25 апреля 2002 года

– Здравствуйте! – крикнул, открыв Лиде дверь, высокий худой человек с веселым лицом. – Это вы от Кларочки? Это вы, значит, молодая начинающая кропательница литературных произведений?

Лида запнулась на пороге, но тотчас же сообразила, что загадочная «кропательница» – это то же, что писательница. От слова «кропать» – писать, сочинять. Растерянно кивнула. Это, что ли, известный адвокат? Она почему-то не очень поверила описанию Кларочки и ожидала увидеть вальяжного еврея с брезгливым выражением лица. А этот – какой-то немолодой мальчишка с быстрыми карими глазами. Даже глубокие залысины выглядят как супермодная прическа. Дорогие джинсы, такая же рубашка – и при этом растоптанные домашние тапки с дыркой на правой ноге, откуда торчит палец в шерстяном носке.

А музыка как гремит! Лида поежилась.

– Проходите, барышня! – прокричал хозяин. – Позвольте!

И он с легкостью необыкновенной вытряхнул Лиду из плаща.

– Пожалуйте в комнату!

Тут музыка была вообще оглушительной! Лида не без испуга смотрела на проигрыватель с огромными колонками – это был главный предмет обстановки. Рядом с ним диван и два кресла казались чем-то необязательным.

– Хорошо, что вы пришли! – прокричал хозяин. – А я тут лежу – больной в дрезину. Слушаю вот музычку. Вам нравится?

Лида только похлопала глазами, не зная, что сказать. Она ничего не слышала, не воспринимала – только грохот. Господи, как бы ему сказать, не обидев, чтобы сделал потише? Интересно, как они будут разговаривать?

Хозяин, глянув на ее ошеломленное лицо, хитро усмехнулся и легким движением скользнул к проигрывателю. В то же мгновение грохот стих, и Лида услышала в самом деле великолепную музыку.

– Это Гершвин, «Голубая рапсодия», – голос хозяина показался неожиданно громким. – Лучшее исполнение, по-моему, играет симфонический оркестр штата Юта, США. Дирижер Морис Абраминэль. Абраминэль, фу-ты ну-ты, ножки гнуты… Факт, что Абрамович! – И хозяин заржал – вот именно что не засмеялся, а громко, чрезвычайно весело заржал.

– Любите симфоническую классику? – спрашивал он, разглядывая Лиду. – Или что вы предпочитаете? Элвиса? Может, вам по душе четыре гарних хлопчика з Ливерпуля? А впрочем, они теперь тоже крутая классика. А вас не напрягает, что я слушаю «Голубую рапсодию»? Имейте в виду, это ничего не значит! Слово blu может быть переведено как «голубая» или «печальная». Так что, если хотите, назовем ее «Грустной рапсодией».

– Да я очень спокойно отношусь к слову «голубой», – сказала Лида. – Я долгое время жила во Франции, а там все национальные сборные имеют голубую форму. И комментаторы, и газеты, и радио, и ТВ так и заявляют: голубые, дескать, выиграли, голубые проиграли, голубые идут вперед, голубые то да се… Там на это никто не реагирует, потому что у них это слово не имеет того скабрезного значения, как у нас. Эти самые ошибки природы называются у них «пидермоны» или «пиде».

– Да, у каждого свои прибамбасы, – усмехнулся Марк Соломонович. – А вы, значит, жили во Франции? А почему вернулись?

– Семейные обстоятельства, – кратко ответила Лида, не имея никакого желания углубляться в суть дела.

– По-ня-ат-но… – протянул Марк Соломонович, пристально разглядывая ее своими молодыми карими глазами, и Лиде вдруг показалось, что этим взглядом он ее раздевает. И не просто так, как раздевает мужчина взглядом понравившуюся ему женщину! Марк Соломонович, чудилось, срывал все покровы с Лидиной души, обдирал ее, словно луковку!

– Ну так что, барышня? – вдруг решительно проговорил хозяин. – О чем будем говорить? О деле Погодина? Что именно вас интересует?

– Ну, вообще… все. Линия защиты, например.

– Линия защи-иты?.. – протянул адвокат. – Вот оно что! Вы дело читали?

– Нет, только приговор.

– Да, из приговора мало что можно понять, это точно, – пробормотал Марк Соломонович скучным голосом.

Лида встревоженно посмотрела на него. Что произошло? Почему эти яркие глаза вдруг словно бы белесой пленочкой подернулись?

Она растерялась. Надо что-то спрашивать у адвоката, но почему-то ни один вопрос в голове не складывался.

– Ну вот что, красавица моя, – решительно сказал Марк Соломонович, и глаза его вновь ожили, – давайте-ка ближе к телу. Что-то у нас с вами не разговор, а тишина ни о чем получается. Развейте наконец ядовитый туман несуществующей тайны! Все ваши проблемы мне видны, как грудь шестого размера на тощем теле. Вы сестра этого Погодина, так?

Лида откинула голову:

– Как вы догадались?

– Ну, догадки тут ни при чем, – пожал плечами Марк Соломонович. – Ни догадки, ни гадания, ни черная магия, хоть и заглядывал я встарь в эзотерический словарь. Вы бы хоть предупредили Кларочку, что хотите меня обдурить. Нельзя же скрываться под своей собственной фамилией. Кропательница Погодина пришла интересоваться делом Погодина! Бывают совпадения, не спорю. Но чтобы означенная кропательница прожила несколько лет во Франции, совершенно как сестра Сергея… да еще чтобы и звали ее Лидия! Вы его сестрица, так?

Лида молча кивнула, чувствуя невероятное облегчение оттого, что больше не надо притворяться.

– Как он? Вышел? Вернулся? – с искренним интересом спросил адвокат.

