О странном электронном послании владельцу «Трёх китов» и о предполагаемом канале связи Бояринцева с внезапно обретённым папой-олигархом (читай – Таненбаумом) я, разумеется, доложил в тот же вечер генералу Баринову.

Владимир Афанасьевич задумчиво пожевал губами, посмотрел на написанный маслом портрет Феликса Эдмундовича, и не нашёл ничего лучше, как дать команду изложить упомянутые факты в рапорте.

– Пишите всё, что считаете нужным, и как можно подробней! – напутствовал начальник. – Пускай аналитики поломают над этой проблемой головы. И обязательно приложите к рапорту заключение графологов по тексту письма Китаеву. Может, мы опять тянем «пустышку», но я считаю, что эти две версии имеют право на существование, а следовательно, на детальную проработку, но это уже не ваша, полковник, забота. Продолжайте «опекать» Борислава Булычёва, так как свой приказ об охране главного оппозиционера страны Президент не отменял.

Когда я вернулся в свою холостяцкую квартиру, была глубокая ночь. Спать не хотелось, поэтому я принял душ, заварил чашку чёрного кофе и присел возле постоянно включённого компьютера, чтобы проверить накопившуюся за время отсутствия электронную почту.

Здесь меня ждал сюрприз: вместо привычной заставки в виде картины Левитана «Золотая осень», на экране дисплея Бритни Спирс, презрительно поджав губы, показывала мне средний палец на правой руке.

Не надо обладать большой проницательностью, чтобы догадаться, что это привет от Насти Шкурко – она же Британик, она же Бритни.

– Грубо и пошло! – сказал я вслух и, пощёлкав на клавиатуре кнопками, вернул на экран дисплея «Золотую осень». Пару минут я бездумно смотрел на экран, наслаждаясь игрой красок картины великого живописца, а потом выудил из интернета материалы, касающиеся Борислава Булычёва и его политической деятельности.

Материалов оказалось много – от биографии главного оппозиционера до нашумевшей в печати последней статьи «Пять системных ошибок Кремля или почему я не верю Президенту». Золотое детство и весёлая студенческая юность главного оппозиционера меня не интересовали, а вот его соратники по политической борьбе вызвали неподдельный интерес.

Сама Объединённая оппозиция включала в себя правоцентристскую «Партию гражданских свобод», леворадикальную «Партию демократических преобразований», партию националистов «Обновлённая Русь», и общественно-политическое движение «Неформал».

«Неформал» включал в себя разрозненные политические группы и течения, начиная от группы политически ангажированных экологов «Зелёный лист» и заканчивая многочисленной группой лиц нетрадиционной сексуальной ориентации «Радуга». Управление этой разномастной политической ордой осуществлялось Центральным Комитетом, в состав которого входили по одному представителю от каждой партии, и только общественно-политическое движение «Неформал» представляли два делегата – эколог и лесбиянка.

– А разве нельзя, чтобы эти два течения представлял один человек? – задал вопрос на первом заседании Объединённой оппозиции её новоизбранный председатель Борислав Булычёв. Оказалось, что теоретически возможно, но на текущий политический момент в «Неформале» эколога с нетрадиционной сексуальной ориентацией не нашлось.

Для большей наглядности я составил список ведущих оппозиционеров и партий, от которых они вошли в ЦК. Получился список из шести человек:

1. Борислав Булычёв – председатель ЦК Объединённой оппозиции;

2. Алексей Новак – председатель «Партии гражданских свобод»;

3. Вениамин Кирилленко – первый секретарь «Партии демократических преобразований;

4. Гордон Калита – лидер партии националистов «Русь обновлённая»;

5. Сергей Чистопрудный – представитель экологического крыла «Зелёный лист» ОПД «Неформал»;

6. Эссенция фон Люфт – представитель от группы лиц нетрадиционной сексуальной ориентации «Радуга» ОПД «Неформал».

– Да, компания довольно разношёрстная! – сказал я сам себе. – С такими соратниками и врагов не надо: живьём съедят за милую душу! Интересно, как Булычёв с этим «политически зверинцем» общий язык находит?

