Данила Холмский. 2 августа 2002 года. Мулен-он-Тоннеруа

– Боже мой! – со слезами в голосе воскликнула Николь. – Как же вы намучились, бедный!

Такова была женская точка зрения. Судя по выражению лица Леры, она ее вполне разделяла. Однако мужчины смотрели на страдальца c несколько иным выражением. Во всяком случае, без слез. И без слов.

Молчание тянулось долго.

– Да... – протянул наконец Мирослав. – Это же надо было столько дури напороть. О чем ты только думал njulf?!

– О том, что я не хочу в тюрьму, вот о чем, – буркнул Данила. – Или ты считаешь, что сейчас у нас в России кто-нибудь разбирается, прав ты или виноват?

– Секундочку! – поднял палец Мирослав. – Ты забыл, что я и сам только вчера прилетел из России и вообще – как бы живу там постоянно.

– Вот именно, как бы! – передразнил Данила. – Ты ведь из другого класса. Я – разночинец, как таких называли в XIX веке. Нищий интеллигент, попросту сказать. А ты – типичный «новый русский». Ты теперь гораздо больше похож на этого вот... – он подбородком указал на Жерара, однако перехватил его дерзкий взгляд и замялся, подбирая определение: – ...на этого...

– Врага народа? – с предупредительной улыбкой подсказал Жерар.

– Ну, если вы настаиваете, – с тем же издевательским видом согласился Данила. – Можно и так назвать. А я бы сказал – на этого буржуя. Для вас, богатых, свои порядки. Сам знаешь, закон – что дышло... и далее по тексту. У вас всегда есть деньги, чтобы откупиться, нанять адвоката, внести залог. А мне одна дорога – со скрученными руками в ментовозку, потом в «обезьянник», в СИЗО, ну и на нары где-нибудь в Нарьян-Маре, или где у нас там содержат убийц.

– Ну, ты знаешь, богатые тоже плачут, – пожал плечами Мирослав. – Вспомни ту историю, которая произошла пять лет назад на выборах губернатора вашей области. Уж на что Климушкин ваш богатый и денежный человек, а ведь и на него нашлась управа в виде закона. Посадили его за махинации с судостроительным заводом, как миленький и отсидел!

– Да всем известно, что на него нашлась управа не в виде закона, а в виде бывшего нашего губернатора Чужанина! По-хорошему, он должен был с Климушкиным срок мотать сообща, они ведь вместе обирали тот судостроительный завод. Но Чужанин в это время был уже вице-премьером. Ну как он мог допустить, чтобы его «наиперший и наилепший» враг стал губернатором и поприжал всех прикормленных Чужаниным людишек? Тех, кому он государственную собственность за копейки продавал? Кому отдал книжные магазины под «Макдоналдсы», булочные – под бутики, кому раздарил целые кварталы и предприятия? Климушкина упекли с подачи Чужанина и бывшего первого папы, чья дочка тогда питала к Чужанину романтические чувства. Сам знаешь, что это так.

– Ну, скажешь, Климушкин ваш был чист, аки агнец? – хмыкнул Мирослав.

– А разве нет? – заносчиво выкрикнул Данила.

– Не был он чист, – вступила в разговор Лера. – Я отлично помню эту историю. Но все равно с ним поступили несправедливо. Алекс... я хочу сказать, Данила прав в одном: рядом с ним на скамье подсудимых должен был сидеть Чужанин. А он прилетал на персональном самолете из Москвы для дачи свидетельских показаний со стороны обвинения... Это очень многих людей тогда подкосило, очень многих заставило разувериться в том, что у нас вообще какая-то справедливость возможна. Поэтому я в принципе прекрасно понимаю Данилу, понимаю страх человека, ни в чем не виновного, против которого собрались все улики и который не верит в то, что сможет выпутаться. А даже если сможет, сколько придется намучиться! Вот он и кинулся очертя голову неведомо куда, к черту на кулички...

