Книга: Прекрасна и очень опасна
Назад: 25 апреля 2002 года
Дальше: 25 апреля 2002 года

30 декабря 2002 года

Звонок долетел словно издалека. Майя не то услышала его, не то почувствовала. И тут же снова настала тишина. Какое блаженство! Может быть, звонок ей почудился? Приснился? Ей часто снились звонки в дверь. Особенно раньше, до того, как появился Олег и избавил Майю от прошлых долгов. А тогда… То чудилось, что с кладбища приходит вставший из могилы Майданский. То появляется из тех мест, где был похоронен заживо, тот, другой, – не поймешь, живой или мертвый… Майя вскидывалась, стискивала руки у горла, не зная, то ли бежать отворять двери, то ли прятаться от призраков. Сидела, прижав к груди подушку, словно щит, утыкалась в нее лицом – до тех пор сидела так, пока не понимала, что это сон. Всего лишь сон! Иногда вспоминала, что надо осенить себя крестным знамением. Ну, крестилась, бормотала что-то, какие-то самодельные молитвы. И чувствовала при этом страшный стыд. Она вообще терпеть не могла о чем-то просить людей. Или бога просить – какая разница? Ей было трудно переступить через себя. Тем более в том, что произошло, он вряд ли мог ей помочь. То есть мог бы, конечно, поскольку всемогущий, однако вряд ли захотел бы это сделать. Поскольку всевидящий. И уж кто-кто, а он отлично знал, как все обстояло на самом деле и кто во всем виноват.
Так что Майя не просила помощи у бога даже в самые тяжелые минуты, часы, дни, недели, месяцы, годы.
Странно, что вышло в точности по прогнозу одного безбожника, который когда-то сказал: «Никогда и ничего не просите! Особенно у тех, кто сильнее вас. Сами все предложат и сами все дадут».
Они и дали, небеса…
Дали покой и счастье. Но зачем же отнимать то, что дали сами?!
Звонок повторился, и тотчас раздался голос Олега:
– Здравствуйте. Дома, да, но подойти не может.
А, это он по телефону говорит. Слава богу, никто не притащился. Как это Майя забыла отключить телефон на ночь? Хотя сейчас уже не ночь, а белый день!
– Извините, не позову, – твердо сказал Олег кому-то. – Она очень плохо себя чувствует. Видимо, простыла, всю ночь не спала. Только сейчас заснула. Поэтому извините… Что ей передать? Кто звонил? А, понятно. Передам обязательно. Всего доброго.
– Олежек, выключи телефон, – пробормотала Майя и сама удивилась тому, как жутко звучит ее голос. И в горле словно наждаком по связкам скребут. Она ведь не просто ночь не спала – она кашляла так, что иногда казалось: горло вот-вот разорвется. Олег с ног сбился, бегал на кухню и обратно то с горячим молоком, то с медом, то с классическим коктейлем: мед, коньяк, взбитое яйцо; то с жженым сахаром, то с какими-то таблетками, то с полосканием: сода, йод, соль… Все, что вспомнилось, в ход пошло, да толку не было никакого. И обычные аэрозоли от астмы не помогали. Майя от этого кашля дошла до точки, а стоило вспомнить, что завтра вечером надо петь, а как она будет петь, когда вместо связок будто волосяные раздерганные канаты! А сегодня у них банкет, весь клуб снимает под день рождения важное лицо из городской администрации, говорили, что, возможно, будет сам Коренев…
Нет, петь она сегодня не сможет, это точно!
А завтра? Ведь завтра Новый год! У них в клубе новогодний вечер!
И завтра она не сможет петь…
А когда сможет?.. И сможет ли когда-нибудь?
Майя сама не знала, что это на нее нашло, почему позволила себе так распуститься, предаться такому отчаянию. Ну разве она никогда раньше не простывала? И разве никогда не обострялся ларингит, профессиональная болезнь преподавателей, дикторов, ораторов, массовиков-затейников и певцов? Особенно тяжело бывало в июне, когда начинала цвести полынь. Вроде бы здесь, практически в центре города, ее днем с огнем не сыщешь, а все же Майя улавливала самое дальнее дуновение. Чудилось иногда, что она способна уловить запах, который ветер наносит аж с другого берега Волги!
