Глава 10
Уральские холода не прошли для Насти Каменской безнаказанно. В Москве у нее сразу разболелось горло и заложило нос, но это вовсе не означало, что она будет лежать дома и не ходить на службу. Текущей работы было по-прежнему много, и отсиживание дома на больничном было непозволительной роскошью не только для нее, но и для любого сотрудника отдела по борьбе с тяжкими насильственными преступлениями.
Поездка в Самару за Павлом Сауляком оставила у нее тягостное впечатление, хотя ничего плохого не случилось и задание она выполнила вполне успешно: вывезла Павла, увела его из-под носа преследователей и с рук на руки сдала генералу Минаеву. Но что-то ее постоянно тревожило, лишало сна и покоя.
Через несколько дней после ее возвращения на очередной оперативке начальник отдела полковник Гордеев уныло сказал:
– Все, дети мои, предвыборная гонка началась. Посыпались сиятельные трупы. На нашей территории скончался крутой мафиози из южных краев. Есть все основания полагать, что ему помогли уйти в мир иной. Настасья, останешься после совещания, с тобой будет отдельный разговор.
Когда после оперативки сотрудники разбежались по своим сыщицким делам, Настя осталась в кабинете Гордеева, съежившись в уголке и зажав в руке скомканный носовой платок. Виктор Алексеевич сочувственно посмотрел на нее и покачал головой.
– Ты хоть лечишься чем-нибудь?
– Не-а. Я никогда не лечусь.
– Принципиально, что ли?
– Конечно. Пусть организм знает, что от меня помощи не дождется. А то он, видно, рассчитывает, что я его буду дома под одеялом держать и таблетками кормить, чтобы ему легче было с болезнью справляться. Нечего, пусть сам. Баловать его…
– Ну ты даешь, – усмехнулся Гордеев. – Откуда эти бредовые теории в твоей голове появляются?
– Не знаю, – она рассмеялась. – Вы же всегда говорили, что у меня мозги набекрень.
– Это точно. Послушай, деточка, тебе фамилия Юрцев говорит что-нибудь?
– Это тот мафиози, который якобы отравился?
– Он самый.
– Мне лично – нет. Но с ним Стасов сталкивался. Он мне рассказывал.
– А ты мне сейчас будешь говорить, что сплетничать не любишь… – поддел ее Гордеев.
– Не люблю, – кивнула Настя. – Но говорить этого не буду. Спрашивайте – отвечаем. Но вообще-то лучше поспрашивать у руоповцев или даже у Заточного. Это их епархия.
– У них я еще успею спросить. А ты пока выкладывай, что знаешь.
– Да немного на самом деле. Летом Стасов отдыхал на юге с дочерью, а его бывшая жена работала на кинофестивале, который проходил в это же время в этом же городе. Юрцев был одним из спонсоров этого фестиваля, давал на него деньги и наживался на рекламе. Тем паче вокруг фестиваля крутилась масса людей, которым хотелось поразвлечься, а рестораны и казино в этом городе принадлежали Юрцеву. Когда Стасов стал ему мешать, Олег Иванович организовал квалифицированную травлю…
Рассказ об обстоятельствах знакомства частного детектива Стасова, в те времена еще подполковника милиции, с крутым мафиози Юрцевым занял у Насти примерно полчаса. Виктор Алексеевич слушал ее внимательно, почти не перебивая, только иногда задавая уточняющие вопросы.
– Иными словами, покойник был на том участке побережья полновластным хозяином, – подытожил Гордеев, выслушав Настю. – Дело, конечно, не наше, пусть управление по организованной преступности им занимается. Но чует мое сердце, они будут создавать бригаду и попросят кого-нибудь от нас. Пойдешь?
– Да ну, Виктор Алексеевич.
Настя наморщила нос и стала усиленно тереть переносицу. Старинный метод не помог, она зажмурилась, прижала к носу платок и чихнула.
– Чего «да ну»? И почему ты так не любишь в бригадах работать, Настасья?
– Наверное, у меня отсутствуют коллективистские устремления. Я не колхозница, а крестьянка-единоличница. Не отдавайте меня в бригаду, пожалуйста, – жалобно попросила она.
– Сам не хочу, – усмехнулся полковник. – А кого, если не тебя?
– Колю Селуянова, например.
– Ладно, подумаю. Послушай-ка, а твой Стасов…
– Он не мой, он наш общий. Не передергивайте.
– Ну хорошо, пусть будет наш Стасов. Как ты думаешь, он расскажет нам в деталях свою эпопею с Юрцевым?
– А почему нет? Ему скрывать нечего.
– Тогда попроси его приехать сюда, договорились?
