Книга: Париж.ru
Назад: Вениамин Белинский. 3 августа 2002 года. Нижний Новгород
Дальше: Вениамин Белинский. 4 августа 2002 года. Нижний Новгород

Валерия Лебедева. 1 августа 2002 года. Мулен-он-Тоннеруа

Но это оказался не Жерар...
Подойдя к стеклянной двери, Лера ахнула так громко, что у нее даже горло заболело. Было с чего ахать. На крыльце стоял Мирослав!
Она машинально, еще не оправившись от изумления, повернула ключ в замке, распахнула дверь и только потом сообразила, что надо было сначала предупредить Николь.
Но дело уже сделано. Мирослав с некоторым недоумением посмотрел на Леру, словно не узнал ее (ну правильно, они ведь виделись год назад, можно и забыть!), но тут же углядел на ее спиной Николь – и замер в дверях, ни вперед, ни назад. За его спиной маячил какой-то невысокий худощавый парень, который то пытался поглядеть в комнату через плечо Мирослава, то поднырнуть под его руку, но дверной проем был слишком тесным, а Мирослав не отличался хилостью.
Николь и Мирослав неотрывно смотрели друг на друга, и у Леры вдруг сжалось сердце, такое непримиримое, оскорбленное выражение было написано на их лицах.
– Что же ты не спросишь, от кого у меня этот ребенок? – с ледяным видом спросила Николь, упирая руки в боки и нарочно прогибая спину, отчего ее живот выпятился еще сильнее.
– Хотелось бы надеяться, что от меня, – сдавленно выговорил Мирослав. – Но если даже и нет, мне это... все равно. Понимаешь? Это не имеет никакого значения. А все-таки он... мой?
Глаза у Николь стали такими, что Лера поняла: пора приходить на помощь.
– Во-первых, это не он, а она. В смысле, девочка, – уточнила Лера, говоря по-французски, чтобы ее понимала и Николь. – Ее зовут Шанталь. В смысле, будут звать, когда она родится. И она ваша, ваша, не сомневайтесь. Вам надо срочно провериться у хорошего врача, потому что ваше бесплодие, кажется, излечилось.
– Что? – пробормотал Мирослав, поворачиваясь к Лере, но при этом не отрывая глаз от Николь. – Какое бесплодие?
– Как это – какое? – спросила Лера, переставая что-либо понимать.
– Перестаньте городить ерунду, – раздраженно бросил Мирослав, наконец-то сдвигаясь с места и широкими шагами устремляясь к Николь. – Мы можем поговорить наедине? Без этой сумасшедшей, которая что-то лопочет, лопочет... Что она тебе наговорила, какое такое у меня бесплодие?! Я ее вообще первый раз в жизни вижу. Кто это такая?
Лера онемела от возмущения. Вдруг Николь закрыла лицо руками и начала трястись, не то плача, не то смеясь. Потом покачнулась... Мирослав кинулся к ней, подхватил на руки – и выбежал из комнаты. Заскрипели ступеньки под его тяжелыми, но стремительными шагами, а потом все стихло.
«Ладно, черт с ним, не буду обижаться! – подумала Лера. – Главное, чтобы они помирились».
И тут она наконец-то увидела, что молодой человек, маячивший за спиной Мирослава, все еще стоит в дверях, будто не решаясь войти в комнату.
– Добрый вечер, мсье, – рассеянно поздоровалась она. – Извините, вы не могли бы прийти завтра? Мадемуазель Брюн, как видите, немного занята сегодня. И вообще...
– Ни-че-го не понимаю, – медленно, как бы про себя проговорил незнакомец, сокрушенно качая головой.
Не вдруг до Леры дошло, что он говорит по-русски.
– Вы кто?! – изумленно воскликнула она и чуть не засмеялась, увидев, как расширились от удивления его глаза. И не только расширились, но будто осветились изнутри. Только что они были карие, а теперь вдруг сделались янтарные. Ну чистый янтарь! Никогда не видела Лера таких глаз! Вдобавок они были странной и очень красивой формы – немного приподнятые к вискам, окруженные столь длинными ресницами, что Лера исполнилась немалой зависти. В книжках такие ресницы называются стрельчатыми.
