Глава 4 ЗОЛОТАЯ ВЕЧЕРИНКА

Валентина, уже было потерявшая надежду обрести свое место в жизни новой России, где демократия одержала полную победу над разумом, теперь наконец успокоилась и даже ; была счастлива. Каждое утро, приготовив мне, еще спящей, завтрак, она спешила в контору, чтобы разбудить и накормить Родиона, к которому относилась как–то по–особому. Она заботливо опекала его, следила за его внешностью, не допуская, чтобы на одежде появлялась лишняя складочка или он забыл побриться. Тот ничего не имел против и даже немного побаивался ее внушительного вида и строгого голоса, послушно выполняя все ее указания и настойчивые советы. Я просыпалась в восемь часов, разминалась, съедала завтрак и шла пешком на работу, где все уже было вылизано, вычищено и готово к приему клиентов. Иерархия в нашем дружном коллективе распределялась следующим образом: босс командовал мной и побаивался Валентины, я боялась босса и Валентину, а Валентина гоняла нас обоих, плюя на субординацию. В результате мы неплохо ладили друг с другом и ни в чем себе не отказывали. Фонд помощи безработным детективам России, основанный боссом в самом начале деятельности агентства и на счет которого поступали заработанные нами немалые деньги, проматывал свое состояние на нищих старушек и пенсионеров, проживающих в нашем районе. Каждый из них мог прийти к нам в любое время и поговорить с боссом. Тот по внешнему виду, наличию синяков под глазами или перегара изо рта определял, стоит помогать или нет. Если да, то выдавал удостоверение нештатного детектива нашего агентства, после чего человек переставал проклинать государство, которое по полгода не выплачивало пенсии, и исправно получал зарплату у нас. Но этого боссу показалось мало, и он открыл в районе еще и Школу юных детективов России, арендовав под это дело помещение давно пустующей средней школы. Измученная бездельем, наркоманией, проституцией и бандитизмом, молодежь гурьбой повалила туда учиться на Джеймсов Бондов и Мат Хари. Родион целыми днями пропадал там, читая лекции, и иногда затаскивал и меня, чтобы юные частные ищейки знали, каким не нужно быть, если хочешь стать хорошим детективом. Я не обижалась. За прошедшую неделю на будке вырос еще один этаж, и теперь уже никто бы не осмелился назвать ее трансформаторной. Только старожилы двора по привычке еще обзывали ее так, когда объясняли прохожим, как пройти через двор. Мы ничего не имели против.

Черный «Кадиллак» длиной с железнодорожный состав я заметила еще издалека, как только вошла во двор. Он стоял у дверей нашей конторы, занимая почти все свободное пространство двора. Рядом курили два мрачного вида верзилы в черных костюмах, из–под которых во все стороны выпирали накачанные мышцы и рукоятки пистолетов. Подивившись столь раннему визиту важных гостей, я направилась к двери.

— Стоять! — коротко бросил один амбал и сунул руку за пазуху. — Опусти руки и повернись, только медленно!

Я спокойно повернулась и с улыбкой произнесла:

— Простите, это вы мне?

— Куда прешь? — нежно поинтересовался другой.

— На работу.

Они переглянулись, и один хмыкнул:

— Ты ничего не перепутала?

Я скосила глаза на табличку агентства: та была на месте.

— Нет, — облегченно выдохнула я. — Я тут работаю секретаршей.

— Все с тобой ясно, — гаденько расплылся в ухмылке один, — секретарша, ха–ха! Ладно, валяй, только не шуми — там наш шеф.

— Может, тебе пару резинок подкинуть? — подмигнул второй, и они оба заржали мне в спину, когда я пулей влетела в дверь.

В приемной, в кресле для посетителей, сидела чем–то очень взволнованная Валентина. Увидев меня, она вскочила и испуганно зашептала:

— Где тебя черти носят?! Нашего Родиошу сейчас, наверное, прикончат! Там какой–то мафиози его донимает! — Она округлила глаза. — Ой, боюсь я что–то!

— Он что, пытает его? — так же шепотом спросила я, бросая сумочку на стол.

— Пока еще нет. Ты видела тех двоих у машины на улице? Они туг все обшарили, прежде чем шефа своего впустить, меня чуть не убили, сволочи! Родиоша просил, чтобы ты сразу зашла, как появишься…

— Что ж ты молчишь?

Постучав в дверь кабинета, я приоткрыла дверь и спросила:

— Можно, босс?

— Зайди, — буркнул он, зажав трубку в зубах. — Знакомься — это наш новый клиент. Его зовут Андрей, или Золотой.

— Очень приятно. Мария, — пролепетала я и присела на краешек кресла.

Мужчине было около пятидесяти, одет он был с иголочки, на правой щеке от нижнего века до подбородка виднелся жуткий шрам, но он не слишком портил вполне добродушное лицо с проницательными ясными глазами цвета морской волны, внимательно разглядывавшими меня. На голове у него сияла копна абсолютно рыжих волос, блестящих и хорошо уложенных, и мне стало понятно, почему его зовут Золотым. В детстве я тоже была рыжей, и только когда выросла, волосы немного посветлели, но в душе я все равно оставалась рыжей. Братья так и звали меня Рыжей Пантерой. Отец говорил, что рыжие в силу своих природных особенностей, как правило, все очень умные, хитрые и весьма опасные люди. Причем это относилось лишь к тем, у кого рыжими были только волосы, а не лицо и тело. У Золотого, как и у меня, лицо не было рыжим, таким образом, мы с ним относились к весьма редкой, отмеченной Богом породе людей. По его взгляду я поняла, что он тоже знает об этом и теперь пытается понять, что скрывается у меня внутри.

Пока мы переглядывались и принюхивались друг к другу, босс вежливо молчал. Потом, когда Золотой отвел глаза и удовлетворенно кивнул ему, проворчал:

— У клиента возникли сложности, Мария, и он просит помочь.

— А те двое, что на улице, они уже не справляются? — пробормотала я.

— Справляются, но с другими сложностями, — мягко улыбнулся Золотой—Андрей. — У меня проблема несколько иного рода. Я могу утонуть…

— Понятно, — вздохнула я, — вы не хотите тонуть в одиночку и решили прихватить и нас.

— Не нас а тебя, — уточнил босс. — Анд рей мне все рассказал, и я подумал, что тебя не затруднит роль девушки для сопровождения. Это совершенно не опасно, как я понял, а ты хоть немного развлечешься. Ему нужна рядом не просто девушка с хорошей внешностью, а еще и умная…

— Но почему именно я?

— Ему порекомендовали именно тебя, — пожал плечами Родион. — Помнишь тех клиентов, которые потеряли труп своего главаря? Это они посоветовали, уж больно ты им понравилась.

— А что я должна делать?

— Почти ничего, — сказал Золотой. — Просто быть со мной рядом во время одной встречи и смотреть в оба. Вас никто не знает, все примут за обычную пустышку с панели. Я еще точно не знаю, кто и как, но чувствую, что меня хотят обмануть. Из своих я уже никому не доверяю, поэтому был вынужден прийти сюда. Насколько мне известно, вы беретесь за любую работу, невзирая на лица и сложность задания. Я уже объяснил вашему начальнику, что гарантирую вашу полную безопасность, и он согласен…

— Интересно, а если вас прихлопнут? — возмутилась я. — Со мной тогда что будет?

— В этом–то и суть вашего задания. Сейчас я все объясню. Видите ли, на эту встречу нужно идти без всякой охраны и оружия, но можно взять девушку — так мы договорились с партнерами. Их будет четверо, и они тоже явятся с девицами. Нам нужно обсудить кое–что. На всякий случай я решил прихватить вас. Мне рассказали о вашей находчивости, а теперь я и сам вижу, что вы мне подходите. Если, не дай Бог, со мной что–то случится, хотя вроде и не должно — я только предчувствую, — вы должны будете вернуться и сказать вашему боссу, кто доставил мне неприятности. Он уже знает, как поступить дальше.

— А если и меня прибьют заодно с вами?

— Не обольщайтесь. Таких красивых девушек в нашей организации не убивают, а используют по назначению. Вас отправят в какой–нибудь бордель, и все дела. Оттуда вы легко сбежите и явитесь к боссу. Но, повторяю, это в самом худшем случае, на самом деле там ничего произойти не может. Просто береженого Бог бережет, и я решил перестраховаться.

— Это и в самом деле вполне невинная встреча, — вставил Родион. — Я уверен на сто процентов, что все обойдется. К тому же мы неплохо заработаем…

— Надеюсь, мне на похороны хватит, — съязвила я. — И когда нужно приступать?

— Прямо сейчас, — повеселел босс. — Встреча назначена на двенадцать. Тебя отвезут куда нужно. Сегодня вечером ты уже будешь дома.

— Но мне, наверное, нужно переодеться?

— Об этом не беспокойтесь, — улыбнулся Золотой. — Так вы согласны?

— А у меня есть выбор? — вздохнула я и зло посмотрела на босса. Тот ободряюще кивнул.

Через пять минут Золотой уже выводил свое приобретение под ручку из дверей офиса. Мордовороты, на которых клейма негде было ставить, услужливо вытянулись и бросились открывать двери «Кадиллака». Остановившись, Золотой показал на меня и сказал:

— Если хоть одна пылинка с нее упадет, я вырву ваши поганые сердца и скормлю вашим гулящим матерям. Все ясно?

Те испуганно вздрогнули и согласно кивнули. Мы сели в машину, устроившись друг против друга в просторном салоне шикарного автомобиля, и нас куда–то повезли. Золотой открыл бар, разлил по фужерам шампанское, предложил мне и, хитро прищурившись, проговорил:

— Как я понял, ваш босс ничего не знает про вас?

— В каком смысле? — я чуть не поперхнулась шампанским.

— В прямом, — мягко продолжил он. — Вы ведь не та, за кого себя выдаете, не правда ли?

Я промолчала. Меня вдруг охватило волнение. Этот рыжий тип, суда по всему, знал больше, чем ему положено, и был слишком уверен в себе. Теперь, когда он заграбастал меня в свои загребущие лапы, выпросив у босса и усадив в эту бронированную машину, мне уже не сбежать, поэтому играть с ним в дурочку не было никакого смысла. Оставалось только выяснить, что ему известно.

— Молчите? Значит, я не ошибся, — сказал он. — Не знаю, какую игру вы ведете в этой жизни, но меня это мало волнует, это ваши проблемы. Вашему шефу я сказал неправду. Мне нужна не девушка для сопровождения, и порекомендовали мне вас не только ваши старые клиенты, хотя именно через них мне удалось вас отыскать…

—- Вы себя хорошо чувствуете? — обеспокоенно спросила я. — А то, смотрю, заговариваться начинаете…

— Вот–вот, и с чувством юмора у вас все в порядке, как мне и говорили, — улыбнулся он. — Скажите, вы ведь в детстве были рыжей?

— Допустим, — так же мило улыбнулась я, чувствуя, как по коже пробегают мурашки от его пронзительного взгляда и змеиной улыбки. — Что это меняет?

— Многое. Мы с вами одной крови — огненной. Нам будет легче понять друг друга. Среди таких, как мы с вами, есть много разных личностей, но подлецов и негодяев я еще не встречал. Скажите, это ведь вы поработали в свое время на велотреке, когда одному моему знакомому кто–то вырвал кадык, а несколько его ребят умерли или остались калеками?

— Мне как врать: вдохновенно или с ленцой? — поинтересовалась я. — Чего вы хотите от меня?

— Когда оставшиеся в живых мне рассказали о красивой девушке–убийце, я начал вас искать. Это было трудно, но, как видите, старания мои увенчались успехом. Я был уверен, что вы тоже рыжая, как и я…

— Вы искали меня, чтобы только убедиться в этом? Может, теперь я пойду?

— Не спешите, — он словно не замечал моих издевок. — Кроме меня, о вас никто не знает. У меня есть на то свои причины.

— А что известно вам?

Не многое, но и этого вполне достаточно для того, что я задумал. Я знаю, что вы си рота, что работаете секретаршей, знаю ваш адрес и что вы можете с легкостью расправиться с несколькими вооруженными и хорошо обученными парнями. Меня не интересует, где и кто вас этому обучил, хотя не буду против, если вы сами захотите об этом рассказать. Мне также известно о вашей поразительной выдержке и отличных артистических способностях. Вы очень сильная, волевая натура, как и я. Но обо мне все знают, а о вас — нет. Вы будете моим тайным оружием…

— Что–то вроде фиги в кармане? — усмехнулась я.

— Нет, скорее мечом карающим. Ваш босс ничего не узнает, если вы так этого хотите. Я специально не выдал вас, чтобы между нами появилось доверие, чего я очень хочу. Но если станете кочевряжиться…

— Так, начинается, — пробормотала я. — Может, обойдемся без угроз? Вы ведь, наверное, понимаете, что напугать меня нелегко, да это и бесполезно.

— Если вы думаете, что справитесь с моими ребятами, то, боюсь, ошибаетесь, они слишком хороши даже для вас.

— Хотите поспорить? — Я серьезно посмотрела на него.

Что–то дрогнуло в его глазах, и он отвел их в сторону.

— Сейчас не время заниматься ерундой, — наконец проговорил он. — Перейдем к делу…

— Но вы еще не спросили моего согласия и не сказали, что я со всего этого буду иметь?

