Глава 8
— Анна! Запру тебя под замок, и будешь сидеть взаперти, пока не поумнеешь! — кричал на меня Семен Алексеевич, меряя шагами мою гостиную. — Тебе что, жить надоело? Куда суешь голову? Ответь, пожалуйста!
Приняв покаянную позу, я не издавала ни звука в ответ.
Все мои доводы, которые я ранее попыталась выдвинуть в качестве оправдательных, Семен Алексеевич отмел одним движением руки, выкрикнув при этом:
— Вздор!
Поэтому мне ничего не оставалось делать, как сидеть, слушать босса и терпеливо ждать, когда волна его гнева схлынет и на пустынном бреге благоразумия останутся лишь точные и четкие руководства к действию.
Бушевал он долго, грозясь при этом выгнать меня с работы, дисквалифицировать как юриста. Но поняв, что оснований к тому не имеется, пообещал закрыть меня под замок.
Наконец мой босс выдохся. Схватившись рукой за сердце, он упал в кресло и попросил воды. Я быстренько накапала валерьянки, достала мятную карамельку и, вручив все это Семену Алексеевичу, уселась у него в ногах.
— Ну что ты смотришь на меня глазами побитой собаки? — устало произнес он, слегка касаясь моих волос. — Неужели не понимаешь, что парнишку моего убили не по ошибке?
— Это пока не доказано, — возразила я, вспомнив Мишкину версию о случайности происшедшего. — Его могли убить с целью ограбления…
— Деньги оказались на месте…
— А пистолет? — осторожно начала я.
— Не знаю ничего ни о каком пистолете! — насупился сразу Семен Алексеевич. — Не было у него оружия…
— А может, ему захотелось в сыщика поиграть?
— Ох, не знаю, Анна, ох не знаю! У меня вон заместитель прокурора был, вопросы о тебе задавал. Не понравились мне эти вопросы, ох, как не понравились.
— Яго? Вопросы?
— А то что же? А ты тут как нарочно с криминальными авторитетами знакомство свести надумала! Это же надо до такого додуматься — пить за одним столом с Хлыстом!
— Хлыст — это, что ли, Хлобыстов Сергей Иванович? — догадалась я.
— А то кто же!
— И что на нем?
— Да все! Господи, боже ты мой! Чего на нем только нет! По каким он только делам не проходил!
— Сидел?
— Пару раз по малолетке. Все остальное время либо отмазывался, либо его подельники брали вину на себя. Осторожный, верткий, а уж хитрости — на пятерых хватит…
— А откуда вы все это знаете? Он вроде бы не местный?
— Ну и что? Мне надо знать, с кем мои сотрудники знакомство водят, или нет? Ты, часом, не влюбилась в него? О его донжуанстве легенды слагают…
— Еще чего! — фыркнула я и впервые за это время позволила себе осуждающе посмотреть на Семена Алексеевича. — Тут вот какое дело…
Я пересела в кресло напротив босса и принялась рассказывать ему о своем маленьком расследовании, умолчав лишь о том, что моя соседка видела Антонину на вокзале с железнодорожным билетом в руках. В конце концов раз она не хочет, чтобы кто-то лез в ее личную жизнь, — ради бога, на это у нее есть такое же право, как и у всех. И когда босс осторожно коснулся этой темы, я невнятно пробормотала, что, мол, там все в порядке, и перевела разговор на другое.
— Так, значит, говоришь — искать следы в прошлом?.. — задумчиво протянул Семен Алексеевич. — А как бы это сделать — не знаешь?
— Знаю.
Я вышла из гостиной и вскоре вернулась, неся в руках упакованные в полиэтиленовый мешок два винных бокала.
— Один из них с отпечатками Хлобыстова, другой с отпечатками Алейникова. Этим собирался заниматься один человек, но, зная его неорганизованность, могу предположить, что он их или потеряет, или разобьет.
— Но это ведь еще не все? — выжидательно уставился на меня Семен Алексеевич, принимая из моих рук хрупкое стекло. — Я правильно понимаю?
— А потом мне хотелось бы послать запрос в тот город, о котором упоминает этот журналист Саша М. Это где-то под Владивостоком…
— И сделать это должен буду тоже я? — лукаво усмехнулся босс.
— Ну, Семен Алексеевич! — принялась я канючить. — У вас масса знакомых… Вам проще! Я, конечно, тоже могла бы, но у вас просто быстрее получится. К тому же, как назло, пара моих нужных друзей на отдыхе. Вы ведь сделаете это?
