Глава 11
Боль в сердце не проходила, и Кленский к ней привык. Отныне он был уже одержим мечтой догнать ее. Догнать наконец эту женщину… Эту вечно ускользающую от него зеленоглазую Виту.
Однако очередной его путь к Купели Венеры оказался на удивление долгим: Кленский вдруг заблудился. Хотя знал он здешний лес уже довольно неплохо… Проблуждал почти больше часа — и внезапно остановился.
За деревьями кто-то разговаривал.
Кленский прислушался. Вне всякого сомнения, это был голос Дамиана.
Тот явно с кем-то беседовал. С кем?
— Ну как, вкусно? Это тебе не мертвечиной питаться… Настоящая тушенка Микояновского мясокомбината — традиции с тридцать седьмого года!
Осторожно ступая, Кленский подошел ближе.
Посреди небольшой полянки сидел на огромном пне Филонов. В руках у него была початая банка тушенки. Время от времени он какой-то щепкой доставал оттуда кусочки мяса и выкладывал их на траву… А пегий лисенок быстро и прожорливо с ней расправлялся.
— Ну и аппетит у тебя, дружок! — комментировал Дамиан. — Что значит дикий зверь… Впрочем, хватит. Не привыкай к халяве. Это была награда. Приз!
Под ногой у Кленского хрустнула ветка. Дамиан оглянулся. А лисенок дал деру…
— Чем это вы тут занимаетесь? — Кленский вышел на поляну.
— Вы хотите сказать — вместо того чтобы заниматься своим непосредственным делом и ловить преступника? Отвечаю: я наблюдал за повадками прожорливых лис.
— Вот как?
— Это тот самый «приятель», о котором я вам уже говорил. Мой неоценимый помощник.
— Чем же он вам так помог?
— Скоро узнаете, — ушел от ответа Дамиан.
— Скоро?
— Да… А пока я лучше вам расскажу, к какому выводу я пришел, размышляя о нашем последнем разговоре.
— Интересно!
— Видите ли, Владислав Сергеевич… Ураган, возможно, действительно «вырыл» клад Неведомского. И Яша Нейланд, к тому времени начитавшийся Мериме, действительно нашел ту мраморную ляжку…
— Лодыжку.
— Ну лодыжку, голень или щиколотку — неважно! Ясно, что с того самого момента сумасшествие Нейланда развивается полным ходом. Непонятно другое…
— Вот как? Есть все-таки что-то, что вам непонятно? — усмехнулся Кленский.
— Да! Почему меня так пытаются увести в сторону?
— Но кто? И зачем?
— Когда я это узнаю, уверяю вас: будет раскрыто и преступление.
— Даже так?
— Вот вы, например, Владислав Сергеевич, — вздохнул Дамиан. — Признайтесь, что, выдумывая мистические объяснения Яшиной смерти, вы всеми силами стараетесь отвести подозрения от Арсения Павловича? Как истинный почитатель его таланта ученого…
— Но…
— Почему вы мне не сообщили, что у Корридова есть револьвер?
— Кто вам это сказал?
— Неважно…
— С какой стати у Арсения Павловича должен быть револьвер?
— Так опасно ведь в лесу!
— Нет, это неправда, — не слишком уверенно ответил Кленский. — У него нет оружия.
— Вот как?
— Во всяком случае, мне это неизвестно.
— Неизвестно? — Дамиан с интересом смотрел на Кленского. — А что Корридов очень вспыльчив — это вам тоже неизвестно?
— Не наблюдал…
— Гневлив?
— Сплетни.
— И в гневе даже бывает страшен?! Это вам неизвестно? Или тоже неправда?
— Я хочу сказать… — Владислав Сергеевич замолк.
— Да уж говорите!
— Я хочу сказать, что мне нечего вам сказать.
— Да-а… — укоризненно протянул Филонов. — Опять ваши красные уши вас выдают.
— Глупости…
— А ведь речь идет, возможно, о преступнике, Владислав Сергеевич! О человеке, который в ярости не контролирует себя… Кор-р-ридов! Недаром ему добавили «р» — прозвали Корридов. Я бы еще буковку подкинул — это раскатистое «р» как грозный рык неандертальца. И много говорит о характере человека. Арсений Павлович так долго пытался проникнуться психологией первобытного человека, так старательно пытался «вчувствоваться», что у него это, возможно, получилось… А ведь древний человек — это, по сути, убийца. Вы знаете это не хуже моего. Вам не страшно?
Кленский подавленно молчал.
— Возможно, вы покрываете убийцу, а за это придется нести ответственность.
— За что, помилуйте?
— Почему вы так и не сказали мне, кто автор той статьи о мширском идоле?
