Глава 9
На почте им не повезло: мало кто хотел говорить о Литвинец.
– Она и не работала вовсе, а так, заявится и сразу же убежит куда-нибудь. Да и за зарплату она не держалась, у нее во-он сколько мужиков было, зачем ей такая мизерная зарплата…
– Про бл.., эту говорить? Да пусть у меня язык отсохнет…
Две женщины в сером, какие-то распаренные, очкастые и источающие запах козьей шерсти, уткнулись в свои записи и всем своим видом показывали, что они не расположены говорить о бывшей коллеге.
– Послушайте, – увещевала их Юля, – любая информация о Наташе может помочь нам найти ее… Я понимаю, конечно, что она своим поведением настроила против себя весь город, но она тоже живой человек…
– Да мертвый она человек, – отозвалась одна из работниц почты и махнула рукой, – была бы живой, давно объявилась бы. Ей и зарплата причитается, и отпускные.
А она уж своего не упустит. Я не удивлюсь, если узнаю, что ее свои же и убили…
– Как это?
– Да очень просто: любая баба, у которой она увела мужика, могла бы сотворить с ней такое. Да вы на Графском озере ее поищите.
– А почему именно там? Вы что, видели ее на этом озере?
– Да что толку, что видела… Я и в милиции об этом рассказала, но никто ничего не нашел. А я сама проезжала в тот день на велосипеде мимо нее. Она стояла по колено в воде, задрав подол красного, в горошек платья, и как дура смотрела на небо, на солнце…
– Она была одна? – спросил Шубин, который во время разговора сидел в углу на стуле и молча слушал.
– Одна, конечно. Хотя если честно, то не могла она быть там одна. ОН где-то поблизости был, чего ей одной-то на озере делать? Думаю, что хахаль ейный на машине был, да уехал в город за выпивкой, потому как пешком она бы ни за что на каблуках на озеро не пошла. Да и на велосипеде тоже.
– А вы куда ехали на велосипеде?
– А у меня огород в двух километрах от озера. А вы что, думали, что я следила за ней? Мне это ни к чему, у меня и мужа-то нет.
– А это правда, что Литвинец дружила с Лизой Удачиной?
– Дружила? – подала голос другая женщина и подняла голову. – Она с ее любовником дружила, так дружила, что аборт от него делала. А сама Лизка носила ей в больницу передачки, шоколадки разные и персики.
– Но откуда вы можете знать, от кого Наташа делала аборт? – удивилась Юля. – Тем более что, как вы говорите, у нее было много мужчин?
– Да она сама рассказывала Белоглазовой.
– А кто у нас Белоглазова? – спросил Игорь.
– Врач, хирург-гинеколог. У нас в М. ее все женщины знают. Да вы сами можете с ней поговорить, она вам про Наташку расскажет.
Вышли из почты, и оказалось, что уже ночь.
– Ты заметила у Лизы в доме телефон? – вдруг спросил Шубин, открывая машину.
– Заметила. А что?
– Напомни мне позвонить ей от Ерохина и справиться о здоровье ее собачки.
– Игорь, я тебя не понимаю. Ты говоришь какие-то странные вещи, ведешь себя тоже непонятным образом…
Что ты задумал, признавайся?
– Давай сначала заедем к Кречетову, побеседуем немного с ним, затем к Ерохину и только утром займемся Диной Кирилловой, мне кажется, что Дима Ангелов сильно облегчил нам задачу…
Кречетова они застали в кабинете одного. Он обрадовался им, как старым знакомым.
– Давненько не виделись… Ну и как вам наш городок? Понравился? Как Елизавета Удачина? Не правда ли, колоритная особа?
– Откуда у нее деньги?
– Этот вопрос задает себе чуть ли не каждый житель М., но ответа никто не находит. Есть у нее вроде муж. Уж какой такой муж, никто его не видел, но вот то, что он действительно есть, точно. Кажется, я заговорился. Но вы сами виноваты – напоили меня, накормили, мы вот тут Диму помянули… Господи, такой молодой! Я все-таки думаю, что он здесь ни при чем…
– Давайте вернемся к Лизе. Откуда вам известно, что ее муж реально существует, а не просто удачная выдумка, чтобы как-то оправдать подобный образ жизни?
– А мы наводили справки, – просто ответил Кречетов и икнул. – Извините. Михаил Удачин – бизнесмен, занимается лекарствами, профессиональный фармацевт…
У него фирма и в Москве, и Новгороде, и еще где-то…
Квартиры у него тоже в нескольких городах, но что самое удивительное – у него действительно была жена по имени Лиза. Мои ребята в Москве даже виделись с ним, показывали ему фотографию НАШЕЙ Лизы. Да, все точно совпадает.