Насте было понятно, чего хочет ее начальник. Кто бы ни оказался прикомандирован к бригаде, если ее, конечно, создадут, будет лучше, если этот человек будет знать чуть больше, чем его коллеги из РУОПа. Между отделами и службами всегда замечался некий дух соревнования, который в зависимости от личности руководителей то становился здоровым и деловым, то превращался в почти болезненную ревность, утолить которую могло только успешное раскрытие «чужого» преступления в обход коллег. Гордеев никогда не стремился тянуть одеяло на себя, но порой успехи собственных подчиненных в пику руководителям и сотрудникам других отделов становились козырями в аппаратных играх, не играть в которые Виктор Алексеевич не мог просто в силу занимаемой им должности. Хотя, видит Бог, он с удовольствием отстранился бы от этих игр, если бы была хоть малейшая возможность.
Стасов согласился приехать на Петровку, но предупредил, что сможет сделать это только после обеда. Он, выйдя на пенсию в тридцать восемь лет, работал теперь руководителем службы безопасности кинообъединения «Сириус», получил лицензию на право заниматься частной детективной и охранной деятельностью и был вполне доволен жизнью. Около пяти часов он ввалился в кабинет к Насте, огромный, под два метра ростом, зеленоглазый и веселый, принеся в ее прокуренную комнату запах солнечного морозного дня и несокрушимого здоровья.
– Так что стряслось с дражайшим Олегом Ивановичем? – спросил он, принимая из ее рук чашку горячего кофе. – Допрыгался, сердешный?
– Угу, – кивнула она. – Отравился. Якобы.
– Это мне нравится, – хмыкнул Владислав.
– Что тебе нравится? Что он отравился?
– Нет, мне нравится это твое многозначительное «якобы». Ты хочешь сказать, что такие богатые и благополучные дельцы ни за что сами с жизнью не расстаются?
– Примерно. А у тебя другое мнение на этот счет?
– Всякое бывает, Настюша. Но насчет Юрцева ты, пожалуй, права, он произвел на меня впечатление человека жизнелюбивого и не склонного к депрессиям. Хотя я общался-то с ним часа два, наверное. А обстоятельства каковы?
– Юрцев прилетел в Москву, чтобы поучаствовать в очередной нефтяной презентации. И даже оплатил проезд и пребывание в России нескольким почетным гостям из-за рубежа. Мероприятие проходило в гостинице «Россия». Юрцев был мил, общался со знакомыми, потом, видимо, почувствовал себя нехорошо, потому что резко побледнел, отер пот и вышел из зала. Через некоторое время вернулся, и вид у него был вполне бодрый и свежий. Снова начал ходить по залу, разговаривал со знакомыми. Внезапно прервал беседу, отошел в сторонку и стал вытаскивать из кармана таблетки, и вид при этом у него был очень неважный. Сунул одну таблетку под язык и практически сразу же упал. Скончался минут через десять. Вот, собственно, и все обстоятельства.
– Какие таблетки он принимал?
– Ядовитые, конечно, какие же еще. У него целый пакетик этой отравы с собой был, там же и валялся, рядом с телом на полу. Производство не фабричное. Если уж у нас целые подпольные лаборатории наркотики изготовляют, то с ядом проблем нет. Его можно точно так же делать. Вопрос в том, зачем он носил их с собой, да еще в таком количестве. Собирался всех участников презентации потравить, как крыс в подвале?
– А что с пакетиком, в котором лежали таблетки?
– Ничего, Влад. Пакетик сделан из листочка бумажки, вырванного из записной книжки самого же Юрцева. Приятно, правда?
– Куда уж приятнее, – покачал головой Стасов. – И что твой шеф от меня хочет в этой ситуации?
– Подозреваю, он хочет поиграть в догонялки с руоповцами. Рассказываю дальше. Вскрытие трупа показало, что никакими серьезными заболеваниями Юрцев не страдал, сердце, сосуды и прочее были во вполне удовлетворительном для его возраста состоянии, так что вопрос о том, отчего ему стало плохо и что у него заболело так внезапно, остался открытым. Примерно за полчаса до смерти он принял какое-то лекарство из группы бензодиазепинов – нозепам, тазепам, диазепам или что-то в этом роде. Эти препараты никаких болей не снимают и при хронических заболеваниях не применяются. Вопрос: зачем он пил это лекарство?
– А зачем его вообще пьют? – спросил Стасов. – Оно же, кажется, успокоительное, тревогу снимает. Разнервничался, наверное.
– Может быть, – согласилась Настя. – Только непонятно, отчего. Те участники мероприятия, которых удалось опросить, ничего внятного на этот счет не сказали. Юрцев ни с кем там не ссорился, отношений не выяснял, и вообще все было очень мирно. Но возникает другой вопрос: откуда у него появился этот бензодиазепин? Ни флакона, ни упаковки при нем не обнаружено. Что же выходит, он носил в кармане одну-единственную таблетку? Стасов, поверь мне, так не бывает. Если человек знает, что здоровье может подвести и могут понадобиться лекарства, он носит их с собой в достаточном количестве. Просто кладет в сумку или в портфель упаковку, чтобы все время были под рукой. Не могу поверить, чтобы человек каждый раз перед выходом из дома брал с собой одну таблеточку.
