Глава 8
Чувствуя себя пристыженным и вроде бы как уличенным во лжи, Кленский растерянно бродил по лесу, раздумывая, стоит или нет отвечать на вопрос Дамиана. Счастье приходит, когда его не ждешь…
Именно так появилась Вита. Так внезапно, что Кленский не успел даже обрадоваться.
Но это снова была она.
Наконец-то он опять ее увидел!
Светлое в синих букетиках платье мелькало между деревьями.
Девушка даже оглянулась на мгновение, невообразимо соблазнительно и нежно ему улыбнувшись…
И Кленский следовал за ней. Он убыстрял шаг, он пытался ее догнать… Ветки задевали по лицу. Кленский неловко спотыкался…
Но наконец он почти ее догнал.
И даже сделал решительную попытку приблизиться. Она обернулась, прижалась спиной к дереву…
И вдруг исчезла.
Исчезла!
Словно растворилась в зелени листвы.
Журналист от неожиданности остановился.
Он стоял, вглядываясь в шелестящую зелень…
И вдруг он почувствовал опасность.
Кленский был уверен, что совсем рядом, скрытый стеной деревьев и зеленью листвы, кто-то стоит. И уж, конечно, это была не его красавица незнакомка. От той пахло жимолостью и почему-то молоком… А это… животное какое-то…
«Увы, — подумал Кленский, — реклама дезодорантов не проникла еще в глубинные слои населения. Хоть бы помылся…»
Поначалу Кленский решил, что это какое-то животное… Возможно, парнокопытное… Кто-то большой, грузный и шумно дышит. Резкий запах скотного двора.
Владислав Сергеевич даже испуганно отодвинулся: вдруг забодает?
Между тем чувство опасности — неведомо откуда взявшийся страх — постепенно овладело им.
Все же пытаясь рассмотреть, кто там, Кленский сделал шаг…
И вдруг сквозь просвет в листве наткнулся на взгляд. И этот насмешливый взгляд явно не принадлежал никакому животному. За деревом стоял человек. И в упор его рассматривал.
Не выдержав этого взгляда, Кленский опустил глаза. И заторопился обратно к палаткам — поближе к людям.
Владислав Сергеевич шел так быстро, что чуть не сбил с ног Филонова.
— Откуда это вы так бежите? — удивился тот.
— Там… Там, в лесу, кто-то есть!
— И что же?
— Мне показалось…
— Что же вам показалось?
— В общем, это необъяснимо… Конечно, возможно, это какой-то человек… Но в его присутствии есть что-то пугающее.
— Может быть, у какой-нибудь красавицы есть ревнивый муж, который следит за ней, когда она собирается прогуляться по лесу? — на редкость проницательно заметил Дамиан. — И пугающий вас человек — это он и есть?
— Вы думаете?
— Не волнуйтесь, — снова успокоил Дамиан. — Конечно, все понятно — в такой ситуации начинаешь бояться даже собственной тени… Нервы, Владислав Сергеевич?
— Да, нервы… Наверное, — промямлил Кленский, потирая вспотевшие руки.
— Кстати… Вы подумали над моим вопросом? Не хотите на него ответить?
— Если можно, не сейчас.
— А когда?
— Когда? — растерянно повторил Кленский и хлопнул себя по щеке: — Просто безобразие!
— Что с вами?
— Да я о комарах. Закусали напрочь!
— Ах, вот что…
— Давайте поговорим вечером.
— Вечером?
— Знаете, заходите вечером на огонек — я вас кофейком угощу. И договорим.
— Отлично!
Вечером в палатке, затянутой от комаров сетчатым пологом, Кленский зажег спиртовку.
— Вам с сахаром? — поинтересовался он у Дамиана, снимая с огня кружку с закипевшим кофе.
— Нет… — Филонов покачал головой.
— Так вот, Дамиан… Возможно, я и отвечу на ваш вопрос. Но… Сначала скажите, для чего вам так нужно знать, кто написал статью?
— А почему вас это так волнует?
— Дело в том, что я боюсь повредить… одному человеку.