Но это тяжелое время она обычно проводила дома. Не выступала, отказывалась от всех приглашений, которых летом и вообще-то становилось гораздо меньше: в работе клубов наступал мертвый сезон. И раньше пропущенное выступление ничего не значило для Майи: ну подумаешь, пятьсот рублей не получила, что это за деньги? Конечно, она зарабатывала за вечер куда больше, чем ставку, иной раз охапками доллары подбирать в подол приходилось, но все равно это было неважно: она ведь пела не ради заработка. Деньги и так у нее были.
Кстати, они есть и сейчас. И даже если заказчикам банкета придется вернуть часть денег за то, что программа будет изменена (а Майя уже чувствовала, что ее придется менять, что петь сегодня вечером не сможет, не то совсем сорвет голос), это не разорит ни клуб, ни саму Майю. Честно сказать, ее не разорит даже возврат денег за все заказанные до самого Рождества ежевечерние банкеты!
Дело не в деньгах. Дело в этом неконтролируемом страхе: а что, если она не сможет петь никогда?
Снова подкатило к горлу удушье.
– Олег! Открой форточку! – прохрипела Майя, резко садясь в постели.
– Да ты что?! – закричал муж. – С ума сошла?! Какая тебе форточка? Там же мороз под тридцать! Наглотаешься холодного воздуха – еще хуже будет!
– Мне дышать нечем, открой, пожалуйста, – прошептала Майя.
– Ну хоть укройся, спрячься под одеяло! – взмолился Олег жалким голосом.
Растрепанный, бледный (ему тоже тяжело досталась нынешняя бессонная ночь), он выглядел сейчас совершеннейшим мальчишкой, гораздо моложе своих двадцати четырех лет. Майя представила себе, как выглядит сейчас она, сколько лет легко может прибавить к своим тридцати двум, и рухнула вниз лицом, зарылась в подушку, натянула на голову одеяло, зашлась в истерических хрипах, заодно поглубже заталкивая под подушку носовой платок.
Олег не должен этого увидеть! Он с ума от ужаса сойдет. Довольно того, что с ума сходит она, Майя.
Что происходит? Что происходит?
Она ничего не понимала.
Это началось три дня назад. Она шла по Покровке, торопилась в Дом культуры имени Свердлова, куда дважды в неделю ходила на занятия в студию эстрадного танца (современная певица должна не только петь, но и двигаться хорошо!), с трудом пробираясь сквозь толпу, высыпавшую из первого трамвая. Напротив Дома культуры всегда стояли две девушки, окруженные сворой собак. Рядом стоял двухэтажный проволочный ящичек с кошками. На ящичке высилась коробка с надписью: «Помогите бездомным животным!» Люди охотно опускали в коробку мелочь, уж больно симпатичные были псы, по случаю плохой погоды приодетые кто в комбинезон защитного цвета, кто в штаны и курточку, кто закутан в теплый платок. Старостой здесь был немолодой, жутко косматый ризеншнауцер, облаченный в красные штаны и курточку, а также в красный колпак с белой оторочкой. Видимо, он по совместительству изображал Санта-Клауса. На спине у него тоже была укреплена коробочка с прорезью, туда сыпалось больше всего денег: этот пес бегал по Покровке и требовательно таращился на прохожих, просто-таки вымогая у них деньги своим выразительным взглядом. А устав, садился у входа в находившийся тут же, напротив ДК, магазин «Мясной дворик» (называемый всеми просто «Куриным двориком», ибо в основном там продавалась продукция Линдовской птицефабрики) и умильно вдыхал приятные запахи, провожая взглядом каждую появляющуюся из магазина сумку. Он никого не трогал – только смотрел. Но опять-таки, как смотрел!
– Мама, какой он умный! – воскликнула какая-то девочка, теребя за руку маленькую пухленькую женщину в дубленке. – Давай его домой заберем!
