Глава 30
Наплевав на все Настины запреты, Бархударов, обеспокоенный ее странным поведением, приперся к ней домой. Он несколько минут упорно звонил, но никто не открывал, только Лаки скулила и лаяла за дверью. Бархударов уже собрался сматываться, но в последний момент на всякий случай прислушался. Ему показалось, что кто-то прикрикнул на собаку.
Он еще раз нажал кнопку звонка, а потом и вовсе начал долбить в дверь ногой.
— Насть! Это я!! Бархударов! Открывай!
Собака заскулила и заскребла когтями по двери.
— Насть, ну ты чего? Это ж я, Бар-ху-да-ров!
Неожиданно дверь распахнулась, и тонкая женская рука втащила его в прихожую.
Лаки набросилась на него и, приперев к стенке, стала облизывать его розовым шершавым языком.
— Лаки! Девочка моя! Здравствуй, моя хорошая! — обнимался с собакой Бархударов.
— Тебе чего надо? — зашипела на него Настя.
Бархударов освободился из собачьих объятий, взглянул на нее и не узнал свою подругу. От нее остались только глаза, огромные и какие-то больные. Давно не чесанные волосы были схвачены на затылке грязной веревкой, вылинявшая, отвисшая майка болталась до колен, а сама Настя напоминала скелет.
— Ох, ну ни фига себе! — присвистнул Бархударов. — Ну, ты, мать, даешь!.. Как знал, блин… — Он сбросил с плеча сумку и достал из нее бутылку водки, батон колбасы, хлеб и пачку масла.
— Как ты прошел? — тихо спросила Настя.
— Куда? — не понял Бархударов.
— Сюда.
— Как все. Обычно, на лифте. А что, надо было через окно на вертолете?
Настя шикнула на него и посмотрела в «глазок». На лестничной клетке никого не было.
— Ну что ты здесь все раскидал? Давай собирай харч и айда в кухню.
Бархударов подхватил бутылку и хлеб, Настя подобрала колбасу. Но Лаки уже распечатала пачку масла и, злобно рыча, ни в какую не хотела с ней расставаться. Насте пришлось пнуть ее по заднице, и только после этого все трое прошли в кухню.
Бархударов решил охладить водку, он открыл холодильник и не обнаружил там ничего, кроме Лакиных сухарей, засохшей половинки плавленого сырка и одной луковицы.
— Насть… это ты чего? — промямлил он. — Это ты… давно?
— Угу, — Настя жевала хрустящую горбушку.
— Эй, старуха, так не пойдет! — Бархударов отнял у нее батон и принялся готовить бутерброды. Каждый второй кусок колбасы доставался Лаки.
— У тебя денег, что ли, нету?
— Угу. — Настя уплетала колбасу.
— А Витька-то твой где ж? Ничего не понимаю… Как же это все?
— А хочешь, все расскажу? — Измотанная страхом и одиночеством, Настя вдруг решилась. — Только давай сначала выпьем.
— Ну, это мы завсегда.
Бархударов вытащил из холодильника не успевшую остыть бутылку, отвинтил пробку и разлил водку в две кофейные чашки.
И Настя рассказала ему все.
И про то, что ее муж вместе с Коляном взяты в заложники, и про миллион долларов, и про осаду ее квартиры.
Бархударов поверил сразу. Выговорившись, Настя вконец обессилела и стала клевать носом.
— Ты знаешь, Бархударов, я рада, что тебе рассказала…
Глаза у Насти слипались, она умудрилась свернуться на стуле калачиком и прикорнуть, уперев подбородок в кулачок.
Бархударов бережно поднял ее на руки и перенес на тахту. Он укрыл ее легким пледом, а затем тихо распахнул раму. Зной давно спал, уже сгущались сумерки. Бархударов с наслаждением втянул в себя прохладный воздух, с хрустом потянулся и высунулся в окно. Окинув орлиным взором двор, он не обнаружил ничего подозрительного.
Несколько стариков резались в домино, запозднившиеся мальчишки гоняли на великах, мамаши судачили у подъезда. Темных личностей и подозрительных автомобилей не наблюдалось. Во всяком случае, внизу.
«А пойду-ка я прогуляюсь. Авось будет поучительно и интересно».
Он на цыпочках прокрался мимо спящей Насти, надел на Лаки ошейник и, аккуратно прикрыв дверь, вышел на лестницу.
Собака, виляя хвостом, нетерпеливо крутилась у лифта. Бархударов осторожно перевесился через перила и глянул вниз. Все было спокойно. Тогда он тихонько поднялся наверх и вместе с Лаки проверил оставшиеся этажи. Там тоже никого не было. Он вызвал лифт, и они беспрепятственно добрались до первого этажа.
Лаки стремглав кинулась на улицу и, зажав в зубах огромную корягу, уселась писать прямо у подъезда. Мамаши уже успели разойтись, и, взяв Лаки на поводок, он разболтанной походкой направился к доминошникам.
— Здорово, отцы! Огоньку не найдется?