— Согласие ваше мне не нужно — я вас уже нанял у босса. А что будете иметь? — Он замолчал и впился в меня взглядом. — Я разрешу вам оставить у себя те деньги, которые вы взяли после велотрека. Если не ошибаюсь, там было около трехсот тысяч долларов и они бесследно исчезли. Мне пришлось убить всех, кто был замешан в этом деле и кого вы там не убили сами, но никто из них не признался, что брал эти бабки. Поверьте, умерли они не сразу и не в больнице. Тогда я понял, что все–таки меня кто–то перехитрил. А это могла быть только та, которая умудрилась провести всех и раствориться в воздухе, словно ее никогда и не было. И я нашел вас, используя свои связи и влияние. Вы можете обмануть своего босса, но не меня. Я ничего не требую и не заставляю вас что–то делать, а только прошу проявить солидарность, так сказать, между нами, рыжими, — он усмехнулся. — Потом, если все пройдет удачно, вы вернетесь к своему шефу и будете продолжать обманывать его и дальше — я вас больше не побеспокою, клянусь.

— Да что я должна сделать, черт возьми?! — вскипела я, чувствуя, что попалась в западню. Да и отказывать этому рыжему собрату по крови почему–то не хотелось — не так уж нас и много, в конце концов.

— Вот это уже другой разговор, — довольно проговорил Золотой, ощерившись золотыми зубами. — Все почти так, как я сказал в вашей конторе. Вам нужно сходить на вечеринку, продержаться там и выбраться оттуда живой, прихватив одну драгоценность, — он лукаво ухмыльнулся.

— Это какую же?

— Меня, — он расплылся в улыбке. — Удивлены?

— Антиквариат не в моем вкусе.

— Вот и они тоже так думают, я говорю о партнерах по бизнесу. Они считают, что я уже стар и не могу вести дела. В общем, слушайте меня внимательно и не перебивайте. Сегодня вечером мы забили стрелку в одном загородном особнячке и договорились, что тот, кто выйдет оттуда живым, тот и будет править организацией. Мои партнеры — очень молодые и горячие люди, им кажется, что я слаб и медленно соображаю. Я не стал их разубеждать. Они просили меня уйти добровольно, без крови, но я не согласился и предложил им сегодняшний вариант. Особняк будет полностью окружен со всех сторон нашими бойцами, которым приказано не входить внутрь ни под каким видом, пока завтра в семь утра кто–то из нас не появится сам. Если не появится никто, значит, все убиты. Это, конечно, варварский способ выяснять отношения, но по–другому они не понимают. Они слишком уверены в себе и считают меня легкой добычей. Хоть мы и договорились биться каждый только за себя, но я уверен, что они все будут вместе, а я останусь один против четырех профессиональных головорезов. К тому же нет гарантии, что они не подстроят мне ловушку или не припрячут где–нибудь оружие. Хотя каждый из них и без всякого оружия легко уделает меня одной левой. Мы условились, что придем с женщинами — я специально настоял на этом, зная, что уже почти нашел вас. До девяти часов вечера никто не должен ничего предпринимать, мы будем ужинать и развлекаться. Женщин договорились не трогать без особой нужды. Они потом должны будут засвидетельствовать, что все было честно и без подвоха. Но опять же, я убежден, что их девки будут работать с ними и потом наговорят все, что угодно, лишь бы остаться в живых. Так что их будет восемь человек, а нас только двое.

— А кто будет готовить ужин? — нахмурившись, спросила я.

— Какая разница? — удивился он.

— Вас могут отравить уже за ужином, потом весело провести ночь с девицами, а утром выйти и сказать, что вы убиты в честном бою, и предъявят всем ваш труп с проломленным черепом или с вырванными кишками.

Он ошеломленно посмотрел на меня и проговорил:

— Об этом я как–то не подумал. Черт возьми, а ведь действительно могут! Надо настоять, чтобы ужин и напитки привезли из ресторана, — пробормотал он. — Я этим займусь.

— А как вы предполагаете охотиться друг за другом?

— Как получится. Особняк огромный, четыре этажа, и все комнаты, включая подвал, в нашем распоряжении. После ужина мы разбредаемся, причем никто не должен знать, куда, и ровно в девять открываем сезон, — он вздохнул. — Такие разборки устраивались и раньше, даже за границу выезжали, чтобы здесь лишнего шума не было. Нанимали какой–нибудь остров на пару дней, вывозили туда братву и начинали мочить друг друга. Но здесь дело принципиально иное — не братва должна доказывать, что она сильнее, а ее главарь лично. Он должен быть самым хитрым, умным и сильным. Жестоко, но справедливо.

— А если бы вы меня не нашли?

Вы не так ставите вопрос. Если бы я вообще даже никогда не слышал о вас, то уже давно уступил бы место и свалил за бугор, потому что справиться с этими убийцами у меня нет ни единого шанса. Вы даже не представляете себе, что это за люди. Они все бывшие спецназовцы, крутые и безжалостные, у них за плечами горы трупов, по которым они и взошли на самый верх, откуда теперь хотят скинуть меня. У меня слишком большой авторитет, и они не могут меня просто убрать, понимаете? Поэтому я и начал искать вас, как только услышал о ваших способностях. Я давно спланировал эту вечеринку, как видите, и очень рассчитываю на вас.

— А если вас все–таки убьют?

— Нет, если и убьют, то вместе с вами, чтобы не было свидетелей… Поэтому зачем вам знать, что будет после смерти?

— А вдруг я все же выживу?

— Исключено, — он покачал головой. — Существует негласное правило: девушек, чьи кавалеры погибнут, потом тоже уберут.

— А они об этом знают?

— Наверняка. Но они ведь и не думают умирать, — хмыкнул он. — Они уверены, что победят.

— А кто они такие вообще, эти девицы?

— Понятия не имею, да и какая разница? Если будут мешать, то их не нужно жалеть — сами виноваты, что пошли на это. В одном я уверен — такой, как вы, в России по крайней мере, другой не существует. О вас, повторяю, никто не знает, даже мои телохранители. Они думают, что я просто подцепил вас на этот вечер, чтобы не подставлять никого из своих.

— Очень благородно с вашей стороны, — проворчала я. — План этого особняка у вас имеется?

— Нет. Мы все там будем впервые — это одно из условий, чтобы никто не смог подстроить ловушку. Но псы все куплены, так что наверняка мои противники будут знать расположение комнат.

— Оружия не будет вообще?

— Абсолютно. На входе нас всех обыщут, но не думаю, что станут очень уж тщательно ощупывать женщин. Так что вы можете взять свои причиндалы, которыми пользовались на велотреке. Что у вас там было, не знаю: ножи, топорик или чем вы там братву уродовали. Сейчас заедем к вам домой, и все возьмете, только замаскируйте хорошенько…

— Не нужно, у меня все с собой.

Золотой внимательно посмотрел на меня, ощупав глазами каждую деталь одежды, и пробормотал:

— Вы… уверены? Я ведь не шучу, там действительно будет очень страшно. Так что лучше все–таки возьмите…

— Не волнуйтесь, на мне достаточно оружия, — улыбнулась я. — А вот приличное платье, подобающее для такой роскошной вечеринки, не помешало бы.

— Вы удивительная девушка, — покачал он головой. — Будет вам и платье, и бриллианты, и все что хотите, только вытащите меня оттуда, и желательно живым. Поверьте, я умею быть благодарным.

— Кстати, а столовые приборы нельзя будет использовать? — деловито осведомилась я.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, вилки, ножи, ложки, что после ужина останутся… Этим всем ведь тоже можно легко убить.

— Ложкой? — с сомнением спросил он. — Хотя… пожалуй, вы опять правы. Я распоряжусь, чтобы всю посуду сразу после ужина вынесли и пересчитали.

— А ваших коллег обязательно убивать или можно только из строя вывести?

— Этих головорезов нельзя вывести из строя — их можно только убить, — твердо сказал он. — Пока будут дышать, до тех пор они будут опасны — это лютые звери, психопаты… Я тоже когда–то таким был. Видите шрам? — он дотронулся до изуродованной щеки. — Со мной на зоне хотели разобраться. Уже убили, считай, топором пол–лица снесли и ушли, думая, что я мертв. А я встал и потом их всех на тот свет отправил. Но теперь я уже не тот…

— А какую вообще роль вы себе отводите во всем этом бедламе?

— Такую же, как и вам, — убивать буду. Вы же не думаете, что я только на вас рассчитываю? По правде говоря, вас я только для прикрытия беру, чтобы сзади никто не напал, а в основном и сам попробую справиться. Вы, как я посмотрю, слишком самоуверенны, а это очень плохо.

— Нет, так не пойдет! — решительно заявила я. — Вы никуда лезть не будете — без вас я не смогу оттуда выбраться. Не хотите же вы, чтобы меня потом ваши псы на улице по стене размазали? И я тоже не хочу. Отсидитесь где–нибудь, пока все не кончится…

— Нет, Машенька, — тихо проговорил он, — так не пойдет. Я еще никогда в кустах не отсиживался и за бабу не прятался, даже за такую, как вы. У меня с этими парнями свои счеты…

Меня завезли в шикарный магазин женской одежды на Тверской, там я долго выбирала себе подходящее платье под неусыпным взором одного из телохранителей Золотого, которого продавщицы приняли за моего жениха и пытались добиться от него ответа на вопрос, нравится или нет ему очередное платье. Но он только скупо мычал в ответ и пялил свои тупые глаза на молоденьких девушек, мелькавших повсюду в фирменной одежде магазина. Платье, которое я выбрала, было очень красивым, из черного шифона, с обольстительным декольте и открытой спиной, которую почти закрывали мои распущенные светлые волосы, шелковые и волнистые. Оно было не слишком длинным, чуть пониже попки, чтобы не мешало двигаться в свободном полете. Смотрелась я в нем просто очаровательно, что раз двести подтвердили сами продавщицы, с завистью разглядывая меня со всех сторон. Они простили моему «жениху» непробиваемую тупость, когда он молча достал из бумажника деньги и расплатился за платье суммой, которой с лихвой хватило бы на безбедное существование многодетной семьи в течение полугода. Увидев меня выходящей из магазина, Золотой выбрался из «Кадиллака», поцеловал мне ручку и чуть не расплакался от счастья лицезреть такую божественную красоту рядом с собой. Он взял меня под локоть и с гордым видом повел в находящийся чуть ниже по улице ювелирный магазин, чтобы осыпать драгоценностями. Телохранитель пыхтел сзади, а «Кадиллак» медленно двигался параллельно тротуару, не отставая и не обгоняя, против движения, не обращая внимания на возмущенные трели милиционеров, которые, рассмотрев номер машины, умолкали и стыдливо отворачивались. Прохожие провожали нас удивленными взглядами и испуганно шарахались в сторону, натыкаясь на свирепый взгляд кочующего за нами угрюмого мордоворота с пистолетом под мышкой. Мне было приятно и стыдно одновременно. В ювелирной лавке Золотой сам лично захотел выбрать украшения и приобрел для меня колье, сережки, заколку для волос, пару колец и браслет — все исключительно бриллиантовое и золотое. Видимо, ему не хотелось, чтобы я ударила в грязь лицом перед подругами тех, кто собирался сегодня вечером его прикончить. Хотя он и улыбался, но постоянно думал об этом, что было видно по его серьезным глазам. Я же была легка и беспечна, радуясь красивым безделушкам, которых у меня раньше никогда не было. Правда, это тоже было только с виду, а внутри я была страшно напряжена, мысленно настраивая себя на предстоящую схватку. Нацепив на себя все украшения, я стала похожа на витрину этого магазина. Золотой опять взял меня под ручку и повел в ресторан гостиницы «Националь». Там мы просидели до вечера, обсуждая всевозможные варианты, а в шесть часов сели в машину и поехали за город продолжать веселье на увлекательнейшей вечеринке, после которой, возможно, сразу отправимся в морг.

Особняк стоял в глухом лесу, окруженный высоченным бетонным забором с колючей проволокой наверху. Тут можно было спокойно стрелять и даже испытывать ядерные бомбы — все равно никто бы не услышал. К нему вела только одна дорога от трассы, и она в самом начале была перекрыта шлагбаумом, рядом с которым стояла будка с охранником. Похоже, выбраться отсюда будет нелегко, если придется делать это самой. Но я тщательно запоминала каждую деталь, повороты и тропинки, заранее готовя себе путь к отступлению. Из ресторана Золотой позвонил моему боссу и сообщил, что вечеринка скорее всего затянется и я появлюсь только утром. Я тоже переговорила с Родионом и успокоила его своим веселым и беспечным тоном. Золотой звонил еще куда–то, отдавая распоряжения, а я запоминала имена и фамилии. На всякий случай…

У железных ворот, оснащенных по последнему слову техники самой современной охранной аппаратурой, нас встретили молчаливые жлобы с укороченными «Калашниковыми», обнюхали всю машину и пропустили, открыв ворота. В глубине огромного двора, меж старых берез и голубых елей, высился мрачного вида особняк, вернее, имение с колоннадой у входа и портиками по бокам. Окна во всех четырех этажах были закрыты плотными ставнями. У парадного входа стояли иномарки. Везде, за деревьями, вокруг дома и у дверей, маячили бугаи с оружием. Откуда–то доносился лай собак. Увидев всю эту «радушную» обстановку, душа моя немедленно улизнула в пятки, но я вытащила ее обратно, приободрилась, приняв подобающий моей роли глупый вид, и зашагала, сверкая бриллиантами в лучах заходящего солнца, к порталу, взяв Золотого под ручку.

— Все уже здесь, — доложил ему амбал у входа и тихо добавил: — Может, передумаете, шеф, или помочь?