— Ну хорошо, — досадуя, вздохнул Кленский. Мысли журналиста, несмотря на все напряжение неприятного разговора, были далеко — возле Купели Венеры. — Я скажу…
* * *
Цветы пижмы вошли в самую пору… И все вокруг сияло их ослепительным желтым цветом.
«Желтый, — думал Кленский. — Цвет Иудиного плаща… Цвет предательства: Я предал Корридова».
* * *
На дощатом столе, с которого временно была убрана вся посуда и снята веселенькая, в цветочек, клеенка, возвышалась груда вымытых костей… Внимательно осматривая их, Корридов рассортировывал груду на две части.
— Косточки? — поинтересовался Филонов, присаживаясь рядом.
Корридов даже не кивнул.
— Надеюсь, не человеческие?
— Не бойтесь… — наконец подал голос археолог. — Здесь только кости животных.
— Перемываете?
— Это вы перемываете людям косточки, господин сыщик, — усмехнулся Корридов. — А эти кости, — он кивнул на возвышающуюся перед ним груду, — просто вымыты. Я же занимаюсь определением.
— Вот как?
— Видите ли… Кости делятся на «определимые» и «неопределимые». Эта вот кость очень даже определимая…
— Что это?
— Молочный зуб поросенка.
— Правда? — Филонов с интересом взял в руки зуб. — Кажется, пять тысяч лет назад у здешних обитателей было прекрасное меню! — заметил он.
— Неплохое…
— А вот эта, жуткая такая? Это что? — Дамиан отложил в сторону молочный зуб поросенка и вытащил из груды что-то похожее на челюсть с полувыпавшими зубами. — Саблезубый тигр?
— Всего лишь лошадиная челюсть… Сохранность фрагмента позволяет это определить. Кстати… Надо бы приклеить к ней выпавшие зубы! — Арсений Павлович почесал бороду.
— Неужели эта страсть — всего лишь лошадиная челюсть? — присоединился к разговору, подсаживаясь к столу, Кленский.
— Да, всего лишь…
— Но зачем она вам?
— Восток дал нам лошадь и овцу, Европа — свинью, — задумчиво заметил Корридов. — Мы находим на месте этого городища и лошадь, и овцу, и свинью. Эти кости — довольно важная информация…
— Но как это у вас получается — определять? Откуда вы знаете, что это лошадиная челюсть? А это зуб поросенка? Да еще — молочный… Вы ведь не биолог, Арсений Павлович?
— Это нетрудно. — Археолог кивнул на книжку с надписью «Полевой дневник». — Видите там что-то вроде памятки… Эти рисунки помогают сличать кости, которые находят во время раскопок археологи.
— Можно полюбопытствовать?
— Можно.
Кленский заглянул в полевой дневник Корридова.
— Любопытно! — заметил он, разглядывая какую-то картинку.
— Что там? — заинтересовался и Филонов.
— Рисунок с довольно интригующей подписью: «Половые различия между черепом мужчины и женщины»… Существуют такие различия?
— Разумеется. Вот Филонов, как сыщик, должен знать. Именно потому никакой грим не превратит мужчину в женщину. Глазницы, подбородок все выдадут наблюдательному человеку. Изучив такие картинки, вы всегда догадаетесь, кто перед вами…
— Арсений Павлович, как всегда, прав, — кивнул Филонов. — Вот, например, труп, который я ищу, конечно, будет обезображен. Преступник наверняка постарался. И цель преступника ясна: потерпевший, чье тело не найдено, считается без вести пропавшим. Но, думаю, патологоанатомы все-таки легко определят, что обнаруженный труп принадлежит мужчине — по строению черепа в том числе…
— Вы имеете в виду труп Нейланда? — поднял голову Арсений Павлович.
— А что, есть и другие?
— Неужели вы надеетесь обнаружить Яшин труп?
Филонов вместо ответа на этот вопрос невесело усмехнулся:
— Надеюсь? Да я уверен, Арсений Павлович.
— Может, уже и обнаружили?
— Пока нет.
— Откуда тогда такая уверенность?
— Да здешние лисы, знаете ли, очень прожорливы…
— Вот как?
— И в конце концов непременно раскопают то, что преступник наверняка постарался закопать подальше и поглубже.
— Ну-ну… — недоверчиво хмыкнул Корридов.
— Понимаете, Арсений Павлович… Еще день-два, и труп непременно обнаружится. И тогда…
— Что же тогда?
— А что это за странный ножик вы вертите в руках, Арсений Павлович? — ответил вопросом на вопрос Филонов. — Да так нервно!
— Это… Это костяной гарпун для охоты на рыбу. Одна из наших последних археологических находок. Третий век до нашей эры…
— Гарпун для охоты на рыбу?
— На очень большую рыбу.
— Страшное оружие, между прочим, верно?
