Злов взглянул на меня в какой-то агрессивной сумбурной растерянности.

— Нет, каков мерзавец, — повторял он, — каков мерзавец, ты только подумай. Ну?

— Да, действительно, редкий мерзавец, — механически проговорила я. — Умер, не дав себе труда уведомить вышестоящее начальство предварительно за две недели, как это полагается по Трудовому кодексу. Или у вас на Украине другой Трудовой кодекс?

— Кодекс… какой кодекс? — пробормотал Борис Сергеевич. Потом, верно, это не самое невинное слово совершило некий мини-переворот в его мозгах, потому что он покосился на меня сначала подозрительно, потом еще более подозрительно, а потом в его глазах блеснуло что-то вроде страха. Его легко можно было понять. Только что на моих глазах он убил человека, и я стала самым что ни на есть прямым тому свидетелем. Нет, убил он его непредумышленно, просто не рассчитал силы ударов, нанесенных в голову и корпус, но, думаю, здесь словечко «непредумышленно» едва ли актуально: ведь до моего прихода Борис Сергеевич вполне сознательно сделал из своего недавнего единомышленника, так сказать, котлету по-киевски.

Я едва успела дотянуться до него, когда он вдруг отпрыгнул, как неплохой такой кенгуру, и попытался выскользнуть из помещения, ставшего роковым для Артиста. Еще бы чуть-чуть, и он захлопнул бы дверь перед моим носом, и тогда никаких моих усилий было бы недостаточно, чтобы одолеть чудовищную эту преграду, отделявшую меня от свободы. Счастье мое, что я успела все-таки придержать его, цепко перехватила запястье, а потом четким ударом колена под ребра сбила ему дыхание. Он провыл что-то вроде «су-ука! » и согнулся вдвое; сложился, как велосипед с разборной рамой. Я вскинула глаза и увидела, как по коридору к нам бежит охранник Злова, на ходу расстегивая кобуру пистолета. Неизвестно, чем бы это все закончилось, но вот только Борис Сергеевич резко выставил руку с конвульсивно растопыренной пятерней в сторону своего бодигарда и гаркнул:

— Стой, дурень! Н-назад!! Назад, сказал! Сами… сами разберемся, пшел вон.

Охранник, на лице которого даже не попыталось возникнуть нечто вроде сдержанного удивления, ретировался. Борис Сергеевич поднял ко мне увлажнившееся лицо и выговорил не без труда:

— Ч-черт… больно как звезданула-то! Удар поставлен, да? У него, у Артиста, тоже был поставлен, да что толку?

— У него действительно мало толку получилось, — отозвалась я. — А вот у меня получится. Борис Сергеевич, я понимаю, что вам не хотелось бы оставлять свидетеля. Но, так или иначе, он останется. По крайней мере, вы уже выдали себя, рванувшись к двери и вознамерившись захлопнуть ее перед моим носом. У меня хорошая реакция, господин Злов, очень хорошая, а вот, пожалуй, тот же Артист не успел бы. Да и мой босс, Родион Шульгин, тоже, пожалуй, не успел бы.

— Только не надо мне говорить, что это я вашего Родиона умыкнул, — отозвался Борис Сергеевич уже относительно спокойным тоном. Потом сделал несколько энергичных упражнений, отрегулировав сбитое дыхание довольно-таки грамотно, и продолжил: — Если вы не помните, Мария, то мы начинали с того, что я хотел найти Родиона. Так что не надо мне намекать, что Родиона я похитил. Как будто мне больше делать нечего, как шарить по домикам всяких разных Егерей и похищать Шульгиных, при этом следя нещадно. Не смотрите на меня так, да, да, мне все известно. У меня даже есть подозрение, что ваш Шульгин сымитировал свое исчезновение, как его старый знакомый Ключ имитировал взрыв у рынка «Афганец».

— Зачем это Родиону что-либо имитировать?

А очень просто! На нем труп висит. И есть тому самые веские доказательства. Между прочим, Маша, мне удалось выбить у Артиста признание в том, где он хранит видеопленку с записью убийства этого Уварова. Она у меня. Хотите — могу показать.