– Неужели вы сделали это из чистого любопытства?
– Да нет, не из любопытства. Мне из администрации нашей звонили, интересовались, ведь у нее вон какая домина… Глаз режет!
– Понятно. Она их переплюнула. Ну да бог с ними…
Главное, что этот супруг существует и подтвердил, что отсылает жене, хоть и бывшей, деньги. Но каким образом?
– Когда как. Но уж не через почту, это точно. Кажется, он переводит их на ее счет в С. Так что если вам так уж интересно, то подсуетитесь сами, когда вернетесь домой… Вы, кстати, где будете сегодня ночевать? Или сегодня же и обратно?
– Да нет, сегодня не получится. А личностью Василия Рождественского вы не интересовались? Откуда он и как вообще оказался здесь?
– Так я ж рассказывал. Он из Каменки. Хороший парень, художник, спокойный такой, не пьет, я его ни разу не видел пьяным, хотя у нас здесь многие спиваются…
Они с Лизой мирно живут, никого не трогают…
– А какие отношения у Лизы с вашим прокурором?
Кречетов пыхнул сигаретой и шумно вздохнул:
– Теплые у них отношения, понятно?
– Понятно. – Шубин встал и пожал ему руку. – Спасибо вам, а нам пора… Завтра, если не возражаете, еще заглянем. Да, кстати, а вы искали Литвинец на Графском озере?
– Это вам Федотова, наверно, с почты рассказала.
Искали, конечно. Но ничего не нашли. Хотя, признаться, это место просто-таки создано для убийства… Оно притягивает к себе и убийц, и самоубийц, я не говорю уже о его дурной славе касательно случайных утопленников…
– Там глубоко? – спросила Юля.
– Да не в этом дело. Я хоть и человек неверующий, но все равно скажу вам – дьявольское это место. Редкая мать отпустит туда даже в жару своего ребенка. А для приезжих Графское озеро – достопримечательность, красивейшее, живописное место. Вот и поди разберись…
* * *
Ерохин не скрывал своего волнения при встрече.
– А я уж вас тут заждался… Три раза воду для пельменей кипятил… – встретил он их на пороге своего дома. – Заходите скорее, замерзли и устали небось…
Он суетился, ухаживая за Юлей и принимая у нее одежду, сам собственноручно подал ей домашние тапочки («Наверно, в них же ходила по этому дому и Наташа Литвинец», – подумала Юля), провел на кухню и усадил за стол.
– Я уж за тобой, Игорек, так ухаживать не буду, ты все же мужик, так что извиняй.
Юля наблюдала за Ерохиным и пыталась представить его рядом с красавицей Наташей – легкомысленнейшим существом, затерроризировавшим все женское население городка. Что могло быть общего у положительного и правильного мужчины с этой ветреницей? Только страсть.
С Наташей он сходил с ума, делал глупости, дарил ей золото, сладости, собирался подписать на нее дом… И все ради чего? Чтобы каждый день видеть ее, чтобы иметь возможность обладать ею, как владеют дорогой вещью, без которой жизнь становится бессмысленной… Или нет, все не так, все гораздо серьезнее. И страсть, принимаемая за любовь, не единственная причина, по которой человек теряет рассудок. Но тогда что?
Между тем на столе появился графинчик с домашним вином, бутылка водки, солености, сало… Юля улыбнулась и посмотрела на Шубина:
– Игорь, тебе не кажется, что Крымов нас не узнает, когда мы вернемся… Мы с тобой растолстеем, округлимся, раздобреем.
И тут же покраснела: она снова вспомнила о Крымове. Неужели она так и будет мучить Игоря своими необдуманными словами? И кто только тянул ее за язык?
– Виктор, можно, я вас порасспрашиваю про Наташу?
– Юлечка, конечно, о чем речь? Вам пельмени с бульоном или с маслом?
– Во-первых, ко мне можно обращаться на «ты», во-вторых, мы только что пообедали у одной женщины, она накормила нас такими щами…
– Интересно, кто же эта женщина?
Юля повернула голову, чтобы по выражению лица Шубина определить, собирается ли он рассказывать Ерохину про Ольгу Ивановну или предпочитает новость о том, что Таня Трубникова жива и здорова, да к тому же еще и ждет ребенка, оставить при себе.
Шубин молча уминал сало, и при этом у него смешно двигались розовые, покрытые едва заметным белесым пушком, уши.
– Понимаешь, в чем дело, – решила помочь Шубину Юля, – он сегодня с самого утра дразнил меня разговорами о твоем сале, так что давай оставим его в покое, ты только посмотри на него!..