Я по своему опыту знал: чтобы понять, кто из них что из себя может представлять, нужно собрать как можно больше информации о каждом. Члены ЦК были людьми сильными, амбициозными, способными открыто бросить вызов обществу и идти против мнения большинства. Теоретически любой из членов ЦК мог тайно или открыто желать занять место председателя. В любом случае подковёрная борьба в ЦК должна иметь место. Мне оставалось выяснить, кто из этой политической дюжины способен ввязаться в открытое противостояние с лидером Объединённой оппозиции, а кто не пожалеет нажитых в нелёгкой политической борьбе кровных сбережений, чтобы нанять снайпера.

Кроме кропотливой работы с архивами, а также с документами, находящимися в свободном доступе, необходимо встретиться с самим «объектом» разработки и попытаться его разговорить, если, конечно, это не противоречит оперативному плану. В моей ситуации личный контакт со всеми членами ЦК был вполне допустим, и я решил под благовидным предлогом по возможности встретиться с каждым.

Первым из списка на открытый контакт пошёл лидер националистов Гордон Калита. Я позвонил ему по телефону, который обнаружил в изданной его партией брошюре «Русь изначальная», и договорился о встрече. Калита не выразил никакого удивления, а только поинтересовался: приехать ему ко мне на Лубянку или я соблаговолю встретиться с ним в его офисе.

– Давайте встретимся на нейтральной территории, – предложил я. – Это удобно для обоих.

Я умышленно не хотел «светиться» в его офисе, так как не знал реального расклада сил и побоялся спугнуть заговорщиков, если таковые имеются.

– Хорошо, – легко согласился он. – Вы знаете, где расположен мой офис?

– Судя по координатам, которые я почерпнул из вашей брошюры, недалеко от метро «Аэропорт».

– Совершенно верно. Так вот, не доезжая на автобусе до офиса одну остановку, увидите кафе «Берёзка». Я там буду Вас ждать в пятнадцать часов. Устраивает?

– Вполне!

– Тогда до встречи.

Ровно в пятнадцать часов я открыл двери кафе с ностальгическим названием «Берёзка» и подошёл к столику, за которым тридцатилетний мужчина в строгом деловом костюме манерно подносил маленькую чашечку с кофе к узкогубому рту.

– Полковник Каледин, – представился я.

– Гордон Калита, – произнёс он, вставая и протягивая руку. – Судя по тому, как Вы безошибочно определили среди посетителей кафе, что Калита – это я, в ФСБ, наверное, обо мне уже собран определённый объём информации?

– Должен Вас разочаровать! С вашим фото я познакомился на сайте вашей же партии. Из этого следует, что Вы не представляете для Федеральной Службы Безопасности никакого интереса.

– Неужели? Тогда чем объяснить нашу с вами встречу?

– Профилактикой. Ваш лидер Борислав Булычёв открыто предложил Президенту конструктивно работать с Объединённой оппозицией. Президент, в свою очередь, хочет знать, с кем ему предстоит иметь дело, и насколько можно каждому из вас доверять.

– Хм, логично. Однако я бы сказал, что вопрос не в том, являемся мы экстремистами или заговорщиками, а насколько мы можем доверять Президенту?

– Вы доверяете своему лидеру?

– Вы о чём?

– О его статье, в заголовке которой он ясно даёт понять, что в нынешней политической ситуации он Президенту не доверяет.

– Чистой воды пиар, хотя, надо отдать ему должное, статья неплохая. Борислав спит и видит себя в президентском кресле, поэтому специально идёт на небольшие обострения с Кремлём. Дескать, посмотрите, какой я политически подкованный и смелый! Это я, Борислав Булычёв, не убоялся подвалов Лубянки и открыто посмел выступить с критикой против существующей власти! Кто я после этого, как не борец с коррумпированными государственными структурами и засильем чиновничьего аппарата! Вот альфа и омега его нашумевшей статьи, да и политической деятельности тоже. А в действительности ему ничто и никто не грозит, и по большому счету он ничем не рискует.

– Чувствуется, что между вами особо тёплых отношений нет.

– Это правда. Мы, оппозиционеры, вынуждены находиться с ним в одной лодке, потому, как Объединённая оппозиция – реальная политическая сила, а поодиночке мы затеряемся и пропадём!

– Если Булычёв выдвинет свою кандидатуру баллотироваться в Президенты, то лично Вы и ваша партия его поддержите?

– Булычёв никогда не станет Президентом. Он очень удобный для Кремля политик – этакий ручной бунтарь, который что-то кричит, против чего-то протестует и даже иногда грозит Владимирскому централу кулачком. Нынешней власти это нравится. «Глядите, – говорит Кремль, – вот она, оппозиция, и все поборники прав человека и политических свобод могут её потрогать и даже пообщаться! Мы никого не преследуем и ничего не запрещаем!»