— И очень тонкая, искусная работа… Знаете, Филонов, некоторые костяные изделия того времени нельзя повторить, даже используя современные инструменты! — оживился Корридов. — Увы, искусство обработки кости человек частично утратил уже в бронзовом веке…
— Не будем отвлекаться, Арсений Павлович, — перебил его Дамиан. — Так как вы думаете, что будет дальше, когда труп Нейланда найдут?
— А что будет?
— Милиция вынуждена будет завести уголовное дело.
— Наконец-то.
— И тогда… — Филонов сделал многозначительную паузу.
— Что — тогда?
— Вам не уйти безнаказанным!
— Да вы с ума сошли…
— Нисколько. Хотя в вашей сумасшедшей экспедиции это происходит запросто.
— Да при чем тут я, господин сыщик? Бред какой-то! Зачем мне убивать Яшу?
— Вы убили Нейланда как случайного свидетеля.
— Случайного свидетеля? — вытаращил глаза Корридов.
— Или, возможно, убитый еще чем-то помешал вам.
— Мне — помешал?
— Мотив убийства, конечно, еще предстоит выяснить. Но я знаю точно: смерть Нейланда связана с другим вашим преступлением.
— Другим преступлением? Какая чушь…
— Чушь? А разве статья о мширском идоле написана не вами, Арсений Павлович?
Корридов вдруг побледнел.
— Статья, напечатанная нынешней зимой в «одном сугубо научном для узких специалистов журнале»? — продолжал Филонов. — Статья без подписи.
— Статья?
— Да!
— Но я просто хотел… Понимаете, той зимой идол появился у Сергея Салтыкова неожиданно. Это была сенсация, находка… Однако Сергей не хотел по каким-то причинам раньше времени афишировать его появление. А я считал, что это неправильное решение, и…
— Что же вы сделали?
— Хорошо! — Корридов глубоко вздохнул. Было видно, что он наконец взял себя в руки. — Нет никакого смысла скрывать этот факт далее, — мрачно и спокойно произнес он.
— Вот именно.
— Да я, собственно, никогда особенно и не скрывал… Статья действительно написана мной. Я сделал это для науки. Я сделал это для специалистов. Мне не терпелось обнародовать сенсацию! Конечно, неумно… Какое-то детское, глупое нетерпение. Но в редакции так меня уговаривали. Короче, я не удержался и без разрешения Сергея написал в журнал статью. Но мне, разумеется, было неловко, что я раскрыл его тайну… К тому же я вовсе не хотел присваивать себе пальму первенства. Поэтому я и скрыл свое авторство…
— Только поэтому вы и не подписали статью?
— Конечно! Эта статья по праву должна была принадлежать Салтыкову. И если бы он потом захотел…
— Он не захотел, Корридов. Он умер.
— Увы…
— И я думаю, причина анонимности другая.
— О чем вы?
— Опубликованная статья увеличила стоимость вновь появившегося мширского идола многократно — вот в чем дело.
— То есть?
— Как и всякая реклама, статья подняла идола в цене, не так ли?
— Возможно…
— Не возможно, а точно. Вы публикуете статью — и ее сразу замечают. Такие вещи торговцы редкостями отслеживают не хуже ученых. По сути, вы выставили медного истукана на торги. Вокруг идола после долгого забвения поднимается ажиотаж… Сенсация! Рынок мгновенно оживляется. Предлагается хорошая цена…
— Но… Я об этом даже не подумал!
— Только не надо так сжимать в руке этот костяной гарпун, Арсений Павлович! — усмехнулся сыщик. — Вы можете его сломать. У вас даже костяшки пальцев побелели.
— Ерунда… — Корридов принужденно рассмеялся. — И знаете, не имею ни малейшего желания продолжать этот дурацкий разговор. Вы не смеете допрашивать меня.
С иронической улыбкой Корридов встал из-за стола.
— Погодите! Мы еще не договорили, — попытался остановить его Дамиан.
— И слушать не хочу ваш бред.
— Нет, придется послушать! — Филонов схватил Арсения Павловича за рукав рубашки. — Я думаю о том, что…
Корридов резко, словно споткнувшись, остановился.
— Не советую вам надоедать мне, милейший! — побледнев от ярости, прошипел он. — Я иду работать! Понимаете?! И не мешаете мне!
— Мне жаль, но я не могу оставить вас одного! Просто вынужден составить вам компанию.
Они удалялись, перебрасываясь почти любезными фразами.
Кленскому стало не по себе. Все знали, что когда Корридов приходил в бешенство, то разговаривал подчеркнуто вежливо. Лучше бы тот ругался матом и размахивал руками, кричал, но не называл Дамиана «милейший»…
Их надо было остановить — во что бы то ни стало!
Кленский бросился к своей палатке. Торопливо достал со дна рюкзака фляжку, которую не доставал с самого первого дня своего пребывания в экспедиции, отхлебнул коньяку… Средство от стресса…
— Дамиан! Мне нужно поговорить с вами! — Кленский догнал археолога и сыщика на пути к раскопу и остановил Филонова.
