– Вирус Ренд-альфа не размножается в препарате человеческой ткани! – бодро сказала Нита и стиснула руки так, что кончики пальцев стали белыми. – Практически никакой угрозы заражения…

Себя она успокаивала не меньше, чем его, и Сэм это понимал. Такой внезапный переход – в течение одного дня – от привычной и безмятежной работы в лаборатории к почти осязаемой встрече с чужой, но все-таки смертью – был слишком безжалостным испытанием для нее…

– Да, – согласился он. – Почти никаких шансов… Нита, не сообщите ли вы о нашей проделке Мак-Кею? А я бы тем временем взглянул на пациента…

Полицейский все еще спал – но не стало ли его дыхание чуть более хриплым?.. Сэм бегло просмотрел регистрационные диаграммы. Все свидетельствовало о неумолимом и стремительном ухудшении состояния больного. Интерферон, введенный три часа назад, приостановил этот процесс. Наметилось даже чуть заметное улучшение. Но затем температура подскочила вновь, давление упало, и больной заскользил к пропасти… Сэм ввел еще одну дозу интерферона. Теперь это не дало никакого эффекта…

– Мак-Кей был ужасно зол, – сказала подошедшая Нита. – Но только поначалу. А затем он велел тщательно контролировать все, что будет происходить дальше, и, обозвав вас – цитирую – «ненормальным дураком», неожиданно выразил свою глубокую признательность… Не было… чего-нибудь? – Она взяла Сэма за запястье и тревожно посмотрела на регистрирующий браслет.

– Нет, никакой реакции… Вы ведь сами сказали, что Ренд-альфа не передается человеку…

Итак, еще один пациент, его пациент, умирал на глазах – и ничего нельзя было поделать. Если первая инъекция интерферона помогла, и бешеная атака вируса, захлебнувшись, не возобновлялась в течение нескольких часов, то теперь этого не произошло. Температура поднималась все выше и выше, жаропонижающие средства не оказывали никакого действия. Уже были включены сердечно-легочный аппарат и искусственная почка. Оставалось испробовать только полное переливание крови. Попытка была заранее обречена на неудачу, но Сэм отгонял эту мысль до последнего мгновения. Он должен был выиграть сражение во что бы то ни стало…

Лишь когда Нита, расплакавшись, ухватила его за руку, Сэм отвел от больного свой застывший взгляд.

– Сэм, я прошу вас… Он мертв, Сэм! Вы больше ничем ему не поможете!

Он вдруг почувствовал страшную усталость. Сколько времени прошло? Часов двенадцать? Больше? Взглянув на часы, он увидел на руке регистратор. Забыл! Однако, если бы вирус все-таки размножился, это уже чувствовалось бы… То есть все в порядке! Хоть какая-то радость…

– Присядьте, Сэм. Вот ваш кофе…

Осторожно сделав первый глоток, он жадно выпил почти всю чашку.

– Третий час ночи, значит… Ну, какие новости, Нита?

– Нас выпускают отсюда. Это решение Мак-Кея. Он сказал, что если до полуночи не будет никаких симптомов, то карантин снимается… – Сэм попытался вскочить, но она его удержала. – Пожалуйста, допейте кофе и выслушайте все до конца.

Поколебавшись, он грузно плюхнулся в кресло и улыбнулся.

– Кофе восхитителен, и я не откажусь еще от чашечки… Извините, Нита, если я действовал как идиот, но все это стало настолько личным с той минуты, когда Ренд буквально свалился на нас…

Нита наполнила чашку Сэма, а себе подлила сливок.

– Судя по сообщениям – неважные дела в городе, Сэм… Птицы, инфицированные вирусом Ренд-бета, умирают почти сразу, но к этому времени даже кончики перьев поражены. Достаточно легкого прикосновения, чтобы заразиться. Все, кто заболел, или держали птиц в руках, или прикасались к поверхности, на которой до того находилась больная птица… Покинув носителя, вирус погибает, но пока неизвестно, какой период времени для этого требуется.

– Сколько случаев?

– В последний раз говорилось о трех тысячах.

– Ух, как быстро… Ну и что же предпринимается?

– Пока лишь паллиативные меры, но в данный момент как раз идет совещание всех медицинских светил, с участием мэра и полицейских шишек. Это здесь, в Белвью, аудитория номер два. Председательствует профессор Чейбл. Он, кстати, приглашает вас спуститься туда… Я не выложила это сразу, так как по вашему изможденному виду поняла: вот кому действительно не помешает чашка крепкого кофе.

– Вы поступили мудро! – улыбнулся Сэм, встав и осторожно потянувшись.