«Странно, почему именно у парней часто бывают потрясающие ресницы? – грустно подумала она. – Вот ему они конкретно зачем? И такие яркие, четко вырезанные губы – лук Амура! – парню тоже не нужны». И волосы у него были красивые: русые с рыжинкой, небрежно отброшенные со лба. Насмешливо-дерзким выражением лица он немного напомнил Лере Жерара, однако был, конечно, моложе и, что греха таить, красивее. Вот только рост подкачал. Жерар был ростом метр восемьдесят, то есть на десять сантиметров выше Леры. Этот же парень оказался чуточку ниже ее.
Странно. Это нисколечко не портило его в Лериных глазах, а ведь раньше она и не взглянула бы на мужчину ниже себя.
С другой стороны, какой он мужчина? Хоть впалые щеки и покрылись легкой щетинкой, что придавало ему сходство с молодым революционером-народовольцем, какими Лера видела их на картинках и в исторических фильмах, тем не менее сразу понятно, что он еще совсем мальчишка. Далеко до тридцати. Может быть, он даже младше Леры.
Еще одна странность... то волнение, которое она ощутила, заглянув в его удивительные глаза, не уменьшилось и после этого открытия. А ведь раньше у Леры всегда были четкие, устоявшиеся представления о том, каково должно быть возрастное соотношение между мужчиной и женщиной. Он должен быть старше, она – младше. И ни в коем случае не иначе. Жерар вполне подходил Лере, а этот «мальчишка» – нет. Почему же в таком случае она не ощутила при виде Жерара такого волнения, какое испытала сейчас? Нет, нет, она, конечно, волновалась при встрече с женихом, однако волновался ее ум, а не сердце. И не тело. А сейчас с ней происходит что-то странное. Содрогание какое-то. Нечто, не испытанное раньше, а оттого пугающее.
Внезапно она сообразила, что ее погружение в волнующие янтарные глаза несколько затянулось, рывком вынырнула из оцепенения и торопливо поплыла к спасительному берегу обыденности:
– Вы с Мирославом приехали? Вы тоже русский?
– Да, – ответил парень, отводя от нее глаза, но, как показалось Лере, с некоторым усилием. И эта маленькая деталь вдруг сделала ее счастливой. – Но я ничего не понимаю.
– По-французски или в ситуации? – уточнила Лера, пытаясь обрести уверенность в спасительной иронии. Она давно усвоила: если к жизни относиться всерьез, только и остается, что с тоски умереть. Смейся, пока можно, авось и выживешь.
– И то и другое. Что характерно, я даже не знаю, как сказать это по-французски, ну что я ничего не понимаю.
– Жё нэ компран па, – любезно подсказала Лера. – Повторите.
– Жё нэ компран па, – послушно повторил он. – Жё нэ компран па... Красиво звучит.
– Да, французский язык, по-моему, вообще самый красивый из иностранных. Ну с первым вопросом мы разобрались. А что касается ситуации... Я тоже многого не понимаю. И вообще, это не мои секреты.
Может быть, это прозвучало невежливо, но Лера надеялась, что он услышит не только эти слова, но и недосказанные: «Наши друзья решат свои проблемы сами. Может, и мы лучше поговорим о нас самих?»
– Ну да, конечно, – отозвался он. – А вы кто? Мадемуазель Валери?
Сказать, что Лера вытаращила глаза, значило ничего не сказать.
– Вот это да... А что, на мне мое имя написано? Или вы как-то умеете мысли читать?
– Не умею, – усмехнулся он. – К великому моему сожалению. Но я слушал разговор Мирослава по телефону с одним местным буржуем... От него мы и узнали, где находится Николь. И он вас упомянул. С огромным восторгом, надо сказать.