— В другой раз!
Филонов был явно раздражен тем, что журналист его задерживает: Корридов тем временем быстро уходил вперед…
— Нет! Мне нужно поговорить с вами сию минуту! — настаивал Кленский. — Это очень важно!
— Даже так?
— Я слышал ваш разговор с Корридовым!
— И что же?
— Почему вы подозреваете только его?
— Не только.
— Вот именно… Прежде вы говорили, что подозреваете всех?
— Я погорячился.
— То есть?
— Всех, кроме вас.
— Кроме меня?
— Да.
— А вот это напрасно… — пробормотал Кленский. — Напрасно вы меня исключили из своего списка.
— Что это значит?
— Я хочу сделать признание.
— Черт! — Филонов схватился за голову. — Может, потерпите немного? Я вернусь — и вы сделаете свое признание.
— Нет, я хочу сейчас.
— Ну, слушаю.
— Это я убил Яшу Нейланда.
— Чушь какая-то! Вам-то с чего?
— Это не чушь…
— Не чушь?
— Нейланд и я… В общем, мы соперники. Я ревновал его к женщине…
— К мраморной? Божественные изгибы? Дивные очертания? — Сыщик засмеялся.
— Это не смешно. — Кленский крепко вцепился в рукав Дамиановой куртки.
— Да не мешайте вы… — Филонов отбросил руку Владислава Сергеевича. — Ба! Да от вас, кажется, коньяком попахивает? Идите поспите, отдохните — и тогда уж будем разговаривать.
— Нет!
— Отстаньте! Я не могу упускать Корридова из виду!
И Филонов бросился догонять археолога…
Спустя минут тридцать Кленскому стало окончательно не по себе. Дамиан и Арсений Павлович не возвращались.
Журналист поспешил к раскопу, но там никого не было…
Корридова в конце концов Владислав Сергеевич нашел у реки. Тот сидел у воды и щеткой тер костяной гарпун.
— Эта находка плохо вымыта, — не поднимая головы, буркнул он Кленскому. — Костяные вещи нужно мыть особенно тщательно. Их нужно мыть долго. Долго! И сушить в тени, чтобы не растрескались…
— Долго? — пролепетал вдруг похолодевшими губами Кленский.
— Да!
Показалось Кленскому или нет, но вода вокруг костяного гарпуна, который Арсений Павлович отмывал, оттирал в воде, была розоватого цвета.
Вдруг Корридов встал и сделал шаг навстречу Кленскому.
Тот испуганно вздрогнул.
— Дайте мне пройти! — буркнул Корридов. — Вы загораживаете мне тропу.
— Хорошо…
Владислав Сергеевич торопливо и послушно посторонился.
— Меня не будет несколько дней, — буркнул ему, проходя мимо, Корридов.
— Несколько дней?
— Да. Хочу побродить по округе… Сделать несколько шурфов. Археологическая разведка!
И Корридов ушел.
Наконец, немного придя в себя, Владислав Сергеевич побрел обратно в лагерь.
* * *
Филонов не появился ни к вечеру, ни на следующий день. Сыщик исчез.
— Куда он делся? — недоумевали археологи.
— Может, просто уехал?
— Я бы не удивился.
— С одной стороны, это похоже на стиль нашего непредсказуемого зеленолицего Дамиана…
— А с другой?
— Подозрительно!
— Слушайте, это просто безобразие… — возмущались Прекрасные Школьницы. — Такие мужчины пропадают. Надо наконец добиться, чтобы милиция вмешалась!
— Да подождите вы! — возражала Китаева. — Заявим и будем снова как дураки… Вдруг наш Дамиан просто рыщет, как обычно, по лесу? Ищет ищейка труп — и скоро вернется.
— Вы думаете? А вдруг с Филоновым что-то случилось?
— Что, например?
— Ну, например, мог споткнуться и скатиться в глубокий овраг, что окружает городище, и сломать при этом шею!
— И вообще: Филонова нет, Корридова нет…
— Когда, кстати, Арсений Павлович вернется?
— Сказано же, его не будет некоторое время. Он ушел в археологическую разведку! — терпеливо объясняла Китаева.
— А нам что делать?
— Работать! Я объясню, что надо делать. Не будем нарушать порядок. Командовать буду я, — почти радостно объявила она.
«Вера Максимовна выгораживает Корридова, — апатично думал Кленский, — Китаева предана ему, она его жалеет… Револьвер! Сыщик напрасно так боялся револьвера. Бедный Дамиан… Его убили иначе. Револьвер Корридову не понадобился. А потом Арсений просто сбежал… Надо что-то делать! Ведь это я привез Филонова сюда… Привез, получается, на его погибель…»