Сдав успешно ГОСы и получив диплом юриста, Анна-Мария получила назначение в Главную военную прокуратуру СФРР.

Оставшееся до начала трудовой деятельности время девушка решила провести в Москве, имея твёрдое намерение помириться с отцом и Евгенией. Рождение племянника она сочла вполне подходящим поводом, чтобы навестить отцовский дом, не потеряв при этом лицо. В отношении отца её планы осуществились просто: Михаил Макарович тяготился размолвкой и легко принял блудную дочь в отцовские объятия. К тому же он не был посвящён в историю с Шарабариным. Не была посвящена в неё, как казалось, и Евгения, но с ней дело к прочному миру как-то не шло. Впрочем, отец был рад и установившемуся между женой и дочерью перемирию, а вот Машаня сдерживалась с трудом. В первую очередь её раздражало то, как легко эта почти её ровесница вписалась в роль жены отца и хозяйки дома, уверенно потеснив с этой позиции саму Машаню. Конечно, рождение наследника было ей в помощь, но как же быстро она оправилась после родов!

Нетерпимость со стороны Машани, которая нет-нет да и прорывалась напоказ, Евгения переносила стоически, с видом умудрённой опытом женщины, что ещё больше раздражало падчерицу. Когда отец укатил в краткосрочную загранкомандировку, Машаня решила: хватит, сегодня же вечером выскажу этой лицемерке прямо в лицо всё, что про неё думаю!

А вот фигушки, ничего не вышло. Вечером, придя с работы, Евгения с виноватым выражением лица объявила о том, что у неё тоже образовалась срочная командировка в Киев. «Поезд рано утром, – объяснила она и попросила: – Ты меня не отвезёшь на вокзал?» – «Конечно!» – это всё, что сказала, глядя прямо в лицо Евгении, Машаня.

Поблёскивая в лучах восходящего солнца массивным хромированным бампером, уверенно вписывалась в повороты пустынных в этот ранний час московских улиц престижная «Москва Премиум» (Хотя любой разбирающийся в технике житель Североамериканских Соединённых Штатов съел бы шляпу за то, что никакая это не «Москва», а самый что ни на есть «Buick Century», настолько эти два автомобиля схожи). За рулём авто сидела сильно раздражённая Анна-Мария. Источник её раздражения находился (вернее, находилась) на заднем сидении и усиленно подливала масла в огонь.

– Ну как же так, Анюточка, ты теперь совсем взрослая, а продолжаешь выплёскивать на меня свои детские обиды, да ещё при отце. Его-то хоть пощади!

– Хорошо, «мамочка», – сквозь зубы ответила Анна-Мария, – его я, так и быть, пощажу!

– А мне, стало быть, пощады от тебя ждать не приходится, – вздохнула Евгения. – И прекрати называть меня «мамочка», мне это не нравится.

– А мне не нравится, когда меня называют Анюточка, – парировала Анна-Мария. – И что?

– Ладно, буду звать тебя иначе, – согласилась Евгения. – Скажи, как?

– Да никак! – взорвалась Анна-Мария. – Неужели ты до сих пор не поняла: единственное, чего я действительно хочу, так это чтобы ты не обращалась ко мне никогда, и ни по какому вопросу!

Анна-Мария повернула голову в сторону заднего сидения, чтобы выплеснуть последнюю фразу прямо в лицо побледневшей Евгении. Именно в этот момент автомобиль ударился обо что-то левой стороной и вильнул. Анна-Мария, удержав рвущийся из рук руль, одновременно вдавила до отказа педаль тормоза. Машина, обиженно визжа тормозами, как собака, которой любимый хозяин ненароком прищемил хвост, проскользнула ещё несколько метров и остановилась. Поскольку установленную скорость движения Анна-Мария не превышала, то и удар грудью о руль получился несильный, но дыхание на несколько секунд перехватило.

Придя в себя, Анна-Мария повернула голову назад. В том же направлении смотрела и Евгения, которая, судя по всему, от резкого торможения пострадала ещё меньше.

От увиденного Анне-Марии едва не сделалось дурно. На асфальте неподвижно лежал человек, которого – о чём нетрудно догадаться – она только что сбила машиной.

Евгения открыла дверцу салона и выбиралась из автомобиля. Анна-Мария попыталась сделать то же самое, но тело отказалось повиноваться. Девушка тупо следила за тем, как Евгения подбежала к телу, наклонилась над ним, потом выпрямилась и устремилась назад, к машине. Открыв дверцу, Евгения распорядилась:

– Выходи!

Анна-Мария повиновалась. Покинув салон, она сделала шаг в сторону тела, но Евгения схватила её за плечи.

– Куда! Ему помощь уже не нужна.