Во всей совсем даже немаленькой стране Франции был только один «буржуй», который мог упомянуть в разговоре имя Леры, неважно, с восторгом или без оного. То есть Мирослав и этот его приятель каким-то образом познакомились с Жераром! И от него Мирослав узнал, где находится Николь. Ну что ж, спасибо Жерару, если так. Надо надеяться, что Николь и Мирослав теперь выяснят все свои дурацкие недоразумения и помирятся. В конце концов, это главное. А если Лера под пристальным взглядом этих янтарных глаз ощущает себя в данный момент так, как героини многочисленных анекдотов, в которых неустанно звучит рефрен: «И вдруг входит муж», – ну что ж, это ее личные трудности.
Нет, в самом деле! С чего она вдруг ожесточилась против Жерара? Он вполне имел право упомянуть ее в случайной беседе. Он ведь как бы ее жених. Почти. А этот парень ей совсем никто. И нечего чувствовать себя дура дурой!
– Ну да, я Валерия, вернее, просто Лера. А вас как зовут? – спросила она, пытаясь найти спасение в светской болтовне.
– Меня? – уточнил он, почему-то покраснев. – Да... меня... меня зовут Алексей Шведов. А как звучит имя Алексей по-французски? Алексис? Алекс?
– Ой, только не Алексис! – испуганно сказала Лера. – Имя очень красивое, конечно, но во Франции есть писательница такая, Маргарит Юрсинар, а у нее роман, который называется «Алексис, или Напрасная битва». Несколько лет назад эта книга была очень популярна, то есть скандально популярна. Ее главный герой – «голубой», поэтому на это имя теперь как бы ярлык наклеен. Понимаете? Так что лучше – Алекс. Хотя это скорее уменьшительное для имени Александр...
– Да какая разница: Алексей, Александр? – легкомысленно пожал плечами гость. – Алекс так Алекс. Мне всегда это имя нравилось. – И вдруг зевнул, едва успев прикрыть рот рукой. – Ой, извините...
– Спать хотите? – спросила Лера, чувствуя, что и у нее начинает сводить челюсти. Ну понятно, время близится к полуночи, только что церковные часы отбили один раз, отмерив половину двенадцатого. А в Москве и в Нижнем так вообще второй час ночи. Наверное, зазеваешь тут!
– Интересно, есть тут какая-нибудь лишняя комнатенка? – спросил Алекс, снова заслоняясь рукой. – Хотя, в принципе, я могу лечь прямо вот здесь, на диванчике. Без проблем. Подушек море. – Он указал на десяток вышитых думочек, усыпавших широченный диван – антикварный, само собой разумеется. – И плед есть.
Конечно, несмотря на историческую ценность дивана, на нем вполне можно спать. Но все-таки Лера не осмеливалась взять на себя ответственность устраивать здесь на ночлег какого-то случайного знакомого. Хорошо бы спросить у кого-нибудь, как быть...
Задумчиво посмотрела в потолок. Не потому, что ждала подсказки свыше! Просто она уже усвоила некоторые особенности этого древнего дома и знала, что прямо над столовой находилась та самая историческая спальня с тремя кроватями, где она оставила свой чемодан и где ей было постелено. Пол там был такой рассохшийся, что наверху было слышно все, что происходит внизу. И наоборот. Если над головой тихо, значит, Николь и Мирослав выясняют отношения в другой спальне, которая расположена над гостиной.
Лера прошла туда и снова прислушалась. Очень странно. Там тоже тихо. Они что, решили не разговаривать друг с другом?
И вдруг она услышала звуки. Такие ритмичные, частые.
Прислушалась, испуганно поморгав.
Почему-то в первый момент подумала: «А это не вредно для ребенка?!» Укоризненно покачала головой: а твое какое дело? Главное, что это, вне всякого сомнения, полезно для Николь! А все, что на пользу ей, на пользу и ребенку.
Потом тихо засмеялась. Ой, ну слава богу! Вот все и выяснилось между подругой и ее возлюбленным. Теперь и Лере будет легче налаживать свои отношения с Жераром, если ее «сваха» будет счастлива. А то ведь довольно трудно радоваться, когда рядом кто-то опечален.
Но вот вопрос, подумала Лера, так ли уж радует ее перспектива налаживания этих самых отношений с Жераром? Не все ли ей, по сути дела, равно, наладятся они или нет?!