Виктор удовлетворенно улыбнулся. Понятное дело, ему было приятно, что пока все идет так, как он и хотел: к нему приехал друг, на которого он возлагает большие надежды, и тот факт, что он спокойно ужинает в его доме, не паникуя и не задавая пока никаких вопросов, тоже говорит о многом… Хотя представить себе Шубина паникующим он не мог. Не такой он мужик. Если он даже что-то и успел разузнать, он все равно Попытается скрыть это от него, от Виктора. До поры до времени. Иначе какой он профессионал?
– Витя, а что ты знаешь о Лизе Удачиной? – спросил Шубин с набитым ртом, смачно хрустя при этом соленым огурцом.
– Так это что, ОНА вас угощала щами? – удивился Ерохин.
– Да нет, не она, а ее соседка, Ольга Ивановна.
– Ну что я могу рассказать о Лизе… – начал Ерохин. – Сумасбродная особа, с жиру бесится, завела себе молодого любовника, художника, которого зовут Васей, и держит его при себе, как красивую и удобную в применении вещь. Весь город сходит с ума – откуда у нее деньги? Никто почему-то не верит, что ее содержит бывший муж, у которого в Москве бизнес, аптечные склады, кажется. Это, можно сказать, официальная версия. А уж как оно все обстоит на самом деле – не имею понятия.
Наташа тоже интересовалась делами Лизы, ей казалось невероятным, что после развода мужчина способен на такой широкий жест… Ведь чтобы построить дом, да еще с нуля, то есть расчистить огромный участок земли, подвести канализацию, водопровод и центральное отопление, – это какие деньги надо иметь!
– Ты хочешь сказать, что на месте этого дома вообще ничего не было? Но там же сад! – возразил Шубин.
– Вообще-то там раньше стоял дом одного старого купца, причем бревенчатый. Сто лет прошло, и решили его наследники перенести этот дом поближе к своей мельнице, ну и перенесли… Но и это очень давно было. А вот сад остался и постройки разные, полуразрушенные. При Советской власти построили на этом месте лесопилку, половину сада вырубили, черти: ломать – не строить…
Удачина приехала, получила разрешение на строительство дома, а уж когда построила-то, то оформила как частную собственность. Все законы как будто бы для нее и писались… Вот так и заняла она пол-улицы с садом и спуском к Волге.
– Интересно, а почему именно здесь, в М.?
– Так у нас же считается чуть ли не курортная зона, климат здесь особенный с экологической, так сказать, точки зрения…
– А может, у нее в М. есть родственники? – предположила Юля.
– Навряд ли. Об этом бы все знали.
– А если не здесь, так в С., в областном городе, ведь она туда наверняка ездит по своим делам, хотя бы по магазинам, а там, кто ее знает, может, и есть кто…
– А что, если твою Наташу убили из-за того, что она что-то узнала про Удачину?
Юля и Ерохин уставились на сказавшего это Шубина – слишком уж смелым показалось его предположение.
– Чтобы Лизка убила Наташу? Да она в ней души не чаяла, постоянно звала в гости…
– Вот это-то и странно. Ну, посуди сам. Лиза живет с молодым парнем, художником. Наташа – девушка красивая, кроме того, ты уж меня извини, достаточно легкого поведения… Разве Лиза не рисковала своими отношениями с Василием, приближая к себе потенциальную соперницу? Пусть даже та и позировала ему для портрета.
Витя, я понимаю, что тебе неприятно все это слышать, но ведь портрет Наташи написан, мы сами его с Юлей сегодня вид ели…
– Но я ничего про этот портрет не знаю… – удивленно проронил Ерохин. – Ведь чтобы писать портрет, как я понимаю, нужно время, а Наташа почти всегда была на моих глазах…
– Витя, ты себя-то не обманывай! Я все понимаю.
Ты, как мог, старался удержать ее у себя, пообещал даже дом подарить, ведь так?..
– Вы и про это узнали? Вас нельзя никуда пускать…
– Но Наташа все равно была свободной пташкой и планировала свой день только исходя из собственных желаний и возможностей. И какая женщина откажется позировать молодому художнику, да еще и в присутствии, можно сказать, его любовницы… Это тешит женское самолюбие, как бы ты ни пытался это отрицать.
– Игорь, ты собирался позвонить Удачиной и справиться о здоровье ее собачки, – вдруг вспомнила Юля и усмехнулась, словно извиняясь перед Ерохиным за чудачество своего друга.
– Я помню, – невозмутимо ответил Шубин, направляясь к телефону, стоящему в прихожей. – Витя, думаю, ты помнишь наизусть ее номер…
Ерохин, пожав плечами, назвал ему номер телефона Лизы Удачиной.
– А что с ее собачкой? – спросил он уже Юлю, когда они остались вдвоем за столом на кухне.
– Понятия не имею. Игорь что-то придумал… Пойдем послушаем, о чем он будет говорить с нею.