— А ты кто такой? — протянув коробок, подозрительно оглядел его с головы до ног дед в клетчатой кепке и мятом пиджаке. — Новый хахаль Настькин?
— Да вроде того, — прикурив, Бархударов вернул спички.
— А ну, иди отсюда, кобелюка! Развелось вас тут! Собаку оставь, сам отведу! Вот Витька приедет, всем вам ноги-то повыдергивает!
— Да ладно тебе, дед, чего зашелся? Меня из института прислали, из профкома, понятно? Говорят, заболела она. Вот, пришел проведать, еды ей принес. Вот собачку прогуливаю. Лаки, Лаки, фьють-фьють-фьють! — гунявым голосом позвал он.
— А чего? Чего? — не унимался дед. — Всю неделю к ней хахаль ходит. Тоже, что ль, из профкома? Одни веники ей таскает, а девка прямо на глазах тает. Настька-то, она хорошая. Честная. Виктор уехал, может, на заработки, может, еще куда. А она — ни-ни. Даже на порог этого бугая не пустила. Так на лестнице всю неделю и просидел. Ты уж ежели из профкома, так хоть накорми ее, а то, глядишь, ветром сдует.
— Да не жрет она ничего, окаянная! — встрял в беседу жилистый мужичонка. — Моя Нинка вчера ухи наварила. Бошки селедкам открутила, картошки с перловкой напихала — язык проглотишь, вкуснотища! Ну, и это, значится, Настьке отлила и понесла ей кастрюльку. Так она даже не открыла. Мерсити вам, говорит, не голодная я. И все через дверь, ага.
— А хмырь-то этот сидел? Не знаешь? — спросил дед.
— Сидел. Опять цветков приволок. Нинка говорит, на тыщу, поди, не меньше. Лыбится сидит, детина, а Нинка возьми ему да скажи, дескать, шел бы ты отсюда, мил человек, а то милиционеров позову.
— А он чего? — заинтересовался дед.
— А он гы-гы-гы… Ну, так Нинка ему ухой на портки и плеснула. Прям на причинное место, так сказать.
— А он чего же, стерпел? — не поверил дед. — Поди, врезал ей?
— Ага, щас. Нинка сама кого хочешь угомонит враз. Против Нинки моей доходяги они все, хахали эти.
— Эй, мужики, погодите, — вклинился в беседу Бархударов. — Вы про что говорите? Какой, на фиг, хахаль? Нету у Насти хахаля, она мужа любит, все знают.
— А кто его разберет, может, и не хахаль он. Говорю же, на порог не пускает. Сначала-то другой был, дня три назад. А потом уж этот появился. Странные дела… — дед почесал за ухом.
— А я шел, никого не видел, — сказал Бархударов.
— Ну, стало быть, Нинки моей испугался, эта кого хочешь отвадит, — довольно улыбнулся мужичонка. — Ладно, Петрович, пошли, а то темнеет уже.
Доминошники собрали свои причиндалы и покандехали по домам.
Бархударов спустил Лаки с поводка, сел на скамейку и задумался.
Ему стало очевидно, что «хахаль» исчез не по причине Нинкиной ухи. Пустой подъезд мог означать только одно — Настю больше не сторожили.
Он бросил окурок в траву, свистнул Лаки и помчался обратно в квартиру.
Настя еще спала. Он заботливо натянул плед на острую девчоночью коленку и отправился в кухню. Перемыв чашки и тарелки, он вытер их полотенцем, открыл шкафчик, чтобы все расставить по местам, и ахнул: полки были забиты крупами, макаронами, супами в пакетах, сгущенным молоком и тушенкой.
— Ё-мое!.. — Бархударов замер с полотенцем в руках.
— Это Катька Ревенкина привезла на днях. — Настя проснулась и стояла в дверях, ежась спросонья от вечерней прохлады.
— Так что же ты, мать, себя до такого истощения довела? Смотреть же страшно!
— Да не хочу я есть, не могу. Разве что с тобой, за компанию… — Настя присела на краешек стула. — Бархударов, миленький, я боюсь. За Витю, за себя, теперь вот за тебя. Ну зачем ты приперся? Ведь они теперь и с тобой могут что-нибудь сделать.
— Настюш, — Бархударов опустился на пол, взял ее за руку, — скоро все закончится, Витька вернется, все будет лучше прежнего. Ты только не плачь, а то я тоже зареву.
Лаки подошла к ним, оттолкнула широкой задницей Бархударова, да так, что тот упал, и положила свою огромную морду на колени хозяйке. Так они и сидели втроем, обнявшись.
Вдруг Настя вздрогнула, а потом раздался телефонный звонок. Бархударову показалось, что сначала она почувствовала и только затем услышала телефон. Настя сорвалась с места и помчалась в комнату.
— Да… слушаю! — закричала она в трубку.
— Настюша, это я, Любовь Никола…
— Я знала! Знала! Ну говорите же, что случилось? Что?
— Во-первых, не кричи, — тихо сказала Ревенко. — А во-вторых, ничего плохого не случилось.
— Есть какие-то новости, да?