– Сережа умер два месяца назад, – сказала Лида сухо. – Он… попал в аварию там, в колонии, был изувечен и комиссован. Вернулся домой и умер.

Она органически не могла выдавить из себя, что смерть Сергея была самоубийством! Никому не говорила и говорить не собиралась, в том числе и этому адвокату.

– Умер? – вскинул брови Марк Соломонович. – Как жалко! С ним очень приятно было работать. Значит, все зря… Вот уж воистину – благими намерениями вымощена дорога в ад.

– Вы что имеете в виду?

– Я имею в виду мой гонорар, а что же еще?

Лида уставилась непонимающе.

Что за чушь? При чем тут его гонорар? Они что, эти адвокаты, вообще не могут ни о чем думать, кроме денег?!

– Да, – вздохнул Амнуэль. – Я так и думал, что вы ничего не знаете. Я за этот процесс десять тысяч долларов получил – как вам кажется, это хороший гонорар?

Лида откровенно вытаращила глаза. Она знала, что Сергей никогда не бедствовал. Но десять тысяч долларов… С другой стороны, это была цена его судьбы. Наверняка он отдал все, что было.

– Ошибаетесь, – усмехнулся Амнуэль, поняв ее невысказанную мысль. – Мне платил не ваш брат. Мне платила безутешная вдова.

– Безутешная… – непонимающе пробормотала Лида, но тут же вскрикнула: – Безутешная вдова?! То есть Майя Майданская вам платила?! Но как, почему?! А, теперь я понимаю, теперь понимаю, почему на Сережу навешали все эти статьи, почему он попал в колонию, почему вообще ничто не было принято во внимание, никакие смягчающие обстоятельства. То есть она откровенно вас подкупила, чтобы его засудили, да? И вы в этом так смело признаетесь?!

– Красивая и глупая, – пробормотал Марк Соломонович, откидываясь на спинку кресла и все так же внимательно разглядывая Лиду. – Почему все красивые непременно глупые, а? И, кажется, из этого правила вообще нет исключений! А впрочем, есть… Взять хотя бы эту самую Майданскую. Она была бесовски хороша и так же бесовски умна. И, кроме всего прочего, она оказалась на редкость благородной женщиной.

– И в чем же выразилось ее благородство? – ехидно усмехнулась Лида. – Из-за нее Сергей попал в тюрьму…

– Пардон, мадам! – Марк Соломонович проворно выставил вверх палец. – Почему это из-за нее? Не затмила ли ваш разум сестринская любовь, увы, пробудившаяся с некоторым опозданием?! Вас ведь не было на процессе, если не ошибаюсь… Ваш брат попал в тюрьму из-за того, что убил человека; какого – это вопрос восемнадцатый, но фак, пардон, факт, что убил. С этим вы, надеюсь, согласны? Это вы принимаете как объективную реальность?

– Принимаю, – нехотя согласилась Лида, благоразумно пропустив мимо ушей справедливый, в общем-то, выпад насчет поздно пробудившейся сестринской любви.

– Ну вот, – с нравоучительным видом покачал пальцем Марк Соломонович. – А Майя Михайловна восприняла как объективную реальность то, что ваш брат по чистой случайности – или роковому для него стечению обстоятельств, назовите это как хотите! – сыграл в ее жизни роль доброго ангела, благого провидения, счастливого случая… опять же, назовите как хотите! Сергей невольно спас ее от этого подонка Майданского, который Майю Михайловну ненавидел так же, как она его. И не только избавил от постылого мужа, но и сделал ее очень богатой женщиной. Потому что быть женой богатого, но скупого и гнусного существа – это одно. А стать свободной и вдобавок получить в наследство движимого и недвижимого имущества чуть ли не на миллион долларов – это, согласитесь, совсем другое! Майя Михайловна была безмерно вашему брату благодарна. На суде, понятно, она молчала в тряпку насчет этой ситуации, но и убийцу мужа не топила, подчеркивала – это отражено в показаниях! – что ее муж первым начал задираться. Отказалась от своих обвинений в изнасиловании, сказала, что была совершенно не в себе, мало ли что ей там могло померещиться! Так что этот вопрос даже не рассматривался. Хотя прокурор вел себя так, что я иногда думал: ну, все, сливай воду! Но потом все же удавалось развернуть ситуацию в пользу Сергея. И именно благодаря Майданской. Она многое для вашего брата сделала, я-то это знаю, можете мне поверить. Знаю, потому что именно она меня наняла – как лучшего адвоката в городе. Она была со мной совершенно, предельно откровенна, даже до цинизма какого-то дошла. Видимо, сильно достала ее жизнь с Майданским! Она ведь вышла за него совсем девочкой, даже школу еще не закончила.

– Что, такая уж пылкая любовь была? – буркнула Лида, которая, честно признаться, слушала адвоката с недоверием. «Красная волчица» Майя Майданская отнюдь не произвела на нее впечатления бедной, забитой сиротки. Хотя, с другой стороны, возможно, ее так раскрепостила смерть мужа? То, что Валерий Майданский являлся редкостным подонком, для Лиды было аксиомой. Наверное, жить с ним было очень тяжело, особенно такой нервной, творческой натуре, как Майя. Конечно, нервная, до чего же бурно отреагировала на появление Лиды…

Стоп. Вопрос остается на повестке дня! Если Майя откуда-то знала, что Лида – сестра Сергея, и если считала его таким уж своим благодетелем, то – опять-таки! – почему отреагировала на ее визит в «Красную волчицу» с таким ужасом? Ой, такое ощущение, что не все здесь так благостно, как пытается расписать этот обаятельный трепач Марк Соломонович Амнуэль!