Но Шубина они застали возле двери: он замер, словно прислушиваясь к чему-то, и, увидев Виктора и Юлю, приложил палец к губам:
– Тес… Вы ничего не слышали?
Все затихли, прислушиваясь.
– Шаги… Я слышал, как скрипит снег… Кто-то ходит по двору.
– Так давай посмотрим…
Виктор распахнул дверь и выскочил на крыльцо.
И только сейчас Юля поняла, в каком нервном напряжении он был все это время, что они ужинали, не говоря уже о долгих часах ожидания их приезда. Лицо его при словах Шубина о том, что кто-то ходит по двору, стало бледным.
Юля, накинув на плечи куртку, тоже выбежала на крыльцо вслед за мужчинами. Она видела их удаляющиеся в сторону ворот силуэты, слышала какие-то голоса и уже хотела пуститься за ними вдогонку, как чьи-то сильные руки легко подхватили ее с крыльца и, прижав к ее лицу что-то черное с удушающе резким запахом, бросили в долгий гулкий тоннель…
* * *
Щукина положила трубку. Ее колотило. Звонок Игоря из М. совершенно обескуражил ее. В приемной сразу же стало душно и словно потемнело, несмотря на горящие лампы. Первая мысль была позвонить Крымову. Но она пыталась дозвониться ему и раньше – он не отвечал, должно быть, оставил свой телефон в машине.
Надо было срочно что-то делать, как-то действовать.
Но как? Кому рассказать об обрушившейся на их агентство беде? Сообщить Сазонову о том, что Юля исчезла?
Ну и что? Он, конечно, сделает вид, что сильно огорчен, но навряд ли пошлет машину в М. Да и какой разумный опер кинется в неизвестность, не зная подробностей?
А может, Юля находится в безопасности и вышла из дома Ерохина исключительно ради того, чтобы кого-то догнать или что-то узнать? Да мало ли у них было подобных ситуаций, когда они на время теряли друг друга из вида?
Однако тревога не отпускала Надю. Она снова набрала номер Крымова и, услышав его голос, вздохнула с облегчением и закричала в трубку:
– Женя! Только что мне сюда, в приемную, позвонил Шубин… Он в М., полчаса тому назад исчезла Юля… Они были у Ерохина, у его друга, дома, ужинали, потом со стороны улицы послышался какой-то подозрительный шум, шаги; они все вместе высыпали на крыльцо, но только Шубин с Ерохиным побежали к воротам, а Юля задержалась на крыльце… Словом, когда они вернулись – ее уже нигде не было. А возле крыльца следы на снегу, как будто кого-то тащили… У Шубина за домом сарай, а оттуда есть еще один выход на центральную дорогу…
Следы ведут как раз туда. Словом, ее либо увезли, либо она сама уехала… Хотя навряд ли. Там след от машины, но сейчас снова повалил снег, и скоро он занесет все следы… Женя, какой кошмар! Что делать? Игорь оставил телефон Ерохина…
– Я сейчас приеду, и мы все решим. Возможно, придется поехать в М. и нам с тобой. Все. Жди меня и никуда не уходи. И еще – запрись на всякий случай.
Надя вышла из приемной, дошла по коридору до центрального входа и тщательно заперла все двери, после чего вернулась и встала у окна. Снег… Его было так много, что ни о какой поездке в М. не могло быть и речи. Все дороги наверняка замело, и теперь М., как и остальные населенные пункты, отрезаны друг от друга и от С. Хорошо, что пока еще работает телефон.
В голову полезла всякая чепуха: если бы, к примеру, Шубин позвонил, раньше, хотя бы час тому назад, то возможность пробраться в М. была бы более реальной, ведь снегопад начался совсем недавно. Ну откуда, откуда столько снега?!
Перед глазами возникло тонкое осунувшееся лицо Юли Земцовой и сразу же исчезло.
Что это?
Надя закрыла лицо ладонями и затрясла головой, прогоняя видение. Стыд горячей густой краской заливал ее щеки: Юля в опасности, бьется в этом захолустье с преступниками и не знает, что здесь, в агентстве, ей подготовили сразу две подлости, два предательства… Ее предала Надя, и ее же предал Крымов. И еще никто на всем белом свете (за исключением Миллер, о визите к которой ей уже успел по телефону рассказать Женя) не знает о том, что они очень скоро поженятся.
* * *
Она увидела сквозь оконные стекла светящиеся в синеве клубящегося снежного вечера автомобильные фары.
Они погасли, и Надя, разглядев машину, бросилась открывать двери. Крымов приехал!
– Женя! – Она бросилась к нему на шею. – Что будем делать?
Крымов, поцеловав Надю в макушку, стремительным шагом направился в приемную. И тут же принялся звонить.
