Бенуа д'Юбер. 2 августа. Мулен-он-Тоннеруа
– Да знаю я тот дом, прекрасно знаю! – пренебрежительно бросил Гийом. – Там поживиться нечем. Мы там уже были трижды, сам посуди, что можно после этого еще взять? А раз так, какой мне смысл в это ввязываться?
Бенуа кивнул. Логично. Кто в наше время делает что-то просто так? Особенно если это сопряжено с риском угодить за решетку? Хотя, впрочем, у Гийома и его команды дело отработано до мелочей, он в этом смысле совсем не похож на остальных цыган, которые действуют нахрапом и быстро попадаются. Он человек современный, цивилизованный, помешан на собственной безопасности и для обеспечения ее разрабатывает меры, которые привели бы в восхищение полицию – если бы она о них знала. К примеру, в таких маленьких деревушках, как Мулен, нет своего комиссариата, он находится в Нуайре, как и супермаркет, и другие магазины, и действующая церковь, и врач, и вообще все блага цивилизации. Нуайр – очень оживленный городок, в котором полно туристов. Их автобусы и авто останавливаются именно на той площади, на которой расположен комиссариат. Там всегда царит толкотня, с утра до вечера, поэтому никто и внимания не обращает на машины и мотоциклы, на людей, которые сидят в бистро напротив полицейского участка. Ну каким образом можно увязать кого-то из них с группой цыган, которые на своем мебельном фургоне в это время подъезжают к какому-нибудь необитаемому, заброшенному хозяевами дому в отдаленной деревушке типа Мулен, проворно вскрывают двери и споро и аккуратно выносят из дому ценные вещи? Да никакой тут нет видимой связи!
А между тем она существует.
Пьют себе парни или молодая парочка кофе в бистро или просто болтают, сидя в машине. Но смотрят они не друг на друга, а на дверь комиссариата. Если дверь заперта и полицейские остаются в помещении, значит, все спокойно. Если вся боевая бригада в составе пяти человек во главе с сержантом вдруг просыпается от ежедневной спячки и ничегонеделания и вылетает на площадь, причем глаза у них пылают боевым азартом, значит, пора побеспокоиться о мерах безопасности. Парень достает мобильный телефон и набирает номер. В кармане у кого-то из тех ребят, которые избавляют одинокий домик от переизбытков ценностей, трещит в это время его мобильник. Происходит краткий обмен двумя-тремя фразами – и все! Компания цыган грузится в свой фургон и со всей возможной скоростью уносится от греха подальше по одной из дорог в противоположном от Нуайра направлении. А украденное имущество потом возникает на Блошином рынке – чтобы порадовать любителей антиквариата. И концов не найдешь!
Эти меры безопасности, предпринимаемые Гийомом, конечно, оправдывали себя только в таких вот сонных, провинциальных местечках, где полиция привыкла к тихой, беспроблемной жизни, обленилась и давным-давно не ловила мух. Потому он и собирал свою жатву только в провинции, причем всегда очень тщательно изучал место будущей работы. Конечно, после успешно проведенной акции (успешной с точки зрения Гийома!) полиция на какое-то время оживала, пыталась шустрить и проявляла бдительность где надо и где не надо, но Гийом был человеком терпеливым и не гнушался на это время перебраться в другой округ или вовсе залечь на дно. Он не держал постоянную команду, предпочитал собирать ее для конкретного дела, причем все его сообщники были его родичи, и можно было не сомневаться, что, попавшись, парни будут молчать и главаря не заложат. Среди цыган с этим делом строго, они своих ни за что не выдадут, но действует на них боязнь мести или просто правила чести, Бенуа толком не знал. Да и знать не хотел. Он играл с Гийомом по его правилам: иногда наводил его на хорошие места, получал свой процент с грабежа – и оба расставались, довольные друг другом, до нового предприятия. Гийом привык, что Бенуа всегда предлагает стоящие дела, а оттого встречал его радостно. Но сейчас энтузиазма не проявил. У него был на примете другой объект, куда более выгодный, всего за десять километров от Мулен, а так близко от одной точки до другой Гийом старался не работать.
– Тебя просит Себастьен, – пояснил Бенуа и немного приоткрыл карты на то, что требуется Себастьену.
Гийом призадумался. В свое время именно Себастьен помог ему вылезти из одного очень неприятного дела. Это стоило тому огромных неприятностей, от которых Себастьен сумел избавиться только с помощью крупных взяток. Гийом был человеком справедливым и благодарным: он вернул Себастьену потраченные деньги, но все равно до сих пор считал себя в неоплатном долгу перед ним. Именно поэтому Себастьен рассчитывал, что цыган не откажется помочь ему.
Однако похоже на то, что на сей раз он ошибся.
– Похищение... – проворчал Гийом. – Он что, сошел с ума, этот Себастьен? Я никогда не занимался такими вещами. Зачем мне это нужно? Я тихонько собираю свою жатву, не причиняя никому очень вреда. Если люди плохо охраняют свою собственность, значит, она им не особенно нужна, верно? Если человеку что-то по-настоящему дорого, он крепко прижимает это что-то к себе. А если ценная вещь валяется где попало, значит, в глубине души он не прочь с ней расстаться. И я угадываю его тайные желания и избавляю его от того, что ему не слишком-то нужно. То есть я всегда стараюсь действовать в соответствии с желаниями человека. Но попробуй убедить меня в том, что эти люди хотят угодить в подвал – или где вы их там собираетесь держать?!
