Книга: Идол прошедшего времени
Назад: Глава 9
Дальше: Глава 11

Глава 10

— Как ее зовут, Дамиан? — осторожно поинтересовался Кленский, когда Дамиан закончил рассказ о своем «путешествии».
— Кого?
— Ну, ту девушку?
— Которую?
— Ту, у которой муж с топором, ревнивый?
— Звать ее, Кленский, не Венера… — Филонов с интересом взглянул на журналиста. — Хотя выглядит не хуже.
— Так как же?
— Вита.
— Вита?! — растерянно повторил журналист.
— Да… А что?
— И где же, разрешите вас спросить, находится тот дом?
— Хотите попытать счастья?
— Нет, просто люблю парных цыплят…
— Ну, тогда я вам непременно объясню, где находится тот дом. Хотя выглядит он, надо сказать, крайне мрачно. И там может быть опасно.
— Все равно скажите!
— Но у меня к вам тоже вопрос…
— Да?
Филонов скрылся в своей палатке и вернулся с довольно тяжелым свертком.
— Что вы можете сказать об этом предмете?
— Что это? — Владислав Сергеевич осторожно развернул бумагу.
Перед ним лежал какой-то обломок…
— Это было в рюкзаке Нейланда.
— Мрамор? — изумленно заметил, разглядывая обломок, Кленский.
— А вы как думаете?
— Я думаю, это мрамор. Очевидно, фрагмент какой-то мраморной скульптуры…
— Фрагмент мраморной статуи?
— Похоже, — Кленский как зачарованный смотрел на находку, — похоже на мраморную лодыжку… «Шедевр лучших времен искусства ваяния…» И это обнаружилось в Яшином рюкзаке?
— Представьте. Вот такая мраморная расчлененка… Как вы думаете, этот фрагмент может иметь отношение к коллекции Неведомских?
— Откуда вы знаете об этой коллекции, Дамиан?
— Мне тут давеча Вера Максимовна о ней обмолвилась. Говорит, что кое-что может тут быть спрятано.
— Если б знать где! — мечтательно покачал головой Кленский.
— Но ведь искали?
— Еще как! Все обшаривали. И неоднократно — за долгие годы. Только что воду в реке не осушали…
— А что? Может быть, и правда в Мутенке? Там такие илы… Я слышал, так огурцы хранят — заколачивают герметично бочку с огурцами и опускают на дно реки или озера. И они там не портятся. Сохраняются, сколько хочешь…
— Ну, не знаю…
— К тому же дети ведь такие проныры… Вечно везде шныряют, лезут повсюду…
— К чему это вы?
— А что, если это «мальчуганы», детки из «образовательного учреждения», нашли клад Неведомских? Ну, вдруг? Может такое быть?
— Вы так думаете? — немного удивился Кленский. Но лишь немного.
— А что? Вполне может быть. Ведь усадьбу «мальчуганы» унаследовали, можно сказать, от помещика.
— Тогда можно предположить и вовсе невероятное…
— Что именно?
— А что, если клад «нашел» ураган? — вдруг неуверенно предположил Владислав Сергеевич.
— Ураган?
— Тут ведь нынешним летом был страшный ураган. Говорят, эти погодные катаклизмы из-за глобального потепления! От того, что теплые течения в Мировом океане поменяли свое направление…
— И что же?
— Да смерч тут пронесся, понимаете? Из речки тогда всю воду высосал. Деревья вырывал с корнем.
— А заодно — и вырыл клад?
— Такие случаи известны.
— Все может быть. Ураган вырыл клад, разбросал его…
— Возможно…
— А Яша нашел случайно в лесу этот мраморный фрагмент!
— Да… Прекрасную лодыжку какой-то Венеры, — задумчиво произнес Кленский. — «Шедевр лучших времен искусства ваяния…» Помните, именно так у Яши в записной книжке написано.
— Вы опять про стиль?
— Стиль-то тут как раз и важен. Люди, склонные к графомании, всегда испытывают на себе влияние чужого литературного стиля. Яша явно это влияние испытывал. Возможно, это даже имеет отношение к его смерти.
— То есть?
— Знаете, что читал Яша?
— Нет.
— Проспера Мериме.
— Выбор необычный, но за это не убивают. А Нейланда убили.
— Но знаете ли вы, что именно он читал?
