Я неоднократно убеждался на собственном опыте, что господин Случай играет в нашей жизни весьма заметную роль. Хотим мы этого или нет, но порой нечаянное стечение обстоятельств меняет наши планы в корне, а порой и спасает нам жизнь.

Помнится, в одну из своих первых командировок на Кавказ, я, согнувшись, шёл по отрытой в полный профиль траншее, и на мгновенье распрямился, чтобы взглянуть из-за бруствера на территории занятой «чехами» В этот момент я случайно поскользнулся на размытой осенними дождями земле и качнулся в сторону.

В следующее мгновенье выпущенная чеченским снайпером пуля обожгла мне правый висок. Если говорить честно, в тот день в живых я остался только по воле случая. Если бы не чавкающая под ногами земляная жижа, лежать бы мне на дне траншеи с простреленной головой!

Встреча с госпожой Эссенцией фон Люфт – представителем группы лиц нетрадиционной сексуальной ориентации «Радуга» входящей в общественно-политическое движение «Неформал» – тоже произошла по воле случая.

Обычно я не регулярно отслеживаю криминальную обстановку в городе: если что-то меня касается, коллеги обязательно ставят меня в известность, но в то памятное июньское утро я решил лично ознакомиться со сводкой происшествий, которая в основном состояла из преступлений и мелких правонарушений, находящихся в юрисдикции доблестных полицейских.

Неожиданно моё внимание привлекло сообщение об очередном несанкционированном митинге в центре Москвы. Чутьё подсказывало мне, что это рядовое событие должно представлять для меня профессиональный интерес, поэтому я запросил у дежурного офицера справку о задержанных во время проведения митинга. Предчувствие меня не обмануло: среди перечня привычных Ивановых, Петровых и Сидоровых в глаза бросилась германская фамилия с аристократической приставкой «фон».

Эссенция фон Люфт была задержана за оказание сопротивления сотрудникам правоохранительных органов и хулиганские действия, выразившиеся в публичном обнажении своих половых органов и нецензурной брани, направленной в адрес тех же сотрудников. Обладательнице фамилии старинного немецкого рода грозило пребывание в местах не столь отдалённых сроком от двух до шести лет.

К этому моменту я уже знал историю Эссенция фон Люфт, урождённой Эльвиры Колобковой. Говоря протокольным языком, гражданка Колобкова родилась и до двадцати лет проживала в городе Москве, в семье работников театра оперетты. Мать, Колобкова Эмма Аристарховна, заведовала музыкальной частью, а отец – Колобков Геральд Лактионович – трудился в бухгалтерии.

Однако сухие строчки биографии «объекта» разработки меня не устраивали. Хотелось самому убедиться в том, что утверждала короткая аналитическая справка, благо повод имелся.

Не откладывая решение проблемы в долгий ящик, я созвонился со следователем, которому начальство отписало уголовное дело, возбуждённое по признакам ч. 2, ст. 213 УК РФ (хулиганство) в отношении гр. Эссенции фон Люфт. Мне повезло: Следственный комитет ещё не проявил интереса к личности лидера сексуальных неформалов, поэтому уголовное дело находилось в полиции. Следователь – пенсионного возраста женщина с усталым лицом и проницательным взглядом – мельком взглянула на моё служебное удостоверение и кивнула головой:

– Понятно! От меня-то Вы что хотите?

– Хотелось бы побеседовать с подследственной, да и материалы уголовного дела посмотреть не помешает.

– Дело я Вам покажу, хотя какое там дело – пару протоколов допросов, характеристика, медицинское освидетельствование, да обложка!

– Она что, при задержании травму получила?

– Травму? Нет, травмы не получила, так… пару-тройку кровоподтёков омоновцы оставили на память.

– За что?

– За дело, чтобы голую задницу представителям власти впредь не показывала!

– Простите, что-то я Вас не совсем понял.

– Да всё Вы поняли! – криво усмехнулась следователь. – Вы просто поверить не хотите. В общем, когда её пытались задержать, она визжала и царапалась, как кошка, а когда поняла, что силы неравны, и ей одна дорога – в кутузку, вырвалась из рук полицейских, нагнулась и задрала подол, а нижнего белья на ней, как Вы успели догадаться, не было! Ну, ребята после этого и всыпали ей ума в «задние ворота».

– И что в перспективе?

– В перспективе от двух до шести, если не пойдёт на сотрудничество со следствием.

– А если пойдёт?

– Это на усмотрение суда, но по опыту могу предположить, что при полном раскаянье в содеянном, наличии хорошей характеристики с места жительства, как ранее несудимая, может отделаться двумя годами условно.

– Обвинение ей предъявлено?

– Экий Вы быстрый! Я ещё не все доказательства исследовала, характеризующий материал не собрала, заключения судебно-медицинской экспертизы нет, да много чего нет! Возьмёте дело, сами увидите.