— Не мельтеши, Юрок, лучше здесь присмотри, — так же тихо, одними губами, ответил Золотой и улыбнулся. — Ну, обыскивайте!

Подошли еще двое и старательно облапали его с ног до головы, не пропуская ни миллиметра, словно искали на нем блох. Потом бросили внимательный взгляд на мое обтягивающее платье, под которым вряд ли мог уместиться пистолет или граната, и, согласно кивнув, молча отступили, пропуская нас внутрь. Сумочка моя осталась в машине, на мне были только мои самые лучшие в мире туфли, напичканные всякими смертоносными прибамбасами, и накладные ногти — другого оружия мне было и не нужно. Я сама была оружием…

Большой зал, куда мы вошли затем, чем–то напоминал одну из галерей Пушкинского музея. На стенах висели старинные картины в тяжелых рамах, всюду стояли античные статуи, пол был отделан узорной мраморной плиткой, а потолок — вычурными барельефами, орнамент которых плавно дополняли канделябры и бирюльки огромной хрустальной люстры. Вдоль одной стены тянулась стойка бара, и у нее непринужденно болтали между собой с бокалами и сигаретами в руках шикарно разодетые участники вечеринки. Откуда–то доносилась легкая инструментальная музыка, и меня так и подмывало закружиться с моим кавалером в вальсе. Четверо мужчин, как и Золотой, были в черных фраках с бабочками. Все они были под два метра ростом, косая сажень в плечах, с короткими стрижками и волчьими взглядами, настороженными и умными. Увидев их, я поняла, что вечерок сегодня будет не из легких: все, с чем мне приходилось сталкиваться до сих пор, было детскими игрушками в сравнении с этими очень опасными и сильными людьми. Сердце мое тоскливо сжалось. Я повернулась к Золотому, и он ободряюще улыбнулся, но в глубине его лучистых глаз тоже затаился страх, и он не мог его скрыть. На мгновение мне показалось, что рука его дрогнула, но я ошиблась — Золотой твердым шагом, без всякого напряжения, спокойно повел меня к бару, придавая своей уверенностью мне сил. Что ни говори, этот рыжий оказался очень сильным человеком, по крайней мере в душе. Девицы все были как на подбор, в дорогих вечерних платьях, с фигурами манекенщиц и так же, как и я, сверкали драгоценностями. Судя по их осанке и особенной манере двигаться, я догадалась, что они не менее опасные хищницы, чем их кавалеры — все были спортсменками и каким видом спорта занимались, мне еще предстояло выяснить, но это явно были не шашки и не бадминтон. У всех восьмерых на лицах сияли приветливые улыбки. Они повернулись нам навстречу и замолчали, поджидая, пока мы подойдем. Взгляды девиц были прикованы ко мне. Мужчины же, лишь мельком бросив взгляд в мою сторону, с добродушно–снисходительной улыбкой стали смотреть на Андрея. Где–то в доме часы начали громко бить семь часов. Вечеринка началась. С Богом, Мария…

— Где ты отхватил такую красавицу, Золотой? — весело спросил один гигант, когда мы подошли.

— Да уж нашел, — так же непринужденно бросил Андрей. — Решил вот потешить себя напоследок.

— Ладно, не прибедняйся, а то я сейчас зарыдаю, — пошутил еще один. — Познакомь нас с дамой.

— С удовольствием. Ее зовут Мария. Машенька, позволь тебе представить моих лучших друзей: это — Егор, тот, с усами, — Леонид, с бородой — Антон, а белобрысый — Алексей. Прошу любить и жаловать, все они очень милые и порядочные люди.

— Очень рада познакомиться, — скромно проговорила я и посмотрела на девушек.

— Ах, да! — спохватился Алексей. — У наших дам тоже есть имена. Самую красивую, — он показал бокалом на черноволосую еврейку с томным взором, — зовут Виола, она со мной. Эта просит, чтобы ее называли Дианой, другую зовут Линдой, и, наконец, Лейла.

По мере того как он их представлял, они делали шутливый книксен.

— Что ж, друзья, — начал Золотой, взяв два бокала с шампанским с подноса на стойке и протянув один мне, — надеюсь, мы неплохо проведем время. Давайте не будем сегодня говорить о делах, расслабимся и повеселимся, чтобы потом было что вспомнить. Предлагаю за это выпить. Все, смеясь, чокнулись и приложили бокалы к губам. Проследив, чтобы они начали пить, я немного пригубила сама, все еще опасаясь отравления, но ничего подозрительного во вкусе вина не почувствовала.

— Ну что, пойдем в банкетный зал? — сказал Леонид. — Стол уже накрыт, все — из лучшего ресторана, как и заказывали, — и с усмешкой посмотрел на Золотого.

— Отчего же не пойти, — добродушно кивнул он. — Тем более что мы с Марией проголодались.

В следующем зале, таком же большом и красивом, стоял богато накрытый всевозможными яствами круглый стол, окруженный белыми резными стульями старинной работы. Все расселись, и я оказалась между Золотым и Антоном. Официантов, по понятным причинам, здесь не было, поэтому все блюда были выставлены сразу, и холодные, и горячие, закрытые крышками, из–под которых валил пар. Несмотря на то, что мы недавно плотно поели в «Национале», у меня потекли слюнки от умопомрачительных запахов и ароматов. Мужчины, стараясь быть галантными, начали ухаживать за дамами, разлили по рюмкам коньяк, положили закуски, и Егор, не сказавший до сих пор ни слова и выглядевший старше остальных, но все же намного младше Золотого, поднялся и предложил тост:

— Позвольте я расскажу одну весьма поучительную историю, не имеющую, естественно, к нашим посиделкам никакого отношения. Однажды в джунглях начался пожар, и стая волков была вынуждена сняться с места и идти искать другую территорию для охоты. В стае был очень мудрый и сильный вожак, по праву завоевавший это место много лет назад. Он повел своих молодых волков за много километров, через горы и леса, через бурные реки и водопады, в совсем незнакомые места, где уже давно охотились другие волки, которые не захотели уступать свои законные владения. Началась страшная битва не на жизнь, а на смерть. Поначалу силы были равны, дрались и волки, и волчицы, молодые и старые — все сражались, чтобы потом те, кто останется в живых, могли спокойно охотиться в этом лесу. Но вот вожак, который был гораздо старше остальных и устал больше всех от долгого и трудного перехода, начал сдавать. Его стал одолевать более молодой вожак противника. Старый был, конечно, очень мудр, он нашел прекрасный лес, довел свою стаю туда, не потеряв ни одного бойца, но растратил на это почти все свои силы. И противник одолел его, порвав ему глотку. А что такое стая без вожака? Остальные трусливо разбежались или покорились противнику, став его добычей. Мораль сей басни ясна: никакая мудрость не поможет там, где нужна грубая физическая сила. Так выпьем же за то, чтобы побеждал всегда сильнейший!

Все зааплодировали, включая и нас, но я увидела, что шрам на щеке Золотого начал наливаться кровью, хотя улыбка не сходила с его лица. Все выпили и принялись за закуски. Атмосфера за столом царила еще вполне непринужденная, все шутили, смеялись и клевали с тарелок серебряными приборами. Я украдкой осматривалась по сторонам, стараясь запоминать расположение дверей и мест, где можно было бы спрятаться. Остальные вели себя так, словно были тут не раз и знали этот особняк как свои пять пальцев. Похоже, они и вправду хорошо подготовились. Я заметила, что никто из громил старается не смотреть Золотому в глаза, и если обращались к нему, то быстро отводили свои взгляды в сторону, будто боялись, что он увидит там нечто непотребное. Девицы громко хихикали, потрясая своими почти обнаженными грудями, каждой из которых можно было с легкостью пришибить на лету птицу, и прижимались к своим «мальчикам». Они совсем не были похожи на проституток, за которых себя старательно выдавали, назвавшись столь откровенными прозвищами. Чувствовалось сквозь это фальшивое веселье едва уловимое напряжение, которое по мере громкого тиканья часов на стене все росло. Пили все очень мало, в основном шампанское, и только Алексей нещадно глушил водку, и глаза его постепенно стекленели, возвращая, видимо, ему его естественный вид — вид холодного и расчетливого убийцы. Антон попытался пару раз облапать под столом мою ногу, шутливо перебрасываясь при этом через стол с дылдой Линдой какими–то фразами, но я легонько наступила ему шпилькой на туфлю, и он, едва заметно сморщившись от боли, оставил эти гнусные попытки. Наконец поднялся Золотой с бокалом и, откашлявшись, с усмешкой заговорил:

— Позвольте сначала маленькое алаверды к предыдущему тосту…

Все замолчали и с подозрением уставились на него.

— Я слышал, что в том же лесу была еще одна стая и в ней был тоже мудрый и старый вожак. Но он был действительно мудр и не стал срываться с места при пожаре, а решил переждать его поблизости вместе с остальными зверями, которыми и питалась его стая, ни в чем себе не отказывая. В результате мудрость победила силу, которая властвует только при полном отсутствии ума…

Я почувствовала невольную гордость за своего кавалера, но тут же сникла, увидев, как напряглись лица остальных, особенно у пьяного Алексея. Золотой как ни в чем не бывало продолжал:

— А теперь мой тост. На одной самой высокой горной вершине жил гордый орел. Многие годы он тщательно охранял свои владения, давая семя своим подругам и отыскивая птенцам пишу, защищая их от бед и невзгод, пока у тех не окрепнут крылья. Когда птенцы вырастали, он учил их летать и добывать пищу, и потому они становились сильными и смелыми птицами, как и их отец. Они селились на более низких вершинах, откуда было не так хорошо видно, а значит, и пищи было меньше. Но все уважали и чтили своего отца, и никто никогда не пытался поселиться рядом с ним, понимая, что лучше его никто не знает этих мест и не сможет надежнее охранять всех от врагов. Но, как это часто бывает, у одного молодого орла взыграло честолюбие, и он решил доказать всем, что ничуть не хуже отца, у которого к тому же стало от старости ухудшаться зрение. И вот собрались все птицы и стали смотреть, кто же из двоих лучше видит и удачнее охотится. Отец и сын взмыли высоко–высоко в небо, а по полю пустили малюсенького мышонка, которого нужно было поймать. Молодой орел, конечно, первым увидел зверюшку и камнем ринулся вниз, уже празднуя победу. Но когда он схватил мышонка, сверху на него обрушился отец. Он заклевал нерадивого и неблагодарного сына, вырвал у него мышь и показал всем как знак своей победы над тщеславием, самоуверенностью и глупостью…

Глаза у Алексея стали наливаться кровью, он весь сжался, и хрустальный бокал, стиснутый в его громадном кулаке, со звоном лопнул. Не обращая на это внимания, все так же улыбаясь, Золотой закончил:

— Так выпьем же за незыблемость основ, разрушая которые, мы рискуем развалить все здание! Прошу вас, господа!

В этот момент часы пробили восемь. Никто не зааплодировал, все вяло чокнулись и пригубили бокалы в полной тишине. Я поняла, что сейчас что–то будет, и поспешила разрядить обстановку:

— Может быть, немного потанцуем? — громко и весело сказала я. — А то что–то все скуксились, как на похоронах. Милый, ты зачем меня сюда пригласил? — капризно обратилась я к Золотому. — Я сейчас умру от скуки…

— Заткнись, шамовка! — рявкнул Алексей и грохнул окровавленным кулаком по столу так, что вся посуда подпрыгнула и звякнула.

— Тише, Леха, еще не время, — осадил его Егор, нахмурившись.

— На хрен мне время?! — он сгреб край скатерти и рванул на себя. — Манал я все ваши условия!!!

Все со звоном посыпалось на пол, опрокидываясь и разбиваясь, девицы завизжали, а трое дружков кинулись успокаивать буяна, который рычал и не сводил с Золотого ненавидящего, мутного взгляда. Тот поднялся, взялся за спинку моего стула и сказал:

— Пожалуй, нам пора немного отдохнуть, Мария, — он взял меня за локоть, — До встречи в девять часов, господа!

— Что происходит, дорогой?! — испуганно верещала я, когда он уже выводил меня в дверь. — Отвези меня домой! Немедленно!..

— Ты молодчина, отлично сыграла, — похвалил меня Золотой, когда мы вышли в какой–то коридор и начали подниматься по широкой лестнице. — Теперь они тебя вообще в расчет брать не будут. Это хорошо.

— Ты тоже здорово говорил, мне понравилось. Что теперь, все начнется раньше?

— Считай, что уже началось, — пробормотал он, оглядываясь вокруг.

Мы стояли в большом коридоре второго этажа, по сторонам которого виднелись высокие двери. В другом конце коридора тоже была лестница. Заглянув в одну комнату, мы увидели, что она совершенно пуста.

— Наверное, мебель специально вывезли, чтобы не переломали, — предположил Андрей.

— Скорее не хотели, чтобы мы использовали ее в качестве оружия. Идем, поднимемся на самый верх, чтобы спина по крайней мере была прикрыта. С неба–то они на нас не упадут, надеюсь…

Мы быстро пошли, почти побежали, по лестнице на четвертый этаж и стали искать вход на чердак. Люк оказался закрытым на висячий замок. Снизу пока ничего не было слышно, и только наши шаги гулко раздавались в огромных пустых помещениях. Я сняла туфли и понесла их в руках.

— Да выброси ты их… — посоветовал рыжий, прислушиваясь и оглядываясь.