– Хотят, хотят, не сомневайся! – буркнул Бенуа. – Мы им предлагали играть по нашим правилам – в самом деле предлагали! – они предпочли отказать нам, причем в довольно грубой форме. Значит, они сами напрашиваются на крутые меры.
– Ну, это тебе так кажется, – пожал плечами Гийом. – А у них на сей счет может быть другая точка зрения.
Бенуа только головой покачал. Логика этого цыгана была извилиста, как критский лабиринт, из которого в незапамятные времена с трудом выбрался некий Тезей. Этот цыган, что, не допускает, что у ограбленных им людей тоже может быть другая точка зрения на свою собственность? Дело в том, что Гийом учился в университете... Правда, недолго, всего один семестр, а потом угодил в тюрьму. И то и другое навсегда отшибло у него желание и учиться, и попадаться в лапы законников. Но все-таки прикосновение к основам знаний успело крепко развратить его!
– Слушай, ты должен нам помочь! – настойчиво сказал Бенуа. – Честно говоря, я просто не знаю, что делать. Сейчас поразительно удобный момент: все эти русские собрались вместе. Их можно накрыть всех сразу, одновременно.
– Русские? – воскликнул Гийом. – Так дело касается русских?! Ну, если так... Стоит подумать. Я против насилия, ты же знаешь. Но если речь идет о русских... Ладно. Только не даром, понятно? И если я ничего не смогу взять толкового в этом доме, значит, вам придется заплатить мне за труды.
Бенуа откровенно опешил. Во-первых, потому, что Гийом наконец-то перестал бескорыстно вкалывать на Себастьена. Во-вторых, эта непонятная неприязнь к русским... Выходит, не он один расист? Хотя к русским-то он относится нормально, особенно к особам женского пола. Как ловко улизнула сегодня утром от них с Тьерри эта длинноногая девчонка! Бенуа не мог на нее долго сердиться – даже за то, что она откровенно оставила его с носом.
– А чем тебе насолили русские? – осторожно поинтересовался он. – Конечно, в Чечне они ведут себя некорректно, однако...
– На их месте я вел бы там себя куда менее корректно! – категорично отрезал Гийом. – Это их страна, пусть что хотят, то там и делают. Плевать я хотел на Чечню. У меня с русскими счеты двадцатилетней давности. Я тебе никогда не рассказывал, за что попал в тюрьму? Думаешь, за кражу или грабеж? Черта с два! Я был нормальным парнем, я хотел одного: учиться и стать адвокатом. У меня и в мыслях не было идти против закона. Я был счастлив тем, что выбился из своего племени, что я, цыган, учусь в Сорбонне. Среди нас мало по-настоящему образованных людей. И я мечтал, что выучусь сам, а потом пошлю учиться своих детей. И что ты думаешь? Проучившись всего какой-то семестр, я повздорил с одним русским. Это был мой однокурсник. Его имя я запомнил навеки: Жерар Филиппофф. То есть он был русским только наполовину, но это не суть важно. Итак, мы подрались. Случилось это в одном бистро... народу там было много, вскоре посетители начали делать на нас с Жераром ставки: кто победит, – а потом и сами принялись драться. Не стану утомлять тебя подробностями – скажу только, что после этого события бистро пришлось не просто ремонтировать, но фактически отстраивать заново. Отец Жерара – он был крупный виноторговец – отмазал сынка. Заплатили крупный штраф, и папа с сыном уехали из здания суда на собственном «Рено». А меня увезли в тюрьму. Потому что я – цыган. Наши тоже готовы были заплатить за меня, однако их пригрозили привлечь за дачу взятки. Так я угодил за решетку, и после этого вся моя жизнь пошла вкривь и вкось. Я... я уже не мог жить так, как жил раньше. Я забыл о своем стремлении стать слугой закона и сделался преступником. А кто в этом виноват? Этот русский! Вот с тех пор я и ненавижу эту нацию. Так что, если мы сойдемся в вопросе об оплате моих профессиональных услуг, я охотно помогу тебе.
Бенуа несколько мгновений тупо смотрел на Гийома и думал, что, пожалуй, ошибся, сравнив его логику с критским лабиринтом. Критский лабиринт – это просто прямая линия по сравнению с извилистым путем измышлений Гийома! Наконец он смог улыбнуться:
– Я хочу тебе кое-что сказать. Ты не поверишь, если узнаешь, кто такие эти русские. Это близкие друзья того самого Жерара Филиппофф, о котором ты только что говорил. Так что настало время и ему платить по счетам.
Несколько мгновений Гийом в упор смотрел на Бенуа, потом медленно улыбнулся и сказал:
– Передай Себастьену... передай, что я согласен.
– А как насчет твоих профессиональных услуг? – ухмыльнулся в усы Бенуа.
– Вопрос снят, – подмигнул Гийом. – Я сделаю это для собственного удовольствия. В свободное от работы время!
– Ты что?! – испугался Бенуа. – У нас нет времени ждать до воскресенья, когда у тебя будет время. И даже до завтра, до субботы, нельзя ждать. Тут каждая минута дорога.
– А кто тебе сказал, что надо ждать? – нетерпеливо потер руки цыган. – Будем считать, что сегодня – в пятницу – выходной день. Как у мусульман. Многие из наших – мусульмане, почему бы и мне не присоединиться к ним? Итак, сегодня выходной день, и в свое нерабочее время я бесплатно сделаю то, о чем мечтаю больше двадцати лет, – наконец-то лажану русских!
