Так прошли еще одни сутки. Потом еще одни. Не могу сказать, что все это время я позорно бездействовала, однако никакими зримыми результатами похвастаться не могла. Я изучила список тех достопримечательностей, которые привлекают «черных» больше всего. Список открывался легендарной Ольвией, которая находилась поблизости, километрах в сорока от Николаева, древнегреческим городом Тирой; продолжали список более мелкие объекты, среди которых были разнообразные скифские, сарматские и прочие могильники, курганы. Пару раз ловила себя на мыслях, что занимаюсь не тем. Попыталась найти Егеря, но его не оказалось дома, а ожидания ни к чему не привели. Я даже предприняла попытки обшарить побережье в поисках тех, кого именуют «черными археологами», решила навести справки в местных архивах, однако везде натыкалась на скрытое, но явно недоброжелательное противодействие. О «черных» в Нарецке никто не хотел разговаривать. В одном месте я сгоряча упомянула фамилию Артиста, Ивана Козлова, так на меня взглянули, как на полоумную, и выставили прочь. Да, никто не помогал.

Решительно никто. Если не считать монументального украинского алкаша, встреченного мною на берегу моря; этот последний жрал из горлышка бутыли какой-то сивушный напиток и довольно урчал. Напиток он закусывал каким-то бесформенным грязным предметом, который именовал «цыбулей». Позднее я узнала, что это означает всего-навсего лук.

Бродяга охотно откликнулся на мою просьбу дать справку о «черных археологах». Точнее, я его об этом и не просила, просто упомянула, что хотела бы отрыть что-нибудь этакое… раритетное. На память. И — собственными руками. Индивид заглотил наживку без остатка и тут же принялся словоохотливо вещать на жуткой русско-украинской мове, которую я из-за его почти совершенной неудобоваримости для нормального уха привожу в примерном переводе:

— Это с превеликим удовольствием расскажу. Да тут не только… еще и в Крыму. А в Крыму, девонька, там и вовсе черт знает что творится. А все ж брехня. Да что тут искать? Навели шороху только. А тут уже все вырыли, что было. Тут, говорят, когда еще Ключ был, все вырыли давно и спустили. А что не вырыли, то… п-перепрятали.

— Ключ?

— Ага, местный авторитет. Не слыхала, поди. Да он уж сдох давно. Туда и дорога. А все ерунда, что теперь. Вот при Ключе, говорят, один мужик разрыл курган, а там золота и брильянтов на мильен. Да. Он хотел умыкнуть, а его вместе с тем золотом и похоронили — живьем. И посейчас то золото где-то здесь лежит, только уж не найдет никто. Мне мужик один знающий рассказывал про эти… похороны, когда вместе с краденым золотом… закопали. Он — археолог. Да…

Я попросила уточнить, что за мужик, но алкаш сбился на совсем уж неразборчивую речь, из которой следовало, что, дескать, про «черных археологов» существует масса легенд и мифов, как правило, негативного свойства, они-де разоряют могилы, торгуют оружием и все такое, опровергнуть этот бред трудно, тем более что такие случаи нередки, в каждом стаде есть паршивая овца, но алкаш-аналитик предложил мне задуматься над одним очень простым вопросом: кто станет рисковать жизнью за ржавый автомат? Какая радость его потом загнать? Для справки — стоит около 100 долларов, да и то в хорошем состоянии, что редкость. А бронзовые наконечники стрел и вовсе гроши стоят.

В доказательство этого мужик немедленно предъявил мне упомянутый наконечник, грязный до невозможности и сильно напоминающий по внешнему виду «цыбулю», которая шла на закуску. За наконечник торговец просил произвольную сумму, обозначенную сочетанием — «на бутылку».

Мне еле удалось от него отделаться.

Добравшись до квартиры, в которой я остановилась, со всеми мыслимыми предосторожностями, еще бы! — я была удивлена вторично, хотя не думала, что после убийства Артиста, совершенного на моих глазах, смогу чему-то удивиться.