Для заграничных эмиссаров Булычёв борец, а для меня Борислав политический бездарь, который увлечённо играет роль профессионального оппозиционера, но обречён всегда оставаться на вторых ролях.

– А Вы, разумеется, смогли бы на его месте быть более принципиальным и бескомпромиссным?

– Я этого не говорил, – сухо уточнил Калита и аккуратно поставил кофейную чашечку на блюдце.

– То есть цель критики вашего лидера…

– …Указать ему на его ошибки и недоработки.

– Цель вашей критики, – повторил я, проговаривая каждое слово, – не банальная попытка смены лидера, а всего лишь корректировка существующего курса?

– Совершенно верно! А Вы, полковник, решили, что я мечу на место лидера Объединённой оппозиции?

– А разве нет?

– Должен Вас разочаровать: пока не горю желанием. Не тот политический момент, знаете ли. Не смущайтесь, пока всё укладывается в рамки существующих стереотипов. Этим заблуждениям подвержено большинство избирателей. Вы когда ехали на встречу со мной, лидером националистов, тоже ожидали увидеть либо оголтелого экстремиста в чёрной косоворотке, зовущего Русь к топору, либо русобородого здоровяка в расшитой красными петухами рубахе, у которого волосы расчёсаны на прямой пробор и смазаны лампадным маслицем. Я прав?

– Частично. Когда я ехал на встречу с Вами, я знал, как Вы выглядите, а до того момента, как увидел вашу фотографию, действительно ожидал увидеть этакого черносотенца в косоворотке. Если быть до конца честным, я ожидал увидеть в вашем лице оппозиционера, рвущегося к власти.

– Я же говорил, что большинство людей подвержены стереотипам. Власти больше, чем я имею, мне не нужно. Пока не нужно!

После возвращения в кабинет на Лубянку, в списке напротив фамилии Калиты я поставил жирный крест, а потом долго мучился мыслью: «А не поторопился ли я»? Как знать, в этой жизни мы все подвержены стереотипам, и порой желаемое принимаем за истину.

С Алексеем Новаком, председателем «Партии гражданских свобод», судьба свела меня ровно через два дня после знакомства с его коллегой по оппозиции Гордоном Калитой.

Это был воскресный день. Наслаждаясь выходным днём, который у меня бывает крайне редко, я, словно молодой повеса, бездумно шёл по московским улочкам, пока меня не закрутил водоворот событий. Внезапно появившаяся из-за поворота толпа политически неудовлетворённых граждан взяла меня в оборот и понесла в обратном направлении.

Минут через пять стихийная демонстрация выплеснулась на площадь, закружила большими и малыми «водоворотами», пару раз накатила на гранитные ступени памятника какому-то вольнодумцу прошедшего века, которого почему-то невзлюбила царская власть, и затихла.

Возникло минутное замешательство, но тут на гранитные ступени памятника поднялся высокий худощавый мужчина, одетый в серую водолазку и потёртые голубые джинсы. Оратор провёл ладонью по коротко стриженым волосам и вскинул руку вверх.

– Товарищи! – произнёс он хорошо поставленным голосом. – Предлагаю начать митинг, и открыто высказать этой политической камарильи, которая сейчас находится у кормила власти, всё, что у нас наболело на душе! Пускай знают: народ не безмолвствует!

Толпа колыхнулась и ответила одобрительным гулом.

«Судя по тому, как оратор торопится, разрешения от мэрии на проведения митинга у них нет», – подумал я и закрутил головой: с минуты на минуту должен подтянуться «ОМОН».

Тут же нашлось несколько пенсионеров, которые ухватившись за микрофон, излишне эмоционально и сбивчиво пытались увязать в своём выступлении «продажность правящего режима» с размерами пенсий, проблемами ЖКХ и нехваткой бесплатных лекарств в аптеках.

В это самое время, как я и предполагал, площадь профессионально охватили полицейские в спецобмундировании, вооружённые пластиковыми щитами и резиновыми палками.

Командовал ОМОНом высокий статный полковник, который со скучающим видом дождался окончания выступления очередного оратора, а потом поднёс мегафон к губам. В толпу полетели усиленные электроникой призывы разойтись и прекратить несанкционированный митинг.