– Кому, кому ты звонишь? Уже вечер и никого нет…
– Я звоню в М. Говори быстрее телефон Ерохина.
Она назвала. И время словно остановилось, минуты превратились в часы… Они ждали соединения. Когда в трубке щелкнуло и раздался знакомый голос Шубина, Надя буквально вцепилась пальцами в плечо Крымова.
– Привет, Игорек. Куда Земцову дел? Съел, что ли?
Он нажал кнопку микрофона, чтобы и Надя могла услышать голос Шубина. И вскоре приемная огласилась тревожными голосами говоривших.
– Мы сегодня были у Лизы Удачиной, здешней поэтессы, – говорил Игорь срывающимся голосом. – Она живет с художником Василием Рождественским… Ты записываешь?
– Записываю, говори, не сбивайся, – Крымов весь обратился в слух; ручка в его пальцах дрожала. Надя поняла, что сейчас он думает только О НЕЙ, о Юле. И на душе ее стало еще горше.
– Надо узнать, не проходил ли он у Ханова за распространение наркотиков. Я был в его мастерской, там холсты В ПЫЛИ. Думаю, что он вовсе не художник, что вообще кисть ни разу не держал в руках. Проверь это. Кажется, он пытался отравить меня кофе, но это станет ясно только после того, как я выясню, погиб ли их сенбернар…
– Какой еще сенбернар?
– Я сунул пирожки в кофе. Люди, которые держат собак, такие вещи не выбрасывают, понимаешь? – Шубин уже кричал, чтобы Крымов понял, ЧТО он имеет в виду.
– Понял, – сухо прокомментировал Крымов, – поэтесса могла скормить эту тюрю своей собаке, и если пес издохнет, значит, твой художник пытался тебя отравить, потому что ты, идиот, наверняка назвал ему имя Ханова, так?
– – Молодец, – хрипло отозвался Шубин. – Соображаешь.
– Что с Юлей? Как все произошло?
Игорь повторил то, что перед этим рассказал Наде.
– Думаю, что нас нарочно отвлекли со стороны ворот, мы, дураки, бросились туда, а Юлька стояла на крыльце, вот ее с крыльца-то и забрали. Там след такой.., большой, прямо к другому выходу, но не представляю, на какой машине можно было проехать по нерасчищенной дороге…
– Снегоход, – уверенно предположил Крымов. – Там это в порядке вещей, почти у каждого более-менее состоятельного горожанина есть свой личный снегоход, на котором они ездят зимой на рыбалку и охоту, на острова… Думаю, что и Юлю увезли на снегоходе.
– Отлично. Тогда запиши еще вопросы:
1. Кто муж Лизы Удачиной? Ориентировочно: он бизнесмен, у него аптечные склады в разных городах России, скорее всего есть постоянное жилье в Москве.
2. Василий Рождественский – узнать о нем все, что только можно, он из Каменки.
3. Магазин-салон, где продаются краски и прочее для художников: попытайтесь узнать, бывал ли у них Рождественский, опиши им красивого молодого человека из М., у него родинка над верхней губой, светлые волосы, брови, сросшиеся над переносицей…
4. Был ли дождь 15 сентября прошлого года в М.? Это очень важно.
5. Не проходила ли по какому-нибудь делу Наталья Литвинец, узнай у Сазонова…
– Литвинец – любовница бывшего мужа Марины Солодовниковой, которая работает в НИЛСЭ, – наклонясь к микрофону, вставила Надя.
– Понял. Интересная информация. И как это она везде успевала? Дальше погнали:
6. Срочно проверить банковские счета Удачиной! Откуда к ней поступали деньги.
7. Марина Козич…
– А это еще кто?
– Потом все объясню. Марина Козич – узнать, есть ли у нее родные или близкие на зоне. И нашли ли ее убийцу. Ты все записал, Женя?
– Я-то все записал, сейчас будем работать. Ты мне лучше скажи, с чего начнешь? Ты подключил к поиску местную милицию? Ты связался с ними?
– Да, я позвонил, но, боюсь, что у них нет снегоходов. Кроме того, я и сам не представляю, где и как можно сейчас ее искать, – кругом снег, чуть ли не по пояс… Как нарочно.
– Думаешь, ее взяли в заложницы?
– Просто уверен. Знаешь что, я сейчас положу трубку, а то как бы те, кто все это сотворил, не попытались связаться с нами по телефону… И еще, последнее, но учти, что информация только для вас двоих: Татьяна Трубникова жива и здорова, она прячется в деревне у своего жениха и ждет ребенка… Если узнает ее отец – убьет. Так что лучше воздержаться от передачи такого радостного известия ее родителям. Никогда не поздно будет представить это в качестве результата проделанной работы, тем более что работа нами действительно была проделана. Вы обещаете мне, что не позвоните Роману до того, как я подготовлю его?