Та не успела ответить. Мимо имел неосторожность пробежать какой-то рыжий пес – тоже бездомный, но не входящий в сообщество разодетых попрошаек. Дразнящие запахи, несущиеся из «куриного магазина», заставили его на миг замедлить ход.
Надо было видеть, что сделалось с Санта-Клаусом! Он понесся по Покровке, исторгая хриплые звуки, которые могли бы напугать и собаку Баскервилей! Рыжий бродяга летел прочь быстрее лани, быстрей, чем заяц от орла, совершенно лишившись разума от страха!
– Ой, вот это характер! – сказала девочкина мама. – Этак он нас всех гонять станет по комнатам, чуть что не по нем! Лучше мы его забирать не будем, ладно, Лидочка?
Майя резко повернулась к девочке – и вдруг у нее подкосились ноги от резкого запаха полыни, который налетел откуда-то сзади.
Рефлекторно задержала дыхание, испуганно оглянулась, наступив на ногу высокому парню в черной куртке. Лицо его почему-то показалось ей знакомым, но Майя об этом не задумалась, не извинилась – не до того было.
Что за напасть?! Обычные люди спешат по своим обычным делам. Причем идут все больше мужчины и женщины сугубо автозаводско-сормовского вида. Никто из них совершенно не похож на людей, которые пользуются безумно дорогими духами «Кризантэм д'ор», изготовленными на основе экстракта полыни. Строго говоря, Майя видела в своей жизни только одну женщину, которая ими пользовалась. Они с Олегом были в свадебном путешествии на Борнео, и вот однажды в дансинге отеля Майя оказалась рядом с красивой мулаткой, благоухающей этой жутью, – и чуть богу душу не отдала. Мулатка – ее звали Рашель – и рассказала Майе об этих духах. К счастью, ее пребывание в отеле закончилось через два дня, и больше никто не отравлял Майе атмосферу. Правда, потом она наткнулась на эти духи в аэропортовском магазине дьюти-фри, однако только при виде шелкового футляра цвета охры у нее начался кашель. Теперь она с опаской заходила в парфюмерные отделы – ведь духов нынче навезли со всего мира самых невиданных! – однако «Кризантэм д'ор» не видела ни разу. Нет, ну в самом деле, они были чрезмерно дорогие, да и запах полыни, мягко говоря, рассчитан на любителя.
По счастью, любителей полыни в Нижнем Новгороде не находилось, так что Майя уже уверилась, что проведет зиму относительно спокойно – в смысле физическом, постоянный моральный раздрай не в счет, – как вдруг этот внезапно обрушившийся кошмар…
Ей чудилось, что вся улица пропахла полынью! Вбежала в ДК, сунула шубку гардеробщице, понеслась в другое крыло, зажимая нос платком и с ужасом представляя, как же теперь будет танцевать, когда горло судорогами сжимается и дышать невозможно, однако, к ее изумлению, ей постепенно стало легче. А на втором этаже, в студии, среди запахов дешевых духов, пота и табачища (и руководительница студии, и девчонки курили как ошалелые) ей стало совсем хорошо. Майя отдышалась, пришла в себя, и на радостях у нее получались все, даже самые сложные фигуры.
Увлекшись, она совершенно забыла о случившемся. Но стоило ей одеться и выйти на Покровку, как кошмар надвинулся опять. Кашель начал скрести горло, она чихала и чихала, стоя посреди улицы, люди обходили ее подальше, находились идиоты, которые откровенно хихикали, а два брейкера-недоростка, вышедшие из ДК вслед за Майей, начали спрашивать:
– Чихушка-чихушка, сколько лет мне еще осталось жить?
– Не чихушка, а чахотка! – поправил третий придурок в такой же вязаной шапочке а-ля Децл, как у двух его приятелей. – Чахотка-чахотка, сколько лет тебе осталось жить?
Черт знает как испугалась Майя этой дури! Опрометью, скользя на промороженном тротуаре, ринулась вниз, к Алексеевской, проклиная себя за то, что пошла сегодня пешком, а не взяла машину. На улице ей почему-то было невыносимо страшно, хотелось домой, домой, в это убежище, которое она когда-то, при жизни Майданского, ненавидела, в которое потом, в годы одиночества и вдовства, возвращалась через силу, но которое в последнее время полюбила, потому что квартира очень нравилась Олегу. Они сделали роскошный ремонт, изгнали оттуда все призраки прошлого, и теперь это было воистину убежище для Майи.