Казалось, митингующие только, и ждали этого момента: толпа забурлила, заулюлюкала, и я вдруг увидел, как неожиданно образовалась цепочка из спортивного вида молодых мужчин, лица которых были скрыты под отворотами лыжных шапочек.

– Сейчас пойдёт потеха! – трезво рассудил стоящий рядом со мной молодой паренёк. – Катюха! Пора уносить ноги!

– А как? – жалобно пискнула сдавленная толпой девушка, которую парень назвал Катюхой.

– Пока не знаю! – откликнулся парень. – Но делать что-то надо! ОМОНовцам всё равно, сочувствующие мы или случайно здесь оказались: так наваляют, что мама не горюй!

– Пускай только попробуют! – потрясая новеньким черенком от лопаты, горячился стоящий рядом с парнем пенсионер в соломенной шляпе по моде шестидесятых годов прошлого века. – Пусть только сунутся! Жандармы!

– Отец! Ты где это взял? – боднул я подбородком воздух.

– Это? – потряс черенком пенсионер. – С машины раздавали. Вам, молодёжь, надо было к началу митинга подходить, тогда бы и вам досталось!

– Бросили бы вы, папаша, эту палку, а то вам от ОМОНА больше, чем другим, достанется! – резонно заметил паренёк, пытаясь протащить свою подругу свозь плотные ряды митингующих и тем самым избежать участия в боевых действиях.

Однако старичок не слушал ничьих советов и решительно рвался в бой.

Тем временем ситуация на глазах стала принимать угрожающий характер: ряды полицейских плотным строем стали надвигаться на митингующих, пытаясь вытеснить их в узкую боковую улочку, где их ждали сотрудники патрульно-постовой службы, готовые «паковать» нарушителей в автобусы и «автозаки».

Полицейским активно противостояла живая цепь парней с закрытыми шапочками лицами, которые играючи помахивали прутками арматуры и черенками для лопат. Было видно невооружённым глазом, что к такому развитию событий они готовы.

Через пару минут противоборствующие стороны хлёстко сошлись по всему фронту, и над площадью повисла матерная брань, крики раненых, а в воздухе ощутимо запахло «Черёмухой» Последнее, что я успел увидеть – упавшее мне под ноги тело пенсионера в соломенной старомодной шляпе. Впрочем, шляпы на нём уже не было, а седая голова была залита кровью.

Толпа ахнула, качнулась и, затаптывая упавших, тоненьким ручейком стала просачиваться в боковую улочку. Меня сдавило со всех сторон, и обезумевшая масса людей против воли понесла меня прямо на щиты ОМОНа.

«Только бы не упасть! – билась в моей голове мысль. – Только бы не упасть, иначе конец!»

Я каким-то чудом смог выпростать из толпы руки и ухватиться за чьи-то широкие плечи. На этом моё везенье и кончилось: толпа развернула меня спиной к наступающим полицейским, словно специально подставляя мой беззащитный затылок под удар резиновой палки.

Краем глаза я успел увидеть, как полицейский пытается стащить с фонарного столба организатора несанкционированного митинга – мужчину в серой водолазке и потёртых джинсах. Полицейский тянул за левую ногу вниз, а тот в ответ ступнёй правой ноги, одетой в кроссовку, бил его по каске, прозванной в народе «сферой».

Чем закончился неравный поединок, мне досмотреть было не суждено: неожиданно окружающий мир вздрогнул, потерял резкость, и затылок пронзила резкая боль, после чего я, словно под лёд, провалился в чёрный омут беспамятства.

Очнулся я в камере на деревянном лежаке, который здесь называли «шконкой». Голова раскалывалась от боли, и я машинально коснулся пальцами затылка: там, где у младенцев обычно находится «родничок», у меня нащупалась здоровенная шишка.

– Сильно досталось? – спросил сидевший на соседней «шконке» мужчина. В ответ я поморщился и еле заметно кивнул головой.

«Хороший довесок к имеющейся контузии!» – подумал я и снова потрогал шишку.

– А мне опять по почкам настучали, сволочи! – продолжал делиться сокровенным товарищ по несчастью. – Теперь минимум дня три буду кровью ссать.

Я пригляделся и опознал в случайном собеседнике организатора митинга, которого полицейские пытались стащить с фонарного столба. Я хотел высказать ему всё, что думаю о нём, о его несанкционированном мероприятии, и об испорченном выходном дне, как вдруг он протянул мне руку и коротко представился: «Новак».

