Глава 7
К утру Настя Каменская пришла к неутешительному выводу, что чем больше поступает информации, тем меньше ясности в этом на первый взгляд самом обычном деле. Ей хотелось понять главное: кто был истинным объектом преступления, какова была его истинная цель - убийство Тимура Инджия или похищение Яны Нильской. Без понимания этого Настя не могла целенаправленно выстраивать версии и продумывать план работы по их проверке, версий получалось слишком много, и мысли разбредались в разные стороны. Но прошла без малого неделя с момента убийства, а ясность так и не наступила. Казалось бы, подметное письмо и коробка с дохлыми расчлененными крысами должны были навести на мысль, что все дело не в Тимуре, а в Яне, но ведь те же самые факты можно интерпретировать и по-другому: Яна была свидетелем убийства, могла видеть преступника, и теперь ее запугивают, чтобы молчала, ничего не вспоминала и никого не узнавала. Конечно, в такой ситуации проще было бы убить и ее тоже, а не похищать и не запугивать. Почему же не убили? Да мало ли! Может, среди преступников (а теперь, после рассказов Яны, стало очевидно, что их несколько) нашелся кто-то сентиментальный, не решившийся взять на себя грех убийства молодой женщины, матери двоих маленьких детей, ни в чем перед криминальным миром не провинившейся. Тогда снова придется возвращаться к версии о том, что главной целью был все-таки водитель Тимур. Так кто же из двоих, Тимур или Яна? И если Яна, то лично она, сама по себе, или Яна как жена Руслана Нильского? Или оба вместе, потому что преступнику было все равно, кого убивать, лишь бы внести разлад в работу съемочной группы, спровоцировать психологические, организационные и финансовые трудности, которые в конечном итоге должны привести к остановке проекта? Вопросов больше, чем ответов. Точнее, одни сплошные вопросы, а с ответами наблюдается некоторая напряженка.
- Юра, а чья это была идея - отвезти Нильских ночевать к Вороновой? внезапно спросила Настя за завтраком, не спеша отпивая горячий сладкий кофе. Савенич при тебе с Ними разговаривала по телефону, ты должен был что-то слышать. Как тебе показалось, а?
Коротков наморщил лоб, изображая усиленную работу памяти, при этом не забывая планомерно откусывать от огромного бутерброда с омлетом и зеленью.
- Идея точно исходила не от Ирины, - наконец провозгласил он, - потому что ей вообще никуда ехать вчера вечером не хотелось. Мы так славно сидели с ней, уже расслабляться начали...
- Юрик, это твои личные эмоции, а мне нужны факты, или, на худой конец, слова, которые ты слышал. Кстати, почему ты сыр не ешь? Ты же его любишь.
- Так на столе же его нет, - Коротков развел руками, отчего омлет чуть было не соскользнул с хлеба.
- В холодильнике есть.
- А ты его не вынула, - упрямо проворчал Юра. - Я не могу в чужом доме хозяйничать, мне воспитание не позволяет.
- А спать в чужом доме ты можешь? - ехидно поинтересовалась Настя. - Да еще в присутствии чужой жены. Тоже мне, джентльмен нашелся. Здесь не подают, у нас самообслуживание. Скажи спасибо, что я тебе омлет приготовила, да и то только потому, что осваивала это блюдо, так сказать, в виде тренировки. А уж все остальное - будь любезен, сам. И не отвлекайтесь, папаша, я вам вопрос задала.
- Да, вопрос... Ну что тебе сказать, подруга? Идея, как мне кажется, исходила от Нильских. Я слышал, как Ирина говорила: "Ладно, я позвоню Наташе, если она еще не спит..." А никаких других слов, типа "давайте я вас к Вороновой отвезу, вы там переночуете", она не произносила.
- Все? - Настя с подозрением глянула на Короткова.
- Не совсем, но... Короче, мать, пока мы с Ириной собирались и судорожно выскакивали из дома, она все время ворчала, дескать, наверняка это Янка придумала - ночевать у Вороновой. То есть Ирина была почему-то уверена, что идея принадлежит Яне, а не Руслану.
- Почему? Она никак не поясняла свою мысль?
- Нет, просто ворчала в пространство. С другой стороны, какие могли быть варианты? Куда Нильским податься, как не к Вороновой? У самой Ирины места нет для них, а у Вороновой хата в пять комнат на троих, там роту разместить можно. Так что кому бы идея ни принадлежала, она была единственно правильной.
- Может быть, - задумчиво пробормотала Настя, - может быть... Может быть, ты и прав. А может быть, прав наш Афоня.
