24 мая 2002 года

Весь вечер шел дождь, а ночью стих. И ветер стих, и резко потеплело, и чудилось, будто вся сирень, которая только была в этом большом городе, внезапно раскрыла все свои цветки, все бутоны и ударила залпом такого благоухания, что всем спящим снились нынче волшебные, романтические, изумительные сны про первую любовь, которая сбывается – не умирает в веках, не сменяется своей противоположностью, не разбивается о быт и денежные проблемы, не тонет в зыбучих песках неисполнившихся желаний… про вечную любовь!

Думала об этом и молодая женщина, которая в четвертом часу ночи сидела на полу, скрестив ноги, слушала тихую музыку «Радио 7 на семи холмах» и вытряхивала на пол содержимое каких-то папок, тетрадей, блокнотов, конвертов, книг и записных книжек, которые громоздились вокруг нее бесформенными грудами. Эта молодая женщина была Лида Погодина. А вещи, которые она перебирала, были вещами ее брата Сергея.

Что искала она? Хоть какие-то следы Майи Майданской в жизни брата.

Искала – и не находила ничего.

Чем больше проходило времени, тем больше она убеждалась: этих следов либо нет, и тогда Григорий клинически, катастрофически ошибается, либо эти следы все уничтожены Сергеем.

Когда?

После возвращения из лагеря?

Нет, вряд ли. Ведь, приехав из Парижа, Лида застала эту комнату практически в таком виде, в каком она пребывала до самого прихода Сергея домой. Это сейчас здесь царит сущий бедлам, а все эти годы книжки были ровненько расставлены по полкам или связаны в стопки (у Сергея было столько книг, что они не помещались в шкафу), так же были увязаны и его старые, еще студенческие тетрадки с конспектами и лекциями. Одежда Сережина была сложена и развешана в гардеробе. Только тетя Сима умела так аккуратненько укладывать вещи. Значит, этот образцовый порядок в комнате племянника навела она – после его ареста. Наверняка квартиру обыскивали. Ну и вот после этого тетя Сима все убрала, разложила – и осталась тут одна, среди всего этого порядка: ждать, пока вернется Сережа. Но не дождалась…

Лида с трудом встала, прошлась по квартире, разминая затекшие ноги, съела на кухне яблоко и вернулась в разоренную комнату. Снова села на пол и принялась потрошить еще остававшуюся нетронутой стопку старых журналов.

Значит, так…

Предположим, что свидетельства романа Сережи и Майи были изъяты при обыске.

Вряд ли. Тогда на суде дело повернулось бы совершенно иначе. Осложнило бы это Сережино положение или нет, Лиде трудно судить, но Марк Соломонович уж наверняка сообщил бы об этой ситуации навязчивой «кропательнице детективных романов». Значит, обыск тут ни при чем.

А что, если все уничтожил сам Сергей? Заранее? Накануне убийства?

С какой радости? Предчувствовал, что это может произойти? Прочел неблагоприятный гороскоп на день? Видел вещий сон?

Нет, вряд ли, ни в астрологию, ни в сны, ни во всякое такое Сережа не верил и высмеивал сестру, которая одно время очень внимательно почитывала «Тайную власть» и «Оракул». Так что насчет вещих снов это скорее Лида большой специалист…

Оставим в покое сны и предчувствия, призовем на помощь элементарную логику. Можно предположить, что Сергей еще накануне решил покончить с Майданским. И тогда Гриша прав: ссора была неслучайной. Возможно, брат сам ее спровоцировал. Если Майданский был нетрезв, Сереже легко удалось вывести его из душевного равновесия! А потом…