Казалось, в квартиру вторгся цыганский табор. Все вещи были раскиданы, на пороге валялась чья-то грязнейшая обувь, хотя найти грязь в Нарецке и его окрестностях в этот день и в такую погоду было проблематично. А судя по количеству обуви, в Нарецке и его окрестностях еще сложнее было найти такое количество людей, которые захотели бы вторгнуться в эту злополучную квартиру таким бесцеремонным манером.

Я вошла в кухню и увидела тех, кого, собственно, и ожидала увидеть.

Аню Кудрявцеву, Сашу Ракушкина, Наташу Касторову, как всегда, стряпавшую, Инвера и так далее. То есть почти всех — человек восемь. Был даже Штык, на этот раз возмутительно трезвый, узкоглазый и мрачный, с выпирающими скулами и натянутой желтой кожей. Все вышеперечисленные признаки делали его похожим на мумию Мао Цзэдуна.

Увидев меня, компания обернулась. Все молчали.

— Ну что? — спросила я. — Как?

— Приехали, — лаконично сообщила Аня. — Вот.

— И?..

Конечно, она поняла, что именно я имела в виду под этим туманным «и». Конечно же, она могла ответить, но ответил за всех, и за Аню в том числе, Инвер:

— Похоронили, что ж…

После первого обмена репликами, которые сами по себе ничего не значили, перешли на куда более скользкую тему. Начала этот разговор, как это ни странно, Аня.

— Я написала заявление в прокуратуру, — сказала она. — Нет, не насчет убийства Коли. Тут мне скажут, что это в юрисдикции нарецковской ментуры, хотя, если бы хотели… Я написала заявление в прокуратуру насчет того, что кто-то пытался забрать тело Коли из морга. Это чудовищно. Но чудовищнее всего молчание…

— Молчание? — переспросила я.

— Да, молчание властей, — отозвалась Аня. — Мне кажется, что это не случайно.

— Что его тело хотели забрать? Ну конечно, не случайно. Еще бы случайно, — спокойно сказала я. — Чтобы его тело забрать из офиса «Суффикса», столько народу положили.

— Больше погибало, наверное, только из-за трупа какого-нибудь маорийского вождя, на похоронах которого убивали и съедали всю его прислугу, а также — на закуску, так сказать, — жену, — ни к селу ни к городу ляпнул Саша Ракушкин.

Все на него посмотрели. Аня облизнула сухие губы, а я спросила:

— Так установили, отчего погиб Коля? Аня недоуменно вскинула на меня глаза:

— То есть… как это?

— Экспертиза установила причину смерти?

— Ну так… ну так у него же все лицо было разбито. Наверно, от этого удара.

Я чуть отпрянула, словно меня толкнули в грудь.

— То есть как это — «наверно»? Что, точную причину смерти не написали в патологоанатомическом заключении? Подождите, ребята, что она мне такое говорит — «наверно»? В экспертизе должно быть точно написано, отчего наступила смерть.

— Туда и написали, что от черепно-мозговой травмы, — угрюмо сказал Инвер.

— Но экспертиза?..

— Экспертизы не было.

Всеобщее молчание встретило эти простые, будничным тоном сказанные слова Ани Кудрявцевой. Я даже как-то не сообразила, как мне реагировать. Если говорить откровенно, в моей богатой практике еще не было примера, чтобы родственники и друзья похоронили человека без соответствующей экспертизы — я имею в виду человека, которого убили. То есть предположительно убили. А все основания так считать были, были ведь!..

— Аня, — произнесла я спокойно. — Ты меня прости, но я тебя не понимаю. Ты же сама попросила меня вести расследование, а тут мы лишаемся такой важной улики — причины смерти, указанной в документальном порядке. Причем лишаемся не из-за кого-то, а просто так. Экспертизы не было? Прекрасно. И мы не знаем, из-за чего он умер.