- В чем это, интересно, он прав? - недовольно встрепенулся Коротков.
- В том, что у Яны Нильской роман с мужем Вороновой. И коробка с крысами прекрасный повод для того, чтобы временно переселиться к нему поближе. Милая женская хитрость.
- Ну ты еще скажи, что Яна сама себе эту коробку подбросила! Выдумаешь тоже! - возмутился Юра. - Она спала, когда коробку принесли, дверь открыл Нильский. Или ты думаешь, Яна могла это организовать? Когда? Ее несколько дней держали у себя похитители, потом она все время была на глазах у мужа, у Ирины, у нас с тобой, у Гмыри, у всей съемочной группы. Она вообще никуда за весь вчерашний день не отлучалась и никому не звонила. Я специально интересовался.
- Юрочка, солнце мое незаходящее, ты все это откуда узнал? От Ирины, правильно? Ты же с Нильскими вчера вечером не встречался. А что произошло после того, как они расстались с Ириной, и до того момента, как легли спать? Откуда тебе известно, что Яна никуда не выходила из дому и никому не звонила? Кроме того, у нас с тобой есть похитители. Почему ты не допускаешь возможности, что Нильская могла вступить с ними в сговор? Это вполне вероятно, если учесть, что ее там не били, не истязали и не мучили. И может быть, она даже договорилась с ними еще до того, как ее похитили.
- Ты что? - Коротков вытаращил на Настю глаза. - Ты это серьезно? Ты в самом деле думаешь, что Яна Нильская могла заранее устроить убийство водителя и свое похищение?
- А что такого? - Настя пожала плечами и неторопливо достала из пачки сигарету. - Почему тебя это предположение повергает в такой ужас? Я же не предлагаю тебе версию о том, что прилетели зеленые человечки на летающей тарелке, убили водителя и похитили Яну. Зеленых человечков не бывает, насколько мне известно, во всяком случае, я их своими глазами не видела. А все остальное вполне может быть.
- Но зачем?! Аська, можешь меня убить, но я не понимаю, зачем Яне участвовать в убийстве Тимура и в собственном похищении. Где мотив? В чем интерес?
- А я откуда знаю? Но если мы с тобой чего-то не знаем, это ни в коем случае не означает, что этого нет. Просто мы с тобой в этом направлении мало думали и плохо искали. Сережа Зарубин, между прочим, нарыл по меньшей мере два случая, когда Тимур вез актера на съемку и по дороге подсаживал в машину Яну. Иными словами, по пути от съемочной . площадки до гостиницы, где живет актер, он ее высаживал, а потом брал обратно. По Сережиным расчетам, у нее было не меньше полутора часов свободного неконтролируемого времени. А учитывая, что оба раза это случилось во второй половине дня, когда на дорогах жуткие пробки, то время можно увеличить до двух часов. Юраша, допивай кофе быстрее, нам ехать пора. Мне в десять утра Афоне докладываться по публикациям Нильского.
Настя начала нервничать, ей казалось, что они непременно опоздают на службу и ей придется выслушивать от нового начальника нелицеприятные замечания в свой адрес, Коротков же был начальственно спокоен и всю дорогу уговаривал ее не психовать. Уговоры на нее не действовали, и Настя в глубине души понимала причину своей нервозности. Сегодня ей предстоит в первый раз после того разговора встретиться с Афанасьевым лицом к лицу. Слова, сказанные ею начальнику в среду, казались в момент их произнесения уместными и правильными, но теперь, по прошествии полутора суток, Настя сильно сомневалась в том, что поступила разумно. А точнее - все больше и больше убеждалась в том, что непростительно сорвалась и наделала глупостей. Ведь ей с этим человеком работать, и работать, по всей вероятности, не один день и даже не один месяц. Зачем же она так? Да, в молодости он не брезговал спекуляцией, доставая по каким-то своим каналам различный дефицит и сбывая его сокурсникам с бешеным наваром в свою пользу. А в те годы, в конце семидесятых - начале восьмидесятых, за это предусморена была уголовная ответственность. Ну и что? Противно, конечно, мог бы на своих-то собратьях - нищих студентaх - не стараться нажиться на полную катушку, проявил бы милосердие. Но сегодня к спекулянтам из прошлого отношение совсем другое, сегодня считается, что тогдашние спекулянты выполняли полезную функцию, позволяя населению адаптироваться и выжить в условиях тотального дефицита. Вот и выходит, что презираемый когда-то Афоня был на самом деле полезным существом, благодаря которому сама Настя курила легкие сигареты с пониженным содержанием смол (что менее вредно для здоровья) и пила такой кофе, от которого не оставалось кислого привкуса во рту и не болел желудок. Да она, по большому-то счету, благодарить его должна, а не выпендриваться и не пытаться колоть глаза прошлым. А то, что в бытность свою студентом университета Афоня не блистал ни интеллектом, ни усидчивостью, ни дисциплинированностью, не дает ей никакого права считать его профессионально несостоятельным, ибо, как правильно заметил Коротков, за двадцать лет много чего меняется, и отсутствие должного образования с лихвой компенсируется многолетним опытом и навыками. Так-то оно так, конечно, но разве это дает ему право не любить подполковника Каменскую только за то, что она - женщина? Разве это дает ему право обвинять ее в нерадивости, в том, что она, вместо того чтобы работать, просиживает часами в парикмахерской? И кто сказал, что она должна терпеть это молча, сцепить зубы и глотать то дерьмо, которым Афоня ее регулярно потчует?