В одно мгновенье я забыл о полученной травме. Ещё не веря в нечаянную удачу, я протянул ладонь и, морщась от боли, тихо произнёс: «Кантемир».

– О, да ладошка у тебя вялая! – сочувственно протянул оппозиционер. – Видать, тебе действительно хреново. Сейчас начнут вытаскивать по одному на допрос, попытаюсь тебе помочь.

– А ты, видать, тёртый калач! – промычал я сквозь зубы. – Все здешние порядки знаешь.

– Что поделать, брат! Политическая борьба подразумевает…

Что именно подразумевает политическая борьба, я не узнал, так как в это мгновенье скрипнула дверь, и на пороге камеры показался мужчина в штатском, и рядом с ним полицейский с ключами от камер.

– Граждане задержанные! – обратился к нам гражданский. – Сейчас каждого из вас следователь вызовет для установления личности и дачи показаний. Дознание будут производить трое сотрудников полиции, поэтому первые три человека прошу на выход.

– Стоять! – сорвался на крик Новак, и я от неожиданности вздрогнул.

– Стоять! – повторил оппозиционер, но уже тоном ниже. – Никто из нас добровольно не выйдет из камеры до тех пор, пока не будет оказана медицинская помощь нашим раненым товарищам! В противном случае вам, господа полицейские, повторно придётся применить силу, а это уже будет считаться избиением подследственных. Хочу напомнить всем, что закон этого не допускает!

Возникла минутная пауза, во время которой полицейский позвонил по сотовому телефону и что-то сказал на ухо мужчине в «гражданке».

– Лиц, получивших при задержании травму, прошу выйти из камеры, – объявил гражданский. – Остальным придётся поскучать ещё немного. После процедуры дознания вы все будете отпущены по домам, если, конечно, кто-то из вас не совершил более серьёзное, чем нарушение общественного порядка, правонарушение.

Я видел как Новак недовольно поморщился. Лояльное отношение полицейских к задержанным выбивало у него из-под ног почву, и играть после этого роль оппозиционера, ставшего на защиту униженных и оскорблённых россиян, затруднительно.

– Ты сейчас выйдешь на волю, – шепнул мне Новак, – а меня здесь продержат дольше всех. Минимум семьдесят два часа ареста мне гарантированы. Поэтому позвони по телефону в секретариат нашей партии, и расскажи всё, что видел.

– Это Вам чем-то поможет?

– Поможет! Мои товарищи знают, что в таких случаях надо делать.

– А номер телефона?

– Найдёшь в справочнике. Запомни: секретариат «Партии гражданских свобод». Удачи! – и он по-свойски хлопнул меня по плечу.

После того, как медик поставил мне на затылок компресс и перебинтовал голову, меня отвели в кабинет к дознавателю.

– Фамилия, имя, отчество, – произнесла толстая некрасивая девушка в тесном кителе с лейтенантскими погонами и, не глядя на меня, принялась заполнять бланк.

Я молчал.

– Ты что, со мной в молчанку играть собрался? – повысила голос толстуха, подражая «киношным» следователям.

– Вот из-за таких, как Вы, девушка, наш народ милицию и не любит! – назидательным тоном произнёс я и машинально поправил на голове марлевую повязку.

– Во-первых, не милицию, а полицию, а во-вторых, что Вы, гражданин, конкретно имеете в виду?

– Я имел в виду ваше хамство, товарищ лейтенант! Чешете всех без разбора под одну гребёнку – и уголовников и законопослушных граждан.

– Это ты-то законопослушный? – повысила голос дознаватель, незаметно для себя опять перейдя в общении со мной на «ты». – Законопослушные дома сидят, а не шастают по несанкционированным мероприятиям, и не нарушают общественный порядок! Фамилия!

– Каледин! Звание назвать?

– Какое звание? – хмыкнула жертва сдобных пончиков. – Ты что, у нас «Заслуженный», или «Народный»?

– Ладно! – сказал я примирительным тоном. – Препираться с Вами у меня нет никакого желания. Пускай Вас ваше начальство воспитывает. Вот вам номер телефона, – и я на бланке допроса карандашом размашисто написал одиннадцать цифр, – позвоните по нему прямо сейчас.

– Ага! Сейчас прямо и позвоню! – расплылась в улыбке толстуха и расстегнула тесный китель.