– Обещаем, – почти хором ответили Крымов с Надей.
– А одежду Дины Кирилловой мы нашли в доме ее парня… Она была надета на чучело ли, куклу, короче – он сам сотворил себе Дину и одел ее именно в ту самую одежду, которая была на девушке в день исчезновения…
– Так это он убил? Как его зовут?
– Да нег, навряд ли. Дело в том… – было слышно, как Шубин вздохнул, – он повесился. Сегодня утром, как раз после нашего визита.
– Испугался. Я понял. Вот черт…
– Думаю, что ему подкинули одежду так же, как и… – Он замолчал. – Извини, больше не могу говорить.
Перезвоню. Если сможете, приезжайте.
Послышались гудки. Громкие, пронзительные, неровные, словно снег повлиял и на телефонные провода, исказив звук.
– Ну что ж, обсудим создавшееся положение, – Крымов разложил на столе исписанный иероглифами блокнот. – Как всегда – целая куча дел, и все это на моих плечах… Работнички, тоже мне, золотые! И ты, Надечка, не молчи. Доставай свои записки, рассказывай мне про Солодовникову и про все остальное… Я, кстати, был сегодня у Жанны дома. Как видишь, тоже не бездельничал.
Мы там потолковали кое о чем с Борисом, так что пусть он теперь думает, как ему поступать дальше… А ночью, часа в два, я бы хотел с тобой вместе нанести туда визит…
– Куда?
– На квартиру Жанны. Я там расставил сети, глядишь, и попадется кто-нибудь.
Надя достала из портфеля папку с результатами экспертиз. Пересказала ему вкратце разговор с Мариной Солодовниковой. Убийство буфетчицы на автостанции вызвало у Крымова брезгливую гримасу.
– Ее изнасиловали? Что же это за мерзавец такой… прямо днем, почти на глазах у людей… Ну что ж, Надечка, я вижу, ты хорошо поработала… А не трудно было бы тебе сварить сейчас кофейку и приготовить что-нибудь поесть?
– Я могу подогреть тебе курицу и открыть сардины…
Но Крымов ее уже не слышал, он, ероша волосы на голове, углубился в изучение экспертных документов.
Через полчаса он звонил домой Корнилову.
– Виктор Львович? Это Крымов. Ты не подскажешь, куда это подевался Эдик Астраханов?
– Послушай, Крымов, ты хотя бы поздоровался для порядка. Зачем тебе Астраханов? Он уже тыщу лет как у нас не работает.
– Он что, уволился?
– Конечно, уволился. Он тебе сколько должен?
– С чего ты взял?
– Да он всем должен, назанимал кучу денег и смылся…
– И что, так никому и не отдал до сих пор?
– Представь себе, никому.
– А на что он занимал и в каких суммах?
– Говорил, что у него с дочерью что-то, но у нас ни адреса его ростовского, ничего… Звонили в Ростов, просили навести о нем справки. Представь, там он был на хорошем счету, а к нам перебрался по семейным обстоятельствам. Короче, темная лошадка. Возможно, что здесь, в С., живет его семья, но с фамилией Астрахановы мы никого не нашли… Скорее всего его жена или просто мать его дочери, в случае если они не были зарегистрированы, живет или жила где-то поблизости.
– А вы не интересовались, с ним ничего не произошло?
– Да кто его знает… Он как-то быстро уволился, мы даже сообразить толком не успели, что он всем задолжал, чертяка…
– А что он вообще из себя представлял?
– Крымов, с чего ты им так заинтересовался-то?
– Так ведь он пытался расследовать дело Валентины Огинцевой, процентщицы…
– Понятно. И как это я раньше не догадался. Уверен, что ты понапрасну тратишь время. Не было там никакого убийства, если ты именно это имеешь в виду. Я сам лично изучал результаты вскрытия – она скончалась от порезов…
– Ну и что? Ее МОГЛИ ПОРЕЗАТЬ.
– Крымов, вечно ты что-нибудь придумаешь. Короче, так. Если ты заинтересовался Астрахановым, я могу дать тебе его фотографию и личное дело, подъезжай завтра.
– Спасибо. А кому принадлежат, вернее, принадлежали обрубки ног?
– Елене Сажиной, студентке из Липовки. Знаешь, Крымов, у меня такой страшный случай за всю мою службу – первый раз. Трудно себе представить, что этот урод до сих пор разгуливает на свободе.
– А как ты думаешь, могут ли эти преступления быть связаны?
– Какие именно?