— Сейчас, все брошу… — пробормотала я и затащила его в самую крайнюю от лестницы комнату. Из нее вела еще одна дверь, мы пробежали туда и очутились в огромной ванной. Видно, весь этот этаж занимали спальни. Спрятаться в них было невозможно. Мне не хотелось оставлять свою страховку в одиночестве, но, пока бандиты внизу не зашевелились, я решила сама быстренько все обегать и осмотреть. Я оказалась права: кругом были спальни, и только одна дверь вела в бильярдную, где стояло несколько столов без киев и шаров. Если бы я была моим братом Медведем, я бы смогла отломать ножку от такого дубового стола, но Пантере это было не по зубам. Когда я вышла в коридор, на лестнице раздались голоса, веселые и глумливые.

— Эй, старый орел, — пьяно орал Алексей, — где там твое гнездышко? Сейчас я тебе перышки повыщипываю! Ку–ку, мой птенчик1..

— Заткнись ты! — шикнул на него Егор. — А то догадается.

— А ему уже без разницы! Ему уже конец…

Я нырнула обратно, не решившись скакать по коридору, и затаилась за дверью, оставив маленькую щелку для обзора. Комната, где остался Золотой, находилась почти напротив. Голоса эхом прокатывались по зданию и неумолимо приближались. Их было только двое, и оба были одинаково сильны на вид. Но как они догадались, что мы спрятались именно здесь?! Им бы прежде прочесать все остальные этажи, начиная с подвала, так нет, сразу идут сюда…

Я запоздало кинула взгляд на потолок, ожидая увидеть видеокамеры, но их не было. Может, они скрыты? Вот сволочи какие! Честная игра, называется, четверо бугаев против одного немолодого человека…

Вот они показались на лестнице, огромные, уже без смокингов, в одних рубашках с закатанными рукавами, из–под которых бугрились мышцы похлеще, чем у Шварценеггера. В руке у каждого был столовый нож. Хотя да, ужин ведь закончился раньше и посуду не успели убрать. Ничего, ножи — это не самое страшное. Страшно будет, если они всем скопом навалятся на нас. Тогда, пожалуй, Золотому придет конец, он вряд ли выдержит такую нагрузку. Эти скоты даже не скрывали, что охотятся все вместе на моего клиента. Видимо, были уверены, что убьют и он не сможет ничего рассказать братве.

— Эй, Золотой, где ты туг?! — проорал Алексей, останавливаясь в коридоре рядом с дверью, за которой дрожал рыжий. — Я тебе тост приготовил! Ау-у! Все равно не спрячешься!

— Он сам не выйдет, — убежденно сказал Егор. — Обоссался небось. Говорил тебе, нужно было комнату посмотреть! Что теперь, по всем рыскать?

— А что, долго, что ли? — хмыкнул Алексей и рванул на себя дверь, но Золотого, к счастью, там не оказалось, видно, засел в ванной. — Золотенький, ты туг? — глумливо прокричал он, заглядывая внутрь. — Ой, нету–ти! Совсем беда!

— Ладно, кончай туфту гнать! — зло бросил Егор. — Я сгоняю вниз, у Леньки спрошу, а ты пока не суйся никуда, смотри, чтобы не сбежал, а то потом носись за ним по всему дому.

И побежал вниз по лестнице. Вот это да! Не зря, оказывается, Золотой боялся ловушки! Какие же они все–таки бессовестные! Поэтому и пришли вдвоем, потому что были уверены, что мы здесь и они смогут легко с нами справиться. Да даже и один этот Алексей мог прикончить Золотого, вон глазищи так и сверкают. Их шакалы, вероятно, подсунули Андрею радиомаячок при обыске, а они сами наверняка сидят внизу и смотрят по магнитной карте особняка. Знаем мы эти штучки, недаром Родион обучал меня всем этим современным хитростям — вот и пригодилось. Что ж, теперь будет легче, тем более что их останется только трое…

— Мальчики, а где все? — наивно спросила я, выйдя с туфлями в руках в коридор. —

Куда вы разбежались? — и пошла к Алексею.

Он резко повернулся, осклабился и распахнул руки, погано ухмыльнувшись:

— А-а, вот и ты, моя Мария! Иди ко мне, я тебя приголублю!

— Иду, иду, — и я швырнула в него туфлю, метясь прямо в сердце выпущенным из подошвы лезвием.

До него было всего метра три, но он каким–то чудом успел среагировать, метнулся в сторону, и туфля вонзилась в левое предплечье, сразу окрасив рубашку кровью. Он еще не успел ничего понять и раскрыл рот, чтобы крикнуть, но в этот момент ему в глаз впилась шпилька второй туфли. Он застыл в неловкой позе и начал медленно оседать на пол, уже бездыханный и неопасный. Вытащив из него свои орудия труда, которыми я честно зарабатывала на хлеб насущный, я залетела в комнату, выволокла из ванной Золотого, который понуро сидел на закрытом унитазе и готовился к смерти, и потащила его к другой лестнице. Когда мы спустились на один пролет, сверху послышался изумленный возглас Егора. Это было что–то матерное и очень сердитое. Он тут же оставил мертвого друга и понесся вниз, видимо, испугавшись, что и его сейчас прикончат. Теперь они будут наготове и просто так, врасплох, их не возьмешь.

— Что случилось?! — шепотом прокричал Золотой, когда я убрала руку с его рта.

— Они знают, где мы находимся! — прошипела я. — Раздевайся, мать твою!

Он округлил глаза и ничего не понял, с ужасом глядя на меня. Решив, что на объяснения времени уже нет, я начала обыскивать его, слушая, как колотится сердце и громко кричат бандиты внизу, которые уже успели переполошиться, получив неожиданный отпор. В заднем кармане брюк я наконец обнаружила маленький металлический «жучок», размером чуть больше спичечной головки, вытащила и сунула изумленному кавалеру под нос.

— Что это?! — просипел он.

— Смерть твоя, а теперь чья–то из них. Идем…

Пока он соображал, я затащила его на третий этаж, где был такой же широкий коридор, только дверей поменьше, впихнула в комнату и, приказав ему ни в коем случае не выходить из укрытия до моего возвращения, поднялась снова на четвертый этаж. Я не знала, что у них за прибор такой, во всяком случае, они не могли носить его с собой. Это несколько облегчало мою задачу. Нужно было как–то разделить их и перехлопать по одному, да еще чтобы был запас времени на борьбу. Пришибить бы еще хотя бы одного, и уже станет легче. Подобравшись по железной лесенке клюку на чердак, я чуть приподняла тяжеленную крышку и в образовавшуюся щель щелчком отправила радиомаячок гулять на крышу. Пусть поищут нас там. Затем бегом вернулась к клиенту. Тоже абсолютно пустая комната с огромными окнами без штор. Золотой стоял прямо за дверью и о чем–то угрюмо размышлял. Закрыв за собой дверь и прислонившись к ней спиной, я посмотрела на него и улыбнулась.

— Ну что, мой дорогой, грустишь? — тихо спросила я, прислушиваясь к звукам снаружи.

— Они что, «жучок» мне подсунули, свиньи?

— Подсунули. Ты воспитал хороших орлят, умных и находчивых. Вот только про совесть совсем забыл, и это дело у них, видать, атрофировано.

— Я и сам не знаю, где эта совесть находится, — поморщился он. — Они уже поняли, что мы обнаружили «жучок»?

— Не думаю. Но знают, что Алексей уже мертв, и теперь, наверное, обсуждают план действий.

Как это ты его так быстро замочила? — спросил он и тут увидел, что туфли, которые я все еще держала в руке, испачканы кровью. — Ты его что, ногами запинала?!

— Не совсем…

Нажав на невидимую простым глазом скобочку сбоку у подошвы, я поднесла туфлю носком к двери, и, резко вылетев из–под подошвы, острое лезвие пробило деревянную дверь насквозь, вытолкнутое мощной пружиной. Золотой потерял дар речи, а я вернула лезвие на место и поставила туфли на пол рядом с собой. Он проводил их опасливым взглядом и с уважением произнес:

— Памятник, слышишь… если выберемся, с меня памятник, не меньше. В бронзе, с рубиновыми глазами, у тебя на родине, при жизни…

— Ага, и чтобы непременно Эрнст Неизвестный вылепил.

— А что? Элементарно, — серьезно прошептал он. — И Церетели ему помогать еще будет.

— Ладно, замяли. У тебя есть какие–нибудь мысли?

— Честно говоря, я немного испугался, когда они так быстро появились. Тут и спрятаться–то негде… Проклятье! Теперь они осторожничать станут…

— Давай вспоминай, чему ты их учил. Что бы ты сейчас сделал на их месте?

Он задумался. Голоса по–прежнему слышались снизу, громкие, но неразборчивые. Девицы, которые до этого смеялись, теперь смолкли, и разговаривали только мужчины. Я чуть приоткрыла дверь и посмотрела на лестницу. Там никого не было. Я уже было собралась закрыть створку, как заметила на стене тень. Она медленно двигалась вверх. По лестнице неслышно кто–то поднимался! Приложив палец к губам, я показала Золотому глазами на дверь, почти совсем прикрыла ее и стала наблюдать, притаившись внизу на корточках. Когда человек ищет кого–то, он почему–то всегда смотрит первым делом на уровне глаз и очень редко — вниз. Только если случайно взгляд его направится к полу, тогда он заметит, что там кто–то прячется, но все равно такой способ увеличивал шансы остаться незамеченным. Тень выросла, и наконец из–за стены показалась Диана. Она была босая и кралась на цыпочках, осторожно, как кошка, прислушиваясь и поминутно останавливаясь. В руке у нее была «розочка» из горлышка бутылки. Вот она показалась вся, осмотрела коридор, скользнув по нашей двери внимательным взглядом, и ничего подозрительного не заметила. Потом повернулась и, кому–то кивнув, вошла в коридор. За ней, также озираясь, вошла Лейла, держа в каждой руке по вилке. Кто они — убийцы или просто посланы на разведку? А может быть, нас пытаются поймать на живца? От этих бандитов станется, им этих девочек не жалко, они их давно приговорили, как только пригласили сюда, но, видать, не сказали, что всех потом уберут, так или иначе. Вот они и стараются, дурехи. Что вот с ними делать? Только тронь, сразу визжать начнут, как резаные, вони не оберешься, и псы тут же прискачут с остальной посудой, ублюдки, чтоб им пусто было!

Женщины гораздо опаснее мужчин, хоть и слабее. Инстинкт самозащиты у них рассчитан не только на себя, но и на ребенка, даже предполагаемого. Защищая дитя, самка способна на все, но эти же силы она может разбудить в себе и искусственно, и тогда ее ничто не удержит. Если, конечно, ее не ударить крепкой мужской рукой по голове. Я еще никогда не дралась с женщинами по–настоящему и сейчас не собиралась. Сегодня я должна не драться, а убивать — таковы правила игры, и не в моих интересах их нарушать. Только бы они встали как–нибудь так, чтобы я могла их обеих убрать без шума и визга. Но что все–таки они задумали?..

Вот они дошли до первой двери напротив нас и остановились. Лейла наклонила ухо и прислушалась. Диана стояла боком и не спускала глаз с коридора. Я потихоньку взяла в руки туфли и на всякий случай приготовилась, затаив дыхание. Золотой прижался к стене и тоже не дышал, не зная, что там происходит, но слыша громкие голоса снизу. Лейла отстранилась, пожала плечами и уже хотела было идти дальше, как вдруг ей показалось, что она что–то услышала за той дверью. Она туг же снова приникла к ней и махнула рукой Диане. Та осторожно подошла, повернувшись ко мне спиной, и начала слушать. Наконец–то Господь услышал мою просьбу! Они обе стояли спиной ко мне в весьма соблазнительных позах, и я не преминула этим воспользоваться. Кто–то постарался и смазал петли дверей, поэтому я бесшумно ее открыла, поднялась и метнула через широкий коридор свои туфли–томагавки им в головы сразу двумя руками. Нож, если его сильно бросить, и тот свистит, когда летит, а уж туфли тем более. Бедняжки синхронно дернулись на звук приближающейся смерти, но она неумолимо настигла обеих. Длинные каблуки, проломив им черепа, вторглись в мозги и остановили их жизни, молодые и наверняка беспутные. Впрочем, не мне судить об этом…

Вилки и «розочка» со звоном выпали из рук покойниц, которые сразу же свалились на свое добро и застыли в неловких позах. Три — ноль, мысленно подвела я счет. Осталось еще пятеро, и нам желательно выиграть всухую. Я шагнула в коридор, чтобы забрать свою драгоценную обувь, но что–то остановило меня, какая–то неведомая сила, и я отшатнулась обратно и притворила дверь, приникнув к щелке. Интуиция опять не обманула меня! Почти в тот же момент на лестнице показался мой бородатый сосед по столику — Антон. Он тоже был босиком, поэтому я его и не услышала. Осторожничают, гады!

— Эй, куколки, пошли, они на крыше, мы их засек… — громко начал он и замолк на полуслове, увидев мертвых девушек. — Ни хрена себе! — Его глаза расширились от удивления, и он подошел к ним, встав ко мне спиной. — Ну, Золотой, ты превзошел сам себя, — проворчал он и наклонился. — А это что еще за хренотень такая? — и вытащил из головы Дианы мою туфлю, не обращая внимания на фонтан крови, хлынувший из пробитого виска. Он начал ее рассматривать. Потом со словами: «Надо бы это изъять», — потянулся за второй.

— Не думаю, что ты поступаешь правильно, — услышал он голос за спиной и резко обернулся.