– Тоже верно. Тогда получается, что кто-то ему это лекарство дал.
– Вот именно. Ему стало нехорошо, он вышел в холл, чтобы отсидеться в тишине и прохладе, пожаловался кому-то на нездоровье, и этот доброжелательный Кто-то дал ему лекарство. Но никто из участников презентации об этом не рассказывает. Почему?
– Потому, что лекарство дал человек, не имеющий к ней никакого отношения. Случайный человек.
– Стасов, возьми себя в руки, – возмутилась Настя. – Умерь полет фантазии. Ты что, всерьез веришь в возможности появления случайного человека там, куда с каждым присутствующим приехал по меньшей мере один охранник? Там, куда вход был только по специальным пригласительным билетам? Да туда мышь не проскочила бы. Там же нефтяные короли собрались, магнаты, мафиози.
– Допустим. Как тогда ты все это объяснишь?
– Не знаю, – вздохнула она. – Думать буду. Может, ты чего подскажешь, ты же умный.
– Не подлизывайся, – рассмеялся Стасов. – Сколько человек было на этой презентации?
– Около ста. Я знаю, на что ты намекаешь, Стасов. Но ты должен понимать, что это нереально. Так работать умеет только Доценко, но он один, а их – сто. Да еще охрана. Это же два месяца работы.
Стасов промолчал, только подмигнул озорно. Логика была очевидной. Пусть сотрудники подразделения по борьбе с организованной преступностью разрабатывают криминальные связи Юрцева, его конкурентов и партнеров по бизнесу. А сотрудники Гордеева будут вести тихую кропотливую традиционную работу, опрашивая людей и пытаясь выяснить, не видел ли кто-нибудь постороннего человека. Хотя на таких мероприятиях очень многие друг с другом незнакомы, но на то и существуют сыщики. Особенно такие, как Миша Доценко, который славится своим умением работать со свидетелями.
* * *
Прошло еще два дня, и Настя Каменская вполне успешно справилась с простудой. Настроение сразу стало лучше, и она с головой ушла в анализ сведений, добываемых по делу о странной смерти Олега Ивановича Юрцева. Бригаду все-таки создали, но Гордеев сдержал слово и включил в нее Селуянова, оставив Настю в покое. Однако состояние этого мифического покоя продлилось недолго.
– Принимай второй сиятельный труп, – заявил Виктор Алексеевич, входя к ней в кабинет и усаживаясь за свободный стол.
– Кто еще?
– Крупный чиновник из Генеральной прокуратуры. И не далее как сегодня утром. Не надейся, лентяйка, в главк его не заберут. Преступник пойман на месте.
– Тогда зачем я вам? – удивилась Настя. – Вас что-то смущает?
– Абсолютно ничего. Там миллион очевидцев. Убийца расстрелял жертву в упор у подъезда дома. Белым днем и на глазах у изумленной публики. Но он не может объяснить, почему это сделал.
– Сумасшедший, что ли? Или прикидывается?
– Это пусть врачи разбираются. А я хочу, чтобы ты «примерила» его на другие нераскрытые убийства. И выяснила, откуда у него оружие.
– А он что говорит? Что нашел или по почте в посылке получил?
– Так в том-то и дело, деточка, что он ничего умного не говорит. Несет такой бред, что слушать тошно.
– Да ну? Например?
– Например, он говорит, что украл этот пистолет у своего соседа по дому.
– А кто сосед?
– Работник милиции, представь себе. И никакой пистолет у него никто не крал.
– Точно не крали? Может, врет?
– Может, и врет. Короткова я послал разбираться с соседом, а ты займись личностью этого стрелка-психопата. У нас по Москве десятки таких убийств. Посмотри, может, что проклюнется. Если он действительно маньяк, то не исключено, что это у него далеко не первый заход на подвиги. Тогда понятно, почему преступления оставались нераскрытыми. Маньяков же труднее всего искать, сама знаешь.
Конечно, Настя это знала. Раскрытие любого убийства еще с древнейших времен начинается поиском ответа на вопрос: Qui prodest? Кому выгодно? Кто шляпку спер, тот и тетку пришил, как утверждала незабываемая Элиза Дулитл. При этом под выгодой понимается не только материальное обогащение, но и психологический комфорт. В конечном итоге убийства из мести или ревности тоже несут определенную выгоду убийце: для него с лица земли исчезает негативный раздражитель. Найди мотив – найдешь убийцу, все просто. А вот если не удавалось понять, кому выгодна смерть потерпевшего, тогда все сильно осложнялось. Убийца и потерпевший друг с другом незнакомы, жертва выбрана случайно, и поди найди этого психа…
Ближе к вечеру Настя вытащила из сейфа и разложила на столе копии собственных аналитических справок о нераскрытых преступлениях. Для начала она решила ограничиться тремя последними годами. Потом, если будет нужно, можно и предыдущие годы посмотреть.
