Глава 11
Список активных членов группировки, выдвигавшей и поддерживавшей Сергея Георгиевича Малькова, оказался довольно длинным. Настя и Коротков поделили его пополам и сели на телефоны. Минут через сорок картина начала проясняться. Депутат Государственной думы Леонид Михайлович Изотов находится под стражей за покушение на убийство жены. Выбыл, стало быть, из игры. Бизнесмен по фамилии Семенов попал в аварию и скончался на месте. Тоже выбыл. Плюс ко всему застрелившийся Мхитаров и убитый непонятным психом прокурорский работник Лученков. И во главе всего – застреленный собственной дочерью губернатор Мальков.
– Я бы сюда и Юрцева прилепила, – задумчиво сказала Настя. – Семенов занимался нефтяными делами, а Юрцев каким-то боком связан с нефтяниками, не зря же его на сходняк в «Россию» пригласили.
– Но Юрцева в этом списке нет, – возразил Коротков.
– Еще бы ему там быть! На него досье весом килограммов в пять наверняка имеется. Зачем же кандидату в президенты афишировать свою связь с человеком, под которого милиция подкапывается? Только я никак не пойму, по какому принципу можно этих шестерых объединить. Двоих – Лученкова и Малькова – убили. А остальные? Может, случайные совпадения? Я не понимаю, как можно заставить человека толкнуть под колеса собственную жену. Или ехать во встречном направлении по улице с односторонним движением. Убей меня, не понимаю. Человека можно заставить застрелиться, отравиться, словом, покончить с собой, история криминалистики знает такие случаи. Точнее, не заставить, а вынудить. Но что могло произойти с Изотовым и Семеновым?
– В итоге мы с тобой имеем два убийства, два самоубийства и два непонятных случая, – констатировал Коротков. – А Стасов еще не звонил?
– Пока нет. Будем ждать, может, его Татьяна нам что-нибудь интересное скажет. Ладно, Юрик, хватит сопли развешивать, пошли к Колобку. Час в аккурат миновал.
– Не густо, – скептически покачал головой полковник Гордеев, выслушав их. – Какие есть предложения?
– Взять под контроль тех людей из списка, которые живут в Москве, – быстро сказал Коротков.
– Не смеши меня! – фыркнул Гордеев. – Их сколько в этом списке? А нас сколько? Вот то-то. Я жду от вас не организационных решений, а идей. В списке сотня человек. Не всех же их будут выводить из игры. В выборе жертв есть какой-то принцип. И вы должны его выявить, а не предлагать мне очевидные и невыполнимые вещи. Ну?
– Я не могу заниматься принципом, – упрямо произнесла Настя, – пока не пойму, какой конкретно круг людей им охвачен. Что случилось с Изотовым и Семеновым? Попадают они в этот круг или нет?
– И как ты собираешься это выяснять? Я бы посоветовал тебе сделать наоборот. Возьми тех четверых, кто не вызывает у тебя сомнений, поищи объединяющий их принцип, а потом примерь к этому принципу тех, чей случай тебе непонятен.
– Они от этого понятней не станут. Виктор Алексеевич, в этих делах вообще нет ничего бесспорного. Почему псих расстрелял Лученкова? Почему дочка губернатора решила убить родителей? Что общего между этими двумя убийцами?
– А действительно, что между ними общего? – повторил Гордеев. – Ну-ка отвечай быстро.
– У них с головой не все в порядке.
– Ну вот ты и ответила.
– Нет, неубедительно, – упиралась Настя. – Двое сдвинутых, в разных городах страны… Нет.
– Неправда, деточка, – сказал Виктор Алексеевич неожиданно мягким голосом. – Ты почему-то боишься говорить мне правду. А напрасно. Разве я когда-нибудь ругал тебя за идеи? Разве говорил когда-нибудь, что они глупые и неправдоподобные? Чего ты испугалась?
Настя улыбнулась. Начальник видел ее насквозь. Ничего от него не скроешь. Конечно, она боялась. Тот факт, что в течение короткого времени и Гордеев, и ее собственный муж заявили, что в ее голове появляются бредовые идеи, произвел на нее сильное впечатление. Даже слишком сильное. Она начала опасаться и прислушиваться к себе.