* * *
Она находилась в кабинете начальника уже минут двадцать, и ничего пока не произошло. Настя по-прежнему называла его Вячеславом Михайловичем, Афанасьев же, как и прежде, обращался к ней на "ты" и по фамилии. Правда, выражения он, похоже, старался выбирать, во всяком случае, сегодня Настя оценивала его высказывания как вполне корректные хотя бы по форме.
Что касается публикаций Руслана Нильского, то их содержание вполне могло дать повод некоторым личностям остаться недовольными. Благодаря тщательной продуманности формулировок журналиста невозможно было обвинить в диффамации в судебном порядке, однако чувства - материя тонкая, законодательными актами не регулируемая, и если в душе кипит ненависть и желание отомстить, то этой самой душе невозможно объяснить, что ничего наказуемого в правовом порядке человек не совершил. Душа - она такая капризная, и когда обижается, то меньше всего думает о юридической квалификации, а больше всего - о собственных ощущениях. Больно ей, неприятно и сатисфакции страсть как хочется.
"Страсть как хотеть сатисфакции", по Настиным предварительным прикидкам, могли несколько человек, среди которых оказались крупный коммерсант, известный сегодня на всю страну, не менее крупный политик, четыре года назад перебравшийся с Кузбасса в столицу и активно работающий в стане депутатов Государственной думы, а также одна весьма одиозная личность, благотворитель и филантроп. Всех троих Руслан Нильский в свое время ухитрился обвинить в тесных связях с криминалитетом, из-за чего указанные господа поимели различного масштаба неприятности в диапазоне от срыва многомиллионной сделки до провала на выборах в местные органы власти.
- Немедленно составь запрос в РУБОП, пусть посмотрят, с кем из уголовной среды эти деятели связаны, - деловито скомандовал начальник.
Настя молча вытащила из папки текст запроса, в котором не хватало только подписи Афанасьева, и положила перед ним на стол. Она уже решила, как должна поступить, но все еще сомневалась в своей правоте, поэтому чувствовала себя неуютно. И понимала, что снова поступает неправильно, показывая Афанасьеву заранее подготовленный запрос. Да, запрашивать управление по борьбе с организованной преступностью, безусловно, надо, это понял бы в данной ситуации даже сыщик-первогодок, но одно дело - правильные профессиональные решения, и совсем другое - поведение с руководством. Руководство должно иметь возможность ощущать свою значимость, и ни в коем случае нельзя ему показывать, что ты знаешь хоть что-нибудь не хуже начальника, иначе зачем же нужен начальник, если подчиненные и без него все знают? Есть неписаные правила построения отношений с начальниками, некоторым эти правила объясняют более опытные коллеги, некоторые осваивают их в ходе набивания шишек на собственном лбу. Одно из этих правил гласит: начальнику при любой возможности нужно давать понять, какой умный ОН, и как можно реже показывать, какой умный ТЫ САМ. Применительно к сегодняшнему дню это означало, что Насте следовало бы, услышав указание Афанасьева, тут же записать его на бумажку и с преданным выражением лица произнести: "Будет сделано". После чего взять со своего стола давным-давно подготовленный документ, выкурить сигарету, дабы потянуть время и имитировать бурную деятельность по выполнению задания, и отнести бумажку на подпись шефу. И шеф останется доволен сразу по двум позициям. Первая: он опытный зубр, который сразу сообразил, что и как надо делать. Вторая: его подчиненные быстро и радостно выполняют данные им указания, то есть уважают его профессиональное мнение.