– Когда я с ней смогу побеседовать?

– А когда вызовете, тогда и побеседуете: гражданка фон Люфт отпущена после допроса по месту жительства под подписку о невыезде.

В течение двадцати минут я ознакомился с тощим, как мартовский кот, уголовным делом, выписал себе в блокнот номер сотового телефона и адрес главного фигуранта, после чего вежливо распрощался со следователем.

– И Вам не хворать! – сказала напоследок усталая женщина.

– Пенсия не за горами? – не удержался я от вопроса.

– А что, так заметно? Через два месяца!

– Везёт!

– Кто везёт, на того и грузят! – пошутила следователь.

Для неё понятие субординации оставалось в прошлом, так же, как и вся служба!

Лидера политического движения лиц нетрадиционной сексуальной ориентации «Радуга» я застал по месту жительства – в чистеньком двухэтажном особнячке, из открытых окон которого лилась нежная музыка, и слышались весёлые женские голоса.

– ФСБ? – откровенно удивилась Эссенция, возвращая мне служебное удостоверение. – Вот уж не думала, что моя задница и Вас заинтересует!

– Не скажу, что я, как мужчина, остался бы к Вам равнодушен, но сегодня Вы меня интересуете исключительно как политик. Мы можем где-нибудь спокойно поговорить?

– Пойдёмте на задний двор, – вздохнула хозяйка особняка, – там у меня беседка имеется.

– Я, честно говоря, хотел Вас увидеть не из-за последних событий на митинге, – попытался я успокоить заметно нервничающую женщину, но получилось только хуже.

– Неужели? – с горькой иронией произнесла Эссенция. – Я и Вам нужна в качестве шахматной фигуры?

– Не понимаю, что Вы имеете в виду?

– Да что тут понимать! С некоторых пор у меня такое ощущение, что я не принадлежу себе, а участвую в розыгрыше некой шахматной партии. Скажите честно, Вы тоже хотите использовать меня лично и движение «Радуга» в своих политических устремлениях?

– Вообще-то я хотел познакомиться с Вами, чтобы узнать ваше мнение о лидере Объединённой оппозиции Бориславе Булычёве.

– Знаете, господин полковник, меня уже тошнит от хитромудрых вывертов наших политических лидеров, да и от них самих!

– К Булычёву это тоже относится?

– А чем он лучше других? Такой же политический выжига, как и все!

– Я вижу, любви между вами нет.

– Любви между пидарасом и лесбиянкой не может быть в принципе.

– Вы сейчас о политических устремлениях Булычёва или о его моральном облике?

– Это я о той сучьей ситуации, в которую меня загнали!

– Можете пояснить, кто и зачем это сделал?

– Долго рассказывать, – тяжело вздохнула госпожа фон Люфт. – Вот Вы говорите, что я для Вас интересна, как политик, а я ведь политик поневоле! Мне эта забава нужна, как рыбе ботакс. Сами посудите: какой из меня политический борец? Я по натуре не бунтарь, и вся эта политическая возня мне претит.

– То есть Вы хотите сказать, что лидером политического движения неформалов «Радуга» Вас назначили?

– Именно так!

– Признаюсь: для меня это новость! Я рассчитывал в вашем лице встретить этакую пробивную женщину, которая и коня…

– Про коня не надо, конь – это зоофилия, а я обычная «лесба», которой «светит» пару лет за хулиганство.

– Хотите, помогу с адвокатом?

– А смысл? Всё равно в зону упрячут!

– Не упрячут. Я перед нашей встречей проконсультировался с Аркадием Михалёвым, нашим бывшим следователем, который сейчас на пенсии занялся адвокатской практикой. Так вот Аркадий Павлович говорит, что есть шанс переквалифицировать обвинение на более мягкую статью, и всё дело свести к административному правонарушению.

– Хм, и дорого этот ваш адвокат стоит?

– Если мы с Вами договоримся, считайте, что это дело он будет вести бесплатно, вроде как Вы малоимущая.

– Это я-то малоимущая? – хмыкнула Эссенция и покосилась на свой особняк. – Ну да ладно, пусть будет, так как Вы сказали. И о чём мы с вами должны договориться?

– Вы мне выкладываете всю политическую подноготную Объединённой оппозиции, и особенно меня интересует история Вашего политического взлёта, а я Вам обязуюсь предоставить бесплатного, но опытного адвоката.

– По рукам! Однако мне нет никакого желания копаться в старых переживаниях. Давайте я предоставлю в ваше распоряжение свой дневник, а Вы сами решайте: достаточно там для Вас информации, или нет.

Дневник госпожи фон Люфт, урождённой Эльвиры Колобковой, представлял собой толстую тетрадь в потрёпанном коленкоровом переплёте.