Глаза его тут же уперлись в два моих рас топыренных пальца с железными ногтями, острыми, как бритвы, но он об этом не знал. Поэтому скривился в презрительной улыбке и сказал:

— Так это ты, шалава? — и молниеносно увел голову в сторону.

Бритвы только скользнули по глазным яблокам, но и этого оказалось достаточно — он потерял зрение. Белок начал быстро вытекать из глаз, он схватился за них руками, упал на пол и дико закричал.

Схватив свои туфли и дернув за собой Золотого, я побежала на второй этаж по дальней лестнице, по которой почему–то еще никто из них не поднимался. Запыхавшись, мы вломились в первую попавшуюся комнату, и она оказалась кинозалом. На стене висел большой белый экран, а все остальное пространство занимали кресла и диваны, обитые натуральной кожей. Только захлопнув за собой двери, мы смогли избавиться от страшных воплей Антона, которые все еще разносились по всему дому и от которых кровь стыла в жилах. Золотой спросил:

— Что ты с ним сделала?

— Он хотел украсть мою обувь, — виновато пожала я плечами. — Он ослеп.

Он как–то странно посмотрел на меня и вздохнул:

— Сейчас он замолчит.

— Почему?

— Они его добьют, чтобы не орал. Шею сломают…

В этот момент крик оборвался. Четыре — ноль…

— Милые ребятки, — пробормотала я ошеломленно.

— Я же говорил, что звери, — пожал он плечами.

И тут по всему дому, откуда–то из глубины, пронесся яростный вопль:

— Золотой!!! Мы идем к тебе, падаль!!! Готовь свою задницу!!!

У меня по коже пробежали мурашки, а рыжий как–то весь съежился, втянув голову в плечи, и испуганно заозирался. Стало понятно, что с этого момента шутки кончились и бандиты всерьез возьмутся за дело. Теперь они уже не станут бродить по дому по одному, а прочешут все здание, когда поймут, что на чердаке никого нет. Времени у них на это достаточно, и они отловят нас рано или поздно. С четырьмя вооруженными, пусть даже столовыми ножами и вилками, хорошо натренированными убийцами в открытую мне не справиться. Я уже не сомневалась, что Линда и Виола тоже убийцы и могут доставить не меньше неприятностей, чем Егор и Леонид. Будто прочитав мои мысли, Золотой заговорил:

— Теперь нам точно конец, Мария. По–моему, они тебя раскусили и примутся за нас по–настоящему.

— Почему ты решил?

Они знают, что я не вооружен, а без оружия от меня толку мало. Но ведь четверо уже умерли, неизвестно как, и они наверняка догадались, что это сделала ты. Все мои приемы они прекрасно знают. Я могу драться, как волк, но чтобы так быстро и бесшумно убить, да еще Алексея с Антоном, — это мне не по зубам. Ладно, из пушки замочить, а то голыми руками. Ты знаешь, эти четверо однажды на спор взялись роту морпехов разоружить. Так, по пьяни, от нечего делать, когда в Крыму отдыхали. Там, под Севастополем, как раз часть морских пехотинцев располагается. Нажрались и давай перед девками выкобениваться, что боевое знамя сопрут. Они ведь все спецназовцы, в секретных частях образование получали, им все нипочем. Так, пьяные, без оружия, и поперлись в Юхарину балку, где морпехи стояли, прямо средь бела дня. А всю свою компанию на ближайшую сопку посадили с биноклями и видеокамерой, чтобы любовались. Для них, видите ли, это развлечение. А у морпехов как раз учения были, они все в полной боевой готовности, всем оружие выдали. Короче, такая там буча началась, крик, шум, стрельба, а эти знай себе молотят всех подряд без разбору. Хребты ломали как спички. Им ведь и оружия не нужно, одним пальцем насквозь проткнуть могут и кишки выпустить. Часа два веселились… Мы на сопке водку пили и хохотали, а морпехи думали, что война в стране началась. В общем, человек двадцать убили, остальных покалечили, командиру части уши оторвали и вместе со знаменем на сопку притащили. Довольные такие были, в кровище все, но живые. Настоящие бойцы, ничего не скажешь, я ими гордился всегда, пока… Ну, это уже не важно. Так что ты их чисто случайно взяла, не ожидали они от тебя такой прыти — слишком уж хорошо играла за ужином, когда дурочкой прикидывалась. Теперь лафа кончилась.

— Слушай, ты когда свой тост говорил, кого под мышонком имел в виду? Это ведь я должна была быть?

— Ничего ты не поняла, надеюсь, они тоже. Мышонком буду я, они за мной гоняться должны, а ты их сверху… — он провел пальцем по шее и криво усмехнулся.

— Ты такой хитрый, что даже я уже ничего не понимаю. А эти девицы, они кто такие? По–моему, они многое могут.

— По–моему, тоже. Наверняка их из спецчастей выписали за большие бабки. Там же и женщины тоже тренируются, и из них убийц готовят на случай войны. В нашей долбаной стране много всякого добра имеется, еще от «холодной войны» осталось и до сих пор засекречено. Нет, чует мое сердце, не выкарабкаться мне, — он тоскливо вздохнул. — Рушится моя империя на глазах, все мои старания и труды коту под хвост летят, — он поморщился. — Не та сейчас молодежь, эх, не та! Раньше бы и слова пикнуть не посмели, а теперь вот внаглую прут, считай, на отца родного и благодетеля, сосунки! Законы воровские не чтят, только деньги любой ценой, а что потом их у них так же вот отберут и за яйца подвесят их же помощники — об этом не думают, одним днем живут, торопятся, боятся, что пожить не успеют, дурачье!

— Ты, кстати, додумался, что они сейчас делать должны? — прервала я его излияния.

— Да тут и так все ясно; сейчас начнут прочесывать особняк, найдут и прикончат. Зря я тебя в это дело впутал.

Ты лучше о себе побеспокойся. Я «жучок» на крышу закинула, они, наверное, оттуда начнут, так что время у нас есть…

— Не говори глупостей, они уже доперли, что мы его обнаружили. Теперь все карты раскрыты… Они снизу начали. Слышишь, внизу разговаривают.

— Надо бы мне тебя куда–то спрятать, Андрей, а куда — ума не приложу. У тебя шапки–невидимки случайно нет с собой?

— Купил бы, если бы продавали, — усмехнулся он, — так ведь не было нигде. Я ведь вообще все купить мог. Ты хоть понимаешь значение этого слова: все! Я в юности об этом мечтал, когда в нищете жили, а теперь добился, сбылась мечта идиота. Мне уже даже ничего не хочется, в тупик зашел, не знаю, на что еще бабки тратить. Все, что хотел, увидел, попробовал, приобрел, и в пределах человеческих возможностей уже ничего не осталось, чего бы у меня не было. Недавно тут подумал, может, на Луну слетать. А что? — он серьезно посмотрел мне в глаза. — Летают же за деньги всякие японцы и монголы на наших кораблях. А чем я хуже? Здоровья хватает, деньги есть, так что, если выкрутимся, обязательно проверну это дельце, а то на Земле уже скучновато стало.

— И сколько это стоит?

— А, копейки, — махнул он рукой, — несколько «лимонов» баксов. Что мне их солить, что ли? Детей у меня нет, родных тоже…

— Зачем же столько наворовал? Прекратил бы, все веселее жить стало.

— А как это прекратишь? Это ведь машина, не я ее завел, она сама крутится, и кто–то должен результаты ее трудов получать. Сегодня я, завтра — другой. Мы сменяемся, но машина преступности вечна, все ее механизмы отлажены и смазаны, ее нельзя остановить, как нельзя искоренить зло и добро. Так уж сложилось в истории человечества, что все имеет две стороны: темную и светлую, плохую и хорошую — и никуда от этого не деться. А ты говоришь: прекрати! Да ты на себя посмотри! Сама только что четверых убила, а еще меня на путь истинный наставляет.

— А что тут удивительного? Это результат борьбы двух противоположностей, как ты сказал. И потом, добро должно быть с кулаками. Если бы я промедлила хоть мгновение или пожалела их, меня бы саму тут же убили, разве не так?

— Все правильно, девочка моя, и я тебя не виню. Кстати, как ты умудряешься давить в себе жалость? Я бы, например, не смог вот так взять и выколоть кому–то глаза, — он поежился.

У меня нет выбора, Золотой. Понимаешь, я бью в самые доступные и уязвимые точки, чтобы уж наверняка и быстро. Если бы эти точки были на заднице или вообще, как у Кощея, на дереве в сундуке, я бы глаза не трогала. Я сейчас не в том положении, чтобы показательные бои устраивать. Понимаешь, человек так устроен, что вся жизнь у него в голове сосредоточена, потому что там душа находится. Ведь сколько ни бей тебя тем же ломом по всем остальным частям тела, ты все равно жить будешь, если от болевого шока не умрешь. А врежь один раз ломом по голове, в любое место — и готов. Лома у меня нет, как ты знаешь, но есть масса других способов выпустить душу наружу из черепа, в том числе и через глаза. Ты не думай, я не живодерка и не циник, просто на время работы отключаюсь и ничего не чувствую. Но это бывает редко. На самом деле я очень ранимая и чувствительная.

— Странная ты личность, Мария. Кто тебя такой создал? Ты же еще молоденькая совсем, а я вот сижу рядом с тобой, слушаю, и мне страшно, хотя достаточно ужасов перевидал на своем веку. Ты сама случайно не из спецслужб?

— Совсем у тебя крыша поехала, Золотой, — улыбнулась я. — Просто зарядку каждое утро делаю, детективы читаю…

— Ну ладно, не хочешь рассказывать — не нужно, я не неволю. Но вот что тебе скажу, Мария. Если ты меня спасешь, то к тем тремстам тысячам я еще столько же добавлю. И еще «лимон», если ты мне все про себя выложишь. Это только между нами останется. Но ты меня заинтриговала дальше некуда…

— А если тебя таки прикончат, а я выберусь? — я лукаво прищурилась.

Он задумался. По лицу его прошла легкая тень и тут же исчезла. Он улыбнулся.

— Если выберешься, а это практически невозможно, тогда ты вдвойне заслуживаешь мое признание. Есть у меня одна мысль, но пока повременю говорить, а то ты сама меня грохнешь и как–нибудь улизнешь отсюда. Я теперь уж и не знаю, что делать, как посмотрел на твои способности вблизи.

— Теперь и ты меня заинтриговал. Но я дам тебе немного своей энергии, чтобы ты перед смертью все же успел мне это сказать, — усмехнулась я. — Ладно, хватит об этом. У меня тут идея возникла. Может, пока они думают, что охотятся за нами, мы начнем охотиться за ними?

— Рискованно. Они теперь ни за что не разделятся, только кучей передвигаться будут, а это страшная сила, — он прислушался. — Похоже, они уже на первом этаже орудуют. Слышишь, как кричат, даже не скрываются, сволочи!

— Загонщики всегда орут, когда на волка охотятся, чего им скрываться.

— Это точно. Может, начнем потихоньку наверх перебираться?

— А если двое из них на лестницах караулят? Сразу крик поднимут и остальные прибегут.

— Что ж тогда, здесь сидеть и смерти ждать?

— А что в этом плохого? Лучше, чем убегать. Сейчас они нас не видят и не знают точно, где мы сидим. А если погонятся, тогда, считай, кранты. Сейчас наша сила — в их неведении. — Я в сотый раз осмотрела зал и так и не увидела, где можно спрятать Золотого. — Куда бы тебя засунуть, как думаешь?

Он тоже огляделся и хмыкнул:

— Разве что под платье. Прятаться бесполезно, они каждый дюйм прочешут, зная, что у меня только одна возможность выжить — если спрячусь. Но утром, когда нужно будет

выходить, не забывай, они встанут у дверей и там прикончат. Так что в любом случае я проиграю эту схватку. Условие такое: кто первым выйдет к братве, тот и царь. Остальные, кто в живых останется в доме, — уже на милость победителя. Мне на нее рассчитывать нельзя — сразу же на перо посадят. Это они такое условие выдвинули, чтобы самим спокойно выйти. Наверняка Гошу на мое место наметили, он самый сильный и головастый из них. Еще бы пару лет, и я сам бы его короновал, но не захотели ждать.

— Значит, ты только на меня и рассчитывал, когда пошел на это? — удивилась я.

— Похоже, что так, — он отвел глаза. — Вернее, я думал, что и сам еще повоюю, но сейчас уже понимаю, что только бравировал перед самим собой. Ты не смотри, что я хорошо выгляжу. Я ведь весь изрезан, исколот, все внутренности на зоне поотшибали, да и потом работенка не из легких была — этими головорезами верховодить. Считай, год за пять выходило. Так что мне уже не шестьдесят, как по паспорту, а все сто.

— Тебе шестьдесят?! Бог мой, а я бы больше пятидесяти не дала, честное слово!

— Спасибо, конечно, за комплимент, но от него не легче, — он подобрался. — Так, давай еще раз наши шансы просчитаем. Значит, в открытую на них идти бессмысленно. Прятаться — то же самое. Что остается?

— Остается понять, почему они нас ищут, если утром могут спокойно убить у выхода?

— Нетерпеливые очень. Не хотят до утра тянуть, торопятся трон получить. Или просто из–за убитых дружков распалились, крови жаждут. Короче, нам без разницы, зачем ищут и почему…

Мы разговаривали вполголоса, почти шепотом, сидя в креслах у закрытых дверей кинозала, и нам прекрасно было слышно, как ходят и переговариваются внизу убийцы. Я уже хорошо различала голоса всех четверых и знала, что все они находятся там, никто не стоит сейчас у дверей в коридоре и не подслушивает. Хотя, если бы так случилось, мы бы давно были мер1ъы…

— Давай, что ли, дверь забаррикадируем? — предложила я.

