22

По насыпи шагали слоны.

Слоны были разноцветные: голубые, зеленые, красные и оранжевые, как жарки. Слоны шагали, и после каждого их шага на насыпи оставались шпалы. Букварь попытался пересчитать слонов. Но у него ничего не получилось. Он не хотел, чтобы слонов оказалось семь. Семь слонов стояли на комоде его суздальских соседей Мышлаковых и обозначали счастье.

Синий слон сплюнул, выругался, сказал: «Хорошенького помаленьку!» — и сошел с насыпи. Букварь крикнул ему: «Погоди!» Слон обернулся, и тогда Букварь увидел, что у него нет хобота, а лицо — Бульдозерово. Только уши болтались, слоновьи и синие.

Букварь бежал за слоном, за синими ушами, бежал долго, и, когда догнал, на Бульдозеровом лице вырос синий хобот и отбросил Букваря назад.

Слон хохотал, стоя на задних ногах, подперев передними круглые бока, хохотал и орал на всю тайгу: «Все вы такие! И Николай такой!»

И тогда Букварь вспомнил, куда он шел. Он побежал. Замелькали перед его глазами ветви, коричневые стволы, мокрые мелкие листья. Букварь спешил, топал сапогами, несся, сжав кулаки. И тут встала на его пути Канзыба.

Противоположного берега не было видно. Вода, переваливаясь через камни, стирала траву и цветы, мчалась на Букваря, готовая схватить его и бросить на дно. Букварь пятился, стукался о камни, и, когда ржавая вода была уже в двух метрах, он споткнулся еще раз и упал, опрокинувшись на спину

Он увидел: рядом на камне сидел худой Дьяконов в жестяном плаще с удочкой в руках и ловил в Канзыбе рыбу. «Я ловлю не рыбу, — обиделся Дьяконов, — у меня на леске магнитофон. Я записываю рыбьи разговоры. Утром мне повезло. Утром рыбы пели. Я прокручу пленки в концертном зале. Мы живем, заткнув уши ватой. Видишь, у тебя торчит вата?»

Дьяконов нагнулся и стал вытаскивать вату из ушей Букваря. Он вытаскивал долго и красиво, как фокусник. Потом он начал тащить вату у Букваря изо рта. И тут Букварь увидел, что это никакой не Дьяконов, а самый настоящий Зименко, да еще в чем-то белом. «Ничего себе горлышко, — сказал Зименко. — У него ангина. Просто ангина. Она пройдет».

Вата вытягивалась и вытягивалась вверх и где-то высоко-высоко превращалась в жарки. Цветы собирались вместе в оранжевую кучу и висели над землей круглым теплым шаром.

Шар покачивался, словно танцевал, и пел шепотом: «Ты хотел говорить с Николаем, ты хотел...»

Букварь вскочил и побежал снова. Он увидел Николая. Николай сидел на скале, на самой ее вершине, на каменной тарелке, в шинели, свесив ноги в начищенных сапогах. Букварь подбежал к скале и начал карабкаться по камню. «Три точки. Не забудь про три точки». Сверху говорил репродуктор. Букварь лез вверх, иногда помогал себе зубами. Над ним висели сапоги. «Все такие!» — заорал где-то сзади Бульдозер. Букварь обернулся и вдруг понял, что сорвался и летит вниз. Он летел со свистом и кричал, знал, что сейчас врежется в землю, в деревья, в камни. Но земля не приближалась к нему. Наоборот, она уплывала от него, становилась все меньше и меньше, превращалась в голубой шар размером с арбуз.

«А как же Ольга? — закричал Букварь. — Как же теперь Ольга? — Он почувствовал, что на лбу его выступил холодный пот, и подумал: — При чем тут Ольга? При чем тут Ольга?..»