Глава 3
Огромные деревья нависали над речкой, образуя темный, тенистый свод. Кленский перешагнул через мшистое поваленное дерево.
— Вот… Место покушения! — объяснил Кленский, подводя Дамиана к той самой иве.
— Говорите, чуть не убили?
— Да так, знаете, здорово треснули… Пролежал без сознания по меньшей мере минут двадцать!
— Откуда вы знаете, что именно двадцать?
— А я тогда, прежде чем сделать фотокадр, посмотрел на часы, чтобы узнать, сколько времени осталось до заката… Хватит ли света? Ну а потом, когда после удара я пришел в себя, тоже, естественно, на часы взглянул.
— Фотография-то получилась?
— Фотография?
— Ну да… Удалось вам того козодоя щелкнуть?
— Щелкнуть я, кажется, успел. Но фотоаппарат исчез. Я когда очнулся, его рядом уже не было.
— Хороший фотоаппарат-то был?
— Хороший.
— Ну так, может, кто из корыстовцев позарился?
— Да вряд ли! На них первых падает подозрение, потому и не станут поблизости грабить…
— Что-то вы их все время выгораживаете… А кстати, как козодой?
— Да и не видел я этого козодоя.
— Может, и не было его?
— Как это?
— Ну… Вдруг вас заманили? Скажем, кто-то подражал крику птицы? Этот кто-то знал, что вы любите «охотиться» с фотоаппаратом. Или видел, как вы шли сюда.
— Вы думаете, меня заманили? — изумился Кленский.
— Все возможно.
— Но… Если, как вы говорите, кто-то знал, что я люблю «охотиться» с фотоаппаратом… Значит, кто-то из своих? Вы это имеете в виду?
— Повторяю, все возможно.
— Кто-то из наших ударил меня по голове?! Но зачем?
— Пока не знаю. Сыщику следует предполагать даже самое невероятное.
— Ах, вот в чем дело: невероятное… — немного успокоился Кленский.
— Впрочем, предпочтение я отдаю другой версии.
— Какой?
— Скажем, это те «черные археологи», что приезжали на «Хаммере», вас стукнули. Приехали еще разок, проведать настоящих археологов, ну и…
— Мы им мешаем?
— Возможно.
— Но почему именно меня?
— Очень много фотографируете. Наверное, кто-то попал в кадр случайно. Побоялись засветиться. Вот и ударили. А фотоаппарат похитили. Вместе с тем последним отщелкнутым кадром.
— Вы думаете?
— Не помните, что там, на том кадре, могло быть?
— Что? — Кленский задумался. — Я только помню: что-то удивило меня тогда, очень удивило…
— Что именно?
— Что-то красивое…
— Красивое?
— Да… Красивое. Какое-то цветное пятно… И вроде как знакомое!
— Знакомое? Постарайтесь-ка вспомнить, Владислав Сергеевич.
— Н-нет! — Кленский потер виски. — Не помню. Увы… Этот удар словно все стер… Всю память отшиб!
— Конечно, первое, что приходит в голову, — это разыскать по номеру машины тех злополучных «черных археологов»… — вздохнул Дамиан. — Вы, кстати, номер запомнили?
— Н-нет…
— Нет?!
— Как-то не обратил внимания.
— Не обратили внимания?! Сами же сказали, что эти люди сразу показались вам подозрительными! И не обратили внимания на номер машины?
— Даже не знаю почему…
— Извините, что-то даже не верится.
— Ну что вы! — смутился Кленский. — Можете смело мне доверять, Дамиан.
— Это почему же?
— Понимаете, когда я лгу, у меня розовеют мочки ушей. А если сильно вру — так просто краснеют! По молодости, когда крутил по нескольку романов одновременно, специально носил длинные волосы, чтобы девушкам врать. Хорошо, что мода такая была. А теперь, как видите…
— Да уж… — Филонов окинул взором лысоватую голову Кленского с несколько оттопыренными ушами. — Жаль, если не вы окажетесь преступником. С вас показания снимать одно удовольствие.
— Спасибо.
— Не за что. В общем, стукнуть вас мог кто угодно… «Черные археологи», пытающиеся запугать и изгнать законных археологов с «богатых мест»? Вполне вероятно. Корыстовцы, недолюбливающие, мягко говоря, интеллигентов-москвичей-археологов? И это может быть… Но, возможно, все-таки и кто-то из своих.