Я уже было направилась к двери. Я была абсолютно уверена, что смогу выйти из дома Злова, как бы мне ни мешали. Однако последние слова хозяина остановили меня почище любых охранников.

— Что?

— То, что слышала. Твоего Родиона снимали на камеру. Правда, он этого как-то не заметил. Верно, Артист собирался с помощью этой пленки как-то удерживать Шульгина от активных действий. Нет, пойдем, пойдем, взглянем!..

— Я…

— Да вы не сомневайтесь, Мария Андреевна, — отозвался Борис Сергеевич, и в его голосе, еще недавно всполошенном, послышались уверенные, быть может, даже чуть издевательские нотки.

Верно, он подумал, что если с помощью упомянутой видеопленки Козлов собирался держать на коротком поводке Родиона, то почему бы ему, Борису Сергеичу Злову, не проделать то же самое со мной?

Да полно. Существует ли вообще эта пленка, или же Злов вешает мне на уши известные хлебобулочные изделия, чтобы… ну, хотя бы чтоб выиграть время?

— Что за пленка? — спросила я.

— Не сомневайтесь, — отозвался Злов, — пленка существует. Пройдем отсюда. Если хотите, я могу пройти за вами. А то вы подумаете, что я снова собираюсь ускользнуть.

— Сзади вам очень удобно врезать мне по голове. Сразу предупреждаю, Борис Сергеевич, не надо меня провоцировать. Если вы наводили обо мне справки, то должны знать, к чему приводили подобные провокации некоторых ваших… гм… коллег.

Борис Сергеевич широко улыбнулся и развел руками. И улыбка, и жест показались мне фальшивыми. Следовало быть настороже.

Мы расположились в той же комнате, в которой я застала хозяина по приходе. Правда, на этот раз Злов был более сосредоточен и уже не предлагал выпить вина. Он откинул занавеску, за которой оказался серебристый сейф. Борис Сергеевич открыл сейф и бережно вынул оттуда черную видеокассету безо всяких наклеек и вставил ее в видеомагнитофон.

— Давно, знаете ли, кассетами пользоваться не приходилось, Маша, — сказал он, — я все больше на DVD все смотрю. Ну, или на компьютере, когда вспоминаю, как он включается. Кстати, тут все оформлено как репортаж. Очень интересно сделано. Подлинность гарантируется.

Я перевела глаза с неестественно улыбающегося круглого лица хозяина на экран телевизора. И увидела… смуглолицего хрупкого мужчину лет тридцати пяти, с коротко остриженными черными волосами и легкой небритостью на подбородке. Он только что вышел из салона машины, а вслед за ним свои могучие телеса неторопливо извлек из авто улыбающийся и сияющий, как будто его только что наградили, красавец. Красавец этот сверкал темными глазами, но я-то только что видела, как эти самые глаза потухли навсегда.

Но самое главное было не в том. Нет. Просто я не сразу поняла, кто был тот, невысокий, коротко остриженный, что вышел из машины вместе с Артистом. Не могу сказать, что он был уж очень сильно не похож на себя, этот человек, но, во всяком случае, сам антураж и то окружение, в котором он находился, не могли не сбить с толку. На секунду, на мгновение. Но потом я узнала, и даже непривычная — короткая — прическа вместо обычных вьющихся кудрей не могла помешать мне опознать того, кто исчез так неожиданно и так несообразно.

Это был мой босс. Это был Родион Потапович.

Я даже привстала, когда увидела его. Эта непривычная прическа, это бледное лицо, эта неожиданно крикливая мимика — хотя звук отсутствовал, я поняла, что Шульгин говорил зло, потерянно и с сердцем, что на него совершенно не похоже — эти нервные жесты бледных рук!.. Нет, решительно передо мной был другой человек, хотя так же бесспорно, что на видео был заснят именно он — Родион Потапович Шульгин. Ни с кем бы я его не спутала.

Я молча наблюдала то, как шел безмолвный диалог на экране. Человека, который неподвижно стоял перед боссом, я узнала. Я не раз слышала о нем, включая и сегодняшний день, я видела материалы о нем в местной прессе-с прилагающимися фотографиями, разумеется. Это был тот самый Уваров, который, как говорила Аня Кудрявцева, скандалил с Родионом на пороге дома Злова.