Нита тоже поднялась и стояла теперь совсем близко. Руки Сэма, совершенно помимо его воли, обняли ее за плечи. Он сразу принялся оживленно говорить о чем-то постороннем, но чувствовал только тепло ее тела. А потом он обнял ее покрепче, и их губы соприкоснулись…

– М-да… – смог наконец удивленно выдохнуть Сэм. – Я, кажется, слегка забылся… Очень сожалею, Нита…

– Сожалеете? – Она улыбнулась. – Я – нет… По-моему, это было очень приятно… И было бы еще приятней, если б вы побрились…

Сэм провел рукой по своей щеке, и та зашуршала, как наждачная бумага.

– О, простите… Должно быть, я выгляжу как самый настоящий дикобраз – во всяком случае, чувствую себя именно таковым… Нет, в таком виде я просто не могу отправляться на совещание!

…Яркий свет в ванной, отразившийся от кафельных плиток и металлической арматуры, заставил Сэма сощуриться, чтобы рассмотреть в зеркале свое отражение. Сверкающая головка ультразвуковой бритвы плавно двигалась по коже, срезая щетину, и не раздражала, пока Сэм не прижал ее посильней. Не то чтобы это было мучительно, но все же появившиеся звуки и еле уловимая вибрация черепа удовольствия не доставили. Казалось, что в ухо залетели крохотные насекомые… Из зеркала на Сэма глядел человек с воспаленными веками и болезненными тенями под глазами. Значит, так… Аспирин уймет головную боль, а пятимиллиграммовая доза бензедрина не даст уснуть во время совещания. Но все это потом. А сейчас необходимо раздобыть хоть что-то, напоминающее обувь. Белый костюм выглядит вполне прилично, но эти умопомрачительные тапочки…

– У вас там будет возможность позвонить? – спросила Нита, когда он направился к выходу. – Мне бы хотелось быть в курсе…

– Да, конечно. Как только смогу.

Он нажал кнопку, и дверь плавно открылась. Все мысли Сэма были уже там, за этими стенами. Он подготавливал себя к ожидающим его переменам…

Когда бесконечный стерилизационный цикл был наконец завершен, милостиво открылась внешняя дверь, и Сэм вышел. Первым, кого он увидел, был Келлер Домингес, спавший на самом краю большой скамьи. Дверной механизм зашумел вновь, и Келлер, открыв сначала один глаз, резко вскочил на ноги.

– Добро пожаловать в цивилизацию, сэр! Я уж думал, не потерялся ли ключ от этой двери… Но тут пронесся слух, что вы покидаете карантин, – и я немедленно явился сюда. Мои поздравления!

– Спасибо, Келлер. А не пронесся ли слух о том, что я должен спешить на совещание?

– Пронесся! А Чарли Стейн из гинекологии поведал мне, что они сожгли всю вашу одежду. «И туфли?» – спросил я его. «А ты думал!» – ответил он. Таким образом я узнал, что вам не помешает пара башмаков – ведь так?

Он нырнул под скамью и вытащил оттуда белые туфли на резиновой подошве.

– Келлер! Ты настоящий друг! – воскликнул Сэм, переобуваясь. – Ну а теперь расскажи-ка, что там в городе… Ведь ты работал, пока я тут томился?

С лица Келлера тотчас исчезло столь присущее ему выражение невозмутимости, какое бывает только у людей, донельзя искушенных в этой жизни. Он нахмурился.

– Паршиво, док… И обещает стать еще паршивей. Пока что люди сидят по домам, наглухо заперев двери. Но скоро станет туго с продовольствием, и им очень захочется навестить своих деревенских родственников. Тут-то и начнется потеха… Пресса и телевидение делают вид, будто ничего не происходит, а я собственными глазами видел, как бушевала толпа в Ист-Сайде…

Они подошли к лифту.

– Думаю, что скоро все нормализуется, – стараясь придать своим словам как можно больше уверенности, сказал Сэм. – Мы управимся с птицами, и болезнь Ренда будет побеждена.

– Этих птиц – тьма, док… – лениво покусывая зубочистку, заметил Келлер, уже бесстрастный.

…Грозный полицейский, стоявший у входа в аудиторию, преградил Сэму дорогу и, пока тот объяснялся, держал руку на кобуре. Уразумев, что пришли действительно не просто так, он связался с кем-то по рации, и вскоре Эдди Перкинс, госпитальный хирург, открыл дверь.

Подождав, пока удалится Келлер, Эдди увлек Сэма в гардероб.

– Я должен тебя кое о чем предупредить, – начал он. – Тут у нас самая настоящая битва.

– И за кого же сражаешься ты?

– Вопросик, однако… – Эдди криво улыбнулся и, вытащив из кармана пачку сигарет, закурил. – За Мак-Кея. Он возглавил группу по борьбе с болезнью Ренда. Вспомни, как лихо старик справился с пахиакрией Тофольма… Люди из министерства смотрят ему в рот. Военные и полиция