— Они сразу же услышат, как только начнем кресла двигать. Дом–то пустой, и мы как раз над их головами. Надо что–то другое придумать, пока еще время есть. Уже почти полночь.

— Нужно вспороть обшивку кресла и засунуть тебя внутрь вместо поролона! А еще лучше в диван! — пришла мне в голову гениальная мысль, но Золотой туг же ее отмел:

— А поролон куда денешь? Они сразу поймут, когда увидят. И потом, что ты заладила: спрятать да спрятать? А сама что делать будешь?

— Одна я как–нибудь справлюсь со всеми… наверное. По крайней мере так будет легче действовать. Я могу всю ночь носиться по особняку, выжидая, пока кто–то из них не сделает ошибку. Если избавлюсь хотя бы от двоих, то утром мы с тобой остальных легко уделаем около выхода. Раньше семи утра выходить ведь нельзя?

— Нет. Впрочем, и позже тоже — тогда сюда вломится братва и перекосит всех из автоматов. На что им нужны вожаки, которые не могут справиться с таким легким заданием. Мы сами под этим подписались, так что они ни за что не отвечают и обязаны выполнить приказ. Ровно в семь, когда начнут бить часы, они должны увидеть короля. Все бумага, нужные имена, наводки и касса спрятаны в моем сейфе и достанутся победителю. Ты, конечно, извини, Золотой, но вы просто придурки какие–то, а не воровские авторитеты. Устроили тут детские игры…

— Это лучше, чем устраивать разборки с пальбой и взрывами в городе — потом от ментов не отмоешься, да и засветятся многие. К тому же я всегда хотел выглядеть не простым уркаганом, от которого ничего, кроме мата и фени, не услышишь, а солидным, респектабельным человеком. Мне кажется, к концу жизни у меня кое–что получилось в этом плане. Ну скажи, разве я похож на бандита с большой дороги, каким на самом деле являюсь?

— Ну, если бы не шрам… Впрочем, он только шарм придает. Как мужчина ты мне даже нравишься, даром что рыжий! — Я тихонько рассмеялась. — Не обижайся, шучу. А вообще здорово: шрам — шарм, правда? Ты стихи, случаем, не пишешь?

— Писал, — невесело усмехнулся он, — и даже в тюремной газете печатался. Так, конечно, чушь в основном. Помню, по молодости с одной переписывался, когда еще в колонии для несовершеннолетних сидел, а нам девчонки писали, вроде как для перевоспитания, по комсомольской линии. Ох, я уж ей тогда катал — сам диву давался…

— Помнишь что–нибудь?

— Так, кое–что, — он скромно потупил глаза.

— Прочти, а? Пожалуйста! — попросила я. — Мне еще никто стихов не посвящал, завидки берут. У нас в детдоме поэтов не было.

— Да не помню я… И момент неподходящий. Вот разве что пару строчек:

Прощайте, парки и сады,

Уединенья тихие аллеи.

Я ухожу, но знайте ж вы,

Что ни о чем я не жалею…

Он замолчал, и лицо его покрыла легкая грусть, так не вяжущаяся с грубым обликом этого прожженного стареющего головореза. Хотя что я о нем могла знать…

Он поднялся и стал осматривать большой кинозал. Изучил небольшие окошки под потолком на задней стене, заглянул за диваны и подошел к экрану, занимавшему почти всю стену. Заглянув за него, он повернулся и помахал мне рукой. Я на цыпочках подбежала, сунула туда свой носик и увидела дверь. Она находилась в центре стены и была закрыта. Один Бог знал, куда она вела. Мы с Золотым весело переглянулись, он оттянул снизу тяжелый пластиковый материал экрана, я пролезла под ним к двери и толкнула ее, нажав на ручку. Мама родная, она оказалась еще и не заперта! За ней была темнота, но это все же лучше, чем в зале, где нас в любой момент могли обнаружить. Может, бандиты не догадаются заглянуть за экран.

Через мгновение мы оказались за дверью, в кромешной тьме, боясь сделать хоть шаг, чтобы куда–нибудь вдруг не провалиться и не наделать шума. Голоса внизу начали перемещаться к лестнице и вскоре уже зазвучали там, видно, охотники уже обшарили все закоулки первого этажа и теперь примутся за наш, на котором, кроме кинозала, в коридоре было еще две двери.

— Спички у тебя есть? — спросила я, прижимаясь спиной к двери.

— Нету, курить бросил год назад, — с досадой прошептал он. — Вот и верь этому Минздраву после этого!

— Ладно, ты стой на месте, а я попробую пройтись.

Взяв туфли в одну руку, я стала шарить другой перед собой и потихоньку двинулась вперед. Тут меня снова осенило, и я прошептала:

— Пощупай дверь, там случайно задвижки

какой–нибудь нет?

Он пошуршал руками и пробормотал:

— Отчего ж нету, есть. Что с ней делать?

— Оторви, идиот! — не сдержалась я. — Закрой, конечно!

— Извини, я уже вообще ничего не соображаю.

Раздался тихий щелчок, и с моей души свалилась многотонная глыба: если эту дверь и найдут, то, может, посчитают ее закрытой охранниками и не полезут. Я двинулась дальше. Вскоре рука моя нащупала диван у стены, вдоль которой я двигалась, затем большой шкаф, тумбочку с трельяжем на ней, видимо, это был косметический столик, и, наконец, нашарила еще одну дверь. Рядом с ней, на стене, был выключатель. Я поползла дальше, нашла еще один диван и так добралась до Золотого, пройдя по кругу. Ни одного окна здесь не было. Подумав немного и решив, что коль во всем доме горит свет, то и здесь его можно включить безбоязненно — все равно никто не заметит, — я двинулась к выключателю.

— Жаль, что ты не видишь в темноте, — сказал тихонько Золотой.

— Ничего, я сейчас свет включу, не бойся.

— Да я не об этом.

Я остановилась и пошла к нему.

— А о чем? — выдохнула ему в лицо шепотом. — Ты что–то придумал?

— Не знаю. Можно было бы как–нибудь вырубить в доме весь свет и переловить их в темноте.

— Слушай, а это идея

— Что толку, ты же не видишь.

— Зато слышу!

— Они тоже.

— А у меня еще и нюх! — Шутишь?

— Нисколечко!

— Все равно ничего не выйдет, — продолжал он упрямо опровергать собственную идею. — Мы не сможем весь свет вырубить. Рубильники наверняка в подвале вместе с предохранителями.

— Все, не говори ничего больше, — я закрыла ему рот рукой и прислушалась.

Гул голосов раздавался где–то совсем рядом, но определить, откуда именно, было невозможно из–за сильного эха.

Наклонив его голову к себе, я еле слышно прошептала Андрею в самое ухо:

— Только не спорь, умоляю. Сейчас ты залезешь в шкаф.

Он дернулся, но я сильнее прижала руку ко рту, не допуская возражений, и осторожно повела его за собой в темноте, мимо дивана к большому гардеробу. Открыв по миллиметру дверцу, чтобы не дай Бог не заскрипела, я ощупала шкаф. На счастье Золотого, он был пуст и довольно вместителен, к тому же в дверце торчал ключ. Бандитский князь к этому времени уже смирился со своей постыдной участью и покорно, стараясь не шуметь, забрался в это зыбкое убежище, где его могли поймать, как кролика в западне. Но ничего лучшего я предложить не могла. Наказав ему не дышать до самого утра, пока я не вернусь, я повернула ключ и сунула его под шкаф — убийцы вряд ли станут искать его там, если вообще станут. Я выпрямилась и пошла к обнаруженной мною двери, вспомнив, что уже какое–то время, пока упаковывала клиента, не слышала голосов. А может, просто не обратила внимания? В этот момент дверь распахнулась, и всю комнату залило ярким светом, ослепив меня, стоящую посередине с растопыренными руками…

— Гребаная жизнь!!! — услышала я голос долговязой Линды. — Они здесь!

И дверь с шумом захлопнулась. Тут же за ней послышался топот ног, он быстро приближался, и раздался радостный вопль Егора:

— Там? Оба?! Держи дверь, Леня!

Послышалась какая–то суетня, и они начали тихо переговариваться. Я разобрала только сердитый возглас Линды: «Откуда я знаю, только ее видела! И то на секунду…» Наверное, они выясняли, здесь ли Золотой, их главная добыча. Не знаю, как мое сердце выдержало и не разорвалось от ужаса в тот момент, но я быстро оклемалась, пришла в себя и на цыпочках, пока они строили планы, подкралась к другой двери, которую Золотой закрыл на задвижку. Хорошо, что меня обнаружила Линда и меня уже побаивались, а то бы сразу вломились, и тогда я бы могла спокойно сказать, как Чапаев в том анекдоте: «Вылезай, Золотой, нас предали…»

Пока я нащупала проклятую задвижку, оказавшуюся хлипким шпингалетом, который можно было вышибить одним плевком, они замолчали, и Леонид громко крикнул:

— Слышь, Золотой, сам выйдешь или как? Давай обойдемся без крови! Выдай нам сначала бабу, и ты умрешь без боли! Зачем нам ссориться напоследок?..

Моля Бога, чтобы Золотой сдуру не начал им отвечать, я тихонько проскользнула под экраном, оставив дверь открытой, чтобы они сразу ринулись в нее и не стали заглядывать в шкаф, и побежала к выходу из кинозала. Теперь я была свободна!

Я выскочила в коридор и увидела открытую дверь. Судя по всему, она вела к той самой комнате за экраном, и они начали обыск именно с нее, потому что она была крайней от лестницы. Ну и славненько. Развернувшись, я понеслась в другую сторону, к дальней лестнице, спустилась на первый этаж и начала искать вход в подвал. И только тут с ужасом вспомнила, что оставила свои туфли где–то рядом со шкафом. Когда помогала Золотому забраться в него, поставила их на пол, а потом напрочь забыла. Придется работать одними когтями, пока их не обломают. Проклятие!

Из банкетного зала, в котором было все разбросано по полу, я прошла на кухню и, когда увидела лестницу, ведущую вниз, услышала наверху громкий топот и возбужденные крики — убийцы гнались за мной, а значит, Золотой остался в шкафу, иначе и незачем было бы так спешить. У меня было время на поиски рубильников, потому что бандиты не знали, куда я побежала, и теперь снова будут обыскивать весь дом. Только вот откуда на этот раз начнут: снизу или сверху? Может, решат, что если сверху, то удача уже не повернется к ним задом? Это ворье, говорят, суеверное.

В подвале я осмотрелась и поняла, что и года не хватит, чтобы в этих бетонных казематах отыскать этот чертов выключатель. Как он выглядит, я видела только в кино, да и то мельком. Во все стороны разбегались узкие коридоры с большими дверями, и я поняла, почему так долго рыскали здесь охотники. Подойдя к одной двери, я обнаружила, что она закрыта снаружи на большую задвижку. Значит, обыскав, они заперли все помещения, чтобы потом сразу было ясно, входил туда кто или нет. Решив на всякий случай все пооткрывать, чтобы запудрить им мозги, я тронула задвижку, но она так заскрипела, что я оставила свои попытки, боясь привлечь внимание, и занялась поисками электрического щитка, надеясь, что Золотой не ошибся и он действительно находится здесь, а не на улице или вообще на чердаке. Я прислушалась. Голоса почти совсем стихли и еле–еле доносились откуда–то сверху — они таки погнались за удачей и начали с другого конца. Где–то часы пробили один раз и смолкли. Осталось шесть часов и четыре серьезные проблемы. Шесть на четыре — не так уж и плохо. Я немного успокоилась, вернулась ко входу в подвал и закрыла большую железную дверь, подперев ее пустым цинковым бачком, стоявшим туг же. Теперь, если кто войдет, я обязательно услышу и успею приготовиться.

Теперь мне оставалось лишь найти рубильник, выключить в особняке свет и, оставшись в полной темноте, не умереть. Какая малость!

Через пятнадцать минут, когда я уже отчаялась найти злосчастный выключатель, бегая по всему подвалу, он вдруг обнаружился рядом со входом, закрытый небольшой дверцей на стене, на которой был нарисован череп с костями. Открыв ее, я ужаснулась: там гнездилось больше двух десятков маленьких рубильничков, и какой из них нужно было трогать, знали разве что сам черт и электрик. Голоса к тому времени стали громче: четверка уже прочесала один этаж и спустилась ниже. Интересно, взяли они мои туфли или просто не обратили на них внимания? Надо бы их как–то вернуть — не идти же потом домой босиком. Не став больше раздумывать, я начала щелкать всеми выключателями подряд, и голоса сразу же смолкли. Наконец весь дом погрузился во тьму, включая и подвал. Стало немного жутковато. В наступившей тишине даже отсюда было слышно, как тикают на первом этаже часы. Люди наверху тоже, видимо, замерли, поняв, что мы что–то задумали. Больше всего мне хотелось, чтобы они начали испытывать страх, тогда бы справиться с ними было легче. Сколько времени им нужно, чтобы догадаться, что мы в подвале около рубильника, и отыскать сюда дорогу в темноте? Если они придут сюда сами, то мне не нужно будет ловить их по всему дому. Но если нет, то придется побегать.