Вот в этом самом доме! Тот самый Уваров.

— Да, да, это Вова Уваров, — словно прочитав мои мысли, подтвердил Борис Сергеевич. — Урка, бандит, подельник убитого вами, Мария Андреевна, Гочи-Кочкарева, то есть в целом — чрезвычайно приятный и любезный человек. Обратите внимание, как с ним поведет себя ваш дорогой босс. Я уже просматривал пленку, но лишний раз стоит посмотреть, стоит. Видите, он поднимает пистолет. Отлично. А вот теперь смотрите. Ох! Вы видели, Мария? А еще будете говорить, что я нехороший человек. А я просто-напросто открываю вам правду. Истинную правду.

То, что я видела перед собой на экране, в самом деле впечатляло. Хотелось бы верить, что это постановочный трюк, но тем не менее я была уверена, что это вовсе не так. Нет. Не мог босс втравить себя в такую пантомиму. Никак не мог. Значит, серьезно. Значит, это правда. Родион в самом деле убил этого человека.

— А на следующий день он исчез, не так ли? — спросила я, поворачиваясь к Злову. — Его просто так вот отпустили, да? Ведь на следующий день он был в лагере, а потом пропал. Не понимаю… зачем же они его отпустили?

— Кто знает?

— Вот вы своей нестерпимой горячностью и не дали нам все выведать.

Он даже руки потер от удовольствия, когда услышал это.

Только несколько мгновений спустя я поняла, отчего он так радовался.

— Вы сказали: «нам выведать»? Это хорошо, что вы, Мария, сознаете, что нам по пути. Я о многом хотел бы спросить вашего босса.

— Вы уже спросили Козлова, вашего полуоднофамильца, Борис Сергеевич, — довольно резко отозвалась я. — Результаты известны нам обоим.

— Да, и я надеюсь, что вы будете вести себя умно. На этих условиях я согласен распрощаться с вами на недолгое, надеюсь, время и при этом рассчитывать, что вы не нанесете мне вреда.

«Хитрит, — отметила я, — будь его воля, он бы меня прямо здесь и закопал. Рядышком с Ваней Артистом. Тем более что прецедент уже создан. Нельзя сказать, что у него тут много охраны, да, верно, он и не на всех рассчитывает… после взрыва Кири, после расправы над Козловым, которому многие могут быть преданы».

Борис Сергеевич хитро на меня прищурился, а потом вдруг бухнул кулаком по столу и воскликнул:

— Неужели вам самой не интересно узнать, как все это могло произойти и, главное, из-за чего?

— Не поделили, — хмуро ответила я. — Что-то не поделили.

— Вот именно! И даже ваш приятель сюда влез, а ведь он из-за ерунды пачкаться не будет! И все эти игры с Ключом, который держал местные регионы под собой в свое время! Не-ет, Машенька, тут все гораздо запутаннее.

— А мне как раз кажется, что тут все очень просто, — сказала я, вставая. — Не хотелось бы вас больше задерживать, Борис Сергеевич. Словом, я откланиваюсь.

Он воспринял мое решение с неожиданным стоическим спокойствием. По чести, я ожидала от него немного другого. Впрочем, того, что он себе позволил там, в подвале, с избытком хватило бы на вагон и маленькую тележку негативных впечатлений. Злов окинул меня быстрым взглядом и отозвался:

— А, ну да. Не смею вас больше задерживать. Еще раз извините, если были какие-то накладки. А про подвал — настоятельно вас прошу — забудьте, забудьте. Такая красивая женщина, как вы, не должна портить себе нервы различными мелочами, даже если они происходят в форме крупного скандала.

— Вы изъясняетесь оборотами прямо по Жванецкому: «Водка в малых дозах полезна в любых количествах», — усмехнулась я. — Борис Сергеевич, последняя просьба.

— Да, конечно, пожалуйста, — видимо напрягся он. Наверное, не понравилось словосочетание «последняя просьба» в контексте только что имевшего место убийства Артиста, хотя совершено оно было, бесспорно, в состоянии аффекта.

— Прошу вас, проводите меня до ворот вашего дома. Не хотелось бы, скажем, наступить в грядку.