А Настя что сделала? Подготовила запрос, принесла его с собой и показала начальнику. Иными словами, дала понять, что здесь и без него все знают, как искать преступников, а сам полковник нужен только для проформы, чтобы подписи на бумажках ставить, потому как без его подписи, к сожалению, запрос исполняться не будет. Ну и какими словами ее назвать после этого? Гордеев был не таким, он как ребенок радовался, если кто-то из взращенных и выпестованных им сыщиков начинал угадывать его решения, но это и понятно, ведь он руководил отделом больше пятнадцати лет, и практически все сотрудники отдела были в той или иной степени его учениками, а успех ученика, как известно, есть лучшая похвала учителю. Для нового же начальника они не ученики, а подчиненные, в среде которых ему нужно завоевывать авторитет, а это совсем, совсем другая песня...
- Что это? - недовольно спросил Афанасьев, глядя на лежащий перед ним документ.
- Запрос в РУБОП, - коротко ответила Настя. Вячеслав Михайлович долго читал несколько составленных по хорошо известному шаблону строк, словно видел такой запрос впервые. Потом, не говоря ни слова, подписал и буквально швырнул Насте.
- Что еще по делу?
- Вчера поздно вечером Нильским подбросили дохлых крыс в коробке из-под пирожных, - невозмутимо сообщила она, думая не столько о деле, сколько о том, что собиралась сказать начальнику. - Следователю сообщили сегодня утром, он собирался подъехать на адрес вместе с экспертами. Нильские не захотели оставаться в квартире и ночевали у Вороновой.
- А что по мужу Вороновой? Что удалось узнать?
- Пока ничего нового. У нас нет информации о том, что господин Ганелин в какой-либо степени заинтересован в прекращении съемок.
- А вы ее искали, информацию эту? - повысил голос Афанасьев. - Что вы делали все это время? Газетки почитывали? Тебе понадобилось три дня, чтобы принести мне вот эти, - он ткнул пальцем в запрос, - несчастные три фамилии! Любой другой сотрудник сделал бы это за два часа. Что происходит, Каменская? Ты собираешься нормально работать или ты вообще этого не умеешь?
Какие три дня? О чем он говорит? Поручение покопаться в публикациях Нильского и выявить возможных недоброжелателей начальник дал ей в среду вечером. А в четверг с половины седьмого утра она занималась исключительно вернувшейся Яной Нильской, сначала сама опрашивала ее, потом везла к следователю, сидела несколько часов на допросе, потом до позднего вечера бегала по адресам в поисках свидетеля, который мог бы хоть что-то рассказать о таинственном письме, подсунутом в куртку Руслана Нильского. Сейчас утро пятницы, и она сумела-таки выкроить время, чтобы найти через Интернет кузбасскую прессу и даже прочесть значительную часть материалов, написанных когда-то Русланом. Причем сделала это ночью, у себя дома, на своем компьютере. Какой сотрудник смог бы сделать то же самое за два часа? Да он полдня потратил бы на то, чтобы найти компьютер с выходом в сеть, а потом еще полдня метался бы в поисках человека, который скажет, как и где искать региональную прессу. Что она сделала не так? Чем заслужила эти упреки?
Ну что ж, так тому и быть, она скажет все, что собиралась сказать. Вероятно, это будет неправильным, но она все равно скажет. Настя глубоко вздохнула, собираясь с мужеством:
- Вячеслав Михайлович, я хочу извиниться перед вами за то, что сказала позавчера. Меня обидела ваша критика, она показалась мне незаслуженной, и я не сдержалась. Я признаю свою вину и прошу прощения за то, что допустила неправильный тон в разговоре с руководителем. Однако я хорошо помню все подробности нашей с вами совместной учебы в университете. Вы можете быть спокойны, я не собираюсь использовать факт нашего с вами давнего знакомства, я не буду ничего у вас просить и не буду рассчитывать на поблажки или какое-то особое отношение. Я даже не буду называть вас Афоней и на "ты". Но именно в силу того, что я знаю вас как троечника, пользующегося чужими шпаргалками, и наглого спекулянта, я не буду терпеть критику с вашей стороны, если сочту, что она несправедлива. Не воспримите мои слова как шантаж, но я работаю в отделе полтора десятка лет и являюсь для молодых сотрудников определенным авторитетом. А вы таковым пока что не являетесь. И если я начну при всех аргументирование и обоснованно опровергать вашу критику, это не пойдет вам на пользу. Я вас не пугаю, а просто стараюсь быть честной и заранее предупреждаю, чтобы вы были к этому готовы.
- Чего ты хочешь от меня, Каменская? - устало спросил полковник.
- Ничего, - Настя чуть заметно пожала плечами.