– Не телефонный это разговор, конечно, но, похоже, все те дела, которые сейчас находятся у меня в агентстве, связанные с исчезновением девушек, – одного поля ягоды… А теперь еще и Юля Земцова пропала, они с Шубиным поехали в М., тоже, кстати, из-за студенток, которые сгинули еще осенью; ее увезли или, может, она сама уехала вот прямо совсем недавно, с час тому назад, с одного частного подворья, кажется, на снегоходе…
– А Шубин? Он что же, ничего не видел?
– В том-то и дело, что нет. Они с другом побежали к воротам, а она осталась на крыльце. Все произошло в считанные секунды, они вернулись, а Юли нигде нет…
А за домом на дороге след, вроде как от снегохода, потому что больше ни на чем там не проедешь, снега-то сколько навалило!
– Ты бы подъехал, Крымов, – изменившимся тоном произнес Корнилов. – Боюсь, что ты прав…
– Сейчас не могу, у меня дело есть одно, а вот завтра утром буду у тебя. Поделюсь информацией. Жалко, что у тебя нет снегохода…
Крымов положил трубку и поймал настороженный взгляд Нади, внимательно следившей за каждым его движением и слушавшей каждое его слово. Она ревновала его к пропавшей Юле, но молчала, потому что понимала: подруге сейчас грозит опасность, а потому ревность неуместна. Во всяком случае, ПОКА.
Крымов ел курицу, не чувствуя ее вкуса. Он пытался выстроить логическую линию, объединяющую известные ему факты, чтобы обнаружить закономерности, без которых невозможно расследование ни одного серийного убийства. А то, что две пропавшие девушки из М. и труп Лены Сажиной – дело рук одного и того же маньяка, он просто чувствовал. По теории вероятностей, в таком небольшом областном городе, каким являлся С., не могло «завестись» сразу два или три подобных убийцы.
Больше того, изнасилование и убийство буфетчицы тоже вполне вписывалось в круг деяний одного и того же человека, явно ненавидящего женщин. А женские ноги, отчлененные от трупа, засунутые в мужские болотные сапоги и подкинутые на лестничную площадку рядом с квартирой Жанны Огинцевой? Это ли не доказывает связь между убийством Лены Сажиной и странными событиями, происходящими с этой молодой портнихой?
Крымов усмехнулся, вспомнив свой разговор с Борисом.
– Надечка, очень вкусная курица, ты не могла бы набрать номер Земцовой?
Щукина посмотрела на него со страхом: какой Земцовой, когда она в М.?
– Домашний? – вдруг догадалась она, понимая, что он имеет в виду Жанну, которая в это время находилась на квартире Земцовой. – Минутку.
Она снова превратилась в исполнительную секретаршу.
– Жанна? Сейчас с тобой будет говорить Крымов… – Она передала трубку Жене.
– Жанночка? С вами все в порядке?
– Не совсем, – донеслось до Крымова тихое всхлипывание. – Мне днем позвонил Борис и сказал, что у него срочная работа и он не сможет приехать ко мне. Неужели мне придется ночевать одной? Я боюсь. Женя. Вы себе представить не можете, как мне страшно…
Крымов понял, что его план сработал: Борис наверняка после разговора с ним позвонил Жанне, чтобы под каким-нибудь предлогом отказаться от встречи. Он испугался! Испугался возможной встречи с тем типом, который приходил к ней на квартиру ночью. Что ж, это вполне естественно.
– Жанна, я вам скоро перезвоню. Обещаю, что одна вы сегодня ночевать не будете. – Крымов подмигнул сбитой с толку Щукиной, которая от досады пролила свой кофе, поставив чашку на краешек подноса, и положил трубку. – Надя, пойми: она боится, и если у тебя есть хоть капля сострадания, то пообещай мне, что мы после визита на ее квартиру поедем на квартиру Земцовой и скрасим одиночество этой милой портнихи. Кроме того, у тебя будет возможность побеседовать с ней на какие-нибудь отвлеченные, женские темы; расспросишь ее о личной жизни, о матери, опять же назовешь имена Лены Сажиной, Трубниковой, Кирилловой и посмотришь на ее реакцию… Кстати, а кто такая Козич, тебе эта фамилия ни о чем не говорит?
* * *
Она очнулась на ледяном каменном полу и ужаснулась тому, что с ней произошло. В полной темноте, съежившись от холода и вдыхая в себя запахи замерзшей земли и плесени, она поняла, что это конец. Что, приехав в М., она тем самым подписала себе смертный приговор.
И что та информация, которой они сегодня разжились, – опасна для убийцы Дины Кирилловой, а может – и Тани Трубниковой… Она уже не верила Ольге Ивановне. Никому, кроме Шубина. Этот город просто полнился злодеями, и под маской хлебосольных хозяев мог скрываться кто угодно.