— Так-так… Ну хорошо. Тогда судите сами… Нынешней зимой вдруг появляется эта статья. Приблизительно в то же время археолог Сергей Салтыков начинает планировать Мширскую экспедицию. Но весной неожиданно умирает. А как вы думаете, почему Сергей Салтыков так на Мшире был зациклен?
— Его, разумеется, привлекала научная загадка Мширского городища.
— Думаете, все дело было только в этом?
— А в чем?
— Может, что-то еще притягивало его к Мширскому городищу?
— Что, например?
— Может, идолы?
— Допускаю… Вполне возможно, что в числе других — научных! — причин это тоже подвигло Сергея Салтыкова активизировать раскопки под Мширой. Салтыков — внук Аполлинария. И, кроме научного интереса к Мширскому городищу, Сергей, возможно…
— Тоже «поклонялся идолам»?
— Я бы сказал мягче: испытывал влияние легенды, которую я вам уже поведал. Но что же из этого следует?
— Заметьте, умирая, Салтыков практически завещал продолжить дело Корридову…
— Да. И что же?
— И тот взялся.
— Как видите.
— Из-за них, проклятых?
— Вы же знаете, Дамиан: Корридова эти «страшные истории» про мширского идола не завораживают нисколько. Для него идолы лишь археологический материал. Его фраза «не поклоняюсь истуканам» именно это и означает.
— Послушайте… Арсений Павлович сам не раз говорил: у человека, которому много тысяч лет назад принадлежали идолы, была огромная власть. Божки давали власть над окружающими. Открывали беспредельные возможности для манипуляций с людьми. Судя по вашим рассказам, и в более поздние времена идолы кое на что были способны! Сами же цитировали Августина: статуи совершают «великие дела», способны «вредить людям или исполнять желания»…
— И что же?
— Теперь скажите, вы бы удержались от соблазна иметь такую вещь? Да еще зная, что это не подделка, не рыночный амулет, а вещь истинная, в которой заключена сила тысячелетий? Неужели вы настолько скептичны, рациональны, вы настолько человек рассудка, что устояли бы перед искушением поверить в силу этого идола?
— Вы правы… Если бы не испугался, возможно, и соблазнился бы!
— А Корридов храбрый человек — в этом у меня нет никаких сомнений.
— Да на что Арсению Павловичу идолы, Дамиан? Докторскую он уже с грехом пополам защитил… На что они ему? Какие у него желания? Сокрушать своих научных оппонентов?
— Почему бы и нет?
— Нет! Идолам Корридов не поклоняется. Он человек рассудка. Это точно.
— Жестокое нынешнее время и не таких крутых скептиков, снисходительно посмеивающихся над мистицизмом, заставляло обращаться за поддержкой к сверхъестественным силам.
— Ну уж!
— Кроме того, могут быть и иные мотивы.
— Опять вы за свое! Деньги? Я в это не верю.
— Напрасно.
— Эх, Дамиан… Деньги, власть, мистическое влияние — все кажется вам более веским мотивом, чем объяснение, которое лежит на поверхности.
— Какое же?
— Вы не допускаете, что может быть и бескорыстный интерес? Интерес ученого?
— Допускаю, но…
— Азарт ученого, научный интерес — вот единственная причина, по которой Корридов приехал сюда, и вот почему не хочет уезжать! Он занимается делом, которое ему дороже и интереснее всего на свете. Это уже и есть исполнение всех желаний.
— Вашими устами, Владислав Сергеевич, да мед бы пить…
— Значит, вы все-таки подозреваете Корридова?
— Вашего «очень хорошего человека» — в первую очередь.
— А кого — во вторую?
— Всех остальных.
— Студентов?
— Конечно. Я полагаю, роли у студентов распределены так: Тарас — «мистик», Саша — «хохмач», Вениамин — «мистер здравый смысл». И у каждого мог быть свой личный мотив.
— То есть?
— Саша Дерюгин, как выяснилось, любит шутить. Может быть, ключ в любимом Сашином слове «прикол».
— Тарас?
— Припадая к корням, не надо уж совсем становиться на четвереньки. Левченко рассуждает, как дремучий дьячок допетровской эпохи. Для него идол — языческая нечисть… Мог убить Нейланда, оберегая истинную веру, поскольку явно подозревал того в идолопоклонстве.