Свирепые искорки сверкнули в его глазах. Он прекрасно понял смысл сказанного. Тем не менее он в самом деле согласился проводить меня до самых ворот своего дома и даже предложил воспользоваться той же машиной, на которой меня сюда привезли.

Я отказалась.

На прощание Борис Сергеевич сказал:

— Ведь у всех этих товарищей, аферу которых я раскрыл, имеется некая перевалочная база, где они хранят свои ценности, выкопанные из земли. Они ведь не могут сразу же перебросить их по нужному адресу, тем более что сразу и не знают, куда и что везти. А лишний раз рисковать, что задержат со всем этим археологическим добром, — не в духе этих ребят, «черных археологов». Я их, конечно, обезглавил, снял верхушку мафии, которая функционировала буквально за моей спиной… но чтобы окончательно прекратить этот беспредел в здешних краях, нужно найти Родиона, нужно найти Лужина, последнего артистовского прихвостня, и — главное! — нужно решить вопрос с Ключом. С тем самым Ключниковым, он же Семафор, он же Ключ, досье на которого вы сегодня читали.

— Если судить по этому досье, — без особого энтузиазма сказала я, — этим Ключом могут разве что на том свете заинтересоваться. До свидания, Борис Сергеевич.

Он мутно смотрел мне вслед… Ох, не нравится мне этот взгляд!

Внезапная мысль пришла мне в голову. Это что же выходит? Уваров убит, пусть даже Родионом, убит по причинам, пока еще непонятным мне. На следующий день Родион появляется в лагере. Он мрачен, задумчив, намекает на возможность моего приезда, а потом и вовсе говорит об этом прямо. Потом Родион пропадает. На месте его исчезновения — в доме Егеря, где Шульгин, собственно, ждал хозяина — в луже крови обнаруживается локон волос, вне всякого сомнения, Родиону принадлежащих. Вот такова последовательность событий, развернувшихся здесь, и вполне можно выстроить цепь, где одно событие логично вытекает из другого.

И только одна маленькая деталь. Одна маленькая деталь мешает. Она мала, но назойлива, подобно комару. И никак не избавиться. Казалось бы, мало ли тебе, Пантера, других проблем, мало ли произошло всего, что всколыхнуло, взбаламутило ряску этого, казалось бы, тихого и невозмутимого, как маленькое болотце, города. Да вот только в тихом омуте… Да. Я отмахнулась от дурацкой мысли, хотела думать о последних словах Артиста, о его связях с Родионом, о том, что он сказал о Коле Кудрявцеве, и о том, чем Коля Кудрявцев якобы занимался. О том, кстати говоря, кто с благословения Артиста хотел убить меня вчера вечером, кто и зачем собирался выкрасть тело Кудрявцева из киевского морга. Из-за чего погиб сам Кудрявцев, если на теле его не оказалось никаких повреждений? Вот что важно, а уж никак не эта мыслишка, не назойливый этот комарик, который неотвязно жужжал в голове.

Но черт побери, пусть я дура, но тогда пускай мне объяснят, откуда на полу в домике Егеря прядь волос Родиона, довольно длинная, волнистая, не одну неделю ращенная, если за несколько часов до того, в ночь, точнее, в утро убийства Уварова, Родион был коротко острижен? Это может значить только одно: прядь вовсе не в борьбе вырвали, как я предполагала изначально, — нет, отнюдь нет, ее бросили туда нарочно, предумышленно!

Кто? С какой целью?

Вот то единственное соображение, которое рушило цепь многих умозаключений. Хотя что толку говорить о «единственности» того или иного соображения, если каждый день происходят события, переворачивающие с ног на голову решительно все, и уже не знаешь, чего ждать на следующий день. К примеру, вот перечень событий, проистекших меньше чем за одни календарные сутки, событий, внешне одно к другому не совсем относящихся: покушение на меня в Нарецке, близ съемной квартиры; попытка выкрасть тело Николая Кудрявцева (!) из киевского морга; звонок Бориса Сергеевича Злова; признания Козлова о причастности Кудрявцева и Шульгина к деятельности некой группы, контролирующей так называемых «черных археологов»; и, наконец, убийство Артиста, Ивана Козлова, у меня на глазах. Мало? Так то ли еще будет.