– Кулички в данном случае оказались весьма цивилизованными, – проворчал Жерар. – Извините, Валери, я перебил вас. Но вот вы столь патетически произносили эту защитительную речь... – В голосе его прозвучало такое ехидство, что Николь озадаченно заморгала, всерьез обеспокоившись судьбой своего сватовства. – Хорошо, предположим, Алексис... о, пардон, пардон, я просто еще не привык к вашему новому имени! – предположим, мсье Холмский и в самом деле невиновен. Но кто тогда убил Шведова? Кто?

– Не знаю, не видел, – чистосердечно признался Данила. – И расследовать это преступление у меня не было времени. Но я вижу, вы мне не верите. Ведь не верите, что я в этом не замешан, да?

– Не верю, – спокойно признался Жерар.

Николь и Лера в один голос ахнули. Мирослав задумчиво покачал головой. Однако Данила будто даже ничуть не обиделся.

– Ну и не верьте, – покладисто сказал он. – Я вас понимаю. Но вот если посмотреть на эту историю в свете того, что вы нам тут рассказали... в свете этих новых наследников вашего отца... Кто еще, кроме меня, мог бы убить Шведова, к примеру? Просто так подумайте, для тренировки ума.

– А! – словно бы даже обрадовался Жерар. – Кто же, кроме меня? Но должен вас огорчить. У меня стопроцентное алиби на всю последнюю неделю, включая ночь с тридцатого на тридцать первое июля. В Париж прилетал мой двоюродный брат, который живет в Кейптауне, а обратный рейс у него поздний, вдобавок он откладывался дважды по метеоусловиям, ну мы и сидели в аэропорту Орли в ресторане, пили, вспоминали детство: ведь мы вместе росли. Так что ничего не выйдет, господин Холмский! Вам не удастся подвести меня под статью, как принято выражаться на моей этнической родине!

– Конечно, и в мыслях у меня нет, что вы это сделали сами, – кивнул Данила. – Однако вы вполне могли нанять киллера... Разве не так?

– Вообще-то мог, – поразмыслив, согласился Жерар. – Но я этого не делал.

– Это вы так говорите, – подковырнул его Данила. – Так что теперь в списке подозреваемых не только я, но и вы: как заказчик, а значит, сообщник убийства Шведова. И этот список можно расширить! Ведь убить Шведова мог и Мирослав! Предположим, он каким-то образом тоже узнал о наследстве и понял, что оставшиеся шесть миллионов незачем делить на троих. Вот и убрал третий делитель.

– Я тоже вынужден огорчить тебя, – чрезвычайно вежливо и холодно проговорил Мирослав. – В ночь я возвращался из Питера. Я был в поезде, причем не один, а с двумя своими сотрудниками.

– Ну, сотрудники небось ради тебя наплетут семь верст до небес! – хмыкнул Данила. – Почему я должен им верить?

– Если следовать твоей логике, – зло буркнул Мирослав, – я не только убил Шведова, но и нарочно все подстроил так, чтобы Валерия и Жерар собрались здесь сегодня. Зачем мне вообще делить с кем-нибудь эти восемь миллионов? Я их лучше один получу, ликвиднув лишних наследников! Логично?

– Нет, нет, это я вас всех собрал! – вскричал Жерар. – Я, конечно же, я! Мне тоже не помешают восемь миллионов. Логично?

– Вот именно что логично! – воскликнул Данила. – И не надо обижаться. Я только хотел показать вам, насколько убийственна бывает иногда внешняя сторона. Теперь вы в этом убедились. Вы убеждены в собственной невиновности. А я убежден в своей. И еще один довод в мою пользу... Ведь я мог вам ничего не рассказывать о той ночи. Я мог бы сказать, что нашел эти документы на улице или что-то еще. Я вам доверился, потому что все было именно так, как я говорю, и не представляю, кто и почему прикончил Шведова. Поэтому давайте больше не тратить времени на выяснение отношений. У нас и так море проблем.

– Каких же, интересно? – спросил Мирослав.

– Ты что, забыл о том, что с нами происходило вчера? – повернулся к нему Данила. – Почему-то мне не верится, что этот ваш Себастьен Моран, приложивший столько сил для поисков наследников и подготовивший эти формы «отречения от престола», – Данила кивнул на папки с вложенными в них копиями документов, – так просто откажется от своих намерений. Если они догадались, что мы здесь... если следят за домом...