— Вы имеете в виду всех-всех?
Филонов кивнул.
И вдруг наклонился и поднял с земли какой-то камень. Некоторое время он его рассматривал. И даже достал лупу в щегольском замшевом чехольчике.
— А вот, кажется, и ваш козодой! — усмехаясь, заметил Дамиан. И протянул камень Кленскому. — Точнее, его смертоносный «клювик».
Владислав Сергеевич с некоторым ужасом взял в руки камень, покрытый подозрительными бурыми пятнами.
— Именно этим орудием преступления, кажется, и ударили вас по голове.
— Орудие преступления? — Владислав Сергеевич растерянно смотрел на своего спутника. — Обычным камнем треснули?
— А вы на что надеялись? Что вас треснули рукояткой «парабеллума», отделанной перламутром? Тут не Чикаго… Просто этот камень, очевидно, первым попался преступнику под руку.
— Вот как? Я рад, что ему не попался под руку железный ломик, — поблагодарил журналист, потирая ушибленный затылок.
— Кстати, это говорит о том, что покушение на убийство было спонтанным, — заметил Дамиан; — Импровизация, так сказать.
— Импровизация?
— Пожалуй… Возможно, нападавший не планировал — во всяком случае, в тот момент — это покушение на вас. Увидел — и ударил. Возможно, безо всякого подтекста, если это просто хулиганы из деревни.
— Импровизация? Не планировал?
— Впрочем, ничего пока не знаю, — сдержанно заметил сыщик.
Поднятый с земли камень Филонов убрал в пакет.
— Знаете что, Кленский… А давайте-ка мы с вами еще разок сейчас заглянем на место раскопок, — вдруг предложил Дамиан.
— На раскоп?
— Да.
— Хотите еще взглянуть на наш раскоп?
— Если, конечно, там нет сейчас вашего грозного Корридова…
— Думаю, что нет. Для работы поздновато.
— Вот и отлично.
— Да уж не боитесь ли вы Корридова?
— А что, если боюсь?
— Не стоит. Арсений Павлович вообще-то очень хороший человек.
— Правда?
— Очень хороший!
— Право, не знаю, что и ответить… Обычно преступники, с которыми меня сталкивала жизнь, производили впечатление именно хороших «человеков». Один из них, самый хороший человек, чуть не отправил меня на тот свет. А другой, тоже хороший… Впрочем, не будем о печальном…
Филонов замолчал.
Когда они подошли к раскопу, там было пусто.
— Хочу вас расспросить поподробнее, Кленский… — Филонов окинул взглядом раскоп. — Что вы уже «накопали»? Есть ценные вещи?
— Пожалуй…
— Так есть или нет?
— Ценных находок идет немало.
— Например?
— Ножны костяные, ножи, амулеты, украшения…
— А самая-самая?
— Форму недавно нашли для медной отливки.
— Форму для отливки — чего?
— Идола!
— Идола? Что же до сих пор молчали!
— Не успел рассказать… Конечно, такая форма — это редчайшая вещь.
— Догадываюсь… Значит, «отец русской археологии» Аполлинарий Салтыков нашел здесь под Мширой когда-то идолов… А вы сейчас — форму для их отливки?
— Получается так.
— А как эта форма выглядит?
— Ну, на взгляд неосведомленного человека — довольно невзрачно.
— Вот как?
— Это для археологов она, конечно, ценная и редчайшая, а для «просто человека» — так… обломки глины!
— Значит, «просто человек» вряд ли бы мог из-за нее позариться на ваш раскоп?
— Так те, что на «Хаммере» приезжали, хоть и «черные археологи», но все-таки археологи.
— То есть разбираются? Это вы хотите сказать?
— Должны, во всяком случае.
— «Свои» ведь тоже разбираются!
— Разумеется.
— Так не хотите предположить и другое?
— Что именно?
— Ваш раскоп перерыли отнюдь не «черные археологи»…
— То есть?
— Это была имитация.
— Имитация?
— Да. Скажем, кто-то поработал под «черных археологов».
— Зачем?
— Как, по-вашему, можно украсть находку? Ведь, наверное, это трудно?