- Ты хочешь стать начальником отделения? Сейчас нет вакансий, ты сама это знаешь. У тебя начальник отделения - Доценко, и уходить он никуда не собирается.
- Да не хочу я, с чего вы взяли?
- Тогда что? Ну чего ты хочешь? Чего ты добиваешься этими вот своими... речами? Чтобы я перестал тебя критиковать за плохую работу? Чтобы всем делал замечания и устраивал выволочки, а тебя не трогал, да? Ты этого добиваешься?
Боже мой, он ничего не понимает... Он продолжает считать, что Настя пытается использовать факт их знакомства в каких-то личных целях. Ну как ему объяснить, что нельзя так вести себя с людьми, с любыми людьми, а не конкретно с ней, с Каменской? Похоже, слов он не понимает. Отдел Гордеева всегда давал хорошие результаты, потому что Колобок сумел создать атмосферу взаимной помощи и взаимного доверия, при которой все думали только о том, как лучше для дела, а не о том, чем бы еще потешить собственное самолюбие. В том, чтобы тешить самолюбие, ни у кого не было потребности, потому что Гордеев никого попусту не критиковал, а если и делал это, то так, что никто не обижался. Он не уставал повторять, что нельзя обижать людей, потому что обиженный человек обязательно захочет отыграть обиду, а поскольку на начальнике ее отыгрывать нельзя, жертвами становятся все остальные, в том числе и коллеги, и кроме вреда работе, это ничего не приносит. Гордееву не нужно было доказывать подчиненным, что он настоящий профессионал, по той простой причине, что сей факт и без того был всем прекрасно известен и признан. Афоню здесь никто не знает, и ему надо самоутверждаться, это понятно, но ведь в процессе этого самоутверждения он окончательно развалит работу отдела. Весь молодняк сбежит, у них еще гонор в мягком месте играет, они считают себя жутко образованными и умными на том единственном основании, что владеют компьютером и умеют играть на бирже, в отличие от начальника, который ничего такого не умеет, а позволяет себе на них кричать. И они такое обращение терпеть не станут, а поскольку карьеру в милиции они делать не собираются, то им все равно, где раскрывать преступления, на престижной и почетной Петровке или где-нибудь на территории, на окраине Москвы. Два-три раза нарвутся на Афонино незаслуженное хамство, да и положат на стол рапорт с просьбой о переводе. И что он будет делать тогда?
- Вячеслав Михайлович, - грустно сказала Настя, - я ничего не добиваюсь для себя. Мне ничего не нужно, понимаете? Мне даже не нужно, чтобы вы со мной по-особому обращались. Мне сорок один год, я подполковник милиции, а не нежная курсистка, и ваши критические замечания, даже самые несправедливые, даже высказанные с употреблением непарламентских выражений, меня не убьют. Я их как-нибудь переживу. Но в отделе много молодых сотрудников, вчерашних выпускников наших вузов, и они с вами работать не захотят. Не забывайте, сейчас не прежние времена, когда, надев погоны, мы обязаны были отпахать двадцать пять лет, и деваться нам было некуда. Сейчас каждый из нас может в любой момент уйти. И они уйдут. Я-то останусь, никуда не денусь, потому что не боюсь вас. А они уйдут. И как мы с вами тогда будем работать?
- Слушай, - в голосе Афанасьева явственно зазвучала заинтересованность, а ты что, в самом деле начальства не боишься?
- Не боюсь, - пряча улыбку, подтвердила Настя.
- А почему? У тебя есть волосатая лапа? Где? В министерстве? Или повыше? продолжал допытываться полковник.
- Нет у меня никакой лапы. Просто я уже вышла из того возраста, когда можно бояться начальников. Теперь я могу их только уважать или не уважать.
- Да ладно, - пренебрежительно махнул рукой Афанасьев, - что ты мне тут поешь? Думаешь, я не понимаю? Это ты только со мной такая храбрая, потому что мы вместе учились. А был бы на моем месте другой руководитель, которого ты раньше не знала, что бы ты делала? Сидела бы тихонько и молчала в тряпочку. И терпела бы, как все терпят.
- Нет, - она отрицательно покачала головой, - вот тут вы не правы. Терпеть я бы в любом случае не стала.
- Да? Ну и что бы ты сделала? Меня ты обозвала троечником и спекулянтом. А ему ты что предъявила бы?
- Совсем не обязательно предъявлять обвинения, чтобы заставить человека сделать то, что нужно. Вам это в голову не приходило? Есть масса других способов. Я допускаю, что вам эта идея просто недоступна, вы же привыкли источников на компре вербовать и ничего другого не умеете.