В пользу этого довода говорит, между прочим, и то, что Сергей очень кстати оказался в тот вечер вооружен. «Случайно» нашел пистолет под каким-то там крыльцом! Всякое бывает, конечно, но уж больно все сходится одно к одному! Эх, жаль, тот старый дом давно снесен, не найти хозяйки, которая свидетельствовала на суде: да, Сергей Погодин и впрямь случайно нашел пистолет под крыльцом в разрушенной части дома… Но какой смысл искать Лиде ту женщину? Неужели она будет опровергать собственные показания? Ради чего? К тому же вполне возможно, что так оно и было, вернее, так оно и выглядело. К примеру, Сергей заранее спрятал там оружие, потом пришел в гости к этой знакомой, стал играть с ее собакой, заглянул под крыльцо: «А что это там такое лежит?!» Такие случайности организовать очень просто. Особенно с изощренным умом Сергея. К тому же он обладал особым даром убеждать людей, заставлять их смотреть на события его глазами. Конечно, до поры до времени, но все-таки…

Ладно. Что же следует из того, что Сергей подстроил эту случайность с пистолетом и сымитировал ссору с Майданским? А то и следует, что это было убийством с заранее обдуманным намерением. И Сергей знал, что за это последует расплата. Арест, обыск… Он знал, что сюда придет милиция. И сделал все для того, чтобы отвести подозрения от своей возлюбленной. Подозрения в соучастии! Можно себе представить, какая шумиха поднялась бы вокруг Майи, если бы ее заподозрили в связи с Сергеем! Тогда бы ей не удалось так легко прибрать к рукам капиталы Валерика Майданского!

Лида резким движением прижала к груди журнал. Мысль, вспыхнувшая в голове, была ослепительна и болезненна, как настоящий ожог.

Нет, нельзя такое думать о своем брате! Невозможно представить, что Сережа убил Майданского из корысти! Невозможно представить, что он нарочно уничтожил все свидетельства своей любви к Майе, чтобы она осталась в стороне, получила деньги, наняла на эти деньги превосходного адвоката для своего любовника и потом поддерживала его существование в лагере, ожидая, пока кончится срок, пока он выйдет и вернется к ней.

Невозможно представить? Да нет, представить как раз очень просто. Поверить невозможно! Сережа не мог, не мог быть таким…

Каким? Что ты знаешь о своем брате? Вся твоя взрослая жизнь прошла вдали от него, эти годы изменили не только тебя, но и его, а ты все еще видишь в нем веселого мальчика, который когда-то играл с тобой в прятки в старом деревенском доме. Уже ведь было такое в жизни, что брат не просто разочаровал тебя, но оттолкнул от себя. В той давней истории с разводом. Он не пожелал понять, разобраться, почему сестра вдруг решила бросить мужа. Даже не задумался, что это с ней вдруг произошло! Ну да, Лиде не хватило сил открыть Сергею правду насчет вояжа Виталия на Дальний Восток и той истории в Красноярском аэропорту. И Сергей подумал, что она бросила Виталия именно из-за безденежья, из-за развала их фирмы, из-за того, что перестала верить в него и решила искать другой судьбы.

Тебе уже тогда показалось, что ты говоришь с совершенно чужим человеком, что ты словно стучишь в запертую дверь. Уже тогда ты поняла: если Сергей что-то вбил себе в голову, это никакой силой не выколотишь. Он был упрям, несдвигаемо упрям – порою даже вопреки разуму. У него были свои, совершенно непонятные Лиде взгляды на жизнь. А душа… о, душа его и впрямь была – сплошные потемки! Это она сообразила. Почему же ты думаешь, что эта странная натура могла измениться? Почему в глубинах этой души, этого изощренного и в то же время упрямого разума не мог вызреть замысел об убийстве ненавистного Валерика Майданского?

Но зачем, ради всего святого, его понадобилось убивать явно?! Зачем на глазах у всех? Почему не тайком, не из-за угла? Почему нельзя было подстроить так, чтобы самому остаться ни при чем?

Наверное, все из-за того же неразумного чувства, которое когда-то заставило Сергея – вопреки доводам логики и даже вопреки родственной любви – принять сторону «несправедливо» брошенного Виталия Привалова и поссориться с сестрой. Сережа не мог убить из-за угла – не мог, и все тут. Он должен был сойтись с Майданским лицом к лицу, может быть, он даже хотел, чтобы тот в последние минуты видел, кто его убивает, вспомнил бы, возможно, ту давнюю историю с «хорошей девочкой Лидой»…

Так это было или не так – кто теперь объяснит?

