Глава 16
— Что это? Снова?
— Ага…
— Там же?
— Да. Снова под салфеткой.
— И на этот раз официант тоже не знает, откуда это появилось?
— Нет.
Светлова рассеянно вертела в руках листок, который протянула ей Дэзи.
Обрушившаяся на нее недавно информация о мадам Гоцци — точнее, о той страшной женщине, которая могла себя за нее выдавать, — настолько выбила Анну из колеи, что Дэзи и ее проблемы отступили даже не на второй, а скорей на третий или четвертый план. В общем, очень далеко… Все Дэзины заморочки казались сейчас Светловой абсолютной ерундой по сравнению с тем страхом, который она пережила из-за Кита. И попытки Дэзи что-то ей втолковать воспринимались Аней с большим трудом.
— Видите? — подсказала ей Дэзи. — На этот раз на листке появилось новое слово. Точнее, два слова: «вирталет» и «Пелым».
— Ну, значит, теперь вы представляете, где все это может находиться? — вздохнула устало Аня. — То есть, я хочу сказать, вы догадались, о какой стране идет речь?
— О России?
— Пожалуй… Мне тоже отчего-то так кажется.
— Но что он хочет сообщить?
— Понятия не имею. Однако такое ощущение, что автор этих каракуль выдает новую информацию — если, конечно, это информация, а не бред сумасшедшего! — по частям, — заметила Анна. — Непонятно только, почему он не может это сделать сразу? И почему он не может обойтись без этих рисованных посланий?
— Скажем, подойти и поговорить?
— Вот именно. Почему он не может этого сделать?
— Может быть, он чего-то боится? Или что-то хочет вначале проверить?
— Поэтому и не решается открыть карты разом?
— Да…
— И опять ужасные ошибки… «Вирталет», — усмехнулась Светлова. — Надо полагать, речь идет о вертолете!
— Знаете, Аня, а эти смешные ошибки мне кое-что напомнили… — нерешительно заметила Дэзи. — Особенно после того как вы упомянули в прошлый раз о том, как пишут доверенности «новые русские».
— Да?
— Отец как-то сказал мне такую вещь… «Есть у меня один человечек… Знаешь, в прежние времена был такой закон: господин умирал, и самых верных слуг отправляли в могилу вместе с ним, чтобы было кому и на том свете за господином ухаживать. Так вот он, по-моему, как раз из тех, кто отправился бы на костер вслед за своим господином. Причем по доброй воле, без принуждения. Я зову его Лепорелло».
— Лепорелло? — переспросила Светлова.
— Да.
— Ну, и что же дальше?
— «Знаешь, он, если честно, совсем темный парнишка… — сказал отец. — Такую, представляешь, доверенность на покупку машины однажды написал — я чуть со смеху не умер… Ошибки как у первоклассника… Однако преданней его у меня никого, наверное, нет. Очень верный человек». Я говорю: «Пап, верней меня?» А он: «Ты, Дэзи, девушка. Подрастешь, выскочишь замуж, и самым главным человеком для тебя станет твой муж. Недаром „верная жена“ — это привычное сочетание слов, а вот „верная дочь“ — такого никогда не услышишь… Понимаешь, этот мальчишка, когда мне на глаза впервые попался, совсем мелким шпаненком был… Я его человеком сделал! В общем, большей преданности я в своей жизни не видел. Видишь ли, я для него все — и отец, и хозяин. Все!»
— Любопытно…
— Правда?
— Мне кажется, то, что вы рассказали, проливает какой-то свет на это дело, — заметила Светлова.
Анна разгладила смятый листок, снова разглядывая как будто ребенком нарисованные дома и деревья.
Одно из этих деревьев было помечено крестиком.
— А вы знаете, Дэзи… Если бы отыскать в географическом атласе, где находится этот Пелым…
— То что тогда?
— То, ориентируясь по этой чудной схемке, ухе можно было бы отправиться в путь…
— Зачем?
— Чтобы найти то, что он пометил крестиком. То есть я хочу сказать: не такая она уж и бредовая, эта схемка!
— А что он пометил крестиком?
— Увольте, Дэзи… Гадать не буду. Хотя, возможно, под этим деревом и, правда, что-нибудь зарыто.
— Но что же? Что?
Светлова обратила внимание, что девушка, задавая этот вопрос, вдруг очень сильно побледнела.
— Не знаю, Дэзи. Не знаю! Могу только дать вам совет: не рассказывайте об этих находках никому.
— Почему?
— Не рассказывайте, и все тут. Что-то подсказывает мне, что делать этого не стоит.
В это время с улицы через окно кто-то помахал им рукой.
— Руслан! — обрадовалась Дэзи. — Извините, Аня, но меня ждут!
«Как же… Дождешься от влюбленной девчонки сохранения секретности, — уныло подумала Светлова. — Наверняка сейчас же ему все и выложит».