– Ведь это ты мне всегда повторяла, что нет ничего невозможного, – продолжал Гордеев. – И если что-то вдруг покажется невероятным, нужно просто придумать этому объяснение. Вот и придумывай. Для этого тебя и держу, а не для того, чтобы всякими глупостями заниматься типа повальной охраны всех сторонников Малькова. Значит так, дети мои. Вызывайте Мишу Доценко и подключайте его к делу. Официально мы занимаемся Юрцевым и Лученковым. Пусть Михаил начнет работать с участниками презентации в «России» и индивидуально с задержанным убийцей. Нам, ребятки, крупно повезло, оба дела передали Косте Ольшанскому. Правда, их не объединяли, но это и правильно. Никакой связи между Юрцевым и Лученковым на поверхности нет. Я поговорю с Костей сам, предупрежу его, что нельзя ни в коем случае допустить, чтобы хоть одно из этих дел ушло к другому следователю. Вы же знаете эту манеру: начинает дело один следователь, потом его сто раз передают, пока с горем пополам не закончат. Эти два убийства должны находиться в одних руках. Но это я беру на себя, у вас об этом голова болеть не должна. Все поняли? Тогда вперед. И нос не вешать.
– Как же, не вешать, – уныло передразнила Настя, вернувшись вместе с Коротковым к себе. – Легко ему говорить. Так и свихнуться недолго. Хоть бы Стасов уже наконец позвонил.
Но Стасов объявился только к вечеру.
– Ты домой собираешься? – спросил он с ходу.
– Здрасте-пожалуйста! Твоя фамилия Чистяков?
– При чем тут твой муж?
– А при том, что ровно сутки назад, вчера вечером, он позвонил мне на работу и спросил то же самое и теми же самыми словами.
– Что, гоняет тебя Чистяков? – рассмеялся Владислав. – В ежовые рукавицы забирает?
– Нет, он нормальный. Но домой я, конечно, собираюсь.
– Тогда я заеду за тобой. Я тут неподалеку.
– Влад, ты Татьяне дозвонился?
– Я же сказал: заеду.
Стасов приехал через полчаса. Настя села в его машину и увидела на заднем сиденье его дочь Лилю. Конечно, подумала она, сегодня суббота, у разведенных отцов – родительский день.
– Привет, – кивнула она девочке.
– Здравствуйте, тетя Настя, – вежливо ответила Лиля, которой через месяц должно было исполниться девять лет.
– Где были? – поинтересовалась Настя. – В каком-нибудь интересном месте?
– Угу, – отозвался Стасов, заводя машину. – Я показывал ребенку, как кино снимают.
– Ну и как? Интересно?
– Не очень, – спокойно ответила Лиля. – В книжках про это интереснее пишут. А в жизни скучновато.
– В каких же это детских книжках про киносъемки написано? – удивилась Настя.
– Да не в детских, а во взрослых, – пояснил Стасов. – Лиля у нас детские книжки уже давно не читает.
– А что же она читает? Лиля, кто твой любимый писатель?
– Моя мачеха.
– Чего?! – от изумления Настя выронила сигарету, которую достала из пачки и собиралась закурить.
– Моя мачеха. Тетя Таня. Она лучше всех пишет.
Настя недоуменно повернулась к Стасову.
– Разве твоя Татьяна пишет книги? Она же следователь.
– Ага, по совместительству. Днем – следователь, вечером – книжки пишет. Детективы. Лиля их обожает.
– Ну и семейка у вас! – вздохнула Настя. – Нарочно не придумаешь.
Они отвезли Лилю в Сокольники, где жила ее мать – бывшая жена Стасова, и двинулись в направлении Щелковского шоссе, где жила Настя.
– Стасов, не терзай меня, – взмолилась она. – Что сказала Татьяна?
– Много интересного, но не для печати. Личность Мхитарова ей хорошо известна, его давно уже разрабатывают на предмет контрабанды через северо-западные участки границы, но доказать пока ничего не могут. Все на уровне оперативных данных, за руку никого не схватили. Застрелился Мхитаров из собственного оружия у себя дома. Причем в квартире он находился не один, дома были жена и взрослый сын. И никого из посторонних. Жена и сын говорят, что накануне Глеб Арменакович встречался с какими-то дельцами из Хабаровска и после разговора с ними был смурной и на себя не похожий. Какой-то заторможенный и немного странный. А сутки спустя застрелился. Вот такая песня, Настасья Павловна.
– Похоже на шантаж? Угроза крупным разоблачением?
– Похоже, – согласился Стасов.
– А что за дельцы? Личность установили?
– Вот тут и начинается самое интересное. После самоубийства Мхитарова прочесали все гостиницы в поисках этих деятелей. И представь себе, не нашли. Но это пока, времени-то совсем мало еще прошло. Денька через два-три будет ясность. Они ведь могли и не в гостинице жить. Аэропорт, естественно, проверят, но тоже не факт, что найдут. Они могли не лететь прямым рейсом из Хабаровска, а приехать, например, из Москвы поездом или на машине. Или еще из какого-нибудь города.
– Неужели никто не знает их фамилий? – удивилась Настя. – Жена, например. Она же узнала откуда-то, что они из Хабаровска.
– Со слов Мхитарова. Больше он ей ничего не сказал.