— Возможно… Возможно… — Он погрузился в размышления, время от времени бросая в мою сторону внимательный взгляд. — На Хлобыстова посылать запрос нет необходимости, он у меня уже лежит в столе, а вот Алейников…
— Что Алейников? — сразу насторожилась я. — Вы о нем что-то знаете?
— Фигура интересная. Но… — Семен Алексеевич сделал паузу. — Что-то подсказывает мне, что он не такой уж плохой человек. То ли в глазах у него что-то есть… Черт его знает! За столько лет работы как-то научился распознавать, а вот о нем, право, не знаю, что и думать.
— Ну хотя бы самое поверхностное впечатление ваше каково?
— Поверхностное? — переспросил он и хитро прищурился. — Ну, какое поверхностное? Мужик красивый. Можно даже сказать — очень красивый, а с женщинами осторожен…
В бизнесе порядочен, компаньоны и потребители довольны, но опять же, к чему все эти новомодные штучки? Это я про камеры внутреннего слежения… Тайн у него много, ох как много! Ты часом не влюбилась в него?
— Да что вы такое говорите, Семен Алексеевич?! — От возмущения я даже подскочила на месте. — То лысого мне сватаете, то человека, который был подозреваемым по делу убийства моего мужа!
— Ну не кипятись, не кипятись… — примирительно пробормотал босс и тут же опять посерьезнел. — Я вот что скажу тебе, Аннушка…
Не хотел поначалу пугать тебя, да, видно, придется…
Я превратилась во внимание и вопросительно уставилась на него. Таким тоном Семен Алексеевич обычно говорил вещи, способные свалить с ног. Нечто подобное он выдал мне и сейчас:
— Понимаешь, сильно виноват я перед Павлушей, так звали того юношу, — пояснил он, тяжело вздохнув.
— А как вы с ним…
— Лекции я у них читал. Способный был парнишка, все вопросы мне задавал. О деле твоего мужа подробно расспрашивал. А тут еду в электричке с дачи, и он ко мне подсел. Разговорились… Он начал мне о тебе говорить, какая ты красивая, порядочная и так далее…
Ну а я, старый дурак, высказал свое опасение, вот, мол, живет одна, этаж первый, опасно.
А он говорит: «Хотите, я над ней шефство возьму?» Я-то поначалу не понял, посмеялся, и мы разошлись. А дня через два он мне звонит и подробно о твоих передвижениях докладывает.
Я было вспылил, отчитал его за самодеятельность, а он трубку повесил и был таков. А через два дня опять звонок…
— Опять с докладом?
— Вроде того… — Он тяжело вздохнул. — А через день уже звонок другого рода…
— Это когда его убили?
— Да…
— Так чем вы не хотели меня пугать? — напомнила я ему, увидев, что старик окончательно расстроился. — Вы сказали, что хотите мне что-то сказать…
— Когда Павлик последний раз звонил мне, он сказал, что видел, как какой-то мужчина ходит под твоими окнами. Было это часу во втором ночи. Темно очень, и лица его он не разглядел, но это показалось ему странным. Он попытался за ним проследить, но тот как в воду канул. А на другой день Павлика убили…
Перед моими глазами, как картинки калейдоскопа, замелькали сцены моего недавнего сна. Мишка оказался прав: сон-то действительно оказался вещим Но вспомнить сейчас, что именно показалось мне знакомым в мужчине, жестикулирующем под окном, я не могла.
Молча кивнув в знак согласия, я выслушала многочисленные наставления Семена Алексеевича и, проводив его на улицу, решительно направилась к Лизкиной двери.
Та долго не открывала, а когда растворила дверь, я решила, что лучше бы она этого и не делала.
Лизка возникла на пороге, кутаясь в махровый халат. Нечесаные волосы спутанными прядями в беспорядке свешивались на плечи.
Глаза при этом были столь мутны, что я всерьез забеспокоилась, видит ли она меня.
— Тебе чего, Ань? — хрипло спросила Лиза, пахнув на меня стойким запахом перегара. — Который час?
— Вот, вот! С этого надо было и начинать. — Я потеснила ее в глубь прихожей и вошла внутрь. — Какой день пьем?
— Ладно тебе! Ты не на работе! — оскорбилась вдруг ни с того ни с сего Лизка. — Имею право на неприкосновенность в своем жилище…
— Ты гляди, какая она грамотная! — остановила я Протестующим жестом ее красноречие. — А никто ни на тебя, ни на твое жилище и не покушался! Просто зашла в гости по-соседски, думаю, может, угостишь чем.