– Себастьен не знает, в каком доме я живу, – перебила Николь. – Он знает только название деревни – Мулен.

– Она не так уж велика, верно? – улыбнулся Данила. – Нетрудно выспросить, выследить. Если он даже не знает, то узнает очень скоро. Если уже не узнал.

– О господи... – тихо проронила вдруг Лера.

– Что такое?

– Вы говорили, что, когда уходили из квартиры Николь, видели каких-то подозрительных людей, – напомнила она. – И решили, что это именно те, кто подстроил всю эту историю. Почему вы так решили?

– Во-первых, с ними была красотка Флоранс, – пояснил Мирослав. – Ну шутка это, шутка! – тотчас пояснил он, перехватив обиженный взгляд Николь. – А главное, там был тот самый разноцветный негр, который, как мы предполагаем, стащил у Данилы в автобусе документы. И с ним «гасконец», которого я видел в аэропорту. Он встречал настоящего Шведова, – пояснил Мирослав.

– Разноцветный негр... – обреченно кивнула Лера. – У него ворох войлочных косичек на голове, да? А у второго закрученные усики? Он на мушкетера похож? Ты его поэтому гасконцем назвал?

– Конечно, – усмехнулся Мирослав. – А как ты догадалась про усы и косички?

– Да просто я видела эти усы и эти косички вместе с их обладателями, – устало оперлась на стол Лера. – Видела сегодня утром, когда бегала. Ну, вокруг деревни джоггинг, – пояснила она. – Вы все еще спали... Их машина – зеленый «Рено» – стояла на холме.

– Зеленый «Рено»! – вспомнил Мирослав. – Я видел зеленый «Рено», когда мы давали деру с улицы Друо, из квартиры Николь!

– О Мон Дье! – всплеснула руками Николь. – Я совсем забыла, что моя квартира до сих пор стоит нараспашку и в ней все разгромлено! Какой кошмар! – Она опять всплеснула руками. – По-моему, пора возвращаться в Париж... Но ты рассказывай, рассказывай! – тотчас повернулась она к Лере.

– Ну вот, я увидела зеленый «Рено»... а рядом стоял такой усатый мушкетер. Он смотрел на меня и говорил по сотовому телефону. А потом вдруг как кинулся ко мне, зовя на помощь своего приятеля! – Она поежилась. – Тут появился негр с разноцветными волосами, я совершенно потеряла голову от страха и кинулась наутек. Я убежала через частный лес. Этим двоим там было не проехать на их «Рено», а бегом они меня не преследовали, отстали. Честно говоря, я решила, что это какие-нибудь... шутники...

Она назвала их так, потому что было стыдно говорить о своих страхах, это все мигом поняли.

– Ты больше не должна бегать одна по незнакомым местам! – воскликнул Данила.

– Вы больше не должны бегать в одиночестве по незнакомым местам! – воскликнул в ту же минуту Жерар, так что оба голоса прозвучали в унисон.

Тут же они осеклись и грозно уставились друг на друга.

Мирослав сжал губы, чтобы не фыркнуть. Николь, наоборот, приоткрыла рот, мгновенно забыв о парижской квартире.

Лера стояла красная, как помидор. С трудом смогла продолжать:

– И я даже убедила себя, что мне послышались слова этого усатого: «Тьерри, скорей, не то эта русская телка убежит!»

– Русская телка?! – вновь возмущенно вскричали хором Данила и Жерар – и вновь люто переглянулись.

– И что было потом? – низким от сдерживаемого смеха голосом торопливо вмешался Мирослав.

– Я почти убедила себя, что эти слова о русской телке мне послышались, – сказала Лера. – А теперь думаю, что нет. И они отстали не потому, что им просто неохота было бежать за мной пешком. Тут что-то другое!

– Что же именно? – быстро спросил Жерар.

– Не знаю пока. Может быть, они просто побоялись, что слишком напугали меня? Ведь если они знали, что я русская, значит, они знали, кто я. То есть если это и в самом деле подручные мэтра Морана, выходит, они в курсе всех дел с завещанием, верно? И они спохватились, что ухудшат дело. Поэтому остановились.