– Но она хотя бы видела их?
– А тут, Настасья Павловна, еще интересней. Жена Мхитарова возвращалась домой, было это часов около восьми вечера. Вышла она из лифта на своем этаже, а там стоят двое. Сели в лифт и поехали вниз. Жена входит в квартиру и видит мужа, который из гостиной на кухню чашки носит. «У тебя, – спрашивает, – гости были?» Мхитаров отвечает, что да, были, бизнесмены из Хабаровска. «Это не их я сейчас возле лифта встретила? Один высокий такой, седой, представительный, в годах, а другой маленький, на кавказца похож». Нет, отвечает ей Глеб Арменакович, совсем не такие были мои гости. Они оба молодые и оба русские, ничего кавказского во внешности. На том и остановились. А сегодня утром, когда стали соседей опрашивать, выяснилось, что люди, которых видела жена Мхитарова, ни к кому из них не приходили. По крайней мере, никто не признался, что знает их.
– Может быть, они искали какую-то квартиру и по ошибке оказались на том этаже? – предположила Настя.
– Может быть, – кивнул Стасов. – Но питерские оперативники проявили чудеса расторопности и нашли подростка, игравшего с собакой возле подъезда. Этот пацан видел их, когда они входили в подъезд. И было это не около восьми часов вечера, а гораздо раньше, потому что пацан этот, хотя часов на руке не имеет, но помнит, что, поиграв с собакой, вернулся домой и смотрел фильм «Элен и ребята», а начинается он в семнадцать с чем-то.
– Спрашивается в задачке, – подхватила Настя, – что они делали в этом доме почти три часа, если ни к кому не приходили. Или почему тот, к кому они приходили, упорно это скрывает. Есть, правда, и третий вариант. Это были воры, и посещали они пустую квартиру. Но я что-то не видела воров, которые не торопясь чистят хату в течение трех часов. И потом, у них же в руках, насколько я понимаю, чемоданов не было. Если только деньги и бриллианты в карманах.
– О краже никто не заявлял. Правда, в доме есть такие квартиры, хозяева которых в настоящее время в отъезде.
– И последний вопрос. Если эти двое приходили все-таки к Мхитарову, то почему он обманул жену?
– Ну и отвечай теперь на свой вопрос сама.
– И отвечу. Они угрожали ему такой тайной, разоблачение которой могло разрушить жизнь всей его семьи – и жены, и детей. После разговора с ними он принял решение покончить с собой, но ему ни в коем случае нельзя было допускать, чтобы этих людей нашли и тщательно скрываемая тайна выплыла бы наружу. Он даже свою связь с ними не мог обнародовать. Между прочим, Влад, ведь с твоим знакомым Юрцевым могли проделать то же самое. Подловили его на презентации и выдвинули ультиматум: или травись добровольно, или тайну разгласим.
– Да, Настасья, с фантазией у тебя все отлично, – рассмеялся Стасов. – Да ты понимаешь, кто такой Юрцев? Чем его вообще можно испугать? Все побережье знает, что он – крутой мафиози, его за это уважают, его боятся. И с этим он прекрасно живет, ничуть не опасаясь за честь и благополучие своей семьи. И около него, и около Мхитарова оперативники уж который год крутятся, а ухватить не могут. Что такое про них можно разгласить? Что они вампиры и у них по ночам клыки во рту вырастают? Этого, по-твоему, они испугались? Все остальные секреты про них и так всем известны.
– Вот, между прочим, Стасов, ты умную мысль сказал. Значит, ты считаешь, что по степени засвеченности в правоохранительных органах Юрцев и Мхитаров ничем друг от друга не отличаются?
– Ну да.
– Тогда почему один из них попал в официальные списки команды Малькова, а второй – нет?
– Любопытно. А кто не попал?
– Юрцев. А Мхитаров там есть. Я, честно признаться, думала, что причастность Юрцева к избирательной кампании Малькова скрывают, потому что всем известно, кто он такой. Но раз Мхитаров такой же… Тогда я уже ничего не понимаю. Выходит, я ошиблась, и Юрцев к этой истории отношения не имеет. Просто случайно совпало.
– Настя, ты знаешь мое отношение к совпадениям. Я их не люблю и в них не верю. Особенно когда речь идет о том, что два крупных прохиндея-жизнелюба кончают с собой почти одновременно и без видимых причин.
– Тогда ответ один. Их объединяет не кандидатство Малькова, а что-то другое. Если, конечно, их вообще что-то объединяет.
Стасов затормозил возле Настиного дома.
– Зайдешь? – предложила она. – Лешка будет рад.
– Нет, Настюша, спасибо. В другой раз. Чистякову привет.
– Передам.
Она улыбнулась и помахала ему рукой.