Через пять минут чтения «чужих мыслей» я понял, что дневник вёлся нерегулярно, с большими перерывами и, в общем, бессистемно. Госпожа фон Люфт писала, когда ей было угодно, и о чём угодно: любовные переживания чередовались с описанием погоды и последних модных тенденций, которые в свою очередь были щедро приправлены телефонами «нужных» людей и заметками о том, что предстоит сделать на следующей неделе. Здесь же были списки злостных должников и краткие их характеристики.

После того, как я прочёл последнюю запись в дневнике, в моей голове сложилась следующая картина.

Детство Эли Колобковой отличалось от босоного периода большинства московской детворы. Девочка практически дневала и ночевала в театре, поэтому с юных лет познала тайны закулисной жизни.

Однажды, после празднования удачной премьеры, в тёмном коридоре Эльвиру перехватила Нинель Шахова – ничем не выделяющаяся актриса второго состава, которая и увлекла пятнадцатилетнюю девочку к себе в артистическую уборную.

– Тебе мама говорила, что надо опасаться мальчиков? – с придыханием спросила Нинель, дыша на девочку водочным перегаром.

– Говорила, – растеряно пискнула Эльвира и судорожно сжала коленки, пытаясь таким образом не допустить влажную ладонь пьяной женщины к себе в трусики.

– Правильно говорила! – простонала Нинель, пытаясь преодолеть сопротивление подростка. – Мальчиков, и тем более мужиков, опасайся, а меня не бойся! Мне можно доверять, раздвинь коленки, глупенькая!

Так будущий лидер неформалов впервые познала тайные прелести однополой любви. Встречи с Нинель Шаховой продолжались ещё пару лет, а когда пришло время замужества, Эльвира с удивлением обнаружила, что не испытывает к противоположному полу никакого влечения.

Она пыталась преодолеть себя и после выпускного вечера отдалась симпатичному мальчику из параллельного класса, но стало только хуже. Она с трудом вытерпела десять минут первого в жизни традиционного секса, после чего торопливо побежала в ванную, где её вырвало.

– Так мерзко и так противно мне никогда в жизни не было! – вспоминала она, лёжа с Нинель в постели.

– Забудь об этом, – шептала Нинель, целуя её набухшие соски. – Мужчины – это мерзкие похотливые животные! Им нас никогда не понять!

Однако замуж Эльвира всё же вышла. Её мать, видя, что с девочкой творится что-то неладное, подключила все свои связи и сумела познакомить дочь с представителем обедневшего старинного немецкого рода Альфредом фон Люфт.

Альфред по делам фирмы частенько наезжал в Москву и был чрезвычайно падок на русских женщин. Особенно ему нравились молоденькие хористки из театра оперетты. Эльвире стукнуло двадцать лет, когда Эмма Аристарховна дала ей неоднозначно понять, что такую выгодную партию, как Альфред, упускать грех.

– Мамочка! – в сердцах воскликнула Эльвира. – Да он же старше меня на двадцать лет!

– Вот и хорошо, – не моргнув глазом, ответила мать. – Альфред мужчина состоятельный, и к тому же опытный, как в жизни, так и в любви. Тебе понравится! Не век же тебе в девках куковать. Выйдешь замуж, поживёшь в своё удовольствие в Европе, на всём готовом. Да о таком замужестве все девушки Москвы наяву грезят!

– И действительно, чем я рискую? – задалась вопросом Эльвира. – Да практически ничем! Правда, периодически придётся терпеть мужа в супружеской постели, ну да с этим я как-нибудь справлюсь.

Она была наслышана о странных предпочтениях господина Люфта, поэтому не очень удивилась, когда её великовозрастный ухажёр во время второго свидания раздел её, но вместо того, чтобы овладеть молодой девушкой, стал трогать дрожащими от возбуждения потными руками и при этом томно стонать. В тот момент, когда господин фон Люфт, страстно сжимая молоденькую девичью грудь, испустил последний протяжный стон, в комнату вошла Эмма Аристарховна.

Альфред, как воспитанный европеец, принёс госпоже Колобковой свои искренние извинения, и пообещал жениться на соблазнённой им девушке, как только уладит в Москве свои дела.

– Сегодня! – решительно заявила Эмма Аристарховна и привычно вскинула острый подбородок. – Или Вы с Эллочкой сегодня идёте подавать заявление в ЗАГС, или я завтра иду подавать заявление в прокуратуру!

Потомок старинного немецкого рода выбрал Краснопресненский ЗАГС, и через месяц увёз молодую жену на свою историческую родину.

Германия поразила Эльвиру контрастами: страна, где каждый гражданин считал своим долгом «стучать» на соседа и являл собой образчик законопослушания, в то же время удивляла свободой нравов и толерантностью.