Нераскрытые убийства были сгруппированы в ее записях по сериям. Настя обычно выбирала разные основания классификации, и по каждому отдельному основанию разбивала преступления на группы. Были группы, в которых преступника видели и в которых его не видел никто. Были группы, собранные в зависимости от способа убийства. Были варианты классификации в зависимости от личности потерпевшего, от места совершения убийства, от времени года, дня недели, времени суток и так далее. Были в отдельную группу собраны убийства, совершенные с так называемым «чрезмерным насилием», когда в жертву производили множество выстрелов или наносили ей явно избыточное количество ножевых ран, и убийства самые обыкновенные.
Убийство чиновника из Генеральной прокуратуры было совершено утром в людном месте в будний день. И выстрелов было достаточно, чтобы расстрелять человека четыре. И преступником оказался мужчина двадцати четырех лет, среднего роста, с нездоровым одутловатым лицом. Итак, спросила себя Настя, что мы с этого имеем?
Случаев, когда кто-то видел убийцу и описывал его как молодого мужчину среднего роста с одутловатым лицом, оказалось в ее списках два. Первый имел место весной девяносто третьего года. Точно так же из пистолета был расстрелян в упор ничем на первый взгляд не примечательный человек, который при ближайшем рассмотрении оказался ловким шантажистом. Тогда вся работа была сосредоточена вокруг тех, кого он мог шантажировать, но преступника среди этих людей обнаружить не удалось. Пистолет, из которого застрелили шантажиста, вскоре был найден, но никаких следов рук на нем не обнаружили: он был тщательно протерт.
Второй случай произошел позднее, уже в конце девяносто четвертого года. Там тоже фигурировали показания о человеке с одутловатым лицом, но орудием преступления на этот раз был нож. Этот случай Настя оставила про запас и решила вплотную заняться убийством шантажиста. Интересно, где был и чем занимался задержанный сегодня утром убийца весной девяносто третьего года? С точностью до дня, конечно, этого не установить, и мечтать нечего. Но может оказаться, например, что этот человек в тот день просто не мог совершить преступление в Москве, и тогда его с чистой совестью можно будет оставить в покое.
Настя вздрогнула, когда прямо у нее над ухом зазвенел телефон.
– Эй, подруга, ты домой собираешься или как? – спросил муж.
– Или как, – ответила она, не отрывая глаз от разложенных на столе листков. – А что, уже пора?
– Вообще-то я не настаиваю, но хотелось бы, чтобы ты уже пришла.
– А что, я тебе нужна? – глупо спросила Настя.
– Да нет, конечно, – рассмеялся Алексей. – Зачем ты мне? От тебя одни хлопоты. Но между прочим, Асенька, мы пригласили в гости твоего брата, и через полчаса он будет здесь. Ты как к этому относишься?
– Ой, Леш, прости! – охнула она. – Я тут про все забыла. Все, уже бегу. Погоди, а почему ты сказал, что Саша будет через полчаса? Он что, один придет, без Дашки?
– А Дашунчик уже давно здесь. И пока ты и твой брат делаете вид, что вы страшно деловые и занятые, твой муж и его жена вам изменяют.
– Что, оба сразу?
– Нет, только я один, – фыркнул Алексей. – Я тебе изменяю, а Дашуня хранит верность своему супругу. Ты едешь или нет?
– Еду, Лешик, уже одеваюсь. Попроси Саню встретить меня у метро, ладно?
Она быстро сложила бумаги в сейф и стала одеваться. В самом деле, неудобно как получилось! В кои веки пригласили брата с женой в гости, а она опаздывает. Конечно, никто на нее обижаться не будет, но все-таки…
Выйдя из метро на станции «Щелковская», она сразу увидела машину брата.
– Привет, Санечка, – сказала она, усаживаясь рядом с ним. – Прости меня, глупую.
– Да ладно, – засмеялся Александр Каменский. – Чего еще от тебя ждать!
Он поцеловал сестру, потом отстранился и посмотрел на нее более внимательно.
– Ты какая-то… – он запнулся, подыскивая подходящее слово.
– Что? Тебе что-то не нравится?
– Да нет… Какая-то ты перевернутая. Не знаю даже, как сказать. На себя не похожа. Неприятности?
– Вроде нет, – она пожала плечами.
– И настроение нормальное?
– Даже хорошее.
– Не врешь?
– Не вру. Да что ты, Саня, ей-Богу! У меня все в порядке.