* * *
Воскресенье прошло для Насти относительно спокойно. На работу она не ездила, просидела целый день на кухне, задумчиво вычерчивая на бумаге какие-то схемы со стрелочками и непонятными закорючками. Ответы на множество своих вопросов она, конечно, не придумала, зато составила план сбора информации, при помощи которой эти ответы можно было попробовать получить.
А вот понедельник начался для нее бурно. Придя на работу пораньше, она заглянула в дежурную часть и взяла сводку происшествий за два предыдущих дня. И сразу же наткнулась глазами на сведения о трупе мужчины, обнаруженном без документов. На вид около пятидесяти пяти лет, рост 183 см, волосы седые, глаза темные. Описание трупа ей совсем не понравилось. Мужчина в возрасте, высокий, представительный, седой. Очень похож на того, кого описывала жена Мхитарова.
Она помчалась к Гордееву, а сразу после обычной утренней оперативки отправилась вместе с Коротковым в Крылатское, в то отделение милиции, где находились в данный момент все материалы по этому трупу.
Мужчина был обнаружен в лесополосе неподалеку от Рублевского шоссе. Застрелен из пистолета, который оказался брошен неподалеку. Забавная примета времени, усмехнулась про себя Настя. В те времена, лет десять назад, когда оружие было доступно лишь очень ограниченному кругу лиц, над каждым стволом тряслись. Преступники даже милиционеров убивали, чтобы забрать пистолет. А теперь, когда оружие любой марки можно без проблем приобрести, потому что по стране гуляет огромное количество краденых и контрабандных стволов, оружие после совершения преступления бросают, дабы не иметь при себе улик.
Взяв фотографию убитого, Настя и Коротков вернулись на Петровку. Первым делом нужно было найти Стасова.
– Влад, как предъявить в Питере для опознания одну фотографию, чтобы не подставить твою жену? – спросила Настя.
– Смотря чья фотография.
– Высокого мужчины в годах, седого, с темными глазами.
– Господи, Настасья Павловна, да где ж ты его нашла, родимого? Он что, единственный во всем СНГ с такими приметами?
– Нет, Владик, таких тысячи. А мертвых – пока один.
– Так. Уже успели. Теперь труп маленького кавказца будешь ждать?
– Подожду, я терпеливая. Так как насчет Питера?
– Я должен Тане позвонить.
– Ладно, звони. Я подожду.
– Терпеливая ты моя! – весело хмыкнул Стасов в трубку.
* * *
Поздним вечером Настя приехала на Ленинградский вокзал. Стасов перезвонил ей и сказал, что Татьяна берется все устроить без лишнего шума, потому что хорошо знает оперативников, которые занимаются делом Мхитарова. Легенда будет такая: личность мужчины не установлена, но, по оперативным данным, он недавно был в Петербурге, его видели в районе улицы Жуковского. То есть как раз там, где жил Мхитаров. Фотографию следовало передать с лейтенантом Веселковым, который как раз сегодня должен уезжать из Москвы в Питер поездом №4, отправляющимся в 23.59, вагон 7. Веселков, конечно, не в милицейской форме, но зато известно, в каком купе он будет ехать.
Настя медленно шла по перрону, вглядываясь в номера вагонов. Преимущество «Красной стрелы» состояло в том, что этот состав подают задолго до отправления, и можно все сделать без спешки – найти свое место, уместить багаж, раздеться, залезть в заботливо постеленную проводницей постель и даже уснуть, не дожидаясь отхода поезда. Настя тоже пришла пораньше.
Вот и вагон №7. Коридор ярко освещен, и ей видно, что в нужном ей купе кто-то есть. Неужто лейтенант Веселков уже на месте?
Она показала проводнице служебное удостоверение, вошла в вагон, постучалась в дверь четвертого купе.
– Минуту! – послышался мужской голос.
Через несколько секунд дверь открылась, выглянул молодой мужчина, но глаза у него были совсем не лейтенантские. Настя с сожалением подумала, что, видимо, ошиблась, это не Веселков.
– Простите, – вежливо начала она, – мне нужен Геннадий Петрович. Это не вы?
– Нет, это не я. А вы кто, позвольте спросить?
– Не позволю, – мило улыбнулась Настя. – Я женщина. Разве этого недостаточно? Мне сказали, что Геннадий Петрович будет ехать в этом купе, но я, к сожалению, не знаю, как он выглядит.
– Вот что, девушка, – решительно сказал мужчина с нелейтенантскими глазами. – Давайте-ка выйдем на перрон.
Настя пожала плечами и молча пошла к выходу из вагона. Мужчина последовал за ней, и под его взглядом ей стало отчего-то неуютно. На перроне он вытащил сигареты, закурил и, прищурившись, посмотрел на нее более внимательно.
– Зачем вам нужен Геннадий Петрович?