Мрак был полным, кромешным и непроницаемым, как и безмолвие, в котором звон бриллиантов в сережках показался мне колокольным набатом. Я сняла их и тихонько положила на пол. Потом добралась до двери, оттащила бачок, едва дыша, и открыла дверь. Теперь, когда глаза мне были уже не нужны, я полностью переключилась на слух, обоняние и интуицию. Помня дорогу наверх, я осторожно выбралась из подвала, неслышно ступая босыми ногами по полу, вышла в большую залу, подошла к лестнице и затаилась за ней, устроившись так, чтобы в любой момент можно было прыгнуть и нанести удар. Стены были окрашены в темные цвета и поэтому не давали никакого света вообще, хоть глаз выколи. Где–то на третьем этаже послышался тихий говор. Я напрягла слух, но так ничего и не разобрала. Вроде бы их там было четверо, и они что–то возбужденно обсуждали. Прошло еще несколько минут, бубнеж продолжался. Может, они решили не рисковать, дождаться, пока рассветет и хоть что–то будет видно? Еще пару часов, небо начнет сереть, и сквозь щели в ставнях проникнет спасительный для них свет. Для них, но не для меня! Надо было идти. Я наброшусь на них в темноте, на всех сразу, и они даже не поймут, что происходит, будут молотить и своих, и чужих. Хорошо, что там две девушки, меня будет легко с ними спутать…

Я выпрямилась и сделала шаг. И услышала, нет, сначала почувствовала опасность.

Потом что–то неуловимо изменилось в темноте надо мной, и я поняла, что уже не одна стою здесь и прислушиваюсь. Потом, когда вернулась в прежнее положение, перестав дышать, уловила легкий запах табака и только после этого различила дыхание, едва слышное, почти призрачное, но оно было! Теперь я успокоилась. Человек был один, я о нем знала, а он обо мне — нет. Шагов и шуршания одежды я не слышала, но дыхание приближалось, опускаясь по лестнице, словно кто–то не шел, а плавно и медленно летел над ступеньками. Видимо, они в полной мере оценили врага, если проявляют такие недюжинные способности. Говор наверху продолжался, но здесь, внизу, он не мешал различать звуки. Они пошли на хитрость и хотели обмануть нас, отвлекая своей болтовней. И вправду волки, ума им не занимать, как и кровожадности. Я почувствовала себя в лесу, на охоте, сильной и безжалостной хищницей — пантерой, ослепленной, но гораздо более опасной, чем даже стая волков. Сердце мое забилось ровно, все мышцы напряглись, я повернулась в сторону врага и приготовилась к прыжку. Главное, как учил Акира, в темноте нащупать противника, уцепиться хотя бы за краешек одежды, чтобы выпустить уже только мертвого…

…Она рухнула откуда–то сверху, свалившись мне на голову, совершенно голая, скользкая и верткая, как змея. Она рассчитывала оглушить меня весом своего тела, когда прыгала через перила, но инстинкт спас меня — я отшатнулась в сторону и лишь почувствовала, как лицо обожгли ее длинные ногти. Как она меня обнаружила, оставалось только гадать, но не исключено, что она видела в темноте, как кошка, чего мне, к сожалению, было не дано. Я не могла разобрать, кто это — Линда или Виола. Но она достаточно умна, чтобы знать, что бесшумно передвигаться можно, только сняв всю одежду, чтобы не шуршала.

Ничего не видя, я резанула воздух перед собой, но ведьма быстро переместилась и задышала уже сзади и туг же снова бросилась, уверенная, что я не вижу ее. Зато я ее слышала, и этого было достаточно. Акира учил нас драться вслепую. Предположив, что она все–таки видит меня, я решила этим же и обмануть ее. Я пригнулась, но получила такой удар в лицо, что искры посыпались из глаз, только что не осветив все вокруг. И сразу же ее коленка опять, на этот раз вместе с руками, врезала по мне. Теперь удары посыпались со всех сторон, не причиняя особого вреда, ибо я закрылась и выжидала, стараясь схватить ее за что–нибудь. Она била молча, все время перемещаясь вокруг, а я все сгибалась, уже стоя на коленках и отражая удары. Наконец она с шумом вобрала в себя воздух, видимо, приготовившись для решающего удара ногой, и я прыгнула на звук ее дыхания. И не промахнулась: моя ладонь полностью вошла во что–то мягкое и горячее, скорее всего в живот, распоров его ногтями–бритвами, и она дико закричала. Теперь она в буквальном смысле была у меня в руках. Полоснув свободной рукой по предполагаемому горлу, я лишила ее голоса — она смолкла и обмякла. Сверху раздался отчаянный вопль:

— Линда!!! Ты жива?! Я иду к тебе!.. Кричала Виола. И сразу послышались торопливые шаги по ступенькам — спускались все трое и делали это очень быстро. Не мешкая, я стянула с себя мокрое от крови платье и кинула его на лестницу, нащупав руками перила. Из разбитой губы текла кровь, и я стала слизывать ее языком. Тело Линды лежало где–то под ногами, ступни скользили в крови, и я отодвинулась вглубь, под лестницу, чтобы вытереть ноги и спрятаться на случай, если и остальные тоже видят в темноте. Но это было маловероятно: тогда бы они пошли все сразу.

— Линда!!! — еще раз пронесся душераздирающий крик Виолы где–то уже совсем близко, и все трое остановились посередине пролета, тяжело дыша.

— Забудь про Линду! — зло бросил Леонид. — Она бы ответила, если б была жива.

— Нет!!! — отчаянно простонала та. — Она не могла… Мария, сука, я знаю, что это ты!!! — снова закричала она в темноту над моей головой. — Я поймаю тебя и выпью твои глаза…

— Нам Золотой нужен, а не эта баба! — оборвал ее Егор.

— Плевать мне на Золотого! Она мою сестру убила!

— Заткнись, дура! Она никуда не денется от тебя! — прошипел Леонид. — Кончим Золотого, и ей каюк. Я думаю, что…

— Молчи, не говори, они где–то здесь, — тихо сказал Егор. — Проклятье! Как мы про свет забыли?

— Надо добраться до подвала и врубить его, — процедил Леонид. — Они на нас не нападут, они же тоже ни хрена не видят.

— А где ты будешь этот рубильник в темноте искать? — спросила Виола.

— Я знаю, где он, пошли, беритесь за руки, чтобы не потеряться…

Они осторожно спустились с лестницы.

— Эй, Гоша, давай руку, ты где? — спросил Леонид.

— Да здесь я, вот… ага, взял? Пошли… Виола, давай руку…

— Я уже взяла чью–то…

— Тогда идем… Черт, ни зги не видать!..

— Гоша, ты впереди, так что щупай, а то еще врежешься, — посоветовала Виола.

— Ты спятила? Это же ты впереди идешь! Вот и щупай…

— Сдурел?! Я за Леней иду…

— Эй, а кто тогда меня за руку держит?! — ошеломленно проговорил Егор и потряс мою ладонь. — Разве это не ты, Виола?

— Нет, я — Мария, — ответила я спокойно и выкинула свободную руку с растопыренными лезвиями в темноту на звук его голоса.

Но попала в пустоту — матерый волчара каким–то непостижимым образом успел среагировать, разобравшись, что к чему, и нагнулся, клещами сжав мою руку.

— Она у меня! — крикнул он и дернул меня к себе.

— Где?! Держи ее! — Леонид и Виола засуетились в потемках, не видя ничего и не зная что делать, а Егор уже обвил меня двумя руками и сжал так, что затрещал позвоночник.

— Сука, попалась! — прорычал он мне в лицо. — Теперь не уйдешь! Где Золотой?!

Чьи–то руки стали щупать меня, стараясь ухватить, но я была скользкой и молча извивалась.

— Вот она, я ее нащупал! — радостно прохрипел совсем рядом Леонид.

— Дайте ее мне, стерву, не убивайте! — взмолилась Виола. — Подождите, мальчики! Ага, вот ты где, шалава!

Теперь они все сгрудились около меня и держали кто за что мог. Пора было начинать. С Егором было проще всего: я сразу попала единственной свободной рукой ему в оба глаза, и стальные объятия разжались, он завопил. Юркнув ему под ноги, чувствуя, что за другую руку меня держит Леонид, а Виола вцепилась в волосы и молотит кулаком по голове, я снова резанула ногтями вокруг себя, не давая им опомниться. Лезвия вошли в чью–то плоть, и Леонид выпустил мою руку, как–то странно всхлипнув. Оставалась Виола. Только сейчас до меня дошло, что все они, как и я, были голыми, разделись, чтобы не шуршать одеждой, поэтому мои когти, не встречая препятствий, резали сразу тела. Я чиркнула Виоле по руке, чтобы она выпустила волосы, но в этот момент меня оглушил крик Егора:

— Где она!!! Дайте мне ее!

— Здесь, я держу! — провопила Виола, не выпуская меня. — Скорее, а то она с ножом!

Егор навалился на меня и подмял под себя. Я выскользнула, но тут Леонид пришел в себя и прохрипел где–то над ухом, нащупывая грубыми пальцами мое лицо:

— Умри, сука!!!

Они опять облепили меня, распятую на полу, и начали рвать на части. Тела были потными и скользкими, и я закрутилась волчком, превратилась в крутящийся клубок из бритв, невидимый и смертоносный. Больше мне ни чего не оставалось делать в этой ситуации. Туг же снова закричал Леонид, которому первому досталось от когтей, потом застонал Егор, его тело обмякло, и я столкнула его ногами с себя. Виола же почему–то молчала. Откатившись в сторону, я замерла, тяжело дыша, и прислушалась. Леонид еще был жив, но ему, судя по всему, было очень больно. Я понятия не имела, куда его ранила и на что он еще способен. Егор издавал жуткие хрипы, наверное, я зацепила горло, а Виола затаилась где–то в стороне. Она была самой хитрой из всех, но ее урки никогда бы не сделали своим королем, поэтому ее жизнь меня не интересовала. Так прошло несколько минут. Егор почти стих, видно, крови в нем осталось совсем мало, Леонид перестал стонать, и я потеряла его местонахождение. Виола по–прежнему не подавала признаков жизни. У меня даже мелькнула мысль, что я убила ее, но это было бы слишком хорошо, и потом, она должна была хотя бы крикнуть перед смертью. Нет, наверное, все–таки отбежала, почувствовав, как из перерезанных вен хлещет кровь, и теперь сидит где–то и зажимает руку, чтобы не умереть. На мне самой не осталось живого места, и, если бы у меня сейчас была такая возможность, я ни за что бы не решилась подойти к зеркалу. Виола выдрала мне половину волос, и голова страшно болела. По лицу вместе с потом сочилась кровь, моя и чужая, ноги и руки были вывернуты, и суставы жутко ломило, но я была еще на ходу. Смешно, но если бы все происходило при свете, то они бы уже давно вышибли из меня дух. Молодец, Золотой, вовремя вспомнил про рубильник. Иначе бы ему и мне в ближайшем будущем светили пышные похороны…

Егор смолк окончательно. Наступила тишина. Где–то очень далеко тонко пропел петух. Я лежала на полу в большом зале с баром, где–то приблизительно у входа в банкетную комнату, и накачивала себя энергией для дальнейшей борьбы с невидимками в этом уже осточертевшем мне замке. Откуда мне было знать, что все это время надо мной стояла Виола! Я вдруг услышала над собой ее чуть слышное дыхание, которое она издавала, оказывается, в такт хрипам Егора. Я не успела откатиться, как эта ведьма с черными глазами кинулась на меня, по–звериному зарычав. Я лежала на спине и не успела даже выставить руки. Мы сплелись клубком и начали кататься по полу, в луже крови. Она была очень сильной и сразу обезоружила меня, схватив за запястья обеих рук. Потом, недолго думая, начала бить меня головой по лицу наугад, сразу расквасив нос и чуть не вышибив передние зубы. И где, в самом деле, их учили драться? Слава Богу, я могла сгибаться во все стороны под любым углом. Закинув ноги ей на шею, я сцепила их в замок и резко рванула от себя, свернув ей голову на спину. Она мгновенно обмякла. Я расцепила ноги, и ее мертвое тело грузно осело на меня.

Обессиленная и противная сама себе, я поднялась сначала на карачки, а потом медленно выпрямилась, плюнув на то, что где–то еще лежит живой Леонид. Пусть только приблизится, и я сделаю так, что он сможет прожить еще долго, но каждую секунду, умирая от боли, будет жалеть, что не погиб…

В суматохе я совсем потеряла ориентацию и теперь понятия не имела, в какой стороне находится лестница, не говоря уж о подвале. Чуть не упав, споткнувшись о труп Виолы, я пошла наугад, выставив перед собой руки, и вскоре уткнулась в стойку бара. Значит, надо было идти в обратную сторону, чтобы попасть в банкетный зал, а оттуда в подвал. Особняк, видимо досыта наслушавшись за эту ночь душераздирающих криков и воплей, угрюмо безмолвствовал. Нужно было бы улечься где–нибудь в укромном местечке и зализать раны, но что–то подсказывало мне, что вечеринка еще далеко не окончена и еще множество великолепных сюрпризов ожидает пантеру в этом уютном подмосковном домишке, окруженном сотней вооруженных уркаганов. К тому же где–то еще бродил раненый волк по имени Леонид и в любую минуту мог напасть сзади, ибо я уже не скрывалась. Так что я решила пока не выходить из образа пантеры и осталась в состоянии боевого транса, в котором так просто и легко можно было убивать, не думая о последствиях и не испытывая жалости и страха…

Включив свет, я нашла в подвале туалет и немного привела себя в порядок, смыв с лица и тела кровь. Трусики с меня сорвали во время драки, и я была совершенно раздета, как и подобает любому зверю. Поэтому–то я и спала все время раздетой, чтобы побольше пребывать в своем естественном состоянии, а Валентина не уставала меня ругать за это.