– Это номер дежурного по городу офицера ФСБ. – сдержанно пояснил я. – Позвоните и сообщите, что задержан Кантемир Каледин.

Лейтенант опасливо посмотрела сначала на номер, потом на меня, и лишь после этого нерешительно взяла трубку внутреннего телефона.

– Дежурный? Это Швецова! Серёжа, пробей мне срочно этот номерок, – и она продиктовала заветные одиннадцать цифр. – Что? Да я предполагаю, что это… Что? Нет, задержанный по фамилии Каледин сообщил. Проверь и мне перезвони.

Дежурный офицер перезвонил через минуту и, судя по меняющемуся выражению лица дознавателя, дежурный по «конторе» в выражениях не стеснялся.

– Ясно, – упавшим голосом произнесла дознаватель и положила телефонную трубку. В кабинете повисло неловкое молчание.

– Я официально приношу Вам, товарищ полковник, свои извинения, – произнесла бесцветным голосом девушка. – Вот телефон, – и она пододвинула мне аппарат, – можете жаловаться на меня прямо сейчас.

– Куда жаловаться?

– Куда сочтёте нужным, хоть в Управление кадров, хоть в приёмную министра МВД.

– Не буду я никуда жаловаться, – вздохнул я. – Достаточно ваших извинений. Более того, мне сейчас нужна ваша помощь.

– Я всё сделаю, товарищ полковник! Приказывайте! – встрепенулась девушка.

– Приказывать не буду, но постарайтесь сделать так, как я Вам скажу. Сейчас в камере находится некто Алексей Новак. Он один из организаторов несанкционированного митинга, и он же идейный вдохновитель и наставник задержанных вместе с ним лиц. Судя по имеющейся у меня информации, Новак готовит очередную провокацию, рассчитывая, что Вы задержите его на семьдесят два часа для выяснения личности. Думаю, что он этого как раз и добивается. Я предлагаю Вам после того, как допросите парочку человек, вызвать его на допрос, подробно зафиксировать в протоколе всё, что он скажет, после чего отпустить на все четыре стороны.

– Отпустить организатора беспорядков?

– Да, отпустить! Никуда он не денется. Если впоследствии будет возбуждено уголовное дело, то Вы его всегда сможете вызвать для проведения следственных действий. У него в Москве есть офис, в котором он бывает практически ежедневно, так что скрываться от следствия не в его интересах. Для него, чем больше шума вокруг его персоны, тем лучше – бесплатный пиар! Всё понятно?

– Так точно.

– Тогда забудьте, что Вы меня здесь видели, и о моём пребывании у вас не должно остаться никаких следов.

– Ясно! Разрешите вопрос, товарищ полковник.

– Спрашивайте.

– А как Вы оказались на митинге?

– Лейтенант! Вы что, сами не догадываетесь? Это моя работа. Кстати, подобное развитие событий я заранее предусмотрел, поэтому и не взял с собой никаких документов, – соврал я, не моргнув глазом. – Для всех я среднестатистический недовольный властью москвич. А теперь, товарищ лейтенант, отпускайте меня.

– Дежурный! – зычно позвала дознаватель, и я от неожиданности вздрогнул. – Этого можно отпускать, – и девушка бесцеремонно ткнула в мою сторону пальцем. – Потом приведёшь ко мне следующего. Да поторапливайся! Итак работы привалило на всю ночь.

Через час я позвонил в офис «Партии гражданских свобод». Несмотря на поздний час, трубку взяла секретарь, которой я сообщил о задержании полицейскими их лидера, после чего подробно описал, как Алексей Новак героически противостоял произволу властей.

В ответ на моё красочное повествование секретарь тоненьким девичьим голоском восхищённо ахала, а напоследок попросила меня оставить свой номер телефона.

У меня возникло чувство, что, будь я с ней рядом, она попросила бы у меня автограф. Я продиктовал номер своего сотового, и подумал, что не позже завтрашнего вечера Новак мне позвонит. Не может быть, чтобы не позвонил!

И он позвонил. На следующий день, в полдень Новак поздравил меня по телефону с благополучным обретением свободы, и предложил отметить это событие.

– Согласен, – бодро отрапортовал я в телефонную трубку. – А где предлагаете? В офисе вашей партии?

– Ни в коем случае! – воспротивился лидер гражданских свобод. – Я категорически против пьянства на рабочем месте! Это развращает подчинённых, так что предлагаю встретиться в кафе на берегу Москвы-реки.