— Нет.
— Он читал «Венеру Илльскую».
— А это, кажется…
— Да-да, верно. Это история об ожившей статуе. О том, как бронзовая античная Венера — медный истукан! — задушила в объятьях молодого человека…
— Да-да… Помню: знаменитая новелла — с элементами фантастики…
— Фантастики?
— А вы, Кленский, думаете иначе?
— Я думаю… — задумчиво произнес журналист. — Мериме знал, о чем писал. Заметьте, главные действующие лица этой новеллы по существу археологи… Недаром они называют друг друга «коллега гробокопатель».
— Правда?
— Однажды, Дамиан, мне пришлось иметь дело с древними терракотовыми фигурками. Это были грубо вылепленные статуэтки с женскими формами. И такие эти формы были удивительные, такие, знаете ли, символизирующие плодородие…
— И что?
— Так вот… Когда дотрагиваешься до такой статуэтки или берешь ее в руки, уверяю вас, испытываешь сексуальное возбуждение…
— Это еще ни о чем не говорит.
— Не говорит? А известно ли вам, Дамиан, что некогда статуи одевали, умащали елеем, осыпали лакомствами, призывали в свидетели?
— Допустим.
— Известен, например, рассказ о статуе, упавшей на человека, который оскорбил ее.
— Грубость всегда наказуема… — усмехнулся Филонов.
— Жители Тира надевали цепи на статую бога солнца, чтобы она не покинула их город. Статуя Аполлона двигалась, давая прорицания, а другие статуи размахивали оружием, плакали или потели — в доказательство своей сверхъестественной силы.
— Ну, не знаю, стоит ли об этом всерьез…
— Кстати, то, что одушевление предметов возможно — каким-нибудь духом или силой, — не противоречило и более поздним теориям вполне цивилизованных людей.
— Так-так…
— Я уверен, легенды об оживающих статуях несут на себе отсвет этого знания, — продолжал Кленский. — А что касается Мериме… Я думаю, что «Венера Илльская» — явное отражение таких убеждений.
— Любопытно, конечно… Но не более, — с угасающим скепсисом произнес Дамиан.
— Вы думаете, Дамиан, что козлоногие сатиры перевелись, когда бог Дионис перестал показываться людям?
— Не так?
— Нет, дорогой мой… Последнего сатира поймали римские солдаты, когда их полководец Сулла, трезвый, жестокий и ни в каких сатиров не веривший, воевал в Греции.
— Да что вы?!
— Сатира связали, притащили в лагерь и стали допрашивать через переводчиков на всех языках. Но он, большой, лохматый и грязный, только испуганно озирался и жалобно по-козлиному блеял. Сулла испугался и приказал отпустить сатира.
— Зачем вы это мне рассказываете?
— Зачем? Знаете, один из лучших знатоков античности, преподававший у нас в университете профессор Просвирский, любил повторять: молодой человек, греческие и римские статуи — это не изображения богов… Нет!
Кленский сделал многозначительную паузу.
— А что же это? — вздохнул Дамиан.
— Это сами боги.
— Вот как?
— Вы знаете причину смерти Нейланда?
— Нет, разумеется… Я ведь не видел трупа.
— А я, кажется, знаю.
— Поведайте! Дриады, наверное, защекотали?
— Нейланд умер не от щекотки.
— Что же с ним случилось?
— Огромные гематомы.
— Синяки?
— Да.
— Ушибы?
— Напротив. Объятье. Как будто его тело сдавили, так сказать, железные длани.
— «Статуя переломила… словно щепку», — произнес Дамиан. — «Еще один… наказанный Венерой». Да… Что-то в этом духе и написано у Нейланда в записной книжке.
Сыщик покачал головой, скорее автоматически, по инерции, сохраняя прежнюю иронию.
— Нейланд читал «Венеру Илльскую» постоянно перед своей странной смертью, — продолжал Кленский. — Очевидно, помнил наизусть. И возможно… Ну, как вам сказать…
— Говорите уж!
— Эта любовь к мраморной Венере, о которой он пишет… Возможно, все это было всерьез.
— Вы шутите?
— Нисколько. Я хочу сказать, что это не шутки.
— Не шутки? То есть вы, взрослый здравомыслящий человек, хотите сказать, что Нейланд не фантазирует, когда пишет «появилась она»?