Она зажмурилась, столкнувшись лицом к лицу с этим крамольным открытием. Но как же так? Ведь ты ехала во Францию, полная таких радужных мечтаний! И тебе понравился Жерар! Ты так лелеяла свои надежды на счастье! Куда они вдруг подевались? Почему перспектива брака с богатым, красивым, веселым «буржуем» вдруг перестала волновать тебя? Когда это произошло?
На вопрос «Куда уходят мечты?» Лера не знала ответа. Зато она совершенно точно могла сказать, когда они куда-то подевались. В самую ту минуту, когда она увидела этого небритого невысокого «народовольца» с его блудливыми (блудливыми, блудливыми, чего греха таить!) янтарными глазами. Ответ на вопрос «Почему?» тоже не представлял особых затруднений.
По тому по самому! Потому что, вслушиваясь в ритмичный скрип, доносившийся сверху, она рассудила: раз кровать поскрипывает в одной комнате, то почему бы ей не поскрипывать и в другой? В том смысле, что ночевать им с Алексом придется в ее спальне. Ну не осталять же его в самом деле на диване! Может, это такая антикварная ценность, что спать на нем – все равно что улечься на музейный экспонат. Да и постелить нечего, Лера не знает, где лежит постельное белье. А наверху... Наверху матрас и все остальное есть только на ее кровати – две другие зияют голыми досками. Вот и получается, что...
Лера открыла глаза. Да что это с ней? С ума она сошла, что ли? Что напридумывала себе? Ведь ни малейшего знака с его стороны не было, ни намека, что он хотел бы... Для него она, во-первых, старая, во-вторых, долговязая, в-третьих, невеста «буржуя». «А в-четвертых, – подумала Лера, – я бесстыжая дура! Да что мне в этом Алексе? Пусть спит где угодно, хоть на половичке под дверью».
Она потерла ладонями запылавшие щеки и обернулась, силясь придать себе такой неприступный вид, чтобы при взгляде на нее даже Форт Нокс показался гостеприимным.
И увидела, что Алекс уже решил проблему с ночлегом.
Нет, он не воспринял как мысленный приказ сердитое пожелание Леры и не устроился на половичке под дверью. Он лежал на музейном диване, свернувшись клубочком: в этом древнем доме и днем-то было прохладно, а к вечеру и вовсе сделалось зябко.
Лера прикусила губу, чтобы не расхохотаться над его торчащими лопатками и поджатыми коленками, потом взяла плед и осторожно укрыла спящего.
«Да, ресницы у него все-таки необыкновенные!» – спокойно подумала она. Потом погасила свет в столовой, поднялась наверх крадучись, почистила зубы и шмыгнула в антикварную холодную постель. Подрожала немножко, но ей не привыкать засыпать одной в холодных постелях...
Вдали пробило двенадцать раз. За стеной не утихал ритмичный скрип. А может быть, Мирослав и Николь были тут уже ни при чем, может, это начали бродить привидения – ну разве бывает родовое гнездо, вдобавок четырнадцатого века, без привидений?
Лера на всякий случай перекрестилась, потом нашарила на тумбочке заранее приготовленные «ушки» – французские восковые затыкалочки-беруши, гарантию спокойного сна, – ввинтила их в уши, подождала, пока воск чуть размягчится, убедилась, что ничего не слышно...
«А интересно, в доме Жерара есть привидения?» – подумала она и с облегчением поняла, что это ей и правда интересно. Слава богу, мгновенная дурь, помрачившая ей разум там, внизу, улетучилась. Ну а завтра приедет Жерар с кольцом и цветами – и все вообще забудется... Она улыбнулась, вызвав в памяти лихие зеленые глаза, и тотчас спокойно уснула. Однако во сне мы бродим путями, далекими от рассудочных, а потому снились Лере, увы, все-таки не зеленые, а янтарные глаза. С такими длинными-длинными ресницами, которые называются стрельчатыми...
Назад: Вениамин Белинский. 3 августа 2002 года. Нижний Новгород
Дальше: Вениамин Белинский. 4 августа 2002 года. Нижний Новгород