Идя по подвалу обратно, я заметила в пустой комнате без двери какой–то квадратный люк и вошла в нее полюбопытствовать. Оказалось, через него спускали продукты или еще что–то — у дальней стены стояли транспортер и железные тележки с высокими ручками. Если бы нас с Золотым загнали в угол, то можно было бы попробовать выскочить из мышеловки через этот люк на улицу, а там как–нибудь пробиться к лесу и скрыться. Но сейчас в этом уже не было никакой необходимости, Золотой выйдет победителем через парадное крыльцо, и татуированная челядь станет рукоплескать своему мудрому и сильному королю. И будет это уже меньше чем через час…

Я вышла в зал с баром и оглядела поле битвы. При свете все выглядело ужасно. Три окровавленных и изуродованных трупа лежали в разных местах, и весь пол вокруг был забрызган кровью. Виола умерла с открытыми глазами, в которых застыл ужас. Голова ее неестественно была откинута назад. Теперь она уже не была так красива, как в начале вечеринки, и только почти идеальная фигура обнаженной девушки осталась почти не тронутой, если не считать многочисленных рваных ран. Ее мясо я уже вычистила из–под своих когтей в туалете. Егор остался без глаз и без правой половины лица — вся щека была содрана от подбородка черепа до затылка. Линду постигла еще более страшная участь, и я не стала даже на нее смотреть, чтобы убедиться, что она мертва. На лестницу уходил кровавый след, и я пошла по нему, подобрав свое брошенное платье и надев на израненное тело. След тянулся до третьего этажа и там обрывался в коридоре, как раз в том месте, где сидел, с невыразимым ужасом глядя на меня, умирающий Леонид. Там же, недалеко, валялась вся одежда, которую они сбросили с себя, когда погас свет. Гигант сидел, прислонившись к стене, и зажимал руками распоротый живот, из которого выглядывали внутренности и текла кровь. Одно ухо болталось, держась только на мочке, а с правого бедра почти целиком была снята кожа. Но он жил, хотя давно должен был бы умереть от потери крови.

Я остановилась около него и тихо спросила:

— Почему ты не умер?

Он вздрогнул, как от удара, и тут же поморщился от боли. Потом прохрипел:

— С-сука… чем ты нас так? Это не честно…

— Извини.

— Где он тебя… откопал?

— Какая разница? Тебе… помочь?

— Не подходи ко мне! — Он опять дернулся и скривился. — Лучше я сам сдохну…

Я развернулась и пошла на второй этаж. Когда спускалась по лестнице, услышала громкие жалобные всхлипы и подвывания. Что ж, собаке собачья смерть…

Золотой спал. Свернувшись клубочком на дне шкафа, он сладко посапывал, подложив ладошки под щеку, и мне даже не хотелось его будить. Но пришлось.

— Что? Где? — сонно спросил он, часто моргая глазами. — А-а, это ты… — и начал вылезать. — Где мои орлы? — перешел он на шепот, вспомнив наконец, где находится. — Сколько времени?

— Половина седьмого, пора на коронацию.

— Ты что… всех? — Он ошарашенно посмотрел на меня и вдруг скис, поняв по моим глазам, что так оно и есть. — Не могу поверить, что ты это сделала, — проговорил он устало и сел на диван. — Ты, наверное, метала в них свои туфли в темноте, да? — Он посмотрел на туфли, которые уже были на моих ногах. — Да, конечно, так оно все и было, — задумчиво продолжил он, — иначе и быть не могло… Ты кидала на звук, верно? Я слышал, как они кричали, когда погас свет, и догадался, что ты нашла рубильник. А потом почему–то заснул, — он виновато пожал плечами. — Извини, я оказался никудышным помощником. Чего ты молчишь? — Он поднял глаза и только тут рассмотрел мой потрепанный вид. — Господи, кто это тебя так?! Ты что, дралась с ними?! Ужас какой… — пролепетал он. — Ты же вся изранена, девочка моя! Тебе, наверное, больно? Не молчи, ради Бога! Я знаю, что я дерьмо и мне нет оправдания, но не смотри на меня так, умоляю! Я за все отплачу… Идем вниз, нужно приготовиться к выходу. И… спасибо тебе, Мария. Прости.

Он отвел глаза, поднялся и прошел к двери, я последовала за ним. На лестнице он вдруг остановился, покачнувшись, схватился за сердце и облокотился о перила, едва не упав. Я подхватила его под локоть, заглянула а побелевшее лицо и быстро спросила:

— Что, сердце? Лучше сядь на ступеньку.

— Подожди, — поморщился он, — сейчас отпустит… Проклятие… Никогда такого не было…

— Перенервничал, наверное. — Я ослабила ему бабочку и похлопала по щекам. —

Обидно будет, если сейчас умрешь. Столько трудов, и все зря. Да и меня угрохают. Крепись, Золотой, хоть до крыльца дотяни, слышишь?

— Да слышу, чего уж там, — он глубоко вбирал в себя воздух, и его щеки начали розоветь. — Сейчас все пройдет, уже легче…

Я все–таки усадила его, расстегнула рубашку, обнажив покрытые жуткими шрамами грудь и живот, и начала массировать. Минут через пять он задышал ровнее, робко улыбнулся и проговорил:

— Ну все, кажется, я в порядке. Идем, а то опоздаем.

Осторожно, не торопясь, я свела его на первый этаж, и мы двинулись через зал, мимо трупов, к выходу. Часы на стене показывали без пяти семь. В этот момент сверху раздался исполненный отчаяния и ненависти крик Леонида:

— Сволочи!!! А–ау–э-а!!!

Вопль захлебнулся каким–то непонятным звуком, и я поняла, что бандит наконец отмучился. Видимо, до последнего мгновения надеялся, что сможет еще что–то сделать, подняться и выйти к своим, а когда понял, что силы уже не хватит и подошло его время, то нервы не выдержали и он закричал. А кричать с разорванным животом опасно…

Золотой, которому я забыла сказать, что Леонид еще жив, но умирает, застыл на месте и начал жадно хватать ртом воздух. Лицо покрыла смертельная бледность, он опять схватился за сердце и весь задрожал, понемногу заваливаясь на меня. До дверей оставалось не более десяти шагов, а до семи — около трех минут. Я подставила ему израненное плечо, обняла за талию и взмолилась:

— Миленький, Золотенький, не умирай, прошу тебя! Идем, еще чуть–чуть осталось!

Но Золотенький только сипел и не мог выговорить ни слова, глаза его начали вылезать из орбит. Он был очень тяжелым для меня, но я потащила его к дверям, слыша, как убийственно быстро тикают неумолимые часы. Он еще сделал несколько шагов, пытаясь помочь мне, но силы быстро уходили из него вместе с жизнью, за которую он так отчаянно цеплялся и ради которой мне пришлось загнать в гроб восьмерых.

— Андрюшенька, молю тебя, не умирай сейчас! — простонала я сквозь слезы. — Ну пару минуточек еще продержись!

Но он уже осел на пол и почти не мог дышать, хлопая посиневшими губами. На мгновение в его затуманенных глазах промелькнула жизнь, и он прохрипел:

— Ты… ты обещала… дать энергии…. Дай…

Господи, я совсем забыла про это! Я тогда пошутила, а он, глупый, поверил… Встав перед ним на колени, я взяла его дрожащие руки в свои, мысленно напряглась и стала молиться, призывая своего отца Акиру спасти меня от смерти и дать этому человеку прожить еще несколько мгновений… Не знаю, что случилось на самом деле, но Золотому стало чуть лучше.

— Мария… — зашептал он, закрыв глаза, — у твоего босса есть один адрес… я ему оставил… Там, за книжной полкой… все мои деньги… Возьми их…

Какие деньги, Андрюша?! Меня сейчас из автоматов расстреляют! — зарыдала я, умываясь слезами перед ним. — Ты сможешь дойти?

— Не знаю… Помоги, попробую…

Он виновато скривился, я обхватила его руками и стала поднимать. Так, почти вися на мне, он доковылял до двери, и в это самое мгновение часы начали бить семь часов. Снаружи загремел засов, дверь открылась, и нашему взору предстали напряженные лица хмурых парней с автоматами на изготовку. Лишь на немногих появилась радость при виде Золотого. Остальные были или удивлены, или злы. Все молча смотрели на нас и явно не знали, что делать.

Золотой последним усилием воли сделал шаг через порог, всем весом налегая на меня, и хрипло, но довольно громко сказал:

— Моя последняя воля… Эту девчонку не трогать… Ясно?

Все угрюмо кивнули, не понимая, что с ним происходит, но он уже этого не видел — последнее слово его оказалось одновременно и последним вздохом. Я почувствовала, как резко ослабло его тело и потащило меня вниз. Я опустила его, положив на крыльцо под изумленными взглядами урок, села рядом на ступеньку и заплакала. Парни молча взирали, не решаясь вмешиваться, а я ревела навзрыд и ничего не могла с собой поделать. Что ни говори, Золотой спас меня от смерти, уже будучи сам почти мертвым…

…Но не только это заставило меня дать волю своим чувствам. Когда–то в детстве я спросила у Акиры, своего приемного отца, смогу ли я когда–нибудь найти своего настоящего папу, которого я никогда не знала и не видела. Акира осмотрел мое тело с ног до головы, показал на левой груди пять маленьких родинок в виде правильной звездочки и сказал, что если увижу такие еще на ком–нибудь, то это будет или моя мать, или отец. Прошло много лет, и я никогда не встречала ничего подобного. Но когда массировала Золотому грудь на лестнице, увидела точно такую же звездочку и в том же самом месте, как и у меня. Но ничего не стала ему говорить, боясь, что если он не умер от перенапряжения и страха, то может умереть от счастья и не успеет меня спасти. Надеялась, что он выдюжит, выживет, и тогда я расскажу ему все, поплачусь в жилетку, как мечтала сделать всю жизнь, когда меня в детстве обижали и некому было защитить. Но Золотой умер, успев спасти меня, но не успев узнать, что странная девушка Мария, с которой таким запутанным и жестоким образом его свела судьба, является его единственной дочерью, а та, в свою очередь, спасла своего отца только для того, чтобы похоронить… Что ж, видно, так было угодно Господу, аминь!

* * *

Золотой оставил боссу конверт, который нужно было отослать по написанному на нем адресу в случае его гибели. Родион мужественно смотрел на него целые сутки, ходил вокруг да около, но так и не заглянул внутрь, хотя все его существо сыщика так и подстегивало совершить этот шаг. За разглядыванием оного послания я и застала его, когда пришла в офис после обеда того же дня, когда урки привезли меня в город и высадили недалеко от моего дома. Они не задавали вопросов и вели себя очень вежливо, уважая последнюю волю Золотого. Дома я привела себя в порядок, замазав все синяки и ссадины косметикой, часик поспала и явилась в контору. Увидев мое припухшее лицо, босс удивленно поднял брови:

— Что–то случилось? Где наш клиент?

— Клиент умер от сердечного приступа. Там все перепились до чертиков и устроили потасовку. Даже мне немного перепало.

— Ну, это не беда, — успокоил он меня. — Ты не так уж и плохо выглядишь, до свадьбы заживет. Главное, мы получили наличными десять кусков. Теперь нужно отправить конверт — и совесть наша будет чиста.

— Позвольте, я сама это сделаю? — попросила я. — Доведу уж все до конца, коль начала…

— А ты не устала? Хотя это не трудно. На, забери его, а то у меня уже нервы не выдерживают — так и хочется сунуть туда свой нос. Опусти в почтовый ящик и отправляйся домой спать.

…В квартире Золотого, когда я туда пришла, никого не было. Вскрыв дверь при помощи отмычки, я вошла внутрь, осмотрелась и в комнате, служившей, по–видимому, кабинетом, обнаружила книжную полку во всю стену. В углу около стола стоял огромный сейф, в котором, наверное, и хранились все их воровские документы и деньги. Но они меня не интересовали. Положив конверт на стол, я начала осматривать полку, вытаскивая книги и ощупывая соединения в поисках тайника. Когда уже все книги лежали на полу, а голый каркас полки насмешливо смотрел на меня, зияя пустотой, я начала подозревать, что отец или что–то перепутал, или попросту обманул меня, во что мне почему–то не хотелось верить. И туг заметила, что одна полка отличается от других толщиной поперечных стоек. Я подергала ее, и она открылась, как дверь, плавно и бесшумно. За ней оказалась небольшая ниша в стене. Там лежал старый, потрепанный чемодан. Не заглядывая внутрь, я взяла его и, сгибаясь под тяжестью, вышла из квартиры. Не успела закрыть дверь на замок, как внизу на лестнице послышались шаги и голоса. Поднявшись на этаж выше, я притаилась и стала слушать.

— Наверняка все у него дома, — возбужденно говорил мужской голос. — Не мог он уйти, не подумав о нас. Зря, что ли, мы на него пахали.

— Сейчас все узнаем, не тараторь, — оборвал его кто–то, и послышался звук вставляемого в замок ключа.

Дверь открылась, и они вошли в квартиру. Я тихонько спустилась и, когда проходила мимо, услышала за дверью радостный крик:

— Есть! Я же говорил, что он последний

честный вор в России! Не обманул, падла…

…Родион, когда увидел содержимое чемодана, сильно изменился в лице и только сипло спросил:

— Это… от Золотого?

Я молча кивнула головой…