– Нет, все-таки что-то не так, – сказал он, заводя двигатель. – Я чувствую.
Они проехали уже половину пути от метро до ее дома, когда Настя вдруг произнесла:
– Ты прав, Саня. Со мной что-то не то.
– Заболела? – встревоженно спросил брат.
– Нет, тут другое. Я недавно в командировку ездила…
– Да, помню. Лешка говорил. И что в командировке?
– Познакомилась с очень странным человеком. И это меня почему-то все время беспокоит.
– Батюшки! – ахнул Александр. – Да ты никак влюбилась?!
Настя не выдержала и расхохоталась, настолько чудовищным показалось ей такое предположение.
– Чего ты хохочешь? Не смей меня пугать.
– Да не бойся ты, не влюбилась. Даже в мыслях не было.
– А что было в твоих мыслях?
– Вот этого я и не могу понять. Именно поэтому и беспокоюсь. Знаешь, неприятное такое чувство, что я что-то видела, что-то очень важное, но не придала значения. И меня это мучает.
– Сыщицкие тревоги? Это можно, – великодушно разрешил Каменский. – Лишь бы Лешка не пострадал.
– Конечно, – поддела его Настя, – тебе его страдания важнее моих.
– Мужская солидарность, – улыбнулся брат. – Все, приехали. Пойдем быстрее, очень есть хочется. Когда я приехал, твой муж сооружал что-то невероятно вкусное. На кухню посмотреть меня не пустили, но запах стоял просто душераздирающий.
Запах действительно был соблазнительным и чувствовался даже на лестничной площадке. Даша вылетела им навстречу и повисла у Насти на шее.
– Настюшечка, я так соскучилась!
«Неужели правда? – подумала Настя, обнимая ее. – Ведь мы виделись две недели назад. Маленькому Санечке исполнилось восемь месяцев, и я заезжала их поздравить». Но в Дашиной искренности она не сомневалась. Молодая женщина просто органически не способна была кривить душой. Именно поэтому Настя так любила ее.
– С кем ты оставила моего единственного племянника? – спросила она, стаскивая куртку и пристраивая ее на вешалку.
– С бабушкой.
– С которой?
Даша кивком указала на мужа.
– Со свекровью.
– А что, наш общий папенька в деле воспитания внука не участвует?
– Ну что ты, Настя, – укоризненно сказала Даша. – Павел Иванович очень заботливый дед, он нам все время помогает. Ты обижаешься, что он твоей маме не помогал тебя растить?
– Ну, положим, он и моей маме не очень-то помогал меня растить, – заметил Александр. – Все время был в командировках. Но не зря же говорят, что первый ребенок – это последняя кукла, а первый внук – первый ребенок. Наверное, так и есть. Вот увидишь, Аська, что будет, когда ты кого-нибудь родишь. Дед рядом с твоим ребенком дневать и ночевать станет.
– Вряд ли, – миролюбиво улыбнулась Настя, чувствуя, что разговор заходит явно не туда. – Если я кого-нибудь рожу, то для Павла Ивановича это будет уже второй внук. Совсем другое дело.
– Ну и что, – послышался из кухни сердитый голос Алексея, – вы так и будете, стоя в прихожей, копаться в семейных драмах рода Каменских? Мы за стол сядем когда-нибудь или нет?
Готовил Алексей превосходно, напитки к столу были поданы хорошие, и уже минут через двадцать все расслабились и развеселились. Однако Настя заметила, что сидящая рядом Даша ест очень аккуратно, словно каждый раз прикидывая, можно ей положить это на тарелку или нельзя. А к спиртному вообще не притронулась, хотя и поднимала свой бокал вместе со всеми.
– Дарья! – строго сказала Настя. – Ты что это удумала? На диету села?
– Нет, – смущенно пробормотала Даша, почему-то отводя глаза в сторону.
– Тогда почему так плохо ешь? Я тебе тысячу раз говорила, чтобы ты не смела худеть, пока кормишь грудью.
– Я не кормлю, – еще тише сказала Даша. – Два месяца уже.
– Что?! Ты хочешь сказать…
Та кивнула и залилась румянцем.
– Ты с ума сошла! – прошептала Настя яростно. – Санечке еще только восемь месяцев. Ты же не справишься с двумя. О чем ты только думаешь, хотела бы я знать.
– Справлюсь, – радостно улыбнулась Даша. – Ты не сомневайся. Я еще и твоего выращу, если родишь. Ты же с работы ни за что не уйдешь, а я все равно дома сижу. Не ругайся, пожалуйста. Мне очень хочется маленькую Настеньку.
– Ты же на этом не остановишься. Потом тебе захочется маленького Алешеньку, это ты мне уже обещала. А потом еще кого-нибудь. Санька-то знает?
– А как же! Он первый узнал.