– У меня к нему дело.
– Какое дело?
– Слушайте, – возмутилась она, – с чего это вы меня допрашиваете? Вы с ним вместе едете?
– Допустим.
– Нет, молодой человек, допускать мы с вами ничего не будем. Судя по вашим вопросам, Геннадий Петрович сидит в купе. Так вот пойдите и скажите ему, что Татьяна Григорьевна Образцова просила его взять у меня пакет.
– Давайте пакет, я передам.
– Послушайте, у вас со слухом проблемы?
– Геннадий не может выйти. Дайте пакет мне.
– Раз он не может выйти, значит, я могу туда войти. Мы что, так и будем с вами препираться?
– Войти туда вы тоже не можете.
Тьфу ты, обругала себя Настя. Они же задержанного этапируют! Как я сразу-то не сообразила. Не мудрено, что мне туда нельзя. Сидит небось голубчик, к Веселкову наручниками прикованный. Потом, когда проводник билеты соберет, его пристегнут к штанге столика, а пока они сидят рядышком и изображают друзей «не разлей вода». Она достала из сумки удостоверение и раскрыла его перед глазами собеседника.
– Послушайте, – попросила она почти ласково, – все ваши секреты я сто раз видела. Ну мне правда очень нужно сказать Веселкову пару слов. Пожалуйста, будьте так любезны.
Он улыбнулся весело и с явным облегчением. Видно, задержанный у них был тот еще фрукт, и они опасались всяких приключений. Но профессиональная выучка взяла свое.
– Позвольте вашу сумочку, – попросил он, немного смутившись, но довольно твердо.
Настя послушно раскрыла все «молнии» на сумке и протянула ему. Она понимала, что в неверном свете ночного перрона невозможно отличить настоящее удостоверение от поддельного, и парень должен проверить, нет ли у нее оружия. А вдруг она никакой не майор милиции, а преступница, сообщница и явилась освобождать задержанного дружка? И такое бывает.
– Теперь карманы, пожалуйста, – сказал он, вернув ей сумку.
Она подняла вверх руки, дав ему возможность ощупать себя. Проходящие мимо пассажиры с недоумением косились в их сторону и спешили отойти подальше.
– Пойдемте, – наконец разрешил он.
Они снова вошли в вагон. Оперативник зашел в купе, и через некоторое время вышел Веселков.
– Вы ко мне?
– Если вы Геннадий Петрович Веселков.
– Я вас слушаю…
Но теперь разговаривать, стоя в узком коридоре, стало неудобно. В вагон входили все новые и новые пассажиры, и Настя с Веселковым всем мешали. Пришлось снова выходить на перрон. Проводница глянула на них с явным подозрением. Сначала вошла, потом с одним вышла, тот ее обыскал, теперь с другим на перрон пошла… Черт знает что!
– Татьяна Григорьевна Образцова просила меня передать вам вот этот конверт. Завтра она его заберет.
– Что в конверте?
– Это имеет значение? – удивилась Настя. – Видно же, что не бомба.
– Я должен знать. Вскройте, пожалуйста.
«Все правильно, – подумала Настя. – Молодец, лейтенант Веселков. Хорошо тебя выучили. Никогда не бери никаких конвертов у незнакомых людей, если не знаешь, что внутри. Одна из сыщицких заповедей».
Она вскрыла конверт и вытащила фотографию неизвестного мужчины.
– Только вот это. Больше ничего.
– Татьяна Григорьевна знает, что с этим делать?
– Да.
– На словах ничего передавать не надо?
– Нет. Только мое огромное спасибо.
Он шагнул к окну соседнего вагона, чтобы взглянуть на фотографию при свете. Проводница шестого вагона, симпатичная толстушка, до этого о чем-то шептавшаяся с проводницей из седьмого, недовольно покосилась на них, потом вдруг ойкнула и схватила Веселкова за локоть.
– Это кто это у вас на карточке?
Веселков бросил на Настю быстрый взгляд и отдернул руку.
– А в чем дело?
– Мне показалось, он у меня ехал недавно. Представительный такой мужчина, вежливый. Можно посмотреть?
Настя слегка кивнула, и Веселков протянул снимок женщине.
– Батюшки! – всплеснула она руками, вглядевшись в изображенное на фотографии лицо. – Да он неживой!
– Неживой, – подтвердила Настя. – Ну как, узнали вы его? Он у вас ехал, или просто похожий кто-то?
– Он. Их двое было. С ним еще такой симпатичный армянин был. Вдвоем и ехали, в двухместном купе. У меня же «СВ», спальный вагон.