– Чистоплюи! – ругала коренных жителей про себя новоиспечённая госпожа фон Люфт. – Дорогу переходят только на зелёный свет, полицейских «мусорами» не обзывают, налоги платят все как один, дескать, посмотрите, какие мы правильные и законопослушные, а сами не стесняются на пляже голыми сиськами трясти и до свадьбы чуть ли не с малолетства трахаться!

Почти всё свободное время Эльвира была предоставлена самой себе, так как муж постоянно пропадал в разъездах.

– Что поделаешь, дорогая! – вздыхал наследник старинного немецкого рода, в очередной раз собирая дорожный саквояж. – Я вынужден мотаться по всему миру, иначе мне нечем будет кормить семью.

Эльвира подозревала, что частые отлучки мужа связаны не только с бизнесом, но так как мужа она не любила, то ей было всё равно. Сама она окунулась в мир запретных удовольствий, которые в Германии были не совсем запретными, и общество относилось к ним весьма терпимо.

Эльвира быстро разобралась в модных тенденциях западной культуры, после чего сменила имя и теперь официально звалась Эссенцией фон Люфт. Пресытившееся удовольствиями местное общество с неподдельным интересом встретило молодую и симпатичную госпожу фон Люфт, но вскоре Эссенция заскучала. Запретный плод перестал быть запретным и потерял ореол романтики. Да и сами немки казались Эссенции грубыми и неспособными на утончённые удовольствия.

Скучная сытая жизнь богатой горожанки изменилась в одночасье: из Франкфурта-на-Майне, куда муж уехал в очередную деловую поездку, пришло письмо на официальном бланке, где сообщалось, что господин Альфред фон Люфт умер от сердечного приступа. К письму прилагалась копия судебно-медицинского заключения о смерти покойного мужа, из которого следовало, что Альфред переусердствовал с дозировкой препаратов, увеличивающих мужскую силу.

– Смерть, достойная импотента! – усмехнулась молодая вдова и после похорон нелюбимого мужа активно включилась в затяжной судебный процесс по оформлению движимого и недвижимого имущества на своё имя. Дело в том, что аккуратист Альфред не оставил после себя никакого завещания. Последнему представителю старинного немецкого рода было всего сорок два года, и жить он собирался долго и по-своему счастливо.

С городской квартирой, счётом в банке и обветшалым загородным домом с довольно большим куском земли проблем не было, а вот хорошо налаженный бизнес пытались отвоевать бизнес-партнёры покойного мужа.

Когда суматоха с оформлением наследства прошла, Эссенция оглянулась и поняла, что она одна-одинёшенька в сытой, но чужой стране с её грубым и плохо запоминающимся языком.

Однажды тёплым июльским днём она сидела под навесом маленького уютного кафе, пила из белой фарфоровой чашечки кофе «по-турецки» и бездумно смотрела, как тёплый летний дождик омывает запылённую листву.

Эссенция уже собралась позвать официанта, чтобы попросить счёт, как вдруг, прикрываясь от тёплых дождевых капель туристическим проспектом, в кафе торопливо вошла молодая женщина, а следом за ней – высокий статный мужчина с открытым лицом и удивительно знакомыми веснушками.

– Русские! – моментально определила Эссенция, и сердце почему-то забилось чаще.

Это действительно была русская пара. Эссенция, не поднимая от кофейной чашки глаз, прислушалась к их весёлой болтовне, и поняла, что русские молодожёны приехали в Германию из Вологды. Находясь в свадебном путешествии, они любую подмеченную новизну воспринимали с восторгом и были счастливы до щенячьего визга. Она называла мужа Васенькой, а он её Валюшей. При этом в голосе у обоих была какая-то особая теплота, которая так поразила практичную Эссенцию, что она даже закурила, хотя давала зарок эту вредную привычку бросить.

– Глупышки! Ну, разве можно быть такими доверчивыми и открытыми, – хотелось сказать ей молодой паре. – У вас же вся душа нараспашку – заходи, кума, в гости!

И в тот момент она вдруг ясно осознала, что завидует этим русским доверчивым ребятам, беззаботно прихлёбывающим из высоких стаканов пепси-колу.

– А тебя так нежно и трепетно никто и никогда не любил! – сказал ей внутренний голос.

– Неправда! – сказала она сама себе. – Уж я-то понимаю толк в любви!

– Тебя всегда использовали, но никогда не любили, – продолжал добивать её внутренний голос. – У тебя было много секса, но не было любви…

– Заткнись! – вскрикнула она, и посетители маленького кафе посмотрели на неё с удивлением. Эссенция бросила на стол крупную купюру и торопливо вышла из-под навеса под дождь.

Она шла по пустынной улице и думала о том, как хорошо плакать под дождём, потому что когда идёт дождь, слёз не видно.