Она и сама не знала, почему вспомнила именно Ольгу Ивановну. Не Лизу Удачину, не Ангелова, не Ерохина, а именно эту уютную распаренную тетушку, подающую с улыбкой жирные щи." И разве не подозрительной выглядела ее откровенность: ведь она рассказала о Татьяне Трубниковой, что называется, ПЕРВЫМ ВСТРЕЧНЫМ!
Откуда у нее была уверенность, что они не расскажут Роману Трубникову о том, что Таня, его дочь, прячется от него в Ильиновке, да к тому же еще и беременна?!
Во рту был привкус эфира, а это означало, что ей сунули под нос какую-то гадость, вызвавшую потерю сознания. Ее, бесчувственную, привезли сюда, в этот погреб или подвал (в том, что она находится под землей, Юля нисколько не сомневалась!), и бросили. Но зачем?
И, главное, кто стоит за всеми этими преступлениями?
Голова раскалывалась, в горле першило, а колени, на которых она стояла, чтобы не застудиться, онемели от холода.
Надо было действовать, иначе.., смерть.
Она закричала. Сначала Тихо, а потом и совсем каким-то не своим и даже не человеческим голосом, которого сама же и испугалась. Но кто ее может здесь услышать кроме тех, кто ее сюда привез?
Юля крикнула снова, и вдруг ей показалось, что она слышит шаги. Затаив дыхание, она напряглась: да, какое-то движение действительно было, но достаточно далеко, словно кто-то отдалялся от нее, вместо того чтобы идти к ней. Может, те, кто ее сюда привез, все-таки вспомнят о ней, придут и хотя бы объяснят, что им от нее нужно.
Ведь если бы речь шла о том, чтобы ее убить, то что мешало им бросить ее в подвал уже мертвую… Труп. Раньше от этого слова исходил неприятный холодок, связанный с кем угодно, но только не с ней лично. Она научилась абстрагироваться и воспринимать мертвое тело просто как объект для работы, для расследования, но едва она подумала, что этим ТЕЛОМ может оказаться ее собственное, ее замутило. А ведь это не сон, и она действительно находится в подвале иди погребе, куда ее поместили с какой-то определенной целью. Но что за смысл держать ее здесь, если она ПОКА ЕЩЕ НИЧЕГО НЕ ЗНАЕТ…
Мысли ее путались, а тело предательски дрожало уже не только от холода. Что может быть опаснее нервной дрожи, когда главное сейчас – это ясность мысли? Дрожь пробирает до костей и мешает сосредоточиться на самом главном – как выбраться отсюда. Вместо этого в голову лезут лишь мысли о смерти. Закончить жизнь в этом городишке, да еще и в подвале какого-нибудь маньяка, на чей след они нечаянно вышли?
Звуки повторились. Множество маленьких и упругих конечностей, издававших сухое и надвигающееся звучание, наводившее на мысль о крысах, о полчищах крыс, которые приближались все быстрее и быстрее…
Писк, мерзкий и вызывающий леденящий ужас, заставил Юлю резко встать и затопать ногами. Она ничего не видела, совершенно. Быть может, поэтому, услышав вдруг отдаленный грохот, словно Где-то, очень далеко от нее, упало что-то тяжелое и, быть может, каменное или металлическое, она поняла, что крысы, которые теперь уже шевелились прямо возле ее ног, – не самое страшное. Что двуногие твари со сдвинутой психикой куда опаснее самых голодных крыс…
Она пошла на звук. И хотя сознание ее противилось этому, ноги, словно подчиняясь инстинкту, повели ее в ту сторону, откуда бежали крысы. В темноте споткнувшись о что-то, она упала, и рука ее попала во что-то теплое и копошащееся: какие-то крохотные горячие и гладкие существа попискивали под ладонью… И она поняла, что угодила рукой в крысиное жилище, в выводок голых новорожденных крысят.
И тут она снова услышала шаги, не карликовое топанье когтистых лапок, а настоящие тяжелые мужские шаги…
Все громче и громче, все неотвратимее и неотвратимее была ее встреча с тем, для кого человеческая жизнь – ничто, для кого женщина – лишь ядовитая услада, кровавое пиршество…
А потом появился и свет, сначала мерцающий где-то вдалеке и дающий возможность разглядеть подвал – длинный и довольно широкий тоннель, напоминающий просторное подземелье или подземный ход, какие прорывали когда-то под замками.
Вскоре в подземелье стало совсем светло, и из темноты возник силуэт человека в чем-то длинном и с фонарем в поднятой руке.
– Человеческим духом пахнет, – донесся до Юли громоподобный хрипловатый голос и гулко повторился где-то наверху, под сводом…
Она увидела лишь заросшую щетиной огромную морду человекоподобного существа, после чего сознание ее отключилось и она рухнула без чувств на ледяную землю…