Настя запаниковала. До отхода поезда оставалось всего несколько минут, сейчас эта женщина уедет, эта бесценная свидетельница уплывет прямо из рук, и теперь придется ждать, когда она снова окажется в Москве. «Красная стрела» – поезд не московский, а питерский, проводник делает ездку из Петербурга в Москву и обратно, потом отдыхает. Если бы было наоборот, это пухленькая проводница уже послезавтра утром была бы в Москве, а так…
За оставшиеся несколько минут Настя сделала невозможное, вытащив из оторопевшей проводницы массу информации, и заручилась ее твердым обещанием позвонить, как только та окажется снова в Москве. Поезд тронулся, проводница стояла в тамбуре и захлебываясь продолжала рассказывать о запомнившихся ей пассажирах, а Настя сначала быстро шла, потом уже бежала рядом, боясь пропустить хоть слово. Она и не подозревала, что может так быстро бегать.
– Позвоните! – крикнула она вслед, когда перрон кончился и бежать рядом с вагоном больше было нельзя. – Обязательно позвоните! Это очень важно!
– Позвоню… – донеслось до нее из удаляющегося вагона.
Настя с трудом восстановила дыхание и поплелась обратно. Сердце колотилось где-то в горле, во рту пересохло, ноги подгибались. Она шла по перрону и счастливо улыбалась. Похоже, что-то начинает склеиваться.
* * *
Текучку обычно не любят, на нее жалуются, говорят, что она засасывает, не дает нормально работать, заставляет заниматься скучными мелочами, вместо того, чтобы делать нужные и важные дела. Но Настя Каменская знала, что у текучки есть одно замечательное свойство: она помогала легко переносить напряженное ожидание. Если бы не множество мелких, а также не очень мелких дел, она бы, наверное, умерла от напряжения, ожидая результатов из Петербурга.
– Стасов, – предупредила она Владислава, – я не уйду с работы, пока ты мне не позвонишь. До ночи буду ждать, если нужно.
– А дома ты ждать не можешь? – съехидничал Стасов.
– Не могу. На работе легче, дела всякие отвлекают.
Дел было действительно много, потому что на каждом оперативнике висело по нескольку убийств одновременно, и в каждом деле у Насти был свой кусочек, который она должна была отработать. Один отпечаток с посмертной фотографии неизвестного мужчины она дала Мише Доценко, чтобы показывать его участникам «нефтяной» презентации, и тоже с нетерпением ждала, а вдруг кто-нибудь что-нибудь вспомнит. Дисциплинированный Михаил звонил ей каждые два часа, но сообщения его были неутешительными. Этого мужчину никто из опрошенных не видел. Правда, опрошены были пока еще далеко не все.
Стасов позвонил в начале одиннадцатого.
– Настасья Павловна, раскрой секрет, – весело закричал он в трубку, – как тебе удается по таким вялым приметам безошибочно находить людей? Да еще в такие сроки.
– Убийце скажи спасибо, не мне. А что, Влад? Неужели получилось?
– А как же. У тебя, Настюха, всегда все получается. Жена Мхитарова опознала его с первого взгляда. Даже не сомневалась ни секунды. Выбрала его из восьми предъявленных для опознания снимков. Моя Танюшка шлет тебе привет и поздравления. А Веселков ей сказал, что ты превосходная спортсменка. Он в окно видел, как ты наперегонки с поездом бежала. Ты произвела на несчастного ребенка неизгладимое впечатление. Танюшка после его восторженных рассказов думает, что ты эдакая милицейская суперменша, и страшно комплексует.
– Ты ей объясни, что я трех метров не могу пробежать из-за одышки. А за поездом бежала исключительно от ужаса: такой свидетель нашелся – и прямо на глазах исчезает. Тут и черепаха рысью побежит. Так что пусть твоя красавица не комплексует. И потом, она следователь, ей вообще эти глупости не нужны. Честно признаться, они и мне не нужны. Десять лет в розыске работаю, а бегала вчера в первый раз. До этого как-то сидя справлялась.
– Ладно, я понял, что ты терпеливая и малоподвижная. У меня такое ощущение, что придется сегодня опять везти тебя домой. Время-то – половина одиннадцатого. Поздновато для одинокой женщины. А я чувствую себя виноватым, ты же из-за меня домой не уходила, звонка ждала. Ты прости, Настюша, я правда не мог раньше позвонить.
– Ничего, – великодушно сказала она. – Отвезешь домой – прощу.
* * *
Прошло еще несколько дней, пока не объявилась проводница Вера. За это время дело с места почти не сдвинулось. Ни с кем из команды Малькова, правда, теперь уже бывшей, никаких несчастий больше не случалось. Личность мужчины, убитого в Крылатском, тоже установить не удалось.