Она обвела покорно переступающую ногами Анну-Марию вокруг машины и усадила на переднее пассажирское сидение. Сама проделала обратный путь и заняла водительское место. Когда завёлся мотор, Анна-Мария пришла в себя.

– Что ты собираешься делать? – спросила она.

Не отвечая, Евгения тронула автомобиль с места.

– Нельзя! – воскликнула Анна-Мария! – Надо дождаться милицию.

Она попыталась вырвать из рук Евгении руль, но та, одной рукой удерживая баранку, другой рукой выхватила короткий шприц и воткнула иглу в плечо Анны-Марии. Через секунду та впала в беспамятство…

Не успела «Москва» исчезнуть за ближайшим поворотом, как к лежащему на асфальте мужчине подбежали два человека и помогли подняться. Мужчина был жив, и, кажется, не сильно пострадал. С помощью одного из напарников мнимый покойник поспешил покинуть место происшествия, устремившись в ближайший переулок, где наготове стоял автомобиль, тогда как другой напарник внимательно осматривал асфальт на предмет обнаружения каких-либо улик. Ничего не найдя, он сел в подъехавший автомобиль, после чего и эта машина, так же как «Москва», поспешила покинуть место происшествия, которого, впрочем, кажется, и не было?

– Прекрасная работа, агент Флора! – Резидент абвера в Москве выглядел довольным. – Как говорится, лиха беда начало. Теперь вам предстоит выполнить основную, самую трудную часть работы…

– Не думаю…

– Простите… – растерялся резидент. – Я вас не понимаю…

– Не думаю, что вторая часть работы будет труднее первой, – самодовольно улыбаясь, пояснила Евгения.

– Вот как? – резидент внимательно посмотрел ей в глаза. – И на чём, позвольте спросить, основана такая уверенность?

– Пусть это останется моей маленькой женской тайной, – не без доли кокетства ответила Евгения. – Для вас ведь важен результат, а не метод его достижения, не так ли?

– Пожалуй… – с некоторой долей сомнения согласился резидент. – Хорошо, агент Флора, буду ждать от вас результата. Да поможет вам бог!

Непривычная сухость во рту и голова словно в ватном коконе.

– Пить… – это она сказала?

– Сейчас, доченька!

Какой знакомый голос. Машаня открыла глаза. Она находится в своей комнате и, что характерно, лежит на своей же кровати. Мама-Оля сидит у изголовья со стаканом в руке. Помогает поднять голову. Подносит стакан к губам.

– Пей, доченька…

Какая вкусная вода… И тут же накатили воспоминания. Машаня закрыла глаза и со стоном откинулась на подушку.

– Тебе плохо, доченька?

– Мама-Оля, я этого не хотела…

– Так ты об этом… – Почему она облегчённо вздохнула? – Успокойся, доченька, ты ведь ничего и не сделала.

Машаня резко открыла глаза:

– Что ты говоришь, мама-Оля? Я сбила человека, насмерть.

– Да нет же, говорю тебе, никого ты не сбивала, это всё подстроено.

Огромное облегчение и невероятная жажда новых знаний:

– Как?.. Кто?.. Зачем?..

– А вот это он тебе расскажет, – Ольга Абрамова кивнула на вошедшего в комнату Николая Ежова, – а я пойду. Второй раз такое слушать мне не по силам…

– Она знает? – Машаня кивнула в сторону закрывшейся двери.

– Ну и вопрос, – улыбнулся Ежов. – Списываю его на твоё ещё не до конца прояснённое сознание. Конечно, она что-то знает, раз оказалась у твоей кровати. И в первую очередь то, что дорожное происшествие с твоим участием подстроено. Кем конкретно и уж тем более зачем – в это мы её не посвящали, да она и не спрашивала. И уж точно не знает, что ты секретный агент Второго главного управления КГБ СССР, работающий в Главной военной прокуратуре под прикрытием. Про это в твоём ближнем окружении, кроме меня, знает только один человек…

– Папа?

– Нет, не он. Не гадай. Придёт время – узнаешь. А пока слушай, что на самом деле произошло на дороге…

– Значит, подставу на дороге организовала германская разведка… – задумчиво произнесла Машаня, после того, как Ежов закончил рассказ. – И что дальше, дядя Коля, вербовка?

– А сама-то как думаешь?

– Так и думаю, – кивнула Машаня. – Вот только крючок они для меня придумали какой-то хилый, даже обидно.

– Это только кажется, пока ты не знаешь личности того, кто станет тебя вербовать, – сказал Ежов.

– Личность, которая усилит эффект вербовки… – нахмурила лоб Машаня. – Евгения?!

– Точно, – подтвердил Ежов.