Несколько минут она смотрела на меня, переваривая услышанное. Наконец, когда до нее дошел смысл сказанного, Лизка недоверчиво хмыкнула:
— Поверила я тебе, как же!
— А ты никому не веришь. И что, люди должны перестать говорить тебе правду?
— Ладно, извини… — буркнула Лиза недовольно. — Сейчас организую что-нибудь.
В отличие от меня, Лизка решила принимать меня в комнате, убранство которой меня поразило. Будучи первый раз у нее в гостях, я ожидала увидеть все, что угодно, но только не горку из ясеня и не комплект мягкой мебели, обтянутый кожей.
— Круто! — пробормотала я, утонув в кресле едва ли не до подмышек. — Вот так живут на свое жалованье российские официантки! Это тебе не какой-то там судья. Официантка — это звучит гордо!
— Издевайся, издевайся, — не обиделась Лизка, вкатывая столик на колесиках, уставленный угощением. — Ты почему ничего не имеешь? Потому что не берешь…
И, видя мои с недоумением вытаращенные глаза, пояснила:
— Взяток… Взяток, говорю, не берешь! Как научишься, так и заживешь! научишься, так и заживешь!
— Лизка, ты совсем обнаглела! Никакой субординации! — вяло попеняла я ей.
— Ни к чему это все, — отмахнулась она от меня, откручивая пробку на бутылке с коньяком. — Как любил говаривать один мой хороший знакомый: «Будь проще, и люди к тебе потянутся…»
— Не твой ли знакомый шарился тут дня три назад под моими окнами? — осторожно начала я, принимая из ее рук рюмку с коньяком. — Просто сил нет, Лизка, от твоих ухажеров! Путают и путают наши окна…
— Хватит заливать-то, — хмыкнула она и лихо опрокинула коньяк. — Думаешь, не понимаю, куда клонишь?
— Куда? — сделала я невинные глаза.
— Будешь теперь вынюхивать, кто паренька замочил. — Она взяла кружок лимона и принялась его обсасывать. — Только вот что я тебе скажу, Анна Михайловна! Если кто и перепутал наши окна, в чем я сильно сомневаюсь, так он, кроме клопа или таракана, и убить-то никого не способен. Но это могло быть месяца три-четыре назад, а сейчас нет.
— Что так? — поинтересовалась я, обшаривая глазами заваленный закусками столик. — И жрачка у тебя отменная. Откуда это все, а?
— Прикупила. — буркнула Лизка, наливая себе еще. — Мой бывший мне выходное пособие выдал в виде этой квартиры и обстановки к ней. А харч из ресторана…
— А как же Сергей Иванович? Не заругается? — ехидно поинтересовалась я, откусывая бутерброд с черной икрой.
Лизка заметно побледнела и, поправив на груди махровый халат, скороговоркой забормотала:
— А что Сергей Иванович? Он человек! Все понимает и никого не боится… Думаешь, он не видел, как ты со стола стаканы сграбастала и в сумку положила?
— К-какие стаканы?! — От ее слов я едва не поперхнулась. — Чего городишь?
— Чего городишь? — передразнила меня Елизавета. — Он все видел! А про то, что кто-то твои окна с моими перепутал, вот что скажу тебе: не на том ты пути. Никто ко мне сейчас не ходит, потому как я сейчас со всеми в завязке…
— Что так? — машинально спросила я, на ходу соображая, во что может вылиться то, что наши с Мишкой манипуляции со стаканами не прошли незамеченными.
Быстрым движением опрокинув рюмку с коньяком, который, к слову сказать, был очень хорош, я начала закусывать, почти не чувствуя вкуса изысканного угощения.
Надо сказать, Лизка не поскупилась. Сочные ломти буженины были переложены бело-розовыми кусочками окорока. В двух совершенно одинаковых хрустальных розеточках маленькими горками бугрилась черная и красная икра. Колбасы и сыра я по меньшей мере насчитала сортов шесть. Ну а ваза с фруктами могла удивить даже жителя тропиков…
— Чего притихла? — не укрылось от Лизкиных глаз мое состояние. — Не переживай. Он посмеялся — только и всего. Пусть, говорит, потешится, я за собой знаю, что чист.
— Так и сказал? — икнула я от неожиданности. — Черт! Когда же он с тобой так откровенничал? И зачем?
Вид у соседки стал совсем уж загадочным.