– То есть? – не поняла Настя. – Как это – первый? Раньше тебя, что ли?
– Раньше. Ты представляешь? Проснулся как-то утром, посмотрел на меня и говорит: «Даня, кажется, у нас будет маленькая Настенька». Я ему сначала не поверила, думала – шутит. А через несколько дней поняла, что он не ошибся. Правда, здорово?
– Здорово, – согласилась Настя. – Ты молодец, Дашуня. Я тебя поздравляю и Саню тоже.
Они тихонько продолжали говорить о своем, пользуясь тем, что мужья громко и увлеченно обсуждали шансы различных кандидатов на победу в президентских выборах. В присутствии Даши на Настю обычно находило умиротворение, состояние тихого светлого покоя. Но сегодня этого не произошло. Тревога, зародившаяся во время поездки с Павлом Сауляком, продолжала точить ее, и Настя ничего не могла с этим поделать.
* * *
Всю жизнь ее преследовали три сна. Первый – когда ей снилось, что она умирает – приходил, если во сне что-то не ладилось с сердцем или сосудами. Второй сон был о том, что она оказывается на узкой и скользкой вершине утеса и понимает, что сейчас разобьется, потому что спуститься с него невозможно. Потом приходит спасительная мысль о том, что каким-то образом она ведь сюда забралась, значит, этим же путем можно и спуститься. Вариантом этого неприятного сна было обнаружение себя на улице совершенно голой. И снова спасала мысль о том, что раз она сумела дойти сюда без одежды и ничего не случилось, то, может быть, удастся и вернуться без приключений. Но ужас, охватывавший ее во сне, был при обоих вариантах одинаково сильным, и таким же сильным было облегчение, когда приходило понимание того, что выход из ситуации все-таки есть.
Третий сон был не страшным, но тягостным. Ей снилось, что она заканчивает школу и ей предстоят выпускные экзамены, часть которых она ни за что не сдаст, потому что не учила предмет. Самое смешное, что ей, закончившей вместе с Алексеем физико-математическую школу, снилось, что она не сможет сдать именно физику и математику. Почему-то получалось, что начиная с шестого (в каждом сне – обязательно с шестого) класса она вообще не занималась, даже учебник не открывала, и не знает по этим предметам абсолютно ничего. Ни единого слова. Ни буквы. И как сдать эти экзамены – она просто не представляет. Во сне ее начинали грызть идеи самообвинения: вот, допрыгалась, доленилась, надо было с самого начала учить, а ты дурака валяла столько лет, теперь придется за это расплачиваться. Она мучительно ищет выход (то ли начать заниматься с репетитором, то ли попробовать получить освобождение от экзаменов по состоянию здоровья, то ли еще что), не находит его и горько сожалеет о том, что вела себя неправильно. Горечь эта бывала такой острой и непереносимой, что Настя делала над собой усилие и просыпалась.
Этот третий сон опять приснился сегодня. Она проснулась, тихонько вылезла из-под одеяла и на цыпочках прокралась на кухню, стараясь не разбудить Алексея. Было начало пятого, суббота. Ей бы спать и спать! Но сна не было.
На кухне было холодно, пришлось зажечь газ на плите, чтобы не замерзнуть. Настя сделала себе кофе, понимая, что возвращаться в постель бессмысленно: все равно она не сможет уснуть, только Лешку разбудит, если начнет ворочаться с боку на бок. Отчего-то вдруг захотелось есть. Она полезла в холодильник, вытащила тарелку с холодными телячьими отбивными – фирменным блюдом мужа, отрезала толстый ломоть хлеба и принялась задумчиво жевать, запивая бутерброд горячим кофе. И почему Сауляк из головы у нее не идет? Что в нем такого? А если точнее спросить: что с ним не так?
Обладает способностями к гипнозу? Таких тысячи. Любой приличный психиатр владеет методикой гипноза в лечебных целях. Скрытный? Можно подумать, она сама – душа нараспашку. Непонятный? А кто сказал, что она, Анастасия Каменская, самая умная и проницательная и обязательно должна все и всех понимать? Мало ли на свете явлений и людей, которых она не понимает. И никогда ее это так остро не тревожило. Так что же не так? Что?
– Попалась, обжора, – послышался у нее за спиной голос Алексея. – Ночной голод – плохой признак, подруга. Ты не заболела ли у меня?
– Сон тяжелый приснился, – виновато улыбнулась она. – Я тебя разбудила? Прости, солнышко.
– Ничего, впереди выходные, высплюсь. А что же тебе приснилось такое страшное?
– Леш, ты только не смейся, мне приснилось, что я в десятом классе и мне нужно сдавать физику и математику, а я ничего не знаю.