Лепорелло сидел в номере своего отеля и трудился над очередным «посланием». Наконец он закончил работу и задумался. Эта попытка связаться с девушкой могла оказаться последней. Надо бы придумать что-то еще…
Официант из ресторана, которому он платил за выполнение этих поручений, заартачился и потребовал за свои услуги на этот раз немыслимые деньги.
При этом он объявил, что «все, в последний раз!».
Больше он, мол, за такую работу не возьмется. Официант сказал, что девушка не на шутку взволнована подброшенными листочками; того и гляди, устроит скандал — и тогда хозяин ресторана непременно его выгонит.
Такой поворот дел совсем Лепорелло не устраивал. Ведь подойти к ней напрямую он никак не мог.
Она была на виду. Конечно, тех, главных, уже нет в живых, но кто-то, возможно, еще остался. Его сразу узнают. Стоит ему к ней приблизиться — и все, полетит его голова с плеч!
Не подойти, не позвонить. Поскольку скорее всего все не только проглядывается, но и прослушивается. Ведь он-то, Лепорелло, знает, как они умеют обложить человека со всех сторон, когда хотят держать его на контроле… Как волка на загоне. И щелочки не оставят, чтобы вырваться.
Почему-то Лепорелло рассчитывал, что она сразу все поймет…
Но она ничего не поняла. Сердце ничего ей не подсказало.
Написать впрямую он тоже не мог… Официант мог оказаться перекупленным, и тогда письмо попадет к ним. А так он надеялся, что если даже они увидят эти его картинки, то не сообразят, в чем дело.
Ведь они не знают, что он не выполнил их приказа…
Понять должна она. Ей сердце должно подсказать.
Ведь родное сердце не может не почувствовать, разве не так?
Парень еще раз взглянул на нарисованную схему…
Эх, кажется, он все так доходчиво изобразил! Именно ей все должно стать понятно. Ей нужно только добраться туда — и все откроется, все станет ясно, как день…
Эх, что делать-то… Как открыть ей глаза на правду?
В это время в коридоре послышались шаги. И он прислушался. Шаги были мужскими, тяжелыми… В дверь постучали. Хотя выходило, что врагов его больше нет в живых — сгорели заживо! — парень не собирался ослаблять бдительность. Поэтому, когда раздался этот неожиданный стук в дверь, он сразу взял лежащую рядом «беретту». И, осторожно пробираясь по стене — так, чтобы не попасть под пулю, если вдруг из-за двери начнут стрелять! — подкрался к порогу.
— Кто там? — негромко спросил он.
Вопрос был, в общем, лишним. Ведь он все равно не открывал никому: даже если это был кто-то из работников отеля и он узнавал голос.
— Сергей! Это я… Открой, — раздался за дверью мужской голос.
От неожиданности он опустил «беррету».
То, что он услышал, было подобно грому среди ясного неба! Этот голос… Это было невозможно — ведь Лепорелло сам его похоронил… Это был голос Хозяина!
— Да отвори же… Сейчас все объясню… — настаивал знакомый, до боли знакомый голос за дверью И он открыл дверь. Но ничего не увидел. Ибо в то же мгновение, как только Лепорелло приоткрыл дверь, яркий, ослепляющий свет и страшная, разрывающая внутренности боль заполнили — так показалось ему в это мгновение! — все пространство от земли до неба…
Он упал на пороге своего номера, заливая кровью ковер. Упал прямо под ноги своим убийцам. Их было двое…
— Контрольный будет? — спросил один из них своего подельника, того, что передергивал затвор пистолета с глушителем.
— Не надо… Сойдет и так.
— Ну, на всякий случай?
— Не стоит терять время. Я обычно не промахиваюсь.
— Уходим?
— Да.
— Аня, вы в снах разбираетесь? — спросила Дэзи.
— О да… — Светлова улыбнулась. — А как же!
Огурцы — это к ухажерам. Деньги снятся — к уменьшению доходов. Грибы…
— А грибы — это к глюкам! — засмеялся художник Руслан.
— Правда? — простодушно удивилась Дэзи. — А у меня, кажется, глюки безо всяких грибов. Только закрою глаза — и сразу один и тот же сон. Даже не знаю точно: сон ли это? Все как будто наяву вижу. Думаю, может, я вовсе и не дремала?
— О-о! — с энтузиазмом воскликнула мадам Вронская, главный в отеле специалист по связям с потусторонними силами. — Это самые что ни на есть вещие сны!
— Это какие же?
— Ну, те, что будто наяву. Как в полусне. Когда кажется, будто на секунду лишь задремал и глаза закрыл. Ну, такие, как фараону приснился.
— Какому фараону?
— Какому-какому… Египетскому, конечно.