Она откинулась на спинку кресла, закинула нога на ногу и, поигрывая спутанной прядью волос, начала нести какую-то ахинею о влечении полов и сексуальной совместимости. Я поначалу попыталась уловить скрытый смысл во всем этом, но, поняв, что Лизка, приняв коньячку «на старые дрожжи», опять поплыла, перебила ее:
— Елизавета, я все, конечно же, понимаю!
Ты одинокая женщина. Он хозяин ресторана.
И он, конечно, имеет полное право переспать со всем обслуживающим персоналом, но ты не ответила на мой вопрос.
Лизка пронзительно взвизгнула и захохотала. Она так заразительно смеялась, обнажая при этом ровные красивые зубы, что я невольно заулыбалась и сама.
— Анька, ты молодец! — хлопнула она себя по коленкам. — Понимаешь всю актуальность проблемы!
— Лиза! Я тебя прошу. Перестань ржать как полковая лошадь!
Мое изречение вызвало новый приступ хохота.
— Ой, не могу! — Она утерла выступившие слезы и, переведя дыхание, ответила:
— Мы вместе отмечали его день рождения. Во время одного танца он мне все и нашептал…
— Зачем?
— Думаю затем, чтобы я передала тебе…
Много позже, сидя с карандашом и листом бумаги у себя дома за письменным столом, я написала в графе «подозреваемые» две фамилии. Затем, поразмыслив, рядом с фамилией Хлобыстова поставила огромный вопросительный знак…
* * *
История повторялась…
Снова, как и несколько дней назад, я стояла у Мишкиной калитки и наблюдала, как беснуется на веревке привязанная псина. Она то поскуливала, улегшись на передние лапы, то принималась лаять на меня, ощетинив шерсть.
Про скормленные в два предыдущих визита сосиски она и не вспомнила.
— Эй, в чем дело? — осторожно шагнула я в сторону ветхого крыльца. — Ты меня не узнала?
Собака оскалила желтые клыки и выразительно посмотрела на мою сумочку.
— Какое нахальство! — возмутилась я. — Ты вылитая копия своего хозяина!
Сосиска, извлеченная на свет божий, тотчас исчезла в голодной собачьей пасти, и мне было дозволено пройти.
Рванув на себя дверь Мишкиной избушки на курьих ножках, а иначе его жилище назвать было невозможно, я едва удержалась на ногах.
Стойкий запах перегара, смешанный с крепким табачным, шибанул мне в нос, заставив брезгливо поморщиться.
Мишка, как и ожидалось, был в отключке.
Только на этот раз пик размышлений застал его врасплох, не позволив доползти до дивана, и буквально пригвоздил к полу.
— Вот скотина! — в раздражении сплюнула я. — Все деньги просадил!
Удивительное дело, но Мишка зашевелился. Что-то невнятно пробормотав, он начал скрести пальцами по полу и подергивать левой ногой.
— Убить мало! — зашипела я от бессильной злобы.
То ли волна моих эмоций материализовалась и шибанула его по башке, то ли жажда способствовала тому, но мой друг неожиданно поднял голову, разлепил смеженные веки и, широко улыбнувшись, пробормотал:
— А! Анюта! Пива не г?..
— Пи-ива?! — взревела я. — Будет тебе сейчас пиво!
Я выскочила в крохотные сенцы, схватила с лавки два ведра воды — до сих пор удивляюсь, откуда во мне силища такая взялась, — и поочередно выплеснула их на распростертую тушку этого пьяницы.
И что, подумать только, Мишка сделал?!
Он широко улыбнулся и, качнув головой, тихо попросил:
— Как хорошо… Еще, если можно…
Ну как тут не уважишь?..
Схватив ведра, я ринулась к ближайшей колонке и вскоре повторила прописанные мною водные процедуры, сопроводив их гневным окриком:
— А ну, давай, приходи в себя, мерзавец!
— Анюта, — вновь расплылся он в улыбке. — Я-то в норме, это ты что-то не в себе!..
Хулиганишь тут, понимаешь… Кричишь, обливаешься…
— Мы где с тобой договорились встретиться? — прервала я его бессвязный лепет. — Я прождала тебя целый час на этой дурацкой площади, имела неосторожность вновь сунуться в это дурацкое издательство.
— А там сидит эта дурацкая вахтерша, — пьяно захихикал он. — И по-дурацки тебе говорит, что они закрылись два дня назад из-за дурацкого же налогового законодательства.
Так?..
— Так, — буркнула я, поняв, что Мишка все же время даром не терял. — И что же дальше?