- Интересно, а ты на чем их вербуешь? Кстати, я еще твою агентурную работу не проверял. Подозреваю, что у тебя с этим далеко не все в порядке. Сколько у тебя источников на связи?
- Двенадцать.
- Это по бумажкам. А живых, настоящих?
- Двенадцать, - упрямо повторила Настя. - Вы хотите посмотреть дела? Я принесу.
- Не сейчас, мне некогда этим заниматься. Иди, отсылай запрос и работай по мужу Вороновой. К вечеру чтоб была информация.
- А если ее нет?
- Она есть, - с нажимом произнес полковник. - Я точно знаю, что она должна быть. Если ты ее не найдешь, значит - работать не умеешь. Все, Каменская, свободна.
Каждый опер знает, что бумажная писанина - это слабое место любого розыскника. А среди всей бумажной писанины самое слабое - это оформление работы с негласными источниками информации. Поэтому когда опер выбивается в начальники, он точно знает, с чего нужно начинать, если хочешь прищучить подчиненного и поставить его на место. Что ж, Афоня - не исключение. Когда-то Гордеев уже уходил в министерство, на его место назначили нового начальника, так он тоже с проверки секретных материалов начал. Знаем, проходили. Вернувшись к себе в кабинет, Настя даже не потрудилась достать из сейфа агентурные дела, чтобы проверить, все ли в них в порядке. Она была уверена, что проверять Афоня ничего не станет. По крайней мере, у нее. Да, он ничего не понял. Но он испугался. В этом Настя не сомневалась.
* * *
Пару дней назад он заметил слежку. Сначала решил, что померещилось, но потом несколько раз проверился и убёдился: нет, не показалось, действительно следят. Значит, суки, вычислили его. На чем? Скорее всего, на данных аэропорта, больше не на чем. Ну что ж, он предусмотрел такой вариант. Пусть помучаются, он им голову еще поморочит. есть только одна вещь, при помощи которой они могут с точностью определить, является ли Виктор Слуцевич тем самым Юркой Симоновым или не является. Только одна. И люди, стоящие над ним, сейчас делают все возможное, чтобы добраться до этой вещи и уничтожить ее.
Стало быть, пришло время снова пустить в ход чужие имена. Вот уже несколько дней, с тех пор, как познакомился с Юлей, Виктор называл себя только так, как записано в его паспорте. Временная передышка окончена, необходимо активизировать контакты, чтобы было чем пыль в глаза пускать.
Первым делом он отправился в казино. Давно он не играл, целых десять месяцев, с тех самых пор, как уехал, чтобы сделать пластическую операцию. Четыре месяца жил, что называется, "в подполье", пока готовились новые документы и заживали рубцы, потом полгода в Москве с новым именем, новой работой и новой жизнью. И ни разу за все это время он не переступил порог игорного заведения, хотя раньше дневал там и ночевал, проигрывался до последнего рубля или выходил победителем. Бороться со страстью было трудно, но жить хотелось больше, чем играть. Виктор понимал, что если его начнут искать, то первым делом займутся именно казино.
Прежде чем сесть за игру, Виктор придирчиво оглядел всех крупье, стоящих за карточными столами. Рулетку отмел сразу, ведь Юрка Симонов был известен пристрастием именно к рулетке. Значит, будем играть в "блэк джек". Надо только правильно выбрать крупье. Это непременно должен быть новичок или кто-то, поставленный на работу по приказу "крыши", то есть человек либо еще плохо знающий правила поведения за столом, либо чувствующий себя в полной безопасности и не считающий поэтому нужным данные правила выполнять. В хорошем казино такого крупье вряд ли сы-Щешь, посему и отправился Виктор в место недорогое, затрапезное, не пользующееся хорошей репутацией, в частности, и из-за непрофессионализма персонала. Будь он Юркой Ceменовым, он бы, конечно, отправился в "Голден Пэлас" или в "Кристалл". Но он не Симонов, а совсем другой человек, оттого и класс казино совсем не тот.
Наконец Виктор нашел то, что искал. За одним из столов сменился крупье, невысокий крепкого сложения паренек, и на его место встала девица с таким выражением лица, что сомнений не оставалось: уж эта-то молчать не будет. Виктор подошел, сел на свободное место рядом с двумя другими игроками, поставил красную фишку. Посмотрел на первую сданную карту - восьмерка.
- Еще, - сказал он.
Второй оказалась дама. Хорошая карта, восемнадцать очков. Рассчитывать на то, что третьей окажется двойка или, что еще лучше, тройка, не приходится. Шансов маловато.