– Очень может быть... – протянул Жерар. – Конечно, Себастьен – большой аферист, но все-таки не разбойник с большой дороги. Пока все, что он предпринимал, носило характер скорее театральных эффектов, чем настоящих боевых действий.

– Ничего себе! – хмыкнул Мирослав. – Если бы видели этот разгром на рю Друо...

– Допускаю, что в квартире напортачил кто-то из помощников Себастьена. Судя по их поведению, они не отличаются сдержанностью и дисциплинированностью. И тем не менее они ведь не похитили Николь, верно? Они только сказали вам, будто похитили ее. И Валери, к счастью, преследовать не стали. Лишь напугали. Типичные аферисты! Врут, путают, пугают людей, но все-таки воздерживаются от насилия. Мне кажется... мне кажется, дальше события будут развиваться мирным путем. Себастьен выйдет на переговоры. Или сам, или через своих сообщников. Он будет требовать, чтобы Мирослав и Валери все-таки подписали соглашение...

– Требовать? – перебил Мирослав. – Требовать он может все, что угодно, но на каком основании? Как он может теперь меня заставить что-то сделать? Николь со мной, за ее судьбу я не тревожусь. Поди-ка заставь меня теперь поступить против своей воли!

– А о судьбе своего друга вы тоже не тревожитесь? – с ехидной улыбкой спросил Жерар.

– Какого друга?

– А вот этого. Мсье Дени Холмского. Человека, подозреваемого в убийстве. Человека без документов. Что, если Себастьену уже известно: Шведов убит? Что, если у него есть осведомители, сообщники в России, в кругу близких Шведову людей? Семья, любовница или любовник... не знаю! Возможно, эти люди или этот человек знали, что Шведов должен первого августа лететь в Париж. И, обнаружив пропажу его заграничного паспорта и документов, сообщили об этом в милицию. Официальным лицам не столь трудно выяснить, что Алексис Шведов покинул Россию такого-то числа. Это стало известно сообщникам или родственникам Шведова, а они немедленно сообщили Себастьену. И тот посылает негра и «гасконца» в Шарль де Голль. Уж не знаю, как они идентифицировали вас со Шведовым, однако документы у вас украли.

– Зачем?! – воскликнул Данила.

– Не исключаю, – усмехнулся Жерар, – что мэтр Моран подыщет на роль Шведова своего человека, чтобы тот вступил в права наследства. Подставное лицо примерно такого же типа, как вы: невысокого роста, тщедушный, рыжеватый, с желтоватыми глазами...

О, это был уничтожающий портрет, и лицо Данилы вспыхнуло, как кумач.

– Но я, собственно, о другом, – продолжал Жерар. – Моран вполне может шантажировать вас, Мирослав, и вас, Валери, дальнейшей судьбой мсье Холмского. Моран знает, что документов у Дени нет, вернуться в Россию легально он не может, заявить о пропаже бумаг здесь – тоже: ведь все документы пойдут через русское посольство, а Холмского разыскивают в России за убийство. Его положение очень опасно, однако у него есть друзья, которые относятся к нему хорошо... или даже более чем хорошо... – При этих словах Жерар поглядел на Леру, и в голосе его пробился едва уловимый зубовный скрежет. – И Моран будет требовать от ваших друзей хорошей платы за вашу свободу... о, вы станете для них воистину дорогим другом! Цена вашей дружбы окажется сами знаете какова. Оцениваете ли вы значимость собственной персоны в четыре миллиона евро?

– Разумеется, нет! – заносчиво выкрикнул Данила. – Я никого ни о чем не прошу!

– Погоди, не петушись, – приказал Мирослав. – А вы, Жерар, я не пойму, к чему все это говорите? Что вы нас пугаете, как умная Эльза пугала своих родителей в том подвале? Помните сказку братьев Гримм?

– Конечно, – кивнул Жерар. – Еще бы не помнить. Только я вас не пугаю. Я вам прогнозирую ситуацию. Что же касается мсье Холмского, то я предлагаю вывести его из игры как можно скорее. Причем вывести физически.