— А дальше… — Мой друг соизволил все же приподняться и, отерев мокрое лицо, плаксиво произнес:
— Ну почему после каждого твоего визита я начинаю ненавидеть воду? Что за манеры у тебя, Анна?!
— Да иди ты!.. — не сдержалась я и обессиленно опустилась на краешек дивана.
— Не отчаивайся, подруга моя любезная, правда, со вздорными повадками давно забытых матриархальных времен…
И Мишка принялся философствовать на тему о месте женщины в этой жизни, разводя руками и время от времени отряхивая с волос капли воды. Я его не перебивала. Нужно было дать ему выговориться, чтобы он немного протрезвел.
На все про все у него ушло минут двадцать.
И чего я только за это время не наслушалась! Мало того, что женщины разбивали сердца и растаптывали судьбы, так еще на них лежала ответственность за все кораблекрушения, за авиа— и автокатастрофы, которые происходили и происходят в мире!
— А как же?! — вскинулся Мишка в ответ на мой возмущенный возглас. — А как же?!
Представь себе капитана судна, который перед рейсом скандалит с супругой! Или, чего доброго, она обливает его водой! Так у него же потом развивается хроническая боязнь водной стихии…
Видя мою растерянность, Михаил оживился и быстро переключился на проблему матерей-одиночек.
— Кому как не тебе знать, что девяносто процентов разводов случаются по инициативе женщин?..
Я бросила выразительный взгляд на часы и, увидев, что положенное ему время истекает, с сардонической улыбкой произнесла:
— Ну все — регламент, мой дорогой! А сейчас я хотела бы выслушать полнейший отчет о всех предпринятых тобой действиях. Мне хотелось бы знать, как ты отрабатываешь свой хлеб…
— Упрекаешь? — попытался скорчить оскорбленную гримасу Михаил.
— Да! — не клюнула я на его удочку. — Еще как!
Мишка кряхтя встал, подтянул видавшие виды спортивные штаны и пошел куда-то в угол. Хочу отметить, что из мебели в его комнатенке имелись диван, два стула, колченогий стол, отслуживший свое в какой-нибудь забегаловке, да деревянный «бабушкин» комод.
Так вот, проигнорировав всю эту рухлядь, он упорно, черепашьими шажками, прошаркал в затянутый паутиной левый от входа угол. Остановившись там, он нагнулся, поднял маленький кусочек половой доски, представив моему вниманию небольшой тайничок, и извлек наружу небольшую картонную коробку.
— Ты шла буквально по моим следам, — начал он, открывая коробку и принимаясь копаться в груде бумаг, которыми та была забита до самого верха. — Но в отличие от тебя, я пошел дальше…
— Куда, если не секрет? — все еще недоверчиво посматривала я в его сторону.
— Я так сумел очаровать эту бабуленцию, что она собственноручно открыла мне двери архива и оставила там в одиночестве на целых три часа…
— И что ты там отрыл?
— Много чего, но тебя это не касается, — заважничал Мишка. — Это дела других моих клиентов.
— Хватит выпендриваться! — ухмыльнулась я. — Так я тебе и поверила! Я себя так ругаю, что имела неосторожность связаться с такой необязательной личностью…
Мой друг обиженно засопел и на пару минут умолк. Но природная «скромность» все же взяла верх, и он вновь принялся нахваливать свое природное чутье и хватку сыщика.
— Да, я выпил! — с пафосом выдал он. — Но после праведных трудов среди засиженных мухами, клопами и еще бог знает кем бумаг я имел право на расслабон…
— Видимо, результат твоих поисков оказался сногсшибательным, раз ты так шикарно расслабился, не дотянув даже до дивана? — ехидно поинтересовалась я. — Можно полюбопытствовать — что там отыскалось, среди бумаг, засиженных насекомыми?
Мишка скромно потупил взор и, вытащив откуда-то, с самого дна коробки, измятый до нельзя конверт, тихо пробормотал:
— Я нашел письмо Саши М…
* * *
Шел первый час ночи.
Я сидела над измятым, испещренным мелким почерком листом бумаги и силилась разгадать загадку, которую задал нам автор сего послания.
Письмо было написано ровным, с незначительным наклоном вправо почерком. Все знаки препинания автор расставил по своим местам. Объем письма — четыре абзаца по двадцать предложений в каждом — редакция газеты порядком сократила, сведя до минимума и изложив лишь малую часть его. Но несмотря на это, ничего нового из этого послания мною почерпнуто не было. Все изложенное заключало в себе одну главную мысль — ищите правду в прошлой жизни героев…
— Бумага «Хьюлет Паккард», — отвлек Меня Мишка. — Такой в каждом магазине навалом. Авторучка с гелиевым стержнем, их сейчас тоже пруд пруди…
— А почерк?! Что ты можешь сказать о нем?!