Она вбежала в подъезд, пронеслась мимо консьержки, ввалилась в квартиру – к изумлению и испугу Олега, который решил было, что на жену напали хулиганы, – и разразилась рыданьями. Запах никуда не исчез! Майя ощущала его на своей одежде, на волосах, на теле!
Олег заставил ее принять ванну. Хвойный пар всегда приносил Майе облегчение, и она отмокала не меньше часа, чувствуя, как успокаивается горло. Потом в джакузи забрался Олег, и они еще долго блаженствовали там вместе.
Кошмар исчез… но снова навалился на нее, стоило только выйти из ванной!
Майя забаррикадировалась в спальне, выпила коньяку и заснула, надев марлевую полумаску. Уже смеркалось, когда ее разбудил Олег и, робея, сказал, что, может быть, ему кажется, но запах исходит от шубы Майи. Честное слово! Запах очень сильный, раздражает даже Олега, хотя ему, в принципе, от полыни ни жарко ни холодно.
Майя, еще толком не проснувшаяся, с больной головой, посмотрела на него как на сумасшедшего, однако Олег настаивал.
Она рассердилась.
Олег опять ушел в прихожую, но скоро вернулся и твердым голосом сказал, что оказался прав: на спине у шубы слипся мех, как будто на него попало что-то масляное, и эти масляные брызги распространяют острейших запах полыни.
Да, это было похоже на шутку. Но так шутить Олег ни в коем случае не стал бы. Майя надела халат, заткнула ноздри комочками ваты, пропитанными чесночной настойкой (запах жуткий, но зато хорошо прочищает нос и преграду полыни создает идеальную, а ноздри потом можно и с мылом помыть!), и потопала проводить экспертизу.
А ведь и верно! Шуба на спине была обрызгана чем-то маслянистым, пальцы сразу стали жирными. Майя осторожно понюхала – и полынная омерзительная горечь проникла даже сквозь чесночный «противогаз».
Олег немедленно уложил шубу в пакет и утащил в химчистку. Шкаф, где она висела, был забрызган аэрозолями, лучше всего помог антитабак «Хвойная свежесть».
А Майе, когда она покончила с изведением полынного духа, стало отнюдь не легче, а гораздо тяжелее.
Потому что она задумалась.
Получалось что? Получалось, что на Покровке (а это, совершенно точно, произошло именно там и именно в ту минуту, когда она подходила к ДК Свердлова, не зря ей так плохо стало, будто этим запахом ее по голове шарахнуло!) к Майе сзади подошел какой-то неведомый человек и нарочно облил ее шубу полынным маслом.
В жизни не слышала большей чуши, попыталась успокоить сама себя Майя. Во-первых, что это за полынное масло такое и с чем его едят, а во-вторых, просто невозможно себе представить, чтобы человек в здравом уме и твердой памяти подошел и нарочно намазал этим маслом другого человека!
Тем более так точно угодил именно в Майю, у которой даже при слове «полынь» начинаются спазмы и кашель.
Единственное объяснение, что это произошло случайно. И в самом деле, шел человек, держа в руке флакончик с полынным маслом, и нечаянно – например, споткнувшись или поскользнувшись – взял да и разлил его, ну а то, что масло попало на шубу Майи, – просто несчастное совпадение.
Тьфу, бред! Да ведь нет на свете никакого полынного масла! Нет его!
Но теперь она уже не могла успокоиться. Соскочила с кровати, отыскала среди книг «Энциклопедию русского знахаря» и на букву П нашла слово «Полынь».
Причем не просто «Полынь», а «Полынь горькая»!
«Полынь горькая применялась в народной медицине от лихорадки, от боли в пояснице; при этом продолжительно употреблять ее избегали, ибо знали, что она производит нервное расстройство…»
«Ага! – сердито хмыкнула Майя. – Вот именно! Да у меня даже чтение статьи о ней производит «нервное расстройство»!»