Но тут должно быть еще что-то… еще какая-то причина… Может быть, Сережа пошел на это открытое, демонстративное убийство именно ради Майи? Потому что убийство из-за угла непременно бросило бы подозрение на вдову Майданского. Ищите, кому это выгодно! И даже если бы Майе удалось доказать свою непричастность, все равно пошли бы разговоры, которые крепко повредили бы ей, ее репутации. А любовники, судя по всему, об этой самой репутации крепко заботились. И позаботились до конца. Строго говоря, Сергей принес ей в жертву свою жизнь.

Но, конечно, они думали, что судьбу удастся обмануть. И тогда все наладится, исправится, все будет хорошо! Только – дождаться…

И она верила в это! Я была убеждена, что после смерти мужа должна похоронить себя, поставить крест на личном счастье. На долгие годы, может быть, даже навсегда.

Навсегда – это означало для нее – до возвращения Сергея. Но вот однажды ее поразила любовь, и она забыла человека, которому была всем обязана: свободой от ненавистного мужа, богатством и счастьем.

Сергей прочел ее письмо и открыл в нем именно тот смысл, который вкладывала в свои слова Майя: любовь прошла, любовь в прошлом, с ней придется проститься и никогда больше не возвращаться к ней!

Сергей понял это – и не смог пережить.

Чего именно? Того, что Майя предала его? Или того, что он преступил закон совершенно напрасно? Что он сам ничего не получает, никакой выгоды, а только теряет все?

Да неужели так оно и было?!

Неужели брат Лиды – хладнокровный, расчетливый убийца?

Брат… Тот самый Сережа, который однажды возник на пороге и шелестящим шепотом попросил приютить его на несколько дней в собственном доме. Тот самый Сережа, который одной рукой пытался достать справку об освобождении и предъявить родной сестре, чтобы узнала его. Тот самый Сережа, который лежал, чуть повернув белое, мертвое лицо, выслушав перед последней дорогой песню о красной волчице. Песню, которую поет – и, наверное, пела и раньше – Майя Майданская. Песню, которая напоминала ему о ней!

А, ну теперь понятно!

И он умер, красная волчица. Он умер!

Лида с бессознательной яростью отбросила от себя журнал. Он пролетел через комнату, ударился о стенку и упал, распахнувшись на середине. И выпустил из плена страниц фотографию, словно птицу – из клетки.

Несколько мгновений Лида смотрела на белый прямоугольник – снимок упал изображением вниз, – потом быстро-быстро переползла на коленках по комнате и схватила фотографию. Перевернула ее.

Черно-белый снимок. Несколько лиц. Но взгляд сразу нашарил одно – родное.

Вот Сергей! О господи, какой он красивый! Какой четкий, чеканный профиль! Ветер бьет ему прямо в лицо, волосы отлетели со лба. Какой умный у него лоб. Губы словно резцом вырезаны. Ослепительная улыбка. Эта улыбка и взгляд Сергея устремлены на молодую женщину.

Майя!

Вокруг какие-то люди, они хохочут, гримасничают, машут руками, но эти двое смотрят друг на друга и, кажется, больше никого не видят. Сергею ветер в лицо, а Майе – в спину, и ее длинные волосы летят к нему, опутывают его шею и плечи, словно обнимают. Они не могут поцеловаться при людях, но их взгляды слиты, словно губы в поцелуе.

О чем они думают? Какие слова мысленно говорят друг другу? Не эти ли?

Лида опустила руки, отвернулась.