Вера приехала к Насте на Петровку, хотя сама Настя на этом совершенно не настаивала. Она готова была встречаться с проводницей где угодно, хоть у черта на куличках, лишь бы подробно ее обо всем выспросить и все записать. Но Вера, запинаясь и путаясь в словах, объяснила, что сама очень хочет побывать в легендарном МУРе. Настя не возражала, ей самой так было даже лучше. Она договорилась с ребятами, что после беседы с Верой они попробуют сделать композиционный портрет второго попутчика, как выразилась сама проводница – маленького армянина.
– Кстати, Верочка, а почему вы так уверены, что он был именно армянином, а не грузином, например, или не азербайджанцем?
– Да что вы, – удивилась Вера, – они же все разные. Как их можно спутать?
Настя вытащила из сейфа пачку фотографий, выбрала полтора десятка снимков, на которых были сняты лица кавказского происхождения, и предложила Вере попытаться определить национальность каждого. Вера выполнила задание легко и допустила только одну ошибку, но вполне простительную, определив как азербайджанца мужчину, который считался армянином, но имел бабку – уроженку Баку. Внук был очень на нее похож.
– Где вы этому научились? – с восхищением спросила Настя.
– А нигде, – обезоруживающе улыбнулась проводница. – Само собой получилось. У проводников на такие вещи глаз наметанный.
Настя взглянула на часы – половина пятого, она беседует с Верой уже битых два часа.
– У меня к вам просьба, – сказала она. – Давайте мы сейчас с вами чайку выпьем, мы же обе без обеда сегодня, а потом пройдем в лабораторию и попробуем сделать что-то типа фоторобота этого армянина.
Вера тут же полезла в свою огромную сумку.
– А у меня хлеб есть и баночки с паштетом. Может, покушаем? – робко предложила она.
Они с аппетитом съели по два толстых ломтя свежего черного хлеба, щедро намазанных финским паштетом, запили чаем и уже собрались идти в лабораторию, когда в комнату буквально ворвался Коротков.
– Вот! – сказал он, кладя перед Настей на стол какую-то фотографию. – Извольте полюбоваться.
На фотографии был запечатлен мертвый мужчина с ярко выраженным кавказским типом лица.
– Кто это? – спросила она, недоуменно поднимая глаза на Юру. – Тоже без документов?
– Нет, этот как раз полном параде. И паспорт, и визитные карточки, и записная книжка. Но ты на всякий случай покажи своей гостье.
– Посмотрите, Вера, – Настя протянула проводнице снимок.
Та взяла фотографию и сразу же кивнула.
– Он это. Господи, его что, тоже?.. Как же это?
– Сами не знаем, – зло откликнулся Коротков. – Эх вы, дамочки, сами едите, а голодного мужика покормить?
– Юра, имей совесть, – с упреком сказала Настя.
– Ой, что вы, что вы, – захлопотала Вера, снова открывая свою бездонную сумку и доставая из нее хлеб и новую баночку с паштетом. – Кушайте, пожалуйста, у меня много этих банок.
– Спасибо, Вера Михайловна, – подмигнул ей Коротков. – Покажите Анастасии Павловне пример добросердечия и бескорыстия, а то я у нее иной раз чашки кофе допроситься не могу. Жадная она – спасу нет. Прямо Гобсек в юбке.
Вера сообразила, что он шутит, и рассмеялась одновременно смущенно и озорно.
Коротков ловко вскрыл банку, потянув за колечко, отрезал кусок хлеба и принялся есть паштет ложкой прямо из банки.
– Какой же вы голодный, – покачала головой проводница, глядя на Юру с сочувствием и жалостью и в то же время с какой-то почти материнской нежностью. Так матери порой смотрят на своих взрослых сыновей, вернувшихся после тяжелой работы и с жадностью поедающих заботливо приготовленный обед. Настя сделала ему кофе.
– Пей, вымогатель, – улыбнулась она. – Позоришь меня перед свидетелем.
– Вера Михайловна – не свидетель, – пробормотал он с набитым ртом. – Она – добровольный помощник, стало быть – одна из нас. А какие счеты могут быть между своими?
«Ах, хитрец! – подумала Настя. – Умеет с людьми ладить, этого у него не отнимешь. Сейчас с просьбами приставать начнет».
И как в воду глядела.
– Вера Михайловна, раз уж нам так повезло, что мы вас нашли и вы нам помогаете… – начал он.
– … то, может быть, вы поспрашиваете у проводников с других составов, не видел ли кто этих людей на обратном пути? – подхватила Настя. – Они скорее всего возвращались в Москву тоже «Стрелой» и тоже в «СВ».
– Спрошу, – охотно согласилась Вера. – А вы мне карточки их дадите, чтобы показывать?
– Нет, Верочка, карточки показывать не нужно. Не все же такие смелые, как вы, – польстил Коротков. – Увидят трупы и испугаются. Вы никому не говорите, что их убили, а описывайте на словах. Ладно? И если кто-то их видел и запомнил, пусть обязательно нам позвонят. Или Анастасии, или мне. Я вам свой телефон тоже оставлю.