Предложение было принято с благодарностью, и через час я сидел за столиком и вместе с «объектом» разработки пил кофе по-турецки. Я не успел заготовить для себя более-менее приемлемую «легенду», поэтому приходилось импровизировать на ходу.

При встрече Новак рассыпался в благодарностях и выразил неподдельное удивление, что «жандармы» его так быстро отпустили из «узилища».

– Вероятно, они опасались скандала, – предположил я и сделал маленький глоток горьковатого напитка.

– Это они-то? – удивился оппозиционер. – Что-то на них непохоже!

– Как ваши почки? – поспешно перевёл я разговор на другую тему.

– Слушай, давай перейдём на «ты»! – предложил собеседник. – Мне так будет удобней общаться.

– Мне тоже, – поддержал я его. – Так как твоё здоровье?

– Здоровье могло бы быть и лучше, если бы в нашей стране соблюдались права человека. Ещё парочку таких политических мероприятий, и я точно лягу в клинику для трансплантации органов. – Пожертвуешь мне одну почку? – то ли в шутку, то ли всерьёз поинтересовался Новак.

– Как два пальца… об асфальт! – уверенно заверил я собеседника, понимая, что ничем не рискую. В ответ Алексей молча протянул мне руку для рукопожатия.

– Может, в честь обретения свободы закажем что-нибудь из крепких напитков? – поинтересовался Новак.

– Сначала со своими почками посоветуйся.

– К сожалению, ты прав! – вздохнул Алексей. – Придётся обойтись без алкоголя. А ты, Кантемир, из каких будешь?

– В каком смысле?

– Ну, по жизни ты кто? Я вижу, выправка у тебя армейская, никак из офицеров?

– Угадал.

– А где армейскую лямку тянул?

– В ФСБ, – ответил я честно. – В пограничных войсках, – поспешно уточнил я, видя, как вытянулось лицо у собеседника.

– А теперь чем на хлеб зарабатываешь?

– Хочешь предложить работу? – ушёл я от ответа.

– По-моему ты, Кантемир, торопишь коней!

– Не то, чтобы очень, – импровизировал я, – просто сейчас период такой.

– Какой такой?

– Мёртвый! В смысле полный штиль – заказов нет.

– Ты берёшь заказы на дом? – рассмеялся Новак.

– Приходится, – вздохнул я и, сутулясь, склонился над чашкой кофе. «Пусть видит, что у меня в жизни наступила чёрная полоса, – мелькнула мысль. – Надо выглядеть этаким неудачником-отставником, не нашедшим своего места в мирной жизни большого города».

– Ты же бывший офицер ФСБ! – удивился Новак. – неужели не нашлось ни одной фирмы, где бы ты мог устроиться в службе безопасности хотя бы рядовым охранником?

– Это я по специальному учёту прохожу, как старший лейтенант ФСБ, а по воинской профессии я…

И тут меня «заклинило»! Я лихорадочно думал, кем бы мне стать, но, как назло, ничего, кроме стихотворной строчки «…я бы токарем пошёл, пусть меня научат», в голову не приходило.

В это время из проплывающего мимо прогулочного теплохода донеслись звуки музыки и слова забытого шлягера девяностых годов:

– Черёмуха, черёмуха!

Он не простил мне промаха!

– старательно выводил приятный женский голос.

После этих слов решение пришло легко, словно само собой. Я больше не дёргался и не суетился, а, чтобы пауза выглядела более натурально, повернулся всем корпусом в сторону реки и затих.

– Так ты не сказал, что у тебя за профессия, – напомнил будущий работодатель.

– Ходовая по нынешним временам профессия, – произнёс я со значением и, выдержав небольшую паузу, добавил: – Снайпер я!

– Нормальная профессия, – равнодушно заключил Новак и пригубил остывший кофе. – Я, например, водитель танка, но, в отличие от тебя, меня это нисколько не напрягает.

– Не напрягает, потому что тебе не звонят по ночам неизвестные мужчины, и с сильным кавказским акцентом не предлагают работу по специальности.

– Судя по тому, что у тебя «мёртвый сезон», тебе давно никто не звонил, и денег у тебя, я так понимаю, тоже нет – подвёл итог мой догадливый собеседник и подозвал официанта. – Пойдём, прогуляемся по набережной, – предложил он, бросив на столик пару мятых купюр.