— А ничего… — Мой друг пожал плечами. — Такое ощущение, что человек, писавший письмо, сдавал экзамен по чистописанию.
Ты посмотри на наклон, каждая буква старательно выписана рядом с другой. Здесь никакой зацепки. Но есть одно «но»…
— Какое?! — подняла я на Михаила начавшие ломить от усталости и напряжения глаза.
— Конверт…
— А что — конверт? Обычный. Как ты скажешь, таких пруд пруди. Было бы письмо заказным, другое дело, а так…
— Я тоже так думал, а потом решил сходить в отделение связи, проштамповавшее сие сочинение.
— И что?
— Да ничего. Разве кто-нибудь вспомнит?..
Было это давно, и, как ты правильно заметила, письмо не заказное…
— Так какое «но» ты припас напоследок? — скрипнула я зубами, поняв, что Мишка намеренно тянет резину.
— Может быть, это совпадение, а может, и нет, но это отделение связи располагается во дворе дома, где живет, вернее, жила твоя подруга Антонина.
— А при чем тут Антонина? Она родилась и выросла в этом городе и никогда не выезжала в места, о которых пишет автор…
— Виктор… — перебил меня Мишка и, скрестив руки перед грудью, повторил:
— Ты забыла о Викторе…
Я действительно совершенно забыла о нем.
Дав обещание позвонить ему, как только услышу что-нибудь новое об Антонине, я не потрудилась его выполнить.
— Ты думаешь, он имеет какое-то отношение к этому? — оборвала я ход его размышлений в этом направлении.
— Не знаю… Но не кажется ли тебе странным: письмо неизвестный автор опускает во дворе его дома, вновь прибывший, мало кому известный Хлобыстов С. И, выкупает у него долю в ресторанном бизнесе, приносившем стабильный доход… Тут есть над чем задуматься. То ли он чего-то боялся, то ли почувствовал, что запахло жареным, раз спешно все продает… Да! Все верно! Если письмо написал он, то ему есть отчего застучать зубами! И думаю, что в этом псевдониме «Саша М.» скорее всего и кроется разгадка!
— Кстати, а где сейчас Виктор?
— Уехал.
— Куда?!
— Отбыл в неизвестном направлении скорее всего сбежал, почуяв неладное, — пожал плечами мой друг и выразительно посмотрел на часы. — Ты, Анюта, домой вообще-то сегодня собираешься или нет?
— Собираюсь, — печально вздохнула я. — Топчемся на одном месте, а результата никакого…
Мишка принялся меня утешать, упомянув о деятельности работников правоохранительных органов, добросовестно выполнивших свою миссию, но так ничего и не сумевших раскопать. Попутно он вешал мне сумочку на плечо, вкладывал в руки злополучный конверт и, как всегда, незаметно теснил к двери.
— Что это такое?! — попыталась я возмутиться, едва не споткнувшись на шатких ступеньках крыльца. — Где твоя вежливость?
— Анюта, дорогая моя, — облобызал мне Мишка правую руку. — Я устал. Мало того, что я неплохо потрудился и имею право на отдых, однако общение с тобой, согласись, не всегда бывает легким.
Этот стервец намекал на мою недавнюю получасовую лекцию о вреде алкоголизма и образа жизни, который он вел. Все время, пока я излагала основную мысль, Мишка сидел, смиренно опустив голову, и время от времени кивал в знак согласия. Сейчас же, окончательно придя в себя, он не преминул ощетиниться.
— Ну что ж, — фыркнула я, — легкий в общении парень! Посмотрим, как ты завтра выполнишь поставленную перед тобой задачу!
— Не переживай, — осклабился Мишка, блеснув в темноте белозубой улыбкой. — Все будет в норме.
Я уселась за руль и поехала домой, мечтая побыстрее добраться до постели и рухнуть гудевшей от усталости головой на подушку. Но с последним возникли проблемы, и возникли совсем не по моей вине Едва только я свернула с проспекта на улицу Фомичева, которая разветвлялась на множество переулков, так мотор моей «Таврии» принялся чихать, фыркать, а вскоре и совсем умолк — Черт! — в сердцах выругалась я и ударила ладонями по баранке руля. — Это надо же такому случиться! И осталось-то всего метров двести!