— Час от часу не легче… Откуда вы знаете, что ему приснилось? — засмеялся Руслан.
— Это знают все! — торжественно отчитала скептично настроенного художника мадам Вронская. — Ну, кроме вас, конечно… Сон фараона — это классика вещих снов! Сначала египетскому фараону приснились двенадцать жирных коров, а потом двенадцать тощих.
— И что?
— Ну, сначала было в Египте двенадцать урожайных лет, а потом двенадцать лет — зубы на полку, голодали.
Откровенность Дэзи потонула в оживленной болтовне — тема оказалась на редкость популярной.
— Вот мне как-то раз такое приснилось! Просто ужас какой-то…
— А что вам снится, Дэзи? — наклонившись к девушке, вполголоса спросила Светлова. — Неужели огурцы?
— Вовсе нет… — Дэзи казалась совершенно серьезной. — Понимаете, один и тот же сон. Как будто я вижу какую-то совершенно неизвестную мне местность. Ну, точно никогда прежде я там не бывала и ничего подобного не видела!
— Что за местность?
— Бескрайняя зеленая долина… Без конца и края!
Обширные луга, покрытые высокой свежей травой.
Зеленой-зеленой, даже росинки на ней видны… Кругом чудесные рощи, в которых поют птицы. Вдали в тумане видны далекие озера и реки. И по широкой дороге через эту долину идут вереницами мужчины, женщины, дети… Много-много. И будто бы лежит эта дорога в город, который тоже виден вдали. И все они идут туда! И среди этих людей, идущих к далекому городу, — мой отец. Идет, как странник, в этой веренице вместе со всеми… Но кругом почти все довольные и радостные, а он один идет понурившись. Печальный-печальный…
— О чем речь? — заинтересовался художник, прислушиваясь к рассказу своей невесты.
— Об огурцах! — коротко объяснила ему Анна. И стала прощаться с честной компанией.
Поскольку именно в этот момент в дверях холла она заметила Никиту. Чрезвычайно энергично и зазывно он махал Светловой рукой.
— Кое-что случилось! — прошипел Сыщик Анне на ухо, едва она появилась в холле.
— Да? — вздрогнула Аня. — С вашей.., подопечной? — Она с трудом подобрала слово.
— Нет.
— А с кем же?
— Тут вот какое дело… Некоторое время назад я попросил местную полицию делиться со мной информацией обо всех необычных происшествиях в городе.
— Пользуясь своими служебными возможностями, попросили? — уточнила Светлова.
— Ну, конечно! Не за красивые же глаза…
— И что же?
— Вчера они обнаружили труп.
— Вот как?
— Причем это убийство.
— Точно установлено?
— Вне всякого сомнения. Пуля в сердце — что может быть точнее?
— Мотив?
— Неизвестно.
— А что известно?
— В комнате убитого нашли вот это… Взгляните.
Сыщик протянул Светловой листок бумаги.
— Кажется, мне это знакомо… — пробормотала Светлова. — Но как же это вы, господин хороший?!
Неужели утащили с места преступления вещественное доказательство?
— Да у него там этих листочков — пруд пруди… — начал оправдываться Никита. — Я позволил себе временно прикарманить один. Понимаете, на всех рисунках одна и та же схема…
— Понимаю, понимаю…
— Несколько разных вариантов… Но местность на этих самодельных картах изображается явно одна и та же. Словно идефикс, которая беднягу преследовала.
Может быть, он сумасшедший, рисующий одну и ту же картину?
— Вот уж не думаю.
— Я, впрочем, тоже уверен, что это не так. Очевидно все-таки, что он упражнялся, стараясь изобразить план какой-то местности. Причем старался сделать это почетче, пояснее. Словно хотел кому-то что-то подсказать… Так?
— Соглашусь.
— Посмотрите, есть еще кое-что… — Сыщик протянул Светловой другой лист — почтовой бумаги. — Это похоже на начатое и неоконченное письмо.
— Известно, кому оно адресовано?
— Увы, да. — Сыщик вдруг покраснел.
Светлова взяла в руки лист писчей бумаги и прочитала имя адресата.
— Ого! Вот это да… Ну что ж! Почему вы позволили себе «временно прикарманить» это письмо, я даже не спрашиваю.
— К сожалению, его почти невозможно прочитать, — признался Сыщик. — Автор письма — грамотей удивительный! Из тех, что в слове «корова» делают по три ошибки. И ни одной запятой, ни одной точки. Это надо переводить на нормальный язык.
— Пожалуй, с этой манерой излагать свои мысли я уже тоже немного знакома, — скромно призналась Светлова.
Сыщик начал с некоторым затруднением читать:
— «Прошу передать в случае моей смерти указанному в этом письме лицу».
— Ничего себе… — присвистнула Светлова. — Выходит, он такого случая не исключал?