Да, Григорий был прав. Она и в самом деле глухая, слепая, глупая дура. Так ничего не понимать…

Одно утешение – что никто ничего не понял. Ни-кто другой, никто чужой не заглянул в эту тайну. Ни знакомые, ни друзья, ни следователи, ни судьи. Даже изощренный Марк Соломонович. Сережа всех обманул своим молчанием, Майя – своей наивной хитростью. И если бы не роковая встреча Майи с тем кудлатым парнишкой, перевернувшая три судьбы, любовники после возвращения Сергея снова встретились бы, снова посмотрели бы друг на друга с той же ошалелой страстью, с какой смотрят на этой фотографии.

Почему Сережа не уничтожил снимок? Забыл? Или в суете фото просто не попалось ему под руку, затерялось в журнале? Может быть, не нашел сил порвать фотографию и решил оставить хоть что-то на память? Или счел, что присутствие посторонних людей делает снимок неопасным, как бы размывает, сглаживает их с Майей отношения?

А вот, интересно, эти люди знали?

Лида снова вгляделась в снимок. Кроме Сергея и Майи, на нем были изображены еще четверо.

Полная молодая женщина с тем веселым, проказливым выражением лица, какое бывает именно у толстушек, убежденных в своей неотразимой привлекательности. Лида знает сколько угодно таких милых женщин, которые едят, что хотят, и от души жалеют вечно голодных, несчастных худышек, посвятивших себя самоистязанию в угоду каким-то там шейпинг-стандартам. А проблему одежды, которая в один прекрасный день вдруг становится тесной, эти веселые толстушки решают очень просто: покупают себе юбку или платье на размер больше – приятней оно и прелестней!

Рядом с веселой женщиной стоит худосочный молодой человек в огромных очках, которые, кажется, только и делают, что спадают с его длинного, унылого носа. Именно попытки беспрестанно удерживать очки на переносице и придают его физиономии столь сосредоточенное выражение, а вовсе не какая-то интенсивная мыслительная деятельность.

Еще один мужичок на фото – с толстыми щеками и отвислым брюшком большого любителя пива. Ничем не примечательная внешность.

А это кто? Знакомое лицо… Курносый нос, улыбчивый рот сладкоежки и бабника, пышная шевелюра… Почему-то это лицо ассоциируется у Лиды с гитарным перебором, с хрипловато-разудалой классикой жанра: «Люблю тебя я до поворота, а дальше как получится!..»

Стоп, ребята. Так ведь это же Вадик Приходько, Сережин друг, а также приятель Виталия Привалова, бывшего Лидиного супружника. Ну конечно, это он! Что характерно, Вадик единственный отозвался на Лидин звонок насчет похорон Сергея. Ему, как и многим другим, она оставила сообщение на автоответчике. На похоронах Вадик не появился, однако уже после сороковин позвонил Лиде и сообщил, что на два месяца уезжал в гости к сестре, которая теперь живет в Канаде. Поэтому не мог быть на похоронах. А теперь вернулся и выражает… ну, и всякое такое.

Лида тогда поблагодарила его за звонок и свернула разговор, потому что очень уж Вадика разбирало любопытство, очень уж назойливо выспрашивал он, как и отчего умер Сережа. Право слово, такой пристальный интерес к подробностям смерти брата показался Лиде если не оскорбительным, то не вполне приличным. И вообще, это было совершенно не похоже на прежнего тактичного, деликатного Вадика. Понятное дело, она постаралась поскорей отделаться от него. И вот теперь Лиду вдруг так и пронзило догадкой: а что, если Вадик интересовался смертью Сергея не столько из собственного любопытства, сколько по просьбе Майи? Уж наверное, ее не могло не заинтересовать, как окончил жизнь человек, который сделал ее счастливой, а сам добровольно дал себя распять на кресте! Который для нее такую жертву принес?..

А если так, значит, Вадик до сих пор дружен с Майей. И определенно мог быть в курсе их с Сережей романа. Может быть, его даже удастся уговорить рассказать, что там происходило между ними!

Вопрос, как его уговорить… Ведь он мог тогда обидеться на Лиду и теперь полезет в бутылку…

Значит, надо придумать что-то такое – особенное. Что-то сказать ему…

Ничего. До утра еще есть время, чтобы придумать!