— В экспертизе ведь сказано, что он умер вследствие черепно-мозговой травмы, — изрек все это время молчавший Олег Стравинский, писатель. — Это можно присовокупить к делу.

— Понимаете, почтенный Олег Валентинович, эту экспертизу можно присовокупить к делу, которое изначально рассматривается как «глухарь», — сказала я. — Причем делают это менты, для галочки. В конце концов, это можете сделать вы в одной из ваших книжек. Кажется, это у вас недавно вышел потрясающий роман, в котором главный герой, некто Дедукин, расследует убийство по крылу бабочки, при этом непрерывно играет на скрипке и курит трубку, полагая, что это инспирирует ход его расследования? Книга, по-моему, так и называется: «Метод Дедукина». Ваша?

Стравинский конфузливо хмыкнул.

— Вот в подобных творениях вы, конечно, можете ляпать какие угодно экспертизы, да и зачем они вообще, если герой берет факты с потолка, причем в буквальном смысле — я говорю об этой бабочке, которая на потолке и сидела. А вот я, к сожалению, не парю в эмпиреях, приходится ходить по грешной земле. Которую здесь к тому же сплошь изрыли местные «черные археологи».

— Что есть, то есть, — холодно сказал Инвер. — Но не все так очевидно. Вот Аня, к примеру, ничего об этих «черных» до последнего момента не слышала.

— А когда услышала, то было уже все равно, — отозвалась Кудрявцева.

После того, как все разошлись спать, на кухне остались только я, Инвер и Аня Кудрявцева. Плюс Саша Ракушкин, который, кажется, успел нагрузиться крепленым вином и воспринимал окружающую действительность приблизительно. Я решила говорить начистоту.

— Ладно, — сказала я тихо. — Кое-что мне удалось разузнать. В общем, схема реализуется поговоркой «вор у вора дубинку украл». Аня, ты красочно рассказывала мне о неких полуоднофамильцах Злове Борисе Сергеевиче и Козлове Иване, не помню отчество, но это и не суть важно, главное, что он — Артист. Так вот, с обоими мне удалось свести достаточно короткое знакомство.

— Ох! — выдохнула Аня.

— Не хило, — сказал Инвер.

— Да, я так тоже думаю. Так вот, за спиной своего покровителя Злова Артист сколотил бригаду, которая занималась изысканием и реализацией ценностей, которых тут, вы сами знаете, видимо-невидимо. Надо только знать, где их искать, и иметь соответствующее оборудование. Всем этим, очевидно, Артист со товарищи располагали. Ну так вот, если сам Артист был нечист на руку, то и его подручные, конечно, соответствующий профиль жульничества имеют. Некто Уваров решил кинуть Артиста. Серьезно кинуть, потому что Артист примерно его наказал: Уварова убитым нашли. Все это вам известно. Все это мне перечислил Злов. Но Злов уверен в том, что: а) Уваров и Артист не могли поссориться из-за ерунды, значит, на кону был приличный куш, отсюда вопрос: что это за куш? б) у Артиста и его бригады был некий перевалочный пункт, где они хранили все оборудование, добычу, да и мало ли. Отсюда вопрос: где этот перевалочный пункт и где эта бригада «черных археологов», которая делала всю большую и опасную работу? в) ну и, наконец, где Родион и где этот пресловутый Ключ, который по всем пунктам выходит мертвым, но?..

И я подвела итоги:

— Вот такие дела, ребята. А если еще откровеннее, то я хотела бы знать и то, кто стрелял в меня три дня назад, когда я возвращалась на эту квартиру.

— В тебя стреляли? — хором воскликнули Инвер и Аня Кудрявцева.

— Точно так. Практически убили. Я уж было заподозрила киллера в одном бомже, но некий милый сержант с родинкой в углу рта опроверг все мои подозрения. Бомж оказался ему знаком, так что в киллеры не годился по всем статьям. Позже господин Злов заявил, что меня заказал Артист, но за что и за какие такие заслуги, этого Артист сказать так и не успел.