Через месяц, торопливо распродав всё имущество и сняв всё до последнего пфеннига со счетов, Эссенция вернулась в шумную, как восточный базар, и переполненную приезжим людом, как караван-сарай, родную и понятную Москву.

– Теперь я буду жить по-другому! – сказала себе двадцатитрёхлетняя вдова. Как именно, она ещё не решила, но точно знала, что теперь её жизнь будет иной.

Для начала новой и счастливой жизни Эссенция купила себе на окраине Москвы двухэтажный купеческий особняк, который охранялся государством как памятник архитектуры, отчего и пришёл в плачевное состояние.

Правда, на это удовольствие ушла четверть вывезенных из Германии денежных средств, но Эссенция об этом не жалела. Она развила бурную деятельность, потратила уйму денег, но через год особняк весело глядел на мир вымытыми до прозрачности горного воздуха стёклами новеньких окон.

Когда Эссенция собралась переезжать в свой новый дом, то с удивлением обнаружила, что окраина Москвы по команде мэра резко отодвинулась на территорию ближнего Подмосковья, и цена на её дом, находящийся теперь в центре тихого и довольно уютного района, выросла в разы!

«Мелочь, а приятно!» – подумала Эссенция, прикинув, насколько удачно она распорядилась наследным капиталом покойного мужа.

Однако ожидаемое после переезда начало новой чистой и непорочной жизни как-то не заладилось. Эссенция с удивлением узнала о том, что теперь в Москве, да и других больших городах, не принято скрывать нетрадиционную сексуальную ориентацию! Неформалы от секса теперь диктуют стиль поведения и, размахивая радужными флагами, открыто маршируют по главным улицам с оркестром. Быть «голубым» или «розовой» стало модно, этим гордились, этим козыряли и многие на этом делали карьеру.

– Да-а, такого беспредела я даже в благополучной фатерлянд не видела, – удивилась новоиспечённая москвичка. – Там, конечно, разрешено много чего, но только в строго отведённых для этого местах, и всё это бесстыдство надёжно укрыто от посторонних глаз.

Однако долго противиться своей второй натуре Эссенция не могла и, махнув рукой на планируемую благопристойную жизнь, снова окунулась в привычную атмосферу «розовой» любви. С этого момента её гостеприимный дом никогда не спал: в новенькой просторной гостиной на первом этаже особняка постоянно звучала тихая музыка, звон хрусталя и призывный женский смех, а на втором этаже все три спальни и даже ванные комнаты постоянно были заняты. Вскоре о «розовом» особнячке госпожи фон Люфт знала вся Москва.

В один из тёплых майских вечеров, когда запах цветущей сирени кружил и без того хмельные головы, в гостиной «розового» особняка появилась богато и со вкусом одетая дама.

«Редкое сочетание вкуса и возможностей», – отметила про себя Эссенция, наблюдая за новой гостьей. Незнакомка находилась в том возрасте, о котором принято говорить, что он бальзаковский, но, несмотря на этот маленький недостаток, женщина смотрелась очень привлекательно.

Гостья привычным жестом поправила тщательно уложенные волосы цвета платины, кому-то позвонила по сотовому телефону, и лишь после этого присела на краешек белого кожаного дивана, на котором хозяйка гостеприимного дома в вальяжной позе попивала шампанское.

– Меня зовут Элеонора Гварнери, – представилась гостья и жестом отказалась от предложенного бокала с шампанским.

– Вы итальянка? – не меняя позы, поинтересовалась Эссенция.

– Не совсем, – улыбнулась гостья, и Эссенция про себя отметила, что её белозубой улыбке позавидовал бы любой голливудский актёр. – В моих венах есть итальянская кровь, но в основном превалирует грузинская. Скажем так: я такая же итальянка, как Вы немка. Не надо ничего говорить! – слегка повысила голос Элеонора и сделала предостерегающий жест рукой. – Мне многое о Вас известно.

– Кто Вы? – холодным тоном произнесла Эссенция и резко выпрямила спину.

– Не знаю, кто она по жизни, – промурлыкала появившаяся из-за спины брюнетка по кличке «Кисуля», – но смотрится аппетитно, как сметана!

– Брысь! – прикрикнула на девушку Эссенция. – Не мешай!

– Я уже представилась, но хочу уточнить, что к лицам с нетрадиционной сексуальной ориентацией я не отношусь, и нахожусь здесь исключительно по делу.

– Фу! – наморщила носик настырная Кисуля. – От неё мужиком пахнет!

Эссенция после этих слов тоже уловила еле заметный аромат дорогого мужского парфюма.

– Перед тем, как прийти сюда, она была с мужиком! – не унималась захмелевшая девушка. – Фу! С мужиком!

– Мы можем где-то уединиться для серьёзного разговора? – с еле заметным раздражением произнесла гостья.