— Да.
— Впечатляет! — Филонов залпом выпил стакан воды. — Откуда вы знаете про гематомы?
— Видите ли… Наш доморощенный мародер Миха видел эти ужасные гематомы. Он обыскал, оказывается, мертвое тело Нейланда в поисках денег. Еще прежде, до того, как задумал снять с трупа часы…
— И ваш доморощенный мародер признался вам в этом поступке? Любопытно…
— Миха так дрожал от страха, когда появился кадавр, — решил, что труп вернулся, чтобы с ним рассчитаться! — что все мне рассказал, без утайки.
— А вы до сих пор молчали?
— Кстати, Нейланд забыл здесь книгу, — вместо ответа заметил Владислав Сергеевич. — «Венера Илльская» у меня. И я вам сейчас ее принесу. Там есть Яшины пометки!
— Вот как?

 

В тот же день Филонов, отложив свои таинственные поиски, принялся за чтение Мериме.
* * *
Она стояла так близко — только протяни руку. И Владислав Сергеевич протянул — как нищий за подаянием.
— Не убегайте! Прошу вас, — взмолился он. И сделал попытку приблизиться.
Но Вита опять — неумолимо — стала удаляться.
— Ах так… — вдруг разозлился Кленский.
Непреодолимое желание, как при созерцании миража, прикоснуться и удостовериться, из какой материи соткано это существо, овладело им.
Он уже почти бежал. А расстояние между ним и девушкой нисколько не сокращалось.
И все-таки он бы ее догнал. Он был почти уверен в этом.
Но на пути ее отступления стояла все та же самая невероятная зеленая ива.
И Вита вдруг снова исчезла.
Кленский подошел ближе, дотронулся, как во сне, до ивовой ветки. И даже прикоснулся щекой к прохладному узкому листу. На сей раз сомнений у него не было. Это было слияние, растворение, превращение. Она исчезла: вместо его Виты шептала, дрожа как живая зеленью листвы, ива.
На всякий случай он даже протер очки…
Теперь на таком близком расстоянии было видно, что за лист зацепился длинный женский волос.
Только он и напоминал о случившемся…
Кленский осторожно отцепил волос от ивовой ветки.
И внезапно опять почувствовал уже знакомый неприятный запах.
Журналист резко оглянулся — и наткнулся на взгляд. Совсем рядом с ним, скрытый зеленью листвы, очевидно, стоял человек. Этот пристальный насмешливый взгляд вряд ли мог принадлежать животному… Не выдержав его, Кленский опустил глаза.
Он опустил глаза — и вдруг увидел копыто.
В ту же секунду послышался легкий шорох — и все исчезло.
«Я, кажется, схожу с ума», — подумал Кленский. Но как-то равнодушно подумал, нисколько от этой мысли не расстроившись.
* * *
— Итак… Я внимательно, с большим интересом освежил в памяти «Венеру Илльскую», — начал Дамиан, не дожидаясь, когда за столом после обеда окончательно опустеет.
Кроме самого Филонова и Кленского, за столом оставалась еще замешкавшаяся с посудой Китаева… Да Тарас Левченко — с книгой. Отхлебывая компот, студент увлеченно читал.
— Я, признаться, даже предисловие проштудировал, — продолжал Филонов.
— И что же? — осторожно осведомился у сыщика Кленский.
— Оказывается, об этой новелле Мериме литературоведы пишут, что она «разоблачает ценности буржуазного брака-сделки». А Венера, мол, наказывает тех, кто пренебрегает ее властью.
— Венера? — оторвался от книги Тарас. — Мраморная богиня? Хотите послушать, как Мережковский описывает прибытие в Россию статуи Венус, купленной в Италии по приказу Петра Первого? — И, не дожидаясь ответа, студент стал читать вслух: — «По морям и рекам, через горы и равнины, через русские бедные селения, дремучие леса и болота, всюду бережно хранимая волей царя, то качаясь на волнах, то на мягких пружинах, в своем темном ящике, как в колыбели или в гробу, совершала богиня далекое путешествие…»
— Можно предположить, что такое же путешествие совершила и Венера из коллекции Неведомских, — заметил Кленский. — И так же освоилась здесь, под Мширой, среди «русских бедных селений, дремучих лесов и болот»…
— «Все такая же, невинная и сладострастная, нагая и не стыдящаяся своей наготы, — подхватил, продолжил читать Тарас. — С того самого дня, как она вышла из тысячелетней могилы своей, шла она все дальше и дальше… из века в век, из народа в народ. Пока не достигла последних пределов земли, Гиперборейской Скифии, за которой уже нет ничего, кроме ночи и хаоса».