– Господи… – Машаня прикрыла глаза. – Бедный папка…

– А я вовсе не считаю твоего отца бедным… Привет, болящая!

Машаня открыла глаза и уставилась на Евгению. Её интересовало даже не когда та успела войти, а в качестве кого?

– Машаня, знакомься, – сказал Ежов. – Твой новый напарник по работе, секретный агент Второго главного управления КГБ СССР, Евгения Жехорская!

Машаня вновь прикрыла глаза и с грустной улыбкой покатала головой по подушке:

– Ну, это уж не контрразведка – оперетта какая-то!

Николай Ежов встал и направился к двери; Евгения хотела выйти вместе с ним, но он жестом предложил ей остаться. Теперь она сидела возле постели Анны-Марии, и не знала, что ей делать: «больная» лежала, закрыв глаза, и желания к разговору не выказывала.

– А почему ты не спрашиваешь, – решилась начать первой Евгения, – по какой причине тебя не предупредили о предстоящей подставе?

– А зачем? – не открывая глаз, ответила Анна-Мария. – Разве это не очевидно? Вы побоялись, что с этой ролью я не справлюсь, нет?

– Да, – подтвердила Евгения. – То есть…

– Ну что «то есть»? – открыла глаза Анна-Мария. – Откуда, милая «матушка», такая в вас неуверенность? Ты ведь сама сказала, – легко перескочив с «вы» на «ты», продолжила Анна-Мария, – что за нами следили. Ты по приказу своего немецкого начальника даже писала наш разговор в машине, а на месте происшествия нас снимали ещё и на камеру, верно?

– Да, – кивнула Евгения. – И не только немцы, но и наши.

– Вот видишь! – воскликнула Анна-Мария. – Знай я о съёмках одновременно в двух фильмах: отечественном и иностранном, у меня бы точно от волнения «в зобу дыхание спёрло». Каркать бы я, конечно, не стала, но напортачить могла. Так что всё правильно…

Евгения не ответила, взглянула на прядку седых волос, что образовалась у виска Анны-Марии, и в который раз подумала: насчёт «правильно» она сильно сомневается.

– Ты мне лучше скажи, партнёрша, – Анна-Мария посмотрела на Евгению, – нас во время вербовки тоже на камеру снимать будут?

– Нет, – быстро ответила Евгения, – только разговор на диктофон.

– Ну, это легче, – как бы успокоилась Анна-Мария, – но всё равно надо репетировать.

– Обязательно, – обрадовалась Евгения перемене в настроении Анны-Марии, – сегодня вечером и репетнём!

– Фи, – усмехнулась Анна-Мария, – откуда ты откапала это словечко «репетнём», надеюсь, не в Государственном комитете по Экономике и Финансам, где ты трудишься, верно, тоже под прикрытием?

Что ответила её Евгения нам с вами, в общем-то, понятно, верно? Так может, лучше послушать, о чём в соседней комнате ведут негромкий разговор Николай и Ольга?

– Ты седую прядь у Машани заметил? – спросила Ольга.

– Точно! – кивнул Николай. – Надо Евгении напомнить, чтобы они её до приезда Шефа закрасили.

– Не пыли! – поморщилась Ольга. – Это они и без твоей подсказки сделают. Я не про то.

– А про что? – удивился Николай.

– А про то, Ёшкин каравай, что коли пошла такая пьянка, коли девчонкам вместе в шпиёнов играть выпадает – я ведь не полная дура: о чём не ведаю – докумекаю! – то пришла пора мирить их всерьёз. И кто, как не я, должна это сделать?

– И каким же это макаром? – полюбопытствовал Николай.

– А двойным! – хлопнула себя по коленке Ольга. – И перед Юлей повинюсь, и девчонок через это помирю!

– Так ты и вправду её узнала… – Николай покачал головой. – Евгения давно тебя в этом подозревала.

– Тем паче нечего мне более таиться! – воскликнула Ольга.

– Да тише ты, – урезонил подругу Николай. – А как с Павликом поступишь?

– С внучком? – уточнила Ольга. – Никак. У него уже есть два отца: названый и приёмный – третьему тут делать нечего! И запомни: никого более в эту тайну посвящать не надо!

– Да я-то могила, – заверил Николай. – А вот девчонки…

– Так они, чай, себе не врагини? – усмехнулась Ольга. – Им резону молчать есть больше, чем тебе.

– Евгении – Юлии понятно, – согласился Николай. – А Машане?

– А ей тем более, – хлопнула его по плечу Ольга. – Уж ты мне поверь!