Ну, что там дальше?
«Знахари советовали толочь свежую полынь и, выжав сок, пить по стакану натощак от лихорадки; настоянную на теплой воде – от раздутия живота. Ею также лечили желтуху.
Свежими листьями врачевали опухоли; сушеные листья запасали для водочной настойки, которая употреблялась как средство, способствующее пищеварению. Листья сначала обмывали, обдавали кипятком, отжимали и затем уже заливали водкой. Настойка получалась изумрудного цвета.
Листья и семена полыни, истертые в порошок и смешанные с медом, давали детям натощак от глистов; ваннами лечили золотуху; заваривали, как чай, и пили при флюсе, который быстро проходил.
Можно пользоваться и маслом из семян…»
Ага! Вот оно!
«…маслом из семян (чайную ложку толченых семян настаивают на 4 чайных ложках прованского масла). Принимают масло по 1–2 капли (на сахар) 3 раза в день. Таким маслом пользуются также при одышке и обмороке».
Майя передернулась. Тут в книге явная ошибка! Надо было написать: «Таким маслом пользуются, чтобы вызвать одышку и обморок!»
Однако масло, значит, все-таки существует…
Ну и существует, ну и что?
Закончив читать и прочихавшись (закономерная реакция!), Майя затолкала справочник на самую дальнюю полку.
Вернулся Олег и сообщил, что шуба будет готова через неделю. Это Майю огорчило мало: ее гардероб был битком набит одеждой, да и вешалки для шуб не пустовали. На них ждали своей очереди, словно одалиски внимания султана, две песцовые шубки, две норковые из пластин да еще норковый жакет из хвостиков, дубленок было три, а также имелись каракулевый свингер и полушубок из красного волка и, кроме этого, очень красивое зимнее пальто – зеленое, с огромной рыжей лисой на воротнике… Даже если тот песец не отчистится, с ним легко можно будет расстаться. И Майя решила забыть об этом дурацком случае.
Это оказалось легче сказать, чем сделать. Потому что через два дня, то есть вчера, призрак полыни снова ворвался в ее жизнь – чтобы окончательно исковеркать ее.
В тот вечер она вернулась в кабинет после выступления – и чуть не потеряла сознание от стойкого, горького полынного духа.
Майя мгновенно поняла, что это что-то психическое. Откуда могла попасть в кабинет полынь, если от двери не отходил охранник?
Типичный полынный глюк. Типа навязчивой идеи. Кстати, аллергиков-психов довольно много: тех, кто чует несуществующие аллергены. Где-то Майя читала, что есть мужик, у которого аллергия на лунную пыль. Ей-богу!!! Не слабо, верно? То есть не на самую пыль, конечно, ибо таковой не существует в природе, а на это словосочетание. У него лунный глюк, а у нее, у Майи, – полынный. Suum cuique, как говорили древние римляне. Каждому свое!
Она заставила охранника открыть форточку и как следует проветрить кабинет. После этого ей стало чуть легче, но ненадолго.
К счастью, в этот вечер выступать больше не было надобности. Майя оставила закрывать клуб дежурного администратора и уехала домой гораздо раньше, чем обычно.
На морозе полынный глюк живенько улетучился.
– Может, пешком пойдем? – предложил Олег, радуясь тому, что она оживает на глазах. – Подышишь как следует.
– Христос с тобой! – ужаснулась она. – Морозяка вон какой. Да меня к утру ангина скрутит. К тому же наша машина за нами сама не поедет, не умеет ездить одна, ей нужен водила. А здесь ее оставлять опасно.
Майя села за руль своего алого «Пежо» очень осторожно, принюхиваясь, но тут все было в порядке. Глюк в автомобиле не воскрес. И до дому она доехала в робкой надежде, что нынче обойдется без серьезного припадка.
Напрасно надеялась!
Стоило войти в квартиру, как ее снова скрутило. И начался ночной кошмар, который до сих пор не прошел.
Безумная, мучительная ночь!