– Не уверена, но давайте попробуем найти свободную комнату, – задумчиво произнесла хозяйка особняка и, поднявшись с дивана, увлекла за собой Элеонору на второй этаж. Однако и на втором этаже все три спальни, будуар, и обе ванные комнаты были заняты девушками.

– Да у Вас сегодня аншлаг! – не скрывая иронии, произнесла госпожа Гварнери.

– У меня так каждый день, – парировала Эссенция. – Предлагаю выйти на свежий воздух.

С тыльной части особняка находилось что-то вроде запущенного сада, в центре которого, скрываясь за разросшимися кустами сирени, располагалась старая, но довольно крепкая резная беседка.

– Итак, как говорят патологоанатомы, «Ближе к телу»! – пошутила Гварнери и закурила тонкую ароматную сигарету. – В последнее время в Москве Вы стали популярным человеком.

– Может быть, – неопределённо ответила Эссенция, – но вообще-то я к этому не стремилась.

– Пускай этот факт Вас не радует, – холодно произнесла сорокалетняя красавица и, прищурив серые глаза, посмотрела поверх головы собеседницы куда-то вдаль. – Для большинства россиян Вы и ваши подруги продолжаете оставаться половыми извращенцами! Надеюсь, своим откровением я Вас не сильно шокировала? – насмешливо произнесла Гварнери, переведя взгляд на побелевшее лицо собеседницы. – Нет? Тогда продолжим. Вам предлагается реальная возможность отвоевать на политической арене своё место под солнцем.

– Кем предлагается?

– Скажем, одним очень влиятельным и щедрым политиком, который в будущем рассчитывает видеть в вашем лице и лице ваших сторонников надёжную поддержку.

– А имя и фамилия у этого политика есть?

– И фамилия, и имя с отчеством у него имеются, но Вам до поры их знать не надо. Назовём его для краткости господин «Т».

– «Д» – это значит дьявол?

– Я не сказала «Д», я чётко произнесла «Т»! Это сокращение может означать всё, что угодно!

– Я правильно поняла, что господин «Т» предлагает мне заняться политикой?

– Правильно!

– Думаю, что он обратился не по адресу. Политика – это удел сильных и властолюбивых мужчин, а с мужчинами, как Вы успели заметить, нам не по пути!

– Не торопитесь с ответом, подумайте! Такой шанс выпадает раз в жизни.

– Да что тут думать! Посмотрите на меня: где я и где политика!

– Значит, Вы не хотите выбраться из сточной канавы и стать в обществе на одну ступень с уважаемыми гражданами?

– Анекдот хотите?

– Не очень.

– Тогда слушайте! Женщина-врач спрашивает мужчину, одетого в плащ на голое тело: «Скажите пациент, Вы страдаете половыми извращениями»? – «Нет, доктор! Я ими наслаждаюсь!» – отвечает пациент и распахивает плащ.

– Почти смешно, но я не поняла вашей аллегории.

– То, что Вы называете сточной канавой – это мой родной дом, мой образ жизни, и менять его я не собираюсь! Не скажу, что была рада нашему знакомству…

– Вот моя визитка, – перебила её Элеонора и протянула белый прямоугольник с изображённой на нём зелёным листом – символикой политически активных экологов. – Когда будет трудно, позвоните!

– Вы обещаете мне трудности? – крикнула фон Люфт вслед уходящей платиновой блондинке, но последняя уже скрылась за кустами цветущей сирени и ответом собеседницу не удостоила.

Трудности себя ждать не заставили. Ровно через три дня в «розовый» особняк нагрянула группа крепких мужчин в бронежилетах и масках.

– Всем оставаться на местах! – объявил высокий статный мужчина в гражданском костюме, который не скрывал своего лица. – Наркоконтроль!

Всех присутствующих, включая хозяйку, положили лицом вниз, и без стесненья стали проводить личный досмотр.

– Пошёл вон! – взвизгнула Эссенция, когда её попытался досмотреть сотрудник наркоконтроля, и лягнула последнего ногой. Удар тонкого и острого каблучка пришёлся в бронежилет, но сотрудник отпрянул.

– Я не позволю себя мужикам лапать! – заявила фон Люфт, подошедшему к ней мужчине в «гражданке».

– Это дело поправимо! – заявил он и кому-то позвонил по сотовому телефону.

Вскоре в гостиную зашли три женщины в форме, которые быстро и умело провели личный досмотр каждой посетительницы «розового» особняка.

В результате досмотра на кофейный столик легла дюжина доз героина, целая пригоршня каких-то таблеток, а из ванной комнаты вытащили двух несовершеннолетних любительниц однополой любви, которые были «под кайфом».

– Да тут целый притон! – радостно заявил статный незнакомец. – Кто хозяйка дома?