- Хватит.
У крупье оказалось семнадцать, у двоих других игроков - перебор. Виктор сгреб выигранные фишки, сделал новую ставку.
- Не огорчайтесь, девушка, - он лукаво подмигнул крупье, - вам, наверное, в любви везет. Кстати, меня зовут Эдик. А вас?
Начало было пошлым, затрепанным и затертым от многовекового употребления, а вопрос об имени - и вовсе не обязательным, ибо на форменной блузке у девушки красовался значок с эмблемой казино и ее именем: "Стелла". Виктор ни секунды не сомневался, что зовут ее на самом деле по-другому, попроще. В дешевых казино царили те же нравы, что и на панели, где Стеллы, Илоны и Моники по паспорту звались Раями, Зинами и Танями.
- Стелла, - вежливо ответила крупье, сдавая карты.
- Ну, с таким именем тебе просто обязательно должно повезти в любви, крошка, - фамильярно заявил Виктор, поднимая карту. Туз. Отлично, есть возможность для маневра, тузы хороши тем, что их в зависимости от остальных карт можно считать либо за одиннадцать, либо за единичку, так что к тузу не страшно и две карты прикупить.
- Еще.
Двойка.
- Еще.
Тройка.
Да что ж такое, ни два ни полтора, шесть - мало, шестнадцать - уже опасно. Если шестнадцать, то его устроят четверка или пятерка, но три маленькие подряд в одни руки редко приходят. Если шесть, то нужно брать.
- Еще.
На этот раз пришел валет. Снова шестнадцать. Ну что, взять пятую карту или остановиться? Виктор решил взять. Это оказалась пятерка. Он выиграл.
- Не грусти, крошка, - сказал он, - я твое заведение до дна не обчищу, немножко поиграю и уйду. Я вообще-то не игрок, у меня другая сфера интересов, но меня, понимаешь ли, баба сегодня утром бросила. Окончательно. Вещи собрала и - фьюить - умотала с новым хахалем в Грецию отдыхать. А мужики мне говорят, мол, раз у тебя в любви такой облом приключился, так пойди поиграй, может, в карты повезет. Вот видишь? Везет пока. Я уже года три в казино не играл... Ну да, точно, три с половиной, там, у кума-то, сама понимаешь, казино нет. Там между собой играют.
Сидящие рядом игроки покосились на него, и Виктор понял, что обратил на себя их внимание, что, собственно, ему и требовалось. Он поиграл еще минут сорок, с переменным успехом, то и дело сетуя на неправильность поговорки о везении в карты несчастливым любовникам и постоянно втягивая Стеллу в разговор, выпил рюмку коньяку, получил в кассе выигрыш в размере двадцати трех долларов и ушел. Краем глаза он заметил, что тот парень, который за ним следил с самого утра, остался в казино. Это хорошо. Значит, все идет, как задумывалось. Сейчас он будет искать подходы к крупье и тем двум игрокам, что сидели с Виктором за одним столом, знакомиться с ними и выяснять, о чем треп был. Они, по идее, должны будут слить ему всю ту туфту, которую он целый час на них вываливал.
Завтра у Юльки очередной экзамен, она сидит дома и усиленно готовится, так что вечер у Виктора свободный. Можно приступать к следующему этапу, пока рядом надсмотрщика нет. А то завтра он снова появится, к этому моменту надо быть во всеоружии.
Да здравствует цивилизация, проникшая в российскую сферу обслуживания! Теперь не только крупье в казино, но и официанты в кафе и ресторанах, и продавцы и менеджеры в магазинах носят на лацканах значки со своими именами. Это намного упрощает задачу. К восьми вечера, за час до закрытия, он появился в ГУМе. Быстро прошел по первому этажу сначала третьей, потом второй, потом первой линий, но ничего подходящего не увидел. Поднялся на второй этаж и почти сразу наткнулся на то, что искал. В течение десяти минут он обсуждал с молоденькой продавщицей достоинства и недостатки двух разных портфелей черного и коричневого цветов, наконец сделал выбор, оплатил покупку, очаровательно улыбнулся, представился коллегой из сферы обслуживания, назвал свое имя - Эдик, сказал, что работает официантом в закрытом ресторане ведомственной гостиницы, и попросил позволения поцеловать ручку. В результате всех этих нехитрых манипуляций продавщица с удовольствием согласилась позволить ему проводить себя домой, а потом, уже возле дома где-то в Теплом Стане, пообещала завтра пообедать с ним.