– Кто там звонил? – прохрипела Майя. – Насчет банкета? Слушай, Олег, свяжись с Анатолием, пусть сообщит заказчикам, что я заболела, и предложит на замену или Люду Соколову, или Иру Вязину. Лучше бы Людмилу, конечно, пусть так и скажет. Правда, она почти наверняка уже занята где-нибудь, поздно уже… Ну, Ирка тоже хорошо поет. А если заказчик начнет выпендриваться, пусть Толя его умаслит. Все-таки он замдиректора, надо и самому приучаться работать, нечего все время за моей спиной прятаться. В крайнем случае вернем деньги, ничего страшного.
Тирада была слишком длинная, кашель начался снова. Из-за этого Майя, уткнувшаяся в подушку, почти не слышала разговора мужа с Анатолием, но наконец Олег вернулся и сообщил, что приказ передан, зам поклялся все сделать как надо.
Майя осторожно отстранилась от подушки:
– Олежек, а кто там звонил?
– В смысле? – удивился он. – Это я звонил Анатолию… А, понял, раньше? Это был какой-то Виталий Привалов. Хотел тебя с Новым годом поздравить, передавал большой привет. Сказал, что еще перезвонит. А он кто?
– Кто? Старинный знакомый. Друг детства, можно сказать. Мы с ним когда-то жили в одном доме, учились в одной школе и ходили в один кружок в Доме пионеров. Сто лет его не видела. И он сто лет не звонил. Чего это вдруг вспомнил?
Майя надеялась, что голос ее звучит спокойно. Виталик Привалов, конечно, друг детства, но, кроме этого, он еще и…
Телефон зазвенел.
– Алло? – взял трубку Олег. – А, да, здравствуйте еще раз. Одну минуточку.
Зажав трубку ладонью, повернулся к Майе:
– А вот как раз и опять он, Привалов. Будешь говорить?
Майя хотела было сказать «нет», но отчаянно махнула рукой и потянулась к трубке. Виталик был прилипчив, как пиявка, это она по старым временам помнила. Жуткая зануда! Если он наметил себе поздравить Майю с Новым годом, то будет звонить днем и ночью, пока не исполнит намеченного. Что это его разобрало, интересно, с какой печки он упал, что вспомнил старинную подружку?
Махнула Олегу, чтобы закрыл форточку, села поудобнее.
– Алло, – тихо проговорила, прижимая губы к трубке, там, где еще сохранилось тепло от губ Олега.
Он увидел это, покраснел… Он еще не привык к откровенности ее любви, он еще смущался иногда, и в эти минуты Майя любила его с такой силой, что вся прошлая жизнь казалась ей лишь подготовкой, сердечной тренировкой к этой безумной, самоотверженной, ошалелой любви.
Странно, если вспомнить, у нее не было первой любви, то есть такой, какая она должна быть, в школьной юности. Так уж сложилась жизнь, что в ту пору ей было не до влюбленности… Она впервые полюбила, когда ей было двадцать. Это была настоящая страсть, да, от нее невозможно отречься, хоть все это уже в далеком прошлом. Но то, что Майя чувствовала к Олегу… это была именно первая любовь – запоздалая, шальная, отчаянная, полная страхов и сомнений. Она владела им, она принадлежала ему, она была его женой – и каждое мгновение боялась потерять его.
Надо быть сдержанней! Его пугает безудержность ее чувства, он слишком скромен, стеснителен! Надо держаться спокойней!
Но как это сделать, если все существо ее полно одним: любовью к этому краснеющему мальчишке?!
Она улыбнулась Олегу, поймала ответную улыбку и ощутила, как оставляет ее беспокойство.
Все на свете переживаемо, пока они вместе!
– Алло, я слушаю.
– Извините, я Майю Михайловну просил, – послышался голос Привалова.
– Это я, привет, Виталик, – сказала она так же тихо. – Не узнаешь? Богатой буду!
– Майка? – недоверчиво спросил он. – Ты?! Нет, серьезно? Ну и голосок у тебя. Прямо морской волк с перепою. Что случилось? Ангина, что ли?
– А, что-то ларингит обострился, – со всей возможной легкостью отозвалась Майя. – Видимо, перетрудила горло. Ладно, это мелочи, переживем. Как твои дела? Как жизнь?