— Насчет хаоса — это точно замечено, — вздохнул Филонов. — Однако попробуем разобраться…
— Яша описывает в своей записной книжке дорогу к усадьбе Неведомского, — заметил Владислав Сергеевич. — Вы и сами, Дамиан, в этом убедились. Это не противоречит моей «версии».
— Возможно… Возможно, ураган вырыл из глубокого ила Мутенки покоящийся там клад Неведомских. И унес, разбросал. Возможно, Яша случайно, бродя по лесу, наткнулся на обломок мраморной статуи из коллекции Неведомского, «вырытой» и разбросанной ураганом. А дальше…
— Что же дальше?
— Все довершило его больное воображение. Его и так сдвинутой психике достаточно было небольшого толчка. Дон Жуану вообще пятки хватало, чтобы довершить образ и составить полное представление о женщине. Очевидно, Нейланду хватило лодыжки, чтобы вообразить прекрасную Венеру. Мраморную богиню, влюблявшую в себя и прежде довольно регулярно ее обладателей, графов Неведомских… К несчастью, находка Нейланда совпала еще и с чтением Мериме. Бедняга сошел с ума. Влюбился в статую… Впрочем, Нейланду и сходить не надо было — он и так был сумасшедшим.
— И что же?
— Ну, и все.
— Что — все?
— Это тупиковая версия.
— А я думаю иначе… — упрямо покачал головой Кленский. — Как человек с неустойчивой психикой, Яша, возможно, «улавливал» то, что не дается нам, нормальным и толстокожим…
— То есть?
— Они богини… Они мраморные. Но все равно они женщины, — пробормотал Владислав Сергеевич. — Поэтому хотят проверить свои чары, доказать свою власть. Я бы тоже захотел убежать на его месте. Яша хотел уехать! Но, очевидно, не смог.
— Вы серьезно?
— Ну, можете понимать это как метафору. Некто хотел бежать от своей блажи, от наваждения… Граф Неведомский тоже не просто увлекался коллекционированием античных скульптур. Он верил в чудодейственные силы и чары своих мраморов.
— Так-так… А вы что, Вера Максимовна, думаете обо всем этом? — Филонов повернулся к «руководительнице юных археологов».
— Хотите знать, что думают «нормальные и толстокожие»? — поинтересовалась Китаева. — Что ж… Говорят, один из Неведомских и правда был любителем всяких мистификаций и представлений на античные темы… Служил культу Венеры. Известно, что около принадлежавшей ему статуи этой богини всегда стоял треножник. Кстати, само название «Купель Венеры» сохранилось еще с тех времен, когда здесь была усадьба Неведомского. Речка протекала по его землям. И нимфы, и дриады тут у него бегали, и вакханки скакали…
— Что касается дриад, поверьте, с ними шутки плохи… — вдруг вполне серьезно заметил Дамиану Тарас.
— Неужели?
— Ага…
— Вы тоже меня мистифицируете?
— Никто вас не мистифицирует, — вздохнул Кленский.
— Неужели?
— А гематомы на трупе, Дамиан? Что вы о них скажете?!
— Только не надо больше про «каменные объятия», Владислав Сергеевич… У синяков бывает и иное происхождение.
— Кстати, когда в России появились первые статуи античных богов… — вздохнул Тарас, — этих языческих кумиров и идолов восприняли как знак, возвещающий появление антихриста.
— Даже так?
— Белые черти… Так называли на Руси тогда этих Венер и Селен…
* * *
Дом и правда выглядел крайне мрачно. Как и предупреждал Дамиан.
Кленский нерешительно подошел поближе… Сыщик прав: здесь может быть опасно…
Заросли крапивы. Ядовитый борщевик в человеческий рост высотой… Это был настоящий деревенский дом. Из хлева, примыкающего к самому дому, доносились сопенье и хрюканье. Запах скотного двора.