Завтра он подсунет им эту симпатичную продавщицу, и пока они будут ею заниматься, Виктор подготовит следующий акт спектакля. Ах, что это будет за спектакль! Есть режиссер, есть актеры, есть даже продюсеры, вот только зрителей нет. Вернее, зрители-то есть, да только они и не подозревают, что являются зрителями. Актерами себя мнят. Или дирижерами.
Сергей Зарубин стоял на улице, ел мороженое и задумчиво оглядывал стоящие вокруг здания. Именно здесь, если верить актрисе из Минска, в машину съемочной группы подсела Яна Нильская. Дотошный Сергей несколько раз переспрашивал ее, точно ли она уверена, что Яну подобрали именно здесь, и актриса заявила, что ничего перепутать она не могла, потому что в этом месте находится ее любимый обувной магазин "Саламандра", в котором она обязательно покупает себе обувь каждый раз, когда бывает в Москве. Хорошее место много всяких других магазинов, "Калинка-Стокман", например, бутики разные, рестораны, бары, ирландский паб. Но главное достоинство этого места состоит в том, что отсюда до дома Натальи Вороновой рукой подать. Три минуты медленным шагом. Неужели у Яны Нильской действительно сложились какие-то неафишируемые отношения с мужем Вороновой? Похоже, очень похоже...
Сергей доел мороженое, перешел на противоположную сторону и нырнул в метро. Второе место, указанное уже другим актером, находилось на проспекте Мира, между станцией метро и рестораном "Кавказская пленница". Здесь Зарубин снова купил мороженое, которое мог вообще есть сутками напролет, и не спеша огляделся, намечая последовательность обхода объектов. Магазины, рестораны и кафе, бары, парикмахерские, Дом моды Славы Зайцева. Что здесь делала Яна? Либо встречалась с любовником у кого-то на квартире, либо сидела с ним в ресторане или баре, либо ходила по магазинам и что-то выбирала или даже покупала. Надо бы выяснить, кстати, появились ли у супругов Нильских, в частности у Яны, какие-нибудь обновки за время пребывания в Москве, и если появились, то где были куплены и какова их цена. Если любовник делал Яне подарки, то куда она могла их деть? Только домой принести. И маловероятно, что при относительной стесненности существования Нильских в Москве она могла позволить себе покупать вещи в бутиках. Иными словами, если она приносила домой дорогую вещь, то должна была бы, по идее, солгать и уменьшить ее стоимость раз в десять, если не в двадцать.
Ну, квартиру-то для интимных свиданий, ежели таковая была, ему все равно не вычислить с ходу, так что Зарубин решил начать с ресторанов. Полтора-два часа - вполне подходящее время для того, чтобы не спеша пообедать в приятной обстановке. Фотография Яны у него есть, так что можно доесть вкусное ореховое мороженое и начинать атаку. Единственное осложнение может возникнуть, если тот, с кем Яна встречалась, является постоянным клиентом заведены Тогда ничего не скажут, а хуже того - ему тут же стукнут. Зарубин хорошо знал, как подобные трудности преодолевать. Как? Да очень просто. Надо знать, кого спрашивать. Хозяин заведения, само собой, лишнего слова из себя не выдавит сам под "крышей" ходит и от нее кругом зависит. Старшего менеджера - туда же. Старшего официанта - тоже. Секьюрити - в ту же кучу. Серега парень простой, незатейливый и общаться любит с такими же простыми и незатейливыми мужиками и тетками. И что самое странное - они отчего-то тоже любят с ним общаться. Особенно тетки. И особенно - пьющие. Просто-таки обожают его.
Через пять часов, в течение которых Зарубину пришлось доставать и показывать фотографию Яны Нильской по меньшей мере раз сто, удалось установить, что искомая молодая женщина в интересующее Сергея время сидела в ресторанчике, гордо именующем себя "трактиром", в обществе приличного мужчины лет эдак пятидесяти, крупного, представительного и небедного. Мужчина оставил хорошие чаевые и не поскупился на милостыню местной попрошайке, которая постоянно кормилась возле "трактира", и с удовольствием поведала молодому сыщику все горестные перипетии своей, а заодно и чужой личной жизни.
Описание спутника Яны до такой степени подходило мужу Натальи Вороновой, что Зарубин даже сморщился, как от кислого. И почему эти провинциалки так быстро все успевают проворачивать? Ведь сколько в Москве умных, красивых и во всех отношениях достойных девушек, которые годами не могут устроить свою личную жизнь, не то что замуж выйти, а даже хотя бы временного любовника найти. А эта - на тебе, пожалуйста, едва в столицу прикатила - и уже обзавелась милым другом. Ну вот как им это удается, а?