– Ты, конечно, понимаешь, что я не добрый самаритянин, – засунув руки в карманы брюк, пояснял Новак. – И расхожая фраза «заграница нам поможет» не обо мне. Если у кого в нашей Объединённой оппозиции и есть деньги, то только у Борислава Булычёва.

– Предлагаешь занять у него?

– А ты что, лично с ним знаком?

– Да так, пару раз на митинге видел.

– Ну, и как он тебе?

– Можно, я на первой нашей встрече не буду откровенничать?

– Ладно, можешь не отвечать. Я и без тебя знаю, что электорату он нравится, особенно бабам.

– Я слышу в твоём голосе здоровую зависть, – умышленно поддел я оппозиционера.

– Не буду скрывать, кое в чём я Булычёву завидую, но серьёзным противником не считаю. По большому счёту, он позёр! Он хороший оратор и неплохо чувствует политический момент, но в остальном он позёр!

– Да-а, не очень-то ты ценишь своего лидера! – задумчиво протянул я.

– Каков товар, такова и цена! – лаконично закончил Новак и протянул мне новенькую купюру в пять тысяч рублей. – Держи! Это тебе на первое время!

– Не надо! – отшатнулся я от его протянутой руки.

– Не пугайся! Никто тебя не покупает. Это мои личные деньги, отдашь, когда сможешь.

– Обойдусь! – заупрямился я и сделал шаг назад. – Я к тебе пришёл не денег просить!

– Я понял, но деньги тебе не помешают, – и он насильно сунул мне купюру в ладонь.

– Спасибо! – растерянно произнёс я.

– Не стоит благодарности, снайпер! Может, я сейчас своими действиями чью-то жизнь спасаю.

– Может быть, – согласился я, но Новак меня уже не слышал.

Домой я возвращался на метро. Выйдя из станции на площадь, я обратил внимание на молодую, но довольно неряшливо одетую девушку с чумазым лицом.

– Откуда ты? – спросил я её.

– Я из Костромы, – ответила девушка и профессионально ощупала меня взглядом.

– Приехала поступать и не поступила?

– Типа вроде того, – сморщила личико попрошайка, продолжая прикидывать, как лучше раскрутить меня на сотню-другую.

– Домой хочешь вернуться?

– Хочу! Ещё вопросы будут? – потеряла терпение замарашка.

– Тогда держи! – и я сунул ей в руку купюру в пять тысяч, полученную часом раньше от лидера «Партии гражданских свобод». – Купи себе билет до Костромы! И помни: другого шанса у тебя не будет!

«Может, это я сейчас спасаю чью-то жизнь»! – думал я, удаляясь от станции метро, а тот факт, что деньги были не мои, меня почему-то нисколько не смутил.

Вечером позвонил Борислав Булычёв и поинтересовался, с какой целью я обхаживаю членов ЦК Объединённой оппозиции.

«Быстро дошла до него информация», – мелькнула мысль. Видимо, главный оппозиционер воспользовался моим советом и поменял охрану, а заодно и начальника службы безопасности.

– Хочу знать, кто из них способен занять ваше место, – лаконично ответил я политику.

– Это я Вам и без оперативной разработки скажу: кроме представителей общественно-политического движения «Неформал», практически любой из членов ЦК.

– А двоих неформалов Вы почему списываете?

– Эти двое – Чистопрудный и фон Люфт – не от мира сего. Сергей помешан на экологии, а Эссенцию кроме борьбы за равноправие лесбиянок в этой жизни ничего не интересует.

– То есть Вы считаете, что кто-то из «святой троицы» – Новак, Кирилленко и Калита – способен нанять киллера для вашего устранения?

– Это не я так считаю, а наш Президент и, судя по всему, Вы, полковник, с ним солидарны. Повторяю: Новак, Кирилленко и Калита способны занять место председателя ЦК Объединённой оппозиции, а уж какие методы они для этого намереваются использовать – решать Вам!

– Вот я и пытаюсь эту задачу решить.

– В таком случае разрешите пожелать Вам удачи и попрощаться до новой встречи.

На том и расстались.

Я продолжил обхаживать членов ЦК, а Булычёв, как, и положено оппозиционеру его калибра, бороться с верховной властью. Всё укладывалось в рамки существующих правил, или, как любила повторять одна моя знакомая ведьма: «У каждого из нас своя планида»!