— Вениамин?
— Одного привередливого сенбернара Кента содержать — сколько денег надо! Кашу не ест, от тушенки его поносит. А студенческая стипендия, знаете ли… Вениамин, студент-археолог, прекрасно разбирается в ценности таких вещей, как идол… Молодежь всегда нуждается в деньгах!
— Неужели и наших Прекрасных Школьниц подозреваете?
— Исполнение желаний — слишком заманчивая вещь. Тем более для девушек.
— Допустим… — Кленский отчего-то вспомнил задумчивую, невзрачную Дашеньку.
— Я не вижу среди девушек никого, у кого был бы мотив устранять этого Яшу Нейланда… Но зато почти у всех был соблазн заполучить идола.
— И Китаева — тоже подозреваемая? — усмехнулся Владислав Сергеевич.
— И Китаева.
— Нет, не верю!
— И напрасно.
— Вы сказали — всех?
— Да, всех.
— И меня?
— И вас.
— Ну и ну! — рассмеялся Кленский. Впрочем, смех получился натянутым.
— Так кто же написал ту статью? — не обращая внимания на иронию журналиста, повторил Филонов.
Кленский покачал головой:
— Нет, Дамиан. Ничего я вам больше не скажу.
— Почему?
— Потому что…
Снаружи у палатки вдруг послышалось какое-то подозрительное топтание.
— Тсс! — Филонов, приложив палец к губам, выглянул наружу.
И с изумлением обнаружил, что его брошенные возле палатки, скинутые наспех кроссовки стоят теперь, как солдатики на плацу, аккуратно, носок к носку.
А рядом с ними, смущенно улыбаясь, стоит Вера Максимовна.
— Не люблю беспорядка, — продолжая улыбаться, объяснила она.
— Не любите беспорядка? — переспросил Филонов.
— Нервирует ужасно! Ну неужели так трудно аккуратно ставить обувь?!
И, продолжая бормотать что-то в том же духе, не дожидаясь ответа на свой риторический вопрос, она удалилась.
— Что это с ней? — поинтересовался Дамиан у Кленского, убедившись, что «руководительница юных археологов» скрылась из виду.
— Она же сказала: не выносит беспорядка.
— ?
— Китаева вообще следит тут за всем.
— Что это значит — «за всем»?
— Ну… Даже бумажки подбирает, мусор всякий.
— И дело только в любви к порядку?
— Конечно, и «только»! Неужели вы думаете, что Китаева подслушивала?
— А вы ее в этом не заподозрили?
— Веру Максимовну? Возмутительное предположение.
— Один человек в одном офисе тоже подбирал бумажки…
— И что же?
— А потом его убили.
— Вот как?
— Шантаж. Люди, которые подбирают бумажки, обычно очень много знают и долго не живут.
А на следующий день поиски и усилия Дамиана все-таки увенчались успехом. То ли потому, что он умел это делать, то ли потому, что до него никому это и в голову не приходило — как следует осмотреть не дальние окрестности, а у себя под носом… В общем, Яшин рюкзачок Филонов обнаружил неожиданно близко, окинув профессиональным взором растущие неподалеку от палаток кусты.
Филонов нашел Яшин рюкзак!
И это было подтверждением того факта, что Яша не был плодом воображения членов экспедиции. «Мальчик был»! Вопреки намекам равнодушной Алисы.
И все в том рюкзачке оказалось на месте. Все нехитрые Яшины пожитки, включая небольшую сумму денег и красивую, в кожаном, с тиснением переплете записную книжку.
И еще кое-что… Некий тяжелый сверток.
Дамиан развернул бумагу.
— Опять находки… — вздохнул он. — С ума сойти можно от этой археологии!
Впрочем, об этом «кое о чем» Филонов до поры до времени решил никому не сообщать.
Вместо этого Филонов всем пообещал:
— Нашлась записная книжка, нашелся рюкзак, нашлась Яшина панамка… Найдется и Яшин труп!
— Надеюсь, эти поиски не помешают нашей дальнейшей работе? — довольно неласково взглянул на него Корридов.