– Ну, я хозяйка! – сквозь зубы процедила Эссенция, оторвав голову от ворсистого ковра.

– Можете встать и подойти ко мне, – заявил мужчина и достал из кармана служебное удостоверение. – Майор Синеоков, – представился он. – Попрошу ваш паспорт и документы на дом.

– Без проблем, – заявила фон Люфт и про себя отметила, что глаза у майора Синеокова серые со стальным оттенком, а взгляд холодный и острый, словно клинок финского ножа.

– Значит, госпожа фон Люфт, – рассуждал вслух майор, листая паспорт. – Иностранная подданная?

– У меня двойное гражданство, – сухо заметила Эссенция.

– Ваше счастье, а то бы Вы прямо сегодня переехали из своего «розового» гнёздышка в наши серые апартаменты.

– За что? – возмутилась Эссенция.

– А вот за всё это, – и майор кивнул в сторону кофейного столика и обкуренных малолеток. – Ранее не судимы?

– Нет!

– Ну, это поправимо. Что можете сказать в своё оправдание?

– Могу я позвонить своему адвокату?

– Не рано ли? Вас никто не допрашивает.

– Я имею право на юридическую помощь и хочу проконсультироваться.

– Хорошо, звоните.

Эссенция отошла в сторону и выудила из косметички белый прямоугольник визитной карточки, на котором красовался зелёный лист.

– Это Эссенция фон Люфт, – представилась она. – Могу я поговорить с госпожой Гварнери?

– Я Вас слушаю.

– У меня возникли проблемы.

– Так быстро?

– Вам ли об этом не знать?

– В таком случае, это ваши проблемы. До свиданья.

– Подождите! Я не хотела Вас обидеть! Я хотела сказать… Короче! Передайте господину «Т», что я согласна на его условия.

– Хорошо! Опишите вкратце вашу проблему.

– У меня в доме наркоконтроль обыскал всех гостей и нашёл какие-то порошки и таблетки.

– Наркотики?

– Не знаю, но скорее всего эти препараты запрещены.

– Вы знаете, кто из присутствующих в доме сотрудников наркоконтроля старший по званию?

– Знаю. Он представился как майор Синеоков. Я сама видела его служебное удостоверение.

– Потерпите немного, скоро это закончится, но Вы в любом случае никакие документы не подписывайте.

– Спасибо! Я всё сделаю в соответствии с вашими рекомендациями.

Не прошло и четверти часа, как майору Синеокову позвонил лично начальник Управления.

– Не перегибай палку, майор! – сказал начальствующий баритон. – Не порть имидж! Бери то, что есть, и сворачивайся. Если надо будет, мы ещё разок к ним нагрянем.

– Я Вас понял, – холодно ответил Синеоков и отключил телефон. – Всё! Сворачиваемся! – громко отдал он приказ, и одетые в бронежилеты сотрудники, облегчённо вздохнув, потянулись к выходу.

С собой они забрали двух неадекватных малолеток и четырёх девушек, у которых были обнаружены «чеки» с героином. На пороге майор обернулся и, найдя глазами хозяйку квартиры, пообещал встретиться с ней ещё раз.

– Не в этой жизни! – дерзко ответила Эссенция и с треском захлопнула дверь.

Через день ранним утром к ней в особнячок заглянула милая, но скромно одетая женщина в больших роговых очках и потёртым портфелем в руках.

– Меня прислали, чтобы помочь подготовить пакет документов для регистрации вашего политического движения, – пояснила она.

– Кто прислал? – не скрывая раздражения, спросила Эссенция, для которой ранний подъём приравнивался к иезуитской пытке бессонницей.

– Госпожа Гварнери. Можно войти?

Эссенция посторонилась и пропустила гостью.

– Меня зовут Тамара, – пояснила женщина. – Я юрист, оказываю услуги по регистрации фирм, предприятий, последнее время специализируюсь на регистрации политических партий и движений. Вы ведь хотите зарегистрировать своё политическое движение «Радуга»?

– Политическое движение «Радуга»? – с удивлением переспросила хозяйка «розового» особнячка.

– Да, «Радуга». Госпожа Гварнери сказала, что именно под таким названием Вы хотите зарегистрировать политическое движение лиц нетрадиционной сексуальной ориентации.

Дальнейшая беседа протекала по заранее подготовленному юристом руслу: она предлагала готовое решение, а Эссенция согласно кивала и ставила под документом свою подпись.

– Скажите, Тамара, сколько я Вам должна за ваши услуги? – спросила она юриста, когда работа была закончена.

– Всё уже оплачено, – улыбнулась юрист.

– Если не секрет, кем именно? Гварнери?

– Этого я не знаю. После того, как мы с госпожой Гварнери достигли предварительной договорённости, на мой банковский счёт поступила ранее оговорённая сумма.