Я вылезла из машины и огляделась. Кругом царило полное безмолвие. Ни единой души в образе гуляющей молодежи или подзапозднившегося бродяги поблизости не наблюдалось.
Да и кто согласится ломать каблуки и ноги на наших колдобинах? В дождливую пору здесь невозможно было выбраться из-за грязи, прилипающей к обуви. В сухую погоду одолевала другая беда — пыль и многочисленные рытвины все из той же подсохшей грязи. Позаботиться о том, чтобы выскрести и вывезти все это, никто не удосужился. Как не были обеспокоены чиновничьи головы такими проблемами, как освещение нашего все еще густозаселенного райончика.
Зябко поежившись от ночной свежести, а скорее от того, что предстоит преодолеть эти двести метров в полнейшем одиночестве и кромешной темноте, я заперла машину и осторожно двинулась по направлению к Спортивному переулку.
Первую часть пути я преодолела относительно спокойно. Не беря в расчет то, что пару раз больно ударилась большим пальцем правой ноги обо что-то, торчащее из земли, я изо всех сил старалась сохранять хладнокровие и благоразумие. В конце концов, кому я была нужна именно в этот час и именно на этой улице?
Подбадривая себя подобным образом, я свернула в переулок и едва не расплакалась.
Если там, где я только что шла, дорога еще угадывалась в свете, идущем от освещенных окон, то здесь нужно было идти буквально на ощупь.
Весь Спортивный переулок, насчитывающий четыре дома справа и два слева, тонул в непроглядном мраке.
Другого пути к моему дому не существовало, если не считать дырки в заборе со стороны сараев, но туда меня сейчас и за солидное вознаграждение невозможно было затащить. Повздыхав и изрядно поругав нашу районную администрацию, не удосужившуюся хотя бы немного облегчить условия жизни трудящихся, я медленно, шаг за шагом, продвигалась вперед.
Пока все шло нормально. С каждым шагом я становилась все смелее и, как мне казалось, начала уже различать какие-то оттенки в этой черной бездне. Обстановка, в целом, благоприятствовала тому, что на душу мою наконец снизошло успокоение: никаких черных котов из-под ног с диким ревом не выскакивало, никаких летучих мышей, цепляющихся за волосы, не пролетало. Я расправила плечи, подняла подбородок и уверенно зашагала по направлению к своему дому, благо до него оставалось уже метров двадцать. Но не успела я проделать и половины оставшегося пути, как налетела на какую-то преграду. Вытянув вперед руки, я сделала шаг влево и затем вперед — пути не было…
— Что за чертовщина такая?! — удивилась я, точно помня, что в этом месте тротуара никаких препятствий прежде не замечала.
Потоптавшись немного, я попыталась обойти незримую баррикаду, но результат оказался тот же. И тогда, протянув вперед правую руку, я принялась обследовать невидимое препятствие: пальцы мои нащупали что-то жесткое, напоминающее резину.
"Видно, я сбилась с дороги! — мелькнула спасительная мысль в голове. — А это не что иное, как стожок сена, накрытый брезентом…
Я же видела такие в этом дворе. Нужно взять чуть левее…"
И не успела я порадоваться сделанному открытию, как под ладонью явственно ощутила биение человеческого сердца. В ту же минуту мне захотелось завизжать, закрыть глаза, заткнуть уши и бежать, бежать, куда глаза глядят, но вместо этого я еле слышно выдохнула:
— Кто здесь?!
— Не бойся, — было мне ответом, и в глаза ударил яркий луч фонарика. — Саврас, это она…
Темнота вокруг меня зашевелилась, материализовываясь и обретая очертания человеческих фигур.
— Уберите свет, — хрипло попросила я. — Кто вы? Что хотите?..
Фонарь погасили. Меня взяли в кольцо так, что я ощутила на своей коже горячее мужское дыхание. Мужчины, а судя по голосам, они были достаточно молоды, о чем-то вполголоса переговаривались, но ничего не предпринимали.
До меня долетали обрывки их разговора, и я не знала, что можно предпринять в данной ситуации. Попытаться бежать было бы глупо: один шанс из тысячи, что я не упаду и не переломаю себе конечности Заорать благим матом — так это надо было делать раньше. Сейчас же несколько пар рук мгновенно пресекут мою попытку позвать на помощь уснувшее к тому часу население. Поэтому, замерев от ужаса, сковавшего меня по рукам и ногам, я стояла и терпеливо ждала.
Прошло минуты три, которые показались мне вечностью. Потом я почувствовала рядом какое-то движение, парни расступились, и в лицо опять ударил пучок света.