Однако сколько Кленский ни ждал, что за зеленой стеной крапивы и ядовитого борщевика кто-нибудь мелькнет, никого он так и не увидел. Никакого женского силуэта.
Он уже собрался уходить, так и не решившись постучать в дверь, как… Некое солнечно-золотистое свечение в высокой траве, словно солнечный зайчик, пущенный зеркалом, привлекло его внимание. Кленский отодвинул траву…
Перед ним на зеленом лужке сидел златокудрый малыш. И играл в какие-то золотистые странные игрушки.
«Разве можно детям играть с такими острыми и опасными предметами?!» — испугался Кленский, глядя на эти игрушки.
И вдруг вскрикнул и схватился за сердце.
* * *
— Что с вами? — испугалась Вера Максимовна, когда Кленский, держась за сердце, появился в лагере.
— Сам не понимаю… — прошептал, морщась от боли, Кленский.
— Может, сердечный приступ?
— Да нет вроде бы…
— Может, нитроглицеринчику?
— Не знаю… Такая внезапная пронзительная боль! Впрочем, ничего, не волнуйтесь… Кажется, уже проходит.
— Вот и хорошо…
Кленский соврал: боль в сердце не проходила. Но ему отчего-то вовсе не хотелось избавляться от нее. Эта боль была не только мучительной, но и довольно приятной.
— Вы видели когда-нибудь, Верочка, как женщина превращается в иву? — заметил Кленский, отстраняя протянутый ему Китаевой нитроглицерин.
Вера Максимовна пожала плечами:
— В иву? Прямо дриада какая-то… И где это такое вам примерещилось?
— Возле Купели Венеры.
— Вы, право, как наш Коля маленький… Он тоже утверждает, что видел какого-то белобрысого — или, как он говорит, златокудрого! — пухлого мальчишку, нагишом разгуливающего по лесу с луком и стрелами. — Китаева, отмахиваясь от ос, накрывала на стол, расставляла миски.
— Златокудрый малыш? — оживился Кленский. — Как на картинах старых мастеров? Они, знаете ли, именно так и изображали Амура.
— Уж не знаю, насколько златокудрый… Как я поняла, рыжий толстый мальчик с очень розовыми щеками. Золотушный, наверное. Диатез и третья стадия ожирения. Нынешнему ребенку, будь у него такие перетяжки, как на картинах ваших мастеров, врачи тут же прописали бы диету…
— Уж не два ли колчана было у этого мальчугана в руках? — Кленский рассеянно наблюдал за аккуратными, рассчитанными движениями Китаевой.
— Два ли колчана? О чем это вы, Владислав Сергеевич?
— Разве не помните? — усмехнулся журналист. — Помните, одна стрела этого мальчика поселяет в сердце человека любовь? Другая — любовь убивает.
— Кажется, именно про два колчана Коля и рассказывал, — заметила Вера Максимовна. — Мальчик — большой фантазер… это всем известно!
— Один мальчик большой фантазер, другой мальчик большой фантазер… — пробормотал Кленский.
— Фантазер? О ком это вы? — Прерывая беседу Веры и Кленского, к столу подошел Филонов.
— О Коле, — усмехнулась Китаева. — Ребенок утверждает ни мало ни много, что видел в лесу Купидона. А Владислав Сергеевич — дриаду… Фантазеры наши…
— Ну, Колю-то точно давно бы надо отправить домой, — вздохнул Филонов. — Ребенку здесь делать нечего.
* * *
Коля, сын Корридова, очень скучал без сверстников. Со взрослыми было невероятно скучно. Поэтому Коля очень любил фантазировать. Любил придумывать. И если он что придумывал, получалось как наяву…
Толстый мальчишка поразил его воображение своими игрушками.
Коля тоже делал игрушечные луки и стрелы. Получалось неплохо — стрела, сделанная из прутика, улетала метров на тридцать.
Но лук, который был в руках у того толстопузого малыша, не шел ни в какое сравнение с Колиным оружием.
Правда, пухлый мальчишка, нагишом разгуливавший по лесу, немного смущал Колю такой раскованностью. Все же Коле уже было семь лет, и он разбирался, что прилично, а что нет. Но… «Хоть такой друг… лучше, чем ничего», — рассудил Коля.
Увы, Колю отправили домой еще до того, как он успел подружиться с этим мальчишкой.
Назад: Глава 9
Дальше: Глава 11