Не откладывая дела в долгий ящик, Ольга, проводив Николая, извлекла на свет божий бутылку красного вина, чем сразу дала понять девушкам, что виды на вечер (в плане прорепетировать) придётся коренным образом менять. Нет лучшего лекарства против глубоких душевных ран, как обильно полить их слезами. Ох, и наплакались они в тот вечер. И бутылки вина под те слёзы, конечно, не хватило. Благо, в доме не очень-то и пьющих, но запасливых Жехорских достойное продолжение для банкета нашлось.

Когда Ольгино признание дополнила своим рассказом Евгения, и всем всё стало ясно, души их очистились от скверны, и, обильно политые помимо слёз ещё и вином, раны уже не так отчаянно саднили, Машаня, воспользовавшись тем, что Ольга на время вышла из комнаты, спросила у Евгении:

– Ответь, только честно: ты хотела, чтобы Глеб узнал про ребёнка?

– Зачем? – горько улыбнулась Евгения. – Мне, как Евгении, этого не надо. Юлия умерла, забрав любовь к Глебу с собой в могилу. Что касается Павлика, то у него есть заботливый отец, любящая сестра и младший брат, вряд ли моё признание сделает кого-то из них двоих (Глеба или Павлика) счастливее.

– Обещаешь, что так и будет?

Евгения посмотрела в глаза Машани, что-то там увидела, но без колебаний ответила твёрдо:

– Обещаю!

«Нет, нет и нет! Я немедленно отправляюсь в милицию!» – «И что ты там скажешь? – голос Евгении звучал рассудительно. – Что сбежала с места происшествия, бросив сбитого тобой мужчину умирать на дороге?» – «Ты ведь тогда сказала, что он уже мёртв…» – «Мёртв, жив, откуда мне знать? Я ведь не врач…» – «То есть… – Анна-Мария замолкла на полуслове, потом заявила: – Ты меня подставила! Как я сразу не догадалась? Ты специально увезла меня с места происшествия, чтобы сделать кругом виноватой. И об этом я тоже расскажу в милиции!» – «А кто подтвердит, что я вообще была в машине?» – «То есть как?..» По интонации чувствовалось, что Анна-Мария находится в замешательстве. «А вот так: не было меня тогда в машине, и всё! Свидетелей, что я в неё садилась, нет!» – «А я буду настаивать на обратном!» – «Да на здоровье! – фыркнула Евгения. – Себе только хуже и сделаешь. Ты ведь не будешь отрицать, что была за рулём, принципы не позволят. А при таком раскладе твои слова о том, что в машине ты была не одна, и что тебя чуть ли не силой увезли с места происшествия – учитывая, что я это буду отрицать – вряд ли произведут на следствие благоприятное впечатление» – «Ах ты!..» Дальше на плёнке пошли звуки, напоминающие шум борьбы.

– Она что, на вас накинулась? – спросил резидент.

– Попыталась, – усмехнулась Евгения, – но я её быстро утихомирила!

В подтверждение её слов шум борьбы вскоре сменился на всхлипы. Потом раздался голос Евгении, спокойный, рассудительный, даже участливый: «Зря ты так. Твоё признание не вернёт тому человеку жизнь, а тебе испортит точно. И не только тебе. Подумай об отце. Его запросто могут спровадить на пенсию, а ты сядешь. Теперь прикинь: тебе это надо?» – «Но ведь меня всё равно вычислят…» Голос Анны-Марии звучал теперь тускло и обречённо. «Верно, – подтвердила Евгения. – Верно в том плане, что уже вычислили…» – «Вот видишь!» – зарыдала Анна-Мария. «Прекрати реветь! – в голос Евгении вкрались нотки брезгливости. – К счастью – я ведь именно с этого пыталась начать, но ты меня не захотела слушать – твоё дело оказалось в руках людей, которые готовы помочь, при условии, что и ты им поможешь, если в этом возникнет необходимость…» В разговоре вновь возникла пауза. Потом Анна-Мария тихо спросила: «Кто эти люди?» – «Не бойся, не шпионы. – Было слышно, как Евгения усмехнулась. – Просто люди, занимающее определённое положение в различных властных структурах, которые создали нечто вроде кассы взаимопомощи. Только и взносы и ссуды в этой кассе принимаются и выдаются не в виде денег, а в виде различного рода услуг. Впрочем, деньги там тоже в ходу, но только очень большие деньги…»

Резидент выключил диктофон:

– В итоге, она согласилась… И опять-таки хорошая работа, агент Флора! А про шпионов и кассу взаимопомощи сказано просто великолепно! Домашняя заготовка?

– Нет, – улыбнулась Евгения. – Пришло в голову по ходу разговора.

– Отлично! Пусть Жехорская лучше думает, что связалась с нечистоплотными чиновниками, чем будет знать, что работает на вражескую разведку. Нам её целесообразнее использовать втёмную, по крайне мере, пока…