– Чего?! – Он расхохотался так оглушительно, что Настя невольно втянула голову в плечи и съежилась. – Ты – физику не знаешь? Да ты в школе ее лучше меня знала, а я, слава Богу, до профессора дослужился. Откуда у тебя в голове такой бред появляется?
– Ну вот, пожалуйста, не прошло и года, – философски заметила она. – Два дня назад меня Гордеев точно такими же словами обзывал. Вы что, сговорились? Или у меня действительно крыша поехала?
– Асенька, тебе просто изменяет выдержка, – сказал он, отсмеявшись. – Я же тебя знаю, спишь ты плохо, тревожно, чутко. И если тебя какой-то сон не устраивает, ты делаешь гигантское усилие, чтобы проснуться. Верно? А ты, вместо того, чтобы просыпаться, должна начать соображать. Если бы ты не запаниковала от ужаса, ты бы подумала о простой вещи. Не может быть, чтобы в течение нескольких лет тебя ни разу не спросили, не вызвали к доске. И потом, мы же регулярно писали контрольные. И письменные работы все время на проверку сдавали. Поэтому если бы ты совсем-совсем ничего не знала, ну ничегошеньки, тебя бы давно уже выгнали из школы. А ты вон до десятого класса доучилась. Какой из этого вывод? Ты должна заставить себя во сне до этого вывода додуматься, и все будет в порядке. А ты убегаешь, как последний глупенький трусишка.
– Да ладно, Лешик, черт с ним, со сном этим. Не это важно, – вздохнула Настя.
– А что важно, по-твоему?
– Важно, почему он приснился.
– Так, очень интересно.
Алексей подвинул себе стул и уселся напротив нее за столом. Протянул руку, взял Настину чашку с кофе, отпил глоток и поставил на место.
– И почему он тебе приснился, этот физико-математический бред?
– Это означает, что где-то в подсознании засела мысль о том, что я совершила ошибку. Я сделала что-то неправильно. И сейчас начинаю за это расплачиваться. А я никак не пойму, где я ошиблась, в чем!
От досады она стукнула кулаком по столу и сморщилась от боли в руке.
– А в чем смысл расплаты, ты хотя бы понимаешь?
– Тоже нет.
– Так, может, тебе мерещится, Асенька? Ошибку ты не видишь, последствий тоже не видишь.
– Может, и мерещится, – согласилась она. – Но оно же не может мерещиться на пустом месте, Леша! Что-то все-таки было. И есть. А я никак не уловлю, что именно. И от этого бешусь, как климактерическая истеричка.
– Хорошо, хорошо, истеричка, я все понял. Мы спать еще будем, или объявляется подъем?
– А который час?
– Половина шестого.
– Господи, рань какая! Вся суббота псу под хвост. Ну почему, когда надо идти на работу, так я глаза продрать не могу, а когда можно дрыхнуть до обеда, я вскакиваю посреди ночи?
– Пойдем попробуем поспать. Хотя ты кофе уже выпила… Тогда пойдем гулять.
– Ты что? – Настя в изумлении уставилась на мужа. – В половине шестого, в субботу, в феврале? Я, конечно, сумасшедшая, но не настолько.
– А почему нет? – спокойно возразил Леша. – Холодно, свежий воздух, пустые улицы, все спят, даже собачников еще нет. Романтика. Погуляем часок, вернемся, позавтракаем с хорошим здоровым аппетитом – и за работу. У меня, например, доклад. А у тебя?
– Ой, Лешенька, ну что у меня может быть? Трупы, конечно, в изобилии и ассортименте, на любой вкус.
– Тебе компьютер понадобится?
– Сегодня – нет. Если только завтра. А сегодня я думать буду, бумажки перебирать, мысли по извилинам гонять.
– Ну вот видишь. Значит, погулять обязательно надо. Голова свежее будет. Пойдем, Асенька, пойдем, тут и думать нечего.
«Наверное, он прав, – подумала Настя, неохотно вставая и начиная одеваться. – Пройтись по свежему воздуху, когда еще темно, тихо и пустынно, ничто не отвлекает и не раздражает. Лешенька, солнышко, как хорошо, что ты все-таки на мне женился».
Через час они вернулись домой. Настроение у Насти стало заметно лучше, она с удовольствием съела на завтрак то, что осталось после вчерашнего приема гостей, и с негодованием поняла, что ее клонит в сон. Чтобы не расслабляться, она быстро убрала со стола и разложила на нем свои многочисленные бумажки, которые принесла с работы.
Часов до десяти утра в квартире царила тишина, нарушаемая только мягким щелканьем клавиш – Алексей писал свой доклад. Насте удалось сосредоточиться и с головой уйти в сопоставление фактов, деталей, показаний свидетелей. Но около десяти часов эта благодатная обстановка была нарушена телефонным звонком.
– Настасья, ты, конечно, новости по-прежнему не слушаешь, – заявил полковник Гордеев.