– А при разговоре об оплате ваших услуг Гварнери не упоминала о господине «Т»?

– Нет, не упоминала.

– И это имя Вам незнакомо?

– Имя? Ну, какое же это имя! Однако ничего подобного мой наниматель мне не говорила.

«Ты даже если бы что-то и знала, всё равно бы ничего не сказала! – думала Эссенция, глядя вслед уходящей гостье. – Чувствуется профессиональная хватка!»

После того, как «Радуга» обрела законное право находиться с остальными партиями на одном политическом поле, госпожа Гварнери стала звонить в «розовый» особнячок гораздо чаще, и в коротком деловом разговоре мягко, но конкретно указывала, что и когда надо сделать.

– Господин «Т» был бы очень доволен, если бы в пятницу Вы и ваши люди вместе с членами организации «Зелёный лист» вышли на митинг, – говорила она, и в её голосе веяло мёдом и патокой.

– Зачем? – удивлялась фон Люфт. – Что у нас с экологами общего?

– У вас с экологами общий враг: государство, – убрав медовые нотки, поясняла Гварнери. – Да и заявить о своём движении лишний раз не помешает. Скандал и прессу я обеспечу.

Последняя фраза изобиловала металлическими нотками и напоминала звучание натянутой струны.

Эссенция вынуждена была терпеть и подчиняться, но чем дольше она работала с Гварнери, тем больше раздражения накапливалось в её своенравной душе. К моменту встречи со мной «точка кипения» была пройдена, и Эссенция на последнем митинге кинулась с полицейскими в драку, а потом, повернувшись к ним спиной, прилюдно задрала юбку.

– Зря я, конечно, это сделала, – призналась она при следующей встрече, когда я вернул ей дневник. – Только я собой в тот момент совсем не владела. Во мне за последние полгода столько отрицательных эмоций накопилось, что у меня реально «крыша поехала».

– Понимаю Вас, – проникновенно произнёс я. – У меня год назад на службе тоже что-то похожее было, – признался я, припомнив свой «хохотунчик». – А как к вашей выходке отнёсся господин «Т»?

– Гварнери говорит, что мой таинственный друг остался довольным, и сказал, что моя выходка как нельзя лучше характеризует текущий политический момент.

– Ну, это он явно сгустил краски.

– Как знать. По мне, так мы давно все в заднице. Простите!

С Эссенцией мы расстались на дружеской нотке. И если бы не моя принадлежность к мужскому полу, возможно, мы бы с ней стали друзьями, точнее, подругами. Когда я услышал информацию о господине «Т», я был готов расцеловать её в уста, но во время остановился, иначе мои действия были бы расценены как провокация.

Я, конечно, поспешил доложить об этой новости своему начальнику, генерал-лейтенанту Баринову, однако Владимир Афанасьевич, как обычно, моей радости не разделял.

– Господин «Т»? – ехидно переспросил он. – Уж не намекаете ли Вы, полковник, что этот самый «Т» и есть Таненбаум?

– Теоритически это возможно, – уклонился я от прямого ответа. – Посудите сами: если политик чист, какой смысл ему скрываться за странной литерой?

– Где Вы видели политиков с абсолютно незапятнанной репутацией? Если смотреть непредвзято, то я не вижу здесь и намёка на криминал. Политик, не пожелавший раскрыть своего имени, собирает сторонников, которые поддержат его на предстоящем голосовании. Ну и пусть себе собирает! Он, конечно, делает это не то чтобы противозаконно, а не совсем изящно, так сказать, на гране разрешённых законом политических мероприятий, но предъявить ему мы ничего не можем.

– Значит, будем ждать, когда он перестанет балансировать и переступит закон?

– Не ждать, а работать! Вы последнее Постановление правительства читали? Нет? Тогда полюбуйтесь! – и он протянул мне знаменитую сафьяновую папку. Ничего хорошего от этого жеста я не ждал, но папку взял недрогнувшей рукой.

– Завтра это Постановление будет в печати, – уточнил Баринов. – А что это значит?

– Это значит, что Правительство во главе с Премьером ступило на тропу войны, – ответил я, пробежав текст Постановления взглядом.

– Красиво выражаетесь, полковник. По сути дела – это банальный передел собственности, только на самом высоком уровне, да и цена вопроса выражается семизначной суммой, а в остальном…! – и он красноречиво махнул рукой.

– А в остальном та же схема, когда привокзальные ларьки одна группировка «отжимает» у другой, – добавил я.

После этих слов мой начальник сделал большие глаза и звенящим от негодования шёпотом заявил, что Правительство Российской Федерации – не группировка, и что я опрометчиво поступаю, сравнивая законную ликвидацию Черемизовского рынка с «отжиманием» привокзальных ларьков.

Наверное, он был прав, но, как говорится, у каждого своя правда.