– Это каким же образом? – прищурился Данила. – Ну, не молчите, не молчите! Физически – это конкретно как? С помощью пули? Ножа? Удавки? Хорошенькое дело... Хотя чего еще ждать от врага народа?

Раздалось общее «ах». Не только Николь и Мирослав, но даже Лера – все поглядели на Данилу возмущенно. Но Жерар ухмыльнулся:

– Ладно, один – один. Квиты. Нет, мон гарсон, я предлагал не устранить вас физически, а вывести из игры, точнее сказать – вывезти из Франции. Не удивляйтесь. Я могу это устроить. У меня есть друзья в самых различных слоях общества, есть нужные связи, есть обязанные мне люди... Вы сможете улететь, ну, скажем, хоть завтра. Для этого мне только и нужно, что съездить в Париж и встретиться с одной персоной.

– Погодите, – беспомощно сказала Лера. – Но ведь там, в России, его могут разыскивать за убийство...

– Которого он не совершал... по словам самого мсье Холмского, – не удержался от ехидства Жерар. – Хорошо, хорошо, не испепеляйте меня взорами, давайте воспримем это как данность: наш друг Дени невиновен. Но он находится под подозрением и только усугубляет свое тяжелое положение, продолжая скрываться! В любом случае ему будет проще доказать свою непричастность к преступлению там, дома, в России, чем выпутаться из неприятностей, которые ему может устроить наш друг Себастьен.

– Что вы имеете в виду? – растерянно спросил Данила. – Что он может мне устроить?

– Что? Да все, что угодно. Например, донести в полицию: здесь находится человек без документов, о котором есть сведения, что он опасный преступник. Вас арестуют и со временем выдадут России как нарушителя гражданского законодательства Франции. Но именно со временем! Вы успеете вдоволь насидеться в тюрьме и намучиться. А кто мешает мэтру Морану подослать в полицию парочку подставных лиц, которая уверит, что видела вас там-то и там-то, когда вы: а) грабили, б) убивали, в) употребляли наркотики, г) насиловали девочку, д) насиловали мальчика... Выбирайте, какой пункт вам больше нравится? Или предпочитаете навесить на себя все?

Жерар умолк, всмотрелся в обращенные к нему хмурые лица и вновь заговорил:

– Да поймите, я ведь не шучу! Ради обладания даже и меньшей суммой денег люди, случалось, шли на преступление. А мэтр Моран уже ступил на эту скользкую дорожку и не скоро с нее сойдет.

– Хорошо, – резко кивнул Мирослав. – Что конкретно вы предлагаете?

– Конкретно я предлагаю немедленно поехать в Париж. Причем всем вместе, потому что надобности в нашем пребывании в Мулен больше нет.

– Да, и вдобавок моя квартира... – пробормотала Николь.

Данила понурил голову. Он от всей души ненавидел этого Жерара, но приходилось признать, что в его доводах была, была сермяжная правда! Здесь, во Франции, его могут ждать куда более серьезные неприятности, чем в России. Дурак, вот дурак, почему он оказался таким трусом и глупцом?! Почему не справился с паникой и ринулся из Нижнего в Москву, а потом и в Париж? Почему не послушался внутреннего голоса, который уже шептал Даниле, когда он чуть ли не сутки мотался по Москве в ожидании самолета, что не надо ему никуда лететь, надо вернуться в Нижний!

Нет же! Взорлил, называется!

Ну ладно, что ж теперь. Зато Париж немного увидел. И в Бургундии побывал. И заодно потерял голову...

Данила исподлобья взглянул на Леру. Господи, какое у нее грустное лицо! Она не хочет, чтобы он уезжал, она из-за него грустит! Хоть этот напористый буржуй и нацепил ей на палец свой несусветный бриллиант, она явно не рада этому. Раньше-то она хотела выйти замуж потому, что жених богатый. Это понятно, за это Данила ее ничуть не осуждал. Он и сам не верил, что с милым (или с милой, какая разница!) может быть рай в шалаше. Это для дебилов. Полное счастье можно ощущать только в состоянии покоя, а какой может быть покой, когда тебя беспрестанно тревожит вопрос, как дожить до зарплаты?! Если бы у Данилы, к примеру, был выбор между двумя девушками, он выбрал бы ту, у которой богатый папа. Или ту, у которой собственное предприятие и кругленькая сумма на счету. И вот он, кажется, встретил такую девушку...