— Есть. Но сначала возьми себя в руки и прекрати орать. Может, мне позже позвонить, когда ты успокоишься?
— Нет, нет, пожалуйста. Все в порядке. Я могу говорить.
— Завтра их отпускают.
У Насти перехватило дыхание, голос осип.
— А у вас все готово?
— Да.
— А если… если они деньги возьмут, а наших не отпустят?
— Настя, я ведь не на помойке себя нашла. Этот вариант исключен. У меня есть гарантии, что завтра мой сын будет дома.
— А Витя?! Как же Витя? Так они про Витю не говорили?
— О нем, конкретно, нет. Просто сказали, чтобы я была готова. Но подразумевается…
— Я так и знала, так я и знала. Они убили его. Убили.
— Перестань молоть чепуху. Зачем им труп на шее? Получат они свои деньги, вернут Колю с Виктором, и забудем все, как страшный сон.
— О господи! Витю убили, убили, убили… — причитала Настя.
— Ну ты еще накаркай! Я уже жалею, что сказала тебе. Выпей валерьянки и ложись спать. Завтра позвоню. И без глупостей! — Ревенко повесила трубку.
— А-а-а! — пронзительно закричала Настя и, швырнув телефон об пол, бросилась к входной двери.
Ломая ногти, она пыталась открыть замки, но в зашоре перепутала ключи, и дверь не поддавалась.
— Ты что делаешь?! С ума сошла? — Бархударов схватил ее в охапку и оттащил в коридор. Настя отчаянно сопротивлялась, рвалась из последних сил и укусила его за плечо.
— Да ты что, мать, сдурела?! — взвыл тот от боли, выкрутил ей руки, впихнул в комнату и завалил на тахту. — Если не перестанешь, я тебя свяжу!
Настя беспомощно дергалась и громко выла.
— Ну, видать, делать нечего, — Бархударов шмыгнул носом, деловито примерился и отвесил ей звонкую оплеуху.
Это возымело действие, Настя умолкла.
— Послушай меня. — Он приблизился к ее лицу, но на всякий случай хватку не ослабил. — Давай рассуждать логически. Кстати, тебя уже можно отпускать?
Настя кивнула.
— Ну так вот. — Бархударов слез с Насти, приподнял ее и подоткнул ей под спину подушку.
Лаки скреблась в закрытую дверь, он впустил собаку, и та немедленно завалилась рядом с хозяйкой на тахту.
— Я думаю, они играют по правилам и доверяют Ревенко. При плохом раскладе все произошло бы внезапно, ее бы не стали уведомлять заранее.
— Ну да… — задумалась Настя. — Но ведь ей про Витю ничего не сказали, она это ясно дала понять.
— А про Коляна?
— Да вроде тоже ничего. Просто чтобы она была готова, и все.
— Так чего же ты ревешь? Погоди-ка, я водки принесу.
Бархударов сбегал к холодильнику и через минуту вернулся с бутылкой.
Настя пить отказалась. Он сделал жадный глоток, занюхал Лакиной головой и продолжил:
— Остается только ждать. Хоть они и сняли охрану, лучше тебе не выходить. С собакой я сам буду гулять.
— Как сняли? Откуда знаешь?
— Да нет там никого. Я к тебе днем еще пришел, а уже никого не было. А пока ты дрыхла, мы с Лаки рейд вокруг дома совершили. Нету их, понимаешь? Ни в подъезде, ни во дворе, ни на улице.
— Боже мой, это значит…
— …что операция вступила в завершающую фазу. Так что, милая, готовься к встрече благоверного.
На самом деле Бархударов так не думал. Он даже был уверен, что Виктор никогда больше не вернется. Ведь Колян еще пацан, его можно хорошенько запугать и без конца доить мамашу. А вот Виктор превращался в опасного свидетеля. Оставалось полагаться только на господа бога да на удачу.
Словно прочитав его мысли, Настя встревожилась:
— Но ведь они свидетели…
— Ну что ты болтаешь? Скорее всего Витька с Коляном их даже не видели. Завязали им глаза и спрятали в каком-нибудь подвале. — Бархударов отпил еще немного и завинтил горлышко. — А теперь давай укладываться, нам силы нужны.
— Бархударов, миленький, а ты не уйдешь?
— С ума сошла? Вместе будем Витьку твоего ждать.
— Нет. Знаешь, ты утром уходи. Я передумала.
— Почему вдруг?
— Я не хочу, чтобы Витя тебя здесь застал. Он может неправильно понять.
— Такие дела при дневном свете не делаются. А до вечера времени-то еще сколько будет. Лучше я с тобой посижу.
— Нет. Я не хочу. Одна ждала, одна и встречу. Ты потом позвони, ладно?
— Ну ладно. Во сколько позвонить?
Настя задумалась.
— Лучше послезавтра. Не хочу, чтобы нам мешали.
— Как скажешь.
Бархударов завел будильник на восемь утра, вытащил из-за шкафа продавленную раскладушку, завалился в чем был и через минуту захрапел.
А Настя еще долго смотрела в окошко, пока не погасла последняя звезда.
