Новая Глава

Всего за каких-то пару дней Алина умудрилась снять для нас великолепный дом в деревне в пятидесяти километрах от Ростова, куда мы и отправились уже на следующей неделе. Обошлось нам это удовольствие раза в полтора дороже, чем в среднем по району, но мы ни разу не пожалели о переплате.

Дом был кирпичным одноэтажным, построили его годах в девяностых, когда наши местные недоучки еще не изобрели этот свой верх безвкусицы под названием «казачий стиль». Огромная кухня, большая спальня и еще одна большая комната. Плюс газ, водопровод, электричество и ванная с туалетом. Сплита, правда, в доме не было, но мы привезли свой, напольно-портативный. Такой не нужно устанавливать, просто выводишь шланг на улицу…

Вокруг дома росли высоченные деревья, я узнал только клен и акацию, так что тень у нас была «высокая», то есть именно такая, какая и приносит прохладу, а не дополнительную духоту. Недалеко от дома был живописный пруд или озеро, еще не загаженное продуктами человеческой жизнедеятельности, так что там вполне можно было купаться и даже ловить рыбу. С той стороны озера-пруда была небольшая, но очень живописная, распевающая на всевозможные птичьи голоса свою песню роща, куда любили отправляться в паломничество местные влюбленные…

К дому прилагались два совершенно забавнейших существа. Одним из них был кот по имени Самогон – настоящий боец с огромной головой, плавно переходящей в мощное, мускулистое тело. Правый ус у него был выдран в одном из последних боев, а уши давно уже обзавелись бахромой. Несмотря на свою внешнюю воинственность и непримиримость к другим котам, с нами Самогон был самим олицетворением ласки. Он не упустил ни одной возможности забраться к кому-либо из нас на колени.

Вторым четвероногим другом было невообразимого дизайна существо всего лишь раза в два больше Самогона. Звали это недоразумение Пес Эдуард. Причем без уточнения «Пес» в Эдуарде не сразу можно было опознать собаку, как, впрочем, и не собаку тоже. Думаю, его вполне можно было бы снимать в фантастических фильмах в качестве представителя фауны далеких миров.

Самогон крепко держал Эдуарда в своих когтистых лапах, и оттого на Пса нередко нападала меланхолия.

Наш распорядок не отличался особым разнообразием. Вставали мы ближе к часу дня. Завтракали кофе и фруктами и овощами с так сказать нашего сада– Огорода. Затем принимали душ и возвращались в постель, чтобы заняться утренней любовью. Встав с постели, мы шли обедать к бабе Гале – тетке лет пятидесяти, которая прекрасно жарила пышки на простокваше, варила уху, и творила настоящие чудеса из, казалось бы, совершенно обычных продуктов. Наевшись до состояния тяжелой одышки, мы брали паек на вечер и возвращались домой, чтобы переварить все это великолепие в горизонтальном положении тел. Никогда еще я не питался так вкусно и так дешево!

Проснувшись, мы устраивали чаепитие с плюшками бабы Гали, а часов в восемь вечера отправлялись на пруд кормить комаров. Часов в десять мы возвращались домой, ужинали во дворе, а потом шли в дом. Там мы включали видак, настоящий видак, к которому прилагалось около сотни видеокассет, откупоривали бутылку вина и лениво целовались, изредка поглядывая на экран. Ленивые ласки постепенно становились все более страстными, и ближе к концу второго фильма и бутылки вина мы переходили к основным действиям…

Иногда, когда жара была не совсем смертельной, после обеда мы шли гулять по деревне. Во время одной из таких прогулок я купил в местном магазине широкого профиля настоящую, похожую на ту, что была у меня когда-то перьевую ручку, которую нужно макать в чернила, чернила, чернильницу и пресс-папье. И когда Алина занималась какими-то своими делами, я садился за стол, расставлял все это богатство и принимался не то, чтобы писать… Наверно я даже не пописывал, а так, попискивал. Написал несколько миниатюр – приведу некоторые из них:

Слон Изрекатель Истины – это такое божественное создание, хвост у которого растет как сзади, так и спереди, причем с обеих сторон Изрекатель Истины выглядит практически одинаково.

Истину он изрекает чуть слышно, как и положено ее изрекать, поэтому чтобы хоть что-то услышать, нужно внимательно слушать у самого источника.

Так вот, с какой стороны к Изрекателю Истины ты подойдешь, такова твоя Истина и будет.

Говоря о великом и могучем, Лев Николаевич Толстой, имел в виду хуй. Вот только воспитание не позволяло ему говорить об этом открытым текстом, особенно в обществе дам. Поэтому, думая о хуе, он говорил о языке – так он пользовался языком намеков. А вот Тургенев или еще какой другой хрен языка намеков не понимал, и записывал за Львом Николаевичем, что называется, дословно.

Так появился великий и могучий русский язык.

Настоящая троица – это Наполеон: человек, торт и коньяк.

И даже одну лирическую поэму:

А из нашего окна.

Жопа красная видна.

В первую же ночь на новом месте мне приснился удивительный во всех отношениях сон.

В этом сне я был предельно примитивным одноклеточным существом. Я спал похожим на смерть сном. Моей постелью служил блуждающий в космических просторах камень. Благодаря космическому холоду все мои биологические процессы остановились, в результате для меня остановилось само время.

И вот однажды мой камень встретил на своем пути Землю. К моему счастью, камень оказался достаточно большим, чтобы не сгореть в атмосфере Земли и чтобы насквозь не прогреться до смертельной для меня температуры, ну а я, судя по всему, находился в центре этого камня.

Ударившись об землю, камень раскололся на тысячи кусков, в результате я вышел на свободу. Мне повезло. Я очутился в теплой, богатой пищей луже, которая после каменного ложа показалась мне целой вселенной. Вода была теплой, и я проснулся, а проснувшись, начал непрерывно себя копировать. Правда, при копировании случались ошибки, и некоторые копии копий каких-то копий вскоре вообще перестали походить на меня изначального, но это был я, так как именно моя жизнь передавалась эстафетой от организма к организму, а потом, когда появились многоклеточные существа, и размножение приняло половой характер, – от организма к организму через молекулу ДНК.

В этом сне я пережил всю цепочку перерождений, от того прилетевшего в метеорите микроба до себя нынешнего. Я был… я чувствовал себя эстафетой жизни, передающейся от родителей к детям путем слияния двух маленьких клеток, и именно эта эстафета и имела значение, сами же спаривающиеся организмы были лишь носителями половых клеток, устройствами для продолжения эстафеты, не имеющими значения придатками…

И в этом смысле жизнь не имела смерти, она передавалась все дальше и дальше, отбрасывая лишь то, что с ее точки зрения не имело значения.

Одновременно с этим я понимал, что, несмотря на все ее многообразие, жизнь, как таковая, едина, и мы все, причем не только на этой планете, а все вообще являемся единой и неразделимой сущностью…

В общем, проснулся я почти просветленным, вот только стоило мне открыть глаза, как все мое просветление испарилось.

Не знаю, имел ли этот сон какое-нибудь отношение к делу, но он настолько меня поразил, что я решил…

Короче говоря, я включил его в свое повествование.