Вера ушла, и Коротков тут же уселся на ее место перед Настиным столом.
– Значит так, Ася. Покойник наш – Асатурян Гарри Робертович, купи-продай мелкого пошиба, но высокой интенсивности. Холост. Проживает на улице Подбельского. Труп обнаружен сегодня в районе Химок. Время наступления смерти ориентировочно – вчера поздно вечером.
– Причина смерти?
– Ну догадайся. Ты же у нас самая догадливая.
Настя задумалась. Проще всего было бы сказать – огнестрельная рана. Если два убийства между собой не связаны, то скорее всего так и было. Но если тут поработала одна рука, и рука квалифицированная, то способ убийства должен быть другим, чтобы никаким ушлым ментам не пришло в голову их связывать. Холодное оружие? Возможно, но что-то слабо верится. Профессионалы этого не любят: на одежде и руках остается кровь, а ведь с места убийства надо уйти, и тебя обязательно кто-нибудь увидит в этой окровавленной одежде. Чем-нибудь тяжелым по черепу? Может быть, вполне может быть. Но тоже на профессионала не похоже.
– У Асатуряна есть машина? – спросила она внезапно.
– Ну ты даешь!
У Короткова чуть челюсть не отвисла от изумления.
– Как ты догадалась?
– О чем?
– Насчет машины.
– Я пока не догадалась, а только спросила. Так где его машина?
– Там, рядом с трупом.
– Ясно. Сколько раз его переехали?
– Похоже, два. Туда и обратно. Нет, правда, Аська, как ты догадалась?
– Не знаю, – она пожала плечами. – Случайно, наверное. Интересно, как же это Асатурян дал себя задавить своей же собственной машиной? В беспамятстве был, что ли?
– Вскрытие покажет, – хмыкнул Юра. – Хорошо, что я вовремя подсуетился, вместе с трупом судебным медикам бутылку привез, чтобы без очереди пропустили. Они, бедные, совсем зашиваются, ничего не успевают. Ты подумай, как времена меняются! Раньше живые в очереди за финскими сапогами и сырокопченой колбасой стояли, а теперь мертвые ждут в очереди на вскрытие. Аська, тебе никогда страшно не бывает? Мне порой кажется, что наша действительность как-то плавно переходит в непрерывный кошмар. И вроде переход такой мягкий, незаметный, что успеваешь адаптироваться и уже ничего странного в происходящем не замечаешь. А потом вдруг вспомнишь, как жил совсем еще недавно, всего несколько лет назад – и оторопь берет. Во что мы свою жизнь превратили? Ты же статистикой все время занимаешься, тебе должно быть заметно.
– Заметно, – кивнула Настя. – В те времена, о которых ты говоришь, в Москве совершалось в среднем три-четыре убийства в неделю. А сейчас – семь-восемь в день. Я вообще не понимаю, как мы успеваем хоть что-то раскрывать. По-моему, это просто чудо. Но, если мы с тобой будем сидеть и охать, чудес больше не будет.
– Конечно, – проворчал Коротков, – так я и знал. Никогда не дашь пофилософствовать, о жизни поговорить. Небось опять бежать куда-нибудь заставишь?
– Обязательно. Во-первых, нужно пообщаться со следователем. Ты, кстати, Гордееву доложил про этого Асатуряна?
– Не волнуйся, сам сообразил. Дело Ольшанский заберет.
– Во-вторых, открываем записную книжку Гарри Робертовича и планомерно начинаем опрашивать всех его знакомых.
– Которые, как ты надеешься, знают его убийцу? – скептически подхватил Юра.
– Которые, как я надеюсь, могут знать другого убитого, чья личность до сих пор не установлена. Вера, между прочим, сказала, что они вели себя как добрые старые знакомые. Якобы часто вместе ездят по делам. И Асатурян даже изволил пошутить, что, дескать, все его женщины рано или поздно отдают предпочтение высокому представительному седому мужчине. Конечно, это мог быть дурацкий треп, но насчет малознакомых людей и случайных попутчиков так обычно не шутят. Ты согласен?
– Не во всем.
– Тогда поправь меня.
– Так действительно обычно не шутят. Но во всей этой истории вообще нет ничего обычного. Ладно, я пошел сливаться в экстазе с записной книжкой Асатуряна.
Они вместе вышли из кабинета. Насте нужно было добежать до фотолаборатории, чтобы сделать еще один отпечаток с фотографии Асатуряна. Пусть Миша Доценко попробует показать его тем, кто находился в банкетном зале гостиницы «Россия», когда там отравился Олег Иванович Юрцев.