– Да все нормально, слушай, – отозвался Виталий. – Я тут старые фотографии перебирал, нашел те, где мы на слете детских фольклорных коллективов в Москве, потом школьные выпускные… Сколько лет мы не виделись, а?
– Ну, не так уж много. Помнишь, пересеклись на дне рождения у Коли Карапетяна, потом в прошлом году на банкете в «Руставели».
– Я слышал, у тебя теперь свой клуб?
– Да, – коротко отозвалась Майя, чувствуя, что силы кончаются, говорить становится все труднее.
Зажала микрофон, откашлялась. Как бы это поделикатнее послать Виталика туда, откуда он высунулся? Зачем только трубку брала?!
– Ты там поешь? – не унимался Привалов.
– Угу, – прохрипела Майя. – Виталик, ты извини…
– Нет, Майка, это ты меня извини! – Голос Привалова стал сердитым. – Что у тебя с голосом, скажи на милость? Какое, к черту, обострение ларингита? То есть, может быть, это ларингит, конечно, но ты уверена, что у тебя все в порядке с легкими?
Майя вспомнила о платке, который был спрятан под подушкой. Пальцы невольно скользнули туда, стиснули влажный комочек, осторожно переложили его в карман халата.
Только бы ничего не увидел Олег!
– Ну что у меня с ними может быть? – спросила она как бы с усмешкой, но Виталий – какой-никакой, а врач все-таки! – моментально просек интонацию, которую она пыталась скрыть.
– В лучшем случае пневмония. А в худшем…
Какое счастье, что трубка у них не резонирует. Какое счастье, что Олег стоит достаточно далеко и ничего не слышит!
– Да ну, чепуха какая! – старательно хихикнула Майя. – Спасибо за беспокойство, конечно…
– Слушай, девушка, такими вещами не шутят. – Голос его и в самом деле был теперь очень серьезным. – Ты забыла, чем я в торакальном отделении работаю. Я таких басищ, каким ты сейчас говоришь, знаешь сколько наслушался! Я-то знаю, что это может значить!
– Одну минуточку, – сказала она в трубку и повернулась к мужу: – Олежек, будь хорошим мальчиком, согрей мне чаю, хорошо? С медом и с лимоном, только, умоляю, меду одну ложку. Не больше!
– Лучше две, толку больше будет, – подсказал Виталий, слышавший этот разговор. – А то и три.
– Ты что, это же сколько калорий! – испугалась Майя. – Хватит с меня и одной ложечки. Я и так с утра до вечера хлещу этот медовый чай.
– Ладно, насчет меда смотри сама, а вот скажи: ты к врачу обращалась насчет своего ангельского голоска? – не унимался Виталий.
– А какой смысл? – фыркнула Майя. – У меня просто обострение аллергии, вот и все.
– Что? – изумился Виталий. – Или я что-то забыл, или у тебя всегда была аллергия на полынь?
– Ну да.
– Извини, – снова сказал Виталий с какой-то очень осторожной интонацией, – может, я ошибаюсь, конечно, но сейчас, по-моему, зима…
– Зима, зима, – согласилась Майя. – А аллергийка откуда-то взялась.
– Слушай, детка, – вкрадчиво обратился к ней Виталий. – А ты флюорографийку давно проходила?
– Ну… года два назад, а может, и три, – призналась она, прислушиваясь к звукам, доносившимся из коридора. Шагов Олега пока не слышно, есть время поговорить с Виталием. Боже ты мой, до чего же кстати он позвонил! С ним-то можно не притворяться, ему можно сказать, до чего ей страшен это психосоматический кашель, до чего страшно то, что разглядела она сегодня утром на платке.
Возможно, это от беспрестанного кашля порвались кровеносные сосудики в горле или даже в бронхах. Но, возможно…
– С ума сошла! – возмущенно выкрикнул Виталий. – Да ты с ума сошла. Два или три года! Вот что, слушай, приходи ко мне на рентген. Посмотрю тебя. Не нравится мне твой голос, понимаешь? Очень не нравится!