— Убили?

— Умер, — мрачно сказала я. — Климат тут, на Украине, такой, что ли, — люди мрут, как мухи.

— Нормальный климат, — буркнул Инвер. — Значит, тебя хотели убить. Отлично!

— Да уж отличнее некуда, — сказала я. — Особенно если учесть, что этот Артист заявил, будто в доле с ним и с Уваровым был… никогда не догадаетесь… Коля.

— Коля?!

— Ну да. Кудрявцев Николай Петрович, если так удобнее.

Аня мертвенно побледнела, хотя и до того не отличалась интенсивной окраской кожных покровов.

— Что? — тихо выговорила она.

— Причем сказал это Артист при таких обстоятельствах, что ну не было ему нужды врать, понимаешь! Он сказал, что позвонил Коле в лагерь на мобилу. Он даже оговорился, знаково так оговорился: «на могилу», — хотела добавить я, но по естественным причинам не стала этого делать, а вспомнила про этот звонок Кудрявцеву: — Ты же помнишь, Аня, мы с тобой тихо сидели у костра, говорили, а потом ты окликнула Колю, и оказалось, что он уехал. А ты, Инвер, еще говорил, что спросонку слышал, как Коле звонили. Кудрявцев еще проверял, спишь ты или нет. Не хотел, чтобы услышали.

— Да, да, — сумрачно подтвердил тот. — Было. И?..

— И Коля поехал. Добровольно так поехал, учтите.

А потом вдруг находят его в шкафу, мертвым находят, и как он туда попал, непонятно. И отчего он умер, тоже непонятно. У него же никаких повреждений на теле не было, кроме этой ссадины на лице, которая ну никак не более смертоносна, чем… чем вот этот порез! — воскликнула я, отбирая нож у Ракушкина, который тщился порезать огурец, а вместо этого порезал себе палец. — Вот видите, он же жив.

— Ж-ж-жив-в! — обрадованно прожужжал Ракушкин, которому польстило, что обратили внимание на его скорбную персону, а не терзали его слух разговорами, которые — вследствие его состояния — были ему на девяносто пять процентов непонятны.

— А вот с Колей случилось непоправимое, — продолжала я. — И по тому, что люди Артиста приходили за телом Николая в офис, я делаю только один вывод…

— Какой же?

— Что Николая никто не убивал, — раздельно выговорила я. — Тот парень, которого я поймала и которого, кстати, взорвали через два дня, не упоминал, что их послали забрать труп. Если бы это было так, то он сказал бы, что их послали забрать жмурика. А он ничего подобного не сказал. Значит, их послали за живым человеком. К тому же… к тому же непонятно, зачем надо было убийце прятать труп в шкаф, чтобы потом оттуда его забирать, да еще такими авральными методами. Непонятно, правда? Да и по времени не сходится. Нет. Все было не так. Я полагаю, что на самом деле Николай, получив звонок от Артиста, направился в офис «Суффикса» самостоятельно. И проник он туда самостоятельно, минуя охрану. Зачем? По всей видимости, там у него была назначена встреча с Артистом. Но есть ли смысл Артисту убивать кого-то в собственном офисе? Конечно, нет! Что он, дурак, что ли? Когда я с ним общалась, что-то особой глупости я в нем не приметила. Правда, общение было весьма своеобразным…

Я сделала паузу. Инвер и Аня, затаив дыхание, глядели на меня. Ракушкин упал головой на стол и посапывал тихонечко. Я продолжала:

— Словом, Николай приехал на встречу в офис без принуждения, и… наверно, он ждал Артиста. Но Артист по каким-то причинам не приехал, а вместо него приехали эти обезьяны, которые застали Николая уже мертвым. А еще раньше его нашел — в шкафу мертвым — вот этот охранник Степан, он машинально взял трубку, на которую звонила Аня. Из-за чего весь переполох и поднялся, собственно.