— Да уж, у Корридова каждый черепок на счету…
— Ну и?..
— Что?
— Теперь в этом хаосе, — Филонов кивнул на загубленный раскоп, — поди разбери, что исчезло!
— Вы думаете, это тоже кто-то из своих? — ужаснулся Владислав Сергеевич.
Филонов промолчал.
— Ну, покушение на убийство — ладно… Подозревайте! — воскликнул Владислав Сергеевич. — Однако изуродовать раскоп — это уже ни в какие ворота не лезет! Ведь мы археологи!
— Ну, вы-то журналист…
— Это что — банальный обывательский намек на журналистскую продажность? — возмутился Кленский.
Но все-таки покраснел.
Намек Филонова попал в цель.
— Конечно, я могу в газетной строчке назвать «Идеал» хорошим порошком и идеалом, даже если он ни черта не стирает… Но продать археологическую ценность — то, что должно украшать музей?! И никто другой, уверяю вас…
— Вполне вероятно и такое, — заметил Дамиан.
— Нет! Не может быть!
— Ну что ж, ваше негодование можно понять.
— Не могу поверить! К тому же… Мотив?
— Мотив?
— Да!
— Да вы сами только что его озвучили, этот мотив… Сами произнесли это слово.
— Какое?
— Скажите… Если бы кто-то нашел не форму для литья, а самого идола, то мог бы стать богатым человеком?
— Именно идола?
— Именно.
— Н-н-ет… Пожалуй, нет…
— Нет?! Вы сами же говорите: идол есть редчайшая вещь и, стало быть, огромная ценность?
— Медный истукан, конечно, стоит денег. Верно… — Кленский покачал головой. — Но не сумасшедших!
— Просто кто-то мог бы подзаработать?
— Это точно… Но повторяю: для археолога тяжесть такого греха, такого кощунства несоизмерима с возможным гонораром. Не та сумма…
— То есть вы даже в курсе, каков порядок сумм?
— Я лишь предполагаю, — смутился Кленский.
— Что ж, придется мне позаботиться о более точной информации, — бесстрастно заметил Дамиан.
Кленский пожал плечами:
— Позаботьтесь. Ваше право! Конечно, я кое-что слышал… Но… Трудно сказать вот так сразу, с ходу…
— Почему же трудно? Мне кажется, что вы хорошо разбираетесь в теме, Кленский!
— Если честно, крайне поверхностно! Я дилетант.
— Я думаю, вы осведомлены более, чем хотите это показать.
— Да нет, ну что вы! Я ведь так… Просто интересуюсь всем понемногу. Расцвечиваю жизнь, чтобы не закиснуть совсем от скуки. Знаете, Дамиан… Если бы вы попросили определить меня одним словом, что такое жизнь, я бы сказал…
— Да?
— Скука!
— Однако вы мастер — «определять одним словом»… А Корридов?
— Что — Корридов?
— Вы могли бы определить, что он за человек, — одним словом?
— Слишком сложен — чтобы одним.
— Постарайтесь… Причем скажите сразу — особенно не задумываясь.
— Зачем вам?
— Обычно это подытоживает основные впечатления о человека. Даже подсознательные.
— Корридов? — Владислав Сергеевич на несколько секунд все-таки задумался. — Художник!
— Вот как?
— Да. По сути, ему никто и не нужен. Арсений остался один на один с наукой и «тьмой веков». Сквозь эту толщу времени он, в отличие от нас, что-то видит. Он не ценит деньги так высоко, как все мы. Не они главный его интерес.
— А большие деньги? Тоже не интересны?
— Нет, — решительно возразил Кленский.
— Но они ему все-таки нужны? Ведь ему нужны деньги на раскопки, верно?
— Еще бы! Вот, например, радиоактивный анализ угля, чтобы точно датировать время… Подумайте: майонезная баночка с угольком обходится в сто баксов! А Корридов платит свои.
— Охота пуще неволи?
— Опять вы намекаете? Да нет… Невероятно! Мертвое тело, загубленный раскоп, покушение… Причем вы не забыли — на меня покушение! И все это сделал кто-то из своих?
— Да не волнуйтесь вы так. Все это только предположения. Я пока не настаиваю ни на одной из своих версий.