– Конечно, нет, – подтвердила Настя.
– И напрасно. В Питере застрелился один деятель. Полагаю, тебе это должно быть интересно.
– Кто такой?
– Некто Мхитаров, Глеб Арменакович.
– Это кто ж такой будет?
– Настасья, твоя политическая неосведомленность уже граничит с наглой безграмотностью. Так нельзя, ей-Богу! Я понимаю, у тебя свои принципы, но не до такой же степени. Короче, этот Мхитаров входит в команду кандидата в президенты Малькова. Слышала такую фамилию?
– Слышала.
– А тот деятель из прокуратуры, которого псих на улице застрелил, тоже член этой команды. Усекаешь?
– Ничего себе! – присвистнула она. – Начался отстрел конкурентов?
– Похоже, что так. Но там не все гладко. Мхитаров, судя по всему, действительно застрелился. Завтра будет известно точнее, но пока что никаких признаков криминала не обнаружено. Значит так, дорогая моя. Через час у меня на столе будет список самых близких сторонников Малькова. Тебе должно хватить этого часа, чтобы доехать до работы. Все поняла?
– Поняла.
Она положила трубку и кинулась одеваться.
* * *
В вагоне было тепло и свободно. Настя уселась в уголке, и тут на нее навалилась тяжелая дремота. Все-таки бессонная ночь сказывается, вяло подумала она, с трудом борясь с опускающимися веками и изо всех сил стараясь не уснуть. Выйдя из метро на станции «Чеховская», она почувствовала такую слабость, что зашла в ближайший кафетерий и выпила очередную чашку кофе. Стало легче. Подходя к зданию ГУВД на Петровке, она была уже совсем бодрой.
Кабинет Гордеева оказался заперт, по-видимому, Виктор Алексеевич куда-то вышел. Настя открыла свой кабинет, разделась и тут поймала себя на том, что с удовольствием думает о предстоящей работе. Прав все-таки был Юра Коротков, когда утверждал, что для нее нерешенная задачка слаще самой вкусной конфеты.
Стоило ей подумать о Короткове, как тот немедленно возник. Он тоже, как и Настя, любил поработать в субботу, правда, причины для этого были несколько иные. Он просто уходил из дома.
– Тебя Колобок вызвонил? – спросил он. – Ты ему зачем-то позарез нужна. Он к генералу пошел, а меня оставил тебя стеречь, чтобы не убежала куда-нибудь, ткнувшись носом в его запертую дверь. Аська, у меня есть идея, готов продать.
– Чего попросишь взамен?
– Любви и дружбы, как обычно. Чего с тебя еще взять.
– Говори идею.
– Ты не забыла, на ком женился наш друг Стасов?
– На Татьяне. А что?
– Тупая ты, Ася. А Татьяна у нас кто?
– Точно. Коротков, ты умница!
Жена Стасова Татьяна жила в Петербурге и работала следователем. Настя быстро набрала номер Стасова. К счастью, у него был сотовый телефон, поэтому дозвониться до него можно было в любое время дня и ночи, независимо от того, где Владислав находился.
– Влад, ты можешь позвонить своей жене? – начала Настя с места в карьер.
– Могу. А зачем?
– В Питере застрелился один деятель по фамилии Мхитаров. Как ты думаешь, удобно попросить твою Татьяну кое о чем подумать в этой связи?
– Не знаю, – честно признался Стасов. – Она вообще-то не любит, когда кто-то суется в ее дела. Жутко принципиальная и свято блюдет свою следовательскую независимость.
– Тогда объясняю в двух словах. На днях в Москве убит чиновник из Генеральной прокуратуры России. Убийца задержан, косит под невменяемого. По некоторым данным, этот чиновник и питерский Мхитаров – члены одной политической группировки, возглавляемой неким Мальковым. Было бы неплохо попристальнее вглядеться в обстоятельства гибели Мхитарова. Может, он все-таки не сам в себя выстрелил. Вот, собственно, и вся суть.
– Понял, не дурак, – усмехнулся Стасов. – Ты сама где?
– На работе.
– Я перезвоню, – коротко сказал он и положил трубку.
Но еще до того, как Стасов перезвонил, появился Гордеев. Лицо его было сердитым и даже словно обиженным.
– Ты на месте? Хорошо. Сядь, деточка, и слушай меня внимательно. Только что поступило сообщение, что Мальков тоже убит. Не в Москве, правда, а у себя в городе.
– Елки-палки! – не сдержался Коротков. – Кто его?
– Представь себе, его собственная дочь. Застрелила отца и мать. Свихнувшаяся наркоманка. Вот тебе список самых активных деятелей той группировки, которая выдвинула Малькова кандидатом на выборы. Через час жду ваши соображения. Юрий, тебя тоже касается.
Он повернулся и вышел из кабинета, не сказав больше ни слова.