас?

— Ишачонка кормлю... Вчера только родился, славный такой!

— Детеныша ослицы? — уточнил я. — Маленького ослика? Осленка?

— Да... Хочешь посмотреть?

— Нет, спасибо, — я отказался, потому что подумал: взгляну я на ишачонка — а у него вдруг окажется мое лицо... — меня друзья ждут, извини.

И я быстро вышел.

Триста шестьдесят пять Вик. По одной на каждый день, а в високосный год тоже не отдохнешь — появляется дополнительная, триста шестьдесят шестая.

Да, ни о каких ночных походах речи и быть не могло — спать, спать, спать! И поскорее.

Ночью меня мучили кошмары: мириады Вик водили вокруг меня хороводы, я путался в них, как в лабиринтах и все не мог найти выхода. Да и какой выход я мог найти, если куда ни пойди — всюду встречало меня Викино лицо?

Ну хорошо, а как она кошмары-то насылает? Или это мне самому снится, а компьютер у нее выключен?