Майя только вздохнула. А уж как ей не нравился собственный голос и вообще те процессы, которые происходили в ее горле!
– Наверное, ты прав, – обреченно кивнула она, взглянув в зеркало на свое измученное, постаревшее лицо и тотчас отвернувшись. – Когда ты после праздников начинаешь работать?
– А зачем ждать до после праздников? – удивился Виталий. – Ты ж с таким кашлем задохнешься, я тебе точно говорю. Приезжай завтра в любое время. Я дежурю целый день, с девяти. Кстати, тут, в торакальном, завтра дежурит одна очень хорошая докторша, она тоже может тебя посмотреть, если захочешь.
– Но ведь завтра 31 декабря… – нерешительно пробормотала Майя.
– Ну и что? Рентгенкабинет у нас в больнице круглые сутки работает, сама знаешь. Мало ли кого и когда по «Скорой» привезут.
– Так ты что, Новый год будешь на работе встречать?!
– Ну да, а что такого? Мне уже второй год так клинически везет. Кстати, у нас очень весело все это происходит, а дома меня все равно никто не ждет.
Майя знала, почему. И стоило вспомнить, кто раньше ждал дома Виталия, как на душе стало еще тошнее, чем прежде. Захотелось как можно скорей закончить этот разговор, забиться в подушки и забыть обо всем…
Ну да, конечно. И продолжать кашлять, кашлять, кашлять, пока правда не задохнешься и не начнешь откровенно харкать кровью, так, что это уже не удастся скрыть от Олега! Нет, надо ехать к Виталию. Тем более если там хороший врач. А что это она так напряглась относительно приваловского прошлого? Все там давным-давно кончено, когда они виделись с Виталием прошлый раз, он говорил, что уже несколько лет ровно ничего не слышал о своей бывшей жене. И вообще, начинал колотиться от злости, стоило только завести о ней речь.
О чем это Майя вдруг задумалась, господи ты боже мой?! Думать надо совершенно о другом! О своем здоровье.
– Ладно, Виталик. Очень вовремя ты позвонил, спасибо тебе большое. Может, я и в самом деле завтра к тебе подскочу? – спросила нерешительно.
– Умница! – радостно воскликнул Виталий. – Конечно! Жду тебя завтра в любое время.
– Спасибо тебе большое, – пробормотала Майя, чувствуя, что в горле опять начинается пожар. Разговор надо было срочно заканчивать.
– Майя, вот чай, я тебя умоляю выпить, пока горячий, а то опять дождешься, что остынет, и толку никакого не будет! – затараторил Олег, входя в спальню с подносом, на котором стояла большая, курившаяся паром кружка.
– О, я слышу речь не мальчика, но мужа! – засмеялся Виталий. – Чай согрелся? Ну, пей. А завтра обязательно приходи, договорились?
– Договорились!
Майя положила трубку. Все-таки здорово получилось. Виталий позвонил просто поразительно вовремя! Хорошо иметь знакомого рентгенолога.
Она поудобнее уселась в постели и принялась глотать горячий-прегорячий чай, морщась от привкуса меда (Олег, конечно, не ограничился одной ложкой!) и боли в измученном горле и размышляя, как трогательно Виталик обрадовался, что она придет на прием. Хотя и непонятно, что это он вдруг начал так волноваться о Майе. Впрочем, он всегда к ней отлично относился, а старая дружба, говорят, не ржавеет…

 

Она бы глазам своим не поверила, увидев сейчас Виталия. Он сидел за своим столом, освещенный равнодушным светом негатоскопа, и с ненавистью смотрел на телефонную трубку, которую держал в руках.
– Дура, дура! Ну куда ты лезешь?! – вдруг воскликнул он отчаянно. Тотчас спохватился, испуганно поднес трубку к уху и успокоился, услышав короткие губки.
Слава богу, его неосторожного выкрика никто не мог услышать.
Ладно. Половина дела сделана: Майя приедет.
И он набрал знакомый номер, чтобы доложить кому следовало о первом успехе.
Назад: 25 апреля 2002 года
Дальше: 25 апреля 2002 года