А тем, кто станет упрекать его в бесстыдной меркантильности, следует помнить, что это – ну, все это! – произошло между ним и Лерой, когда они еще не знали, что у нее на счету скоро окажется два «лимончика» евро. Их обоих просто-таки швырнуло друг к другу. Это была самая настоящая, неодолимая страсть, о которой снимают телесериалы. Ясно, что Данила нравится Лере куда больше, чем этот престарелый французишка. Особенно теперь, когда она и сама богатая женщина и ей незачем продавать себя Жерару. Она может вступить в права наследства, вернуться домой, найти себе мужчину, который ей по душе, который вызывает в ней страсть... Взаимную страсть!

Что же делать? Как быть? В Россию Даниле надо уезжать как можно скорей – увы, враг народа совершенно прав. Но разве можно отказаться от девушки, которая... которую ты... Да он, может быть, влюбился! Впервые в жизни влюбился! Эх, улучить бы минутку, поговорить с Лерой наедине, толком поговорить! Как бы избавиться от Жерара?..

Как? Да очень просто!

– Хорошо! – громко сказал Данила. – Вы правы, мсье Филиппофф. Я вам очень благодарен. Мне и в самом деле следует как можно скорей вернуться в Россию.

– Отлично! – просиял Жерар. – Тогда я должен немедленно мчаться в Париж, чтобы устроить это дело. Предлагаю вам всем отправиться тоже. Посмотрите, как там дела на рю Друо. Я вечером встречусь со своим другом, а потом позвоню вам или заеду, чтобы сообщить, когда конкретно вылет.

– Ну, может быть, и в самом деле... – нерешительно начал было Мирослав, но тут Данила молитвенно сложил руки:

– Погодите! Умоляю! Я согласен улететь в Москву хоть завтра, но сегодня, пожалуйста, давайте еще хоть пару часов пробудем в этом чудесном доме! Поймите: я никогда ничего подобного больше не увижу. Эти деревянные ступени, изъеденные временем, эти каменные стены, и колодец во дворе, и винный погреб в пыли и паутине, и лестница на чердак, и эти стены, покрытые плющом... – Он с трудом удержался, чтобы не ляпнуть про сад и сливовые деревья: это могло бы насторожить Филиппоффа. – И кафельный пол, и ставни, и камин весь в копоти... Для меня это как сказка, понимаете? Я как будто в исторический фильм попал. Может быть, поступим так: мсье Филиппофф поедет вперед, а мы – буквально часа через два? А? Очень вас прошу!

Все смотрели на него не без удивления. Все, кроме Леры. Она стояла с опущенными глазами.

«Поняла! – так и подскочило сердце Данилы. – Она все поняла!»

– Ну что ж, – медленно проговорил Жерар, видимо, рассудив, что завтра он это непредвиденное препятствие все равно устранит со своего пути, стало быть, надо только набраться терпения на сегодня. – Коли вам так угодно... Тогда я поехал. Позвоню вам вечером. Желаю здравствовать.

Он поцеловал Лере пальцы – изящно, изысканно, старомодно, – пожал руку Мирославу, а Даниле только четко, вызывающе кивнул.

«Ну точно белогвардеец, – зло подумал тот. – Психическая атака, как в «Чапаеве». Так вот и тебе фиг обломится, как не обломилось тем офицерикам!»

– Жерар, погодите, я вас провожу, – поспешила следом за ним на крыльцо Николь, и хоть разговора их никто не слышал, все видели, что Николь чуть не со слезами на глазах говорит что-то мсье Филиппофф, а тот стоит с унылым и потерянным видом. Наконец он с усилием выдавил из себя улыбку, несколько раз поцеловал руки Николь, потом расцеловал ее в щеки, сел в свой «Ауди» и уехал.

И тут в первый раз за последние двое суток Данила вздохнул с облегчением.

«Наконец-то! – подумал он. – Ну наконец-то мне хоть что-то удалось!»

То, что он катастрофически ошибся, выяснится через семь минут...