— Но… отчего же тогда умер?.. Умер Николай?! — выговорила Кудрявцева, и глаза ее, доселе сухие, увлажнились. — Что значит вся эта чудовищная путаница?

— Отчего он умер? А вот это, собственно, мы и не узнали, потому что вы предпочли не делать экспертизу. Почему вы не стали ее делать?

Аня молчала, опустив голову. Потом произнесла тихим, хрипловатым голосом:

— Ты что… подозреваешь меня… как будто я пыталась скрыть причины истинной смерти Коли, так? Нет, Маша, ты скажи, если ты меня в чем-то подозреваешь, то уж ты скажи, пожалуйста… так? Ты ведь… ты ведь и Николая уже припечатала к позорному столбу, что он, дескать, якшался с этим Козловым, и вообще. Нет, если ты что-то такое думаешь, то скажи об этом прямо, ты ничего не стесняйся. Все свои, что тут стесняться! — добавила она, впустив в свой голос определенно истерические нотки. Но тут же с собой совладала, а я поспешила перебить ее, говоря:

— Аня, я ни в чем тебя не обвиняю, ты вот только скажи мне: кто отказался от экспертизы?

— Я.

— Почему?

Почему? Ты спрашиваешь, почему? После того, как кто-то пытался украсть тело моего мужа из морга, после того, как в этом «Суффиксе» была кровавая бойня, в которой ты приняла активное участие?.. После того, как охрана не могла поймать того вора, а только полоснули ему скальпелем по ноге, и всего-то делов! Я забрала Колю домой, а потом похоронила. Не нужно мне никакой экспертизы, и у меня в Киеве достаточно друзей, чтобы эти врачи отдали мне моего мужа. Никому из посторонних нельзя доверять, никому, иногда я думаю, что даже близким друзьям нельзя доверять, даже себе нельзя доверять!

— Даже себе нельзя доверять, — машинально повторила я. — Аня, а тебе никогда не приходило в голову, отчего такой неподдельный интерес к твоему мужу, нет? К тому же — прости меня уж ради бога, Аня! — но не к живому, а уже к мертвому, к трупу, понимаешь?

— Н-нет.

— Вот и мне не приходило. А недавно пришло. Я подумала, что это очень важно. Я уж не знаю, как это пока что интерпретировать, но, по крайней мере, могу тебе сказать точно: Колю не убили. Он… знаешь, отчего он умер? Странно, что я вообще с первого взгляда не определила. Наверно, эта ссадина на лице смутила, да и вообще — все были заряжены на то, что он умер насильственной смертью. Дело в том, что он умер от удушья. Понимаешь? Я вспомнила его лицо, и это стало так же ясно, как если бы я прочитала экспертизу — ту, которую вы не сделали! — и увидела, что там черным по белому написано: «смерть наступила от асфиксии», то есть от удушья.

Аня поднесла руки к лицу.

— В самом деле… — пробормотала она. — В самом деле, да… верно.

— Да, — сказал Инвер, — возможно, ты права, Мария. А… прости… значит, ты предполагаешь, что его заперли в шкафу, где он задохнулся.

— Быть может, — с сомнением покачала я головой, — быть может.

Аня посмотрела сначала на меня, потом на Инвера и произнесла:

— Вот что… быть может, я была не права, что сразу не сказала… но тогда мне было не до того. Словом, когда мы с тобой тогда увидели Колю… уж не знаю, как это получилось… к моим ногам то ли из его карманов, то ли из его пальцев, то ли еще откуда выпало… вот это. Я не стала говорить, потому что боялась, что отберут… что это окажется какой-либо вещдок… что… словом, я никому не проболталась. Я уже смотрела по каталогу… это оказался… Да вот, посмотрите сами.

И она выложила на стол перстень. По тому, как тускло блеснул металл, как мелькнули блики в камне, который был оправлен в перстень, я поняла, что это — золото, а камень самый что ни на есть драгоценный.