— Анна? — позвал приятный мужской голос с легкой хрипотцой.
— Анна, — обреченно кивнула я. — Что вы хотите? И уберите, наконец, свет! По-моему, вы достаточно насмотрелись на меня.
— Убери свет! — приказал властно все тот же голос. — Извините, что так получилось. Мы не хотели вас пугать…
Фонарь погас, а меня осторожно взяли под локоток и куда-то повели. Я безропотно подчинилась. Не знаю куда, но в душе моей вдруг возникла твердая уверенность, что теперь я вне опасности.
— Давайте присядем здесь.
— Где? — пробормотала я в замешательстве. — Ничего не видно!
Луч фонарика вновь взметнулся, выхватив из темноты скамейку, старенькие, ободранные качели и полуразвалившуюся песочницу в глубине двора.
— Почему такая темнота вокруг? — машинально поинтересовалась я, усаживаясь на скамейку.
— Авария на подстанции, десяток домов остались без света, — пояснили мне, и мужчина, обладатель приятного голоса, уселся рядом со мной. — Мне нужно с вами поговорить…
— Я поняла, а кто вы?..
— Я?.. — Говоривший замялся. — Не знаю, слышали ли вы обо мне. — . Я — Малик. Мое…
— Не трудитесь, — оборвала я его на полуслове. — Я слышала о вас.
Имя Малика приводило в трепет жителей окрестных домов. Мамаши прятали своих малышей, едва заслышав рев мотоциклетных моторов его банды. Чем они конкретно промышляли, никто не знал наверняка. Одни поговаривали, что наркотиками, другие — рэкетом, третьи — несли ахинею про украденные органы пропавших без вести людей… Но не был пойман ни один из его людей.
Внешность Малика не располагала к симпатии.
Азиат по крови, он имел широкоскулое рябое лицо, глубоко посаженные глаза, перебитый в драке и не правильно сросшийся нос.
Одет дорого, но неряшливо. Женщины для него лишь объект усмирения плоти. Рассказами о его извращениях пугали юных девушек, любительниц романтических прогулок на мотоциклах. Одна из них так и не вернулась домой год назад. Но сколько ни таскали Малика по этому делу ребята из местного РОВД, так и не смогли ничего доказать.
— Наверняка вы слышали обо мне только плохое, — оторвал он меня от размышлений.
— Скажу честно — лестного говорят мало, — согласилась я и поинтересовалась:
— Но вы наверняка остановили меня не за тем, чтобы услышать из моих уст характеристику своей личности?
— Совершенно верно. — Малик помолчал, словно собираясь с мыслями, а затем продолжил:
— На днях в вашем дворе убили парня. Он был при вас чем-то вроде охранника.
— Откуда вы знаете? — удивилась я его осведомленности.
— Это мой район, я должен знать, — пояснил он. — Парень что-то или кого-то увидел, и его убрали…
— Кто это сделал?!
— Не я и не мои ребята, — тихо, но внятно ответил Малик, да так, что от звука его голоса у меня по позвоночнику пополз холодок. — Менты сейчас таскают нас…
— Если вы обратились ко мне за поддержкой, то я вам здесь не помощник, — перебила его я.
— Мне плевать на твою помощь! — неожиданно вспылил Малик и вскочил со скамейки. — Пусть сначала докажут, а с этим у них туговато. Подумаешь, крови попортят, нам не привыкать.
— Тогда к чему наш разговор? — Ситуация все больше приводила меня в недоумение.
— Я хочу, чтобы ты знала, — все так же грубо сказал он, — это сделали не мои ребята!
— А кто?.. — спросила я, и по тому, как он хмыкнул в темноте, мне стало понятно, что ему что-то известно. — Вы же знаете! Скажите — кто? Может быть, парень случайно попал в какую-нибудь разборку?..
— Нет! — твердо отчеканил Малик. — Все, что я могу сказать, — это то, что его смерть не случайность.
— Но.., пожалуйста! — взмолилась я. — Поймите! Ведь может пролиться еще чья-нибудь кровь! Уже и так погибли двое людей…
Помогите мне!
Малик молча постоял несколько минут, словно раздумывая над моими словами, потом, вздохнув, сказал:
— Нет… Я никогда сукой не был, не буду ею и сейчас.
Они исчезли так же, как и появились, внеся в мою душу еще больше страха и смятения.
Не помню, как я доковыляла до своего дома. Безрезультатно пощелкав в прихожей выключателем, я заперла дверь и, как была в одежде, рухнула на диван в гостиной.