— И даже к нему готовился, — согласился Никита и продолжил чтение:
— "Кубоцкий собрал всю команду и сказал, что Хозяин вышел из игры. Что, мол, так сложились дела. Дальше он сказал, что теперь все должны подчиняться ему — теперь он будет хозяином. Все знали, что Кубоцкий второй после Хозяина человек… А Хозяина не стало. Стало быть, получается, что и вправду он теперь Хозяин.
И все без разговоров подчинились. У меня тоже не было выбора. Иначе я бы не писал сейчас вам эти строчки. Ведь каждый, кто становится членом команды, с самого начала знает: ослушаться Хозяина означает смерть. И хорошо, если быструю и не мучительную…"
Сыщик замолчал.
— А дальше?
— Это все.
— Как? Неужели это все? — удивилась Светлова.
— В том-то и дело. Жаль, конечно, что он успел написать так мало… Видно, не рассчитывал, что его смерть наступит так быстро. Увы, это всего лишь какие-то наброски. Почти весь лист остался чистым.
— Почему он все это пишет для Дэзи, как вы думаете?
— Мне кажется, я догадываюсь.
— ?
— Судите сами, он появился в городе вслед за ней…
— Так…
— Я думаю, он и приехал сюда именно для того, чтобы рассказать ей что-то важное о ее отце.
— Что, например?
— Например, что его больше нет.
— Помилуйте, как же его нет, когда он все время звонит своей дочери?
— Но тут написано: «Хозяина не стало»… Вы не думаете, что речь идет именно о ее отце?
— Думаю, — согласилась Светлова. — Я тоже думаю, что речь идет о нем. Но, например, слова «вышел из игры» вовсе не обязательно означают, что человека больше нет в живых.
— Может, он, конечно, и жив. Но его, скажем, куда-нибудь запрятали. Держат в заточении? Взяли в заложники?
— Возможно…
— Автор письма хотел сообщить Дэзи, что ее отцу требуется помощь?
— Ох, не знаю… Очевидно лишь то, что кому-то, чтобы разгадать эту загадку, надо непременно добраться до этого Пелыма. Черт его знает, где он находится и на каком краю света он затерялся! — заметила Светлова.
— Однако для того, кто отправится в это путешествие, ориентируясь по карте, нарисованной убитым, необходимы хоть какие-то, пусть минимальные, но все же пояснения!
— Увы, дать их уже некому.
— Увы, увы… — Сыщик засвистел какой-то нехитрый мотивчик.
— К тому же, по-моему, вы хотите подчеркнуть, — заметила Анна, — что это явно будете не вы?
— Угадали. Мне и других забот хватает.
Сыщик задумчиво перебирал разложенные перед ним на столе вещи, принадлежащие убитому. Клочки бумаги, ключи, зажигалку — все, что удалось извлечь из карманов убитого, в том числе и той одежды, что висела в шкафу.
Кстати, из этих вещей в шкафу особенно привлекла внимание Никиты теплая куртка-аляска. Было очевидно, что поселилась эта вещь в шкафу уже давно… Обладатель не пользовался ею, наверное, с тех самых пор, как поднялся по трапу на борт самолета.
Для здешнего климата куртка явно не подходила. Не по сезону. Да в этих местах и сезонов таких не бывает.
Вещь, рассчитанная на крепкие морозы. Как говорится, стопроцентная защита от холода. Только вот где хозяин куртки от этого холода защищался?
Да, жаль, жаль, конечно, что парень успел написать в своем письме так мало…
Еще один вопрос не давал Сыщику покоя: почему он открыл дверь своим убийцам?
Ведь работники отеля сказали полиции, что парень вел жизнь настоящего затворника. Например, такая деталь: он никому никогда не открывал дверь.
А тут вдруг взял и открыл!
Кроме того, горничная пожаловалась, что он никому не разрешал убирать у себя. Убирал в номере сам. Убирал сам… Известно, как убирают мужчины!
Сыщик нашел эту горничную.
— Да мне лишь однажды удалось добиться, чтобы он впустил меня в номер, — призналась она. — Хоть удалось вынести корзину с мусором. А она, между нами говоря, стояла полна-полнехонька!
— Когда же это примечательное событие случилось?
— Когда я убиралась там, хотите вы знать? То есть какого числа?
— Да.
— Да вот как раз накануне того дня, когда это все с ним и случилось!
…Этот набитый под завязку пластиковый мешок могли выбросить в мусорный контейнер уже не один раз… Но он еще стоял во дворе.
Разумеется, копание в обертках от «Сникерсов» и жвачек трудно было назвать приятным. Но старания Сыщика были вознаграждены.
Почти на самом дне мешка с мусором, среди всевозможной дряни он и обнаружил этот использованный билет на самолет.
По крайней мере с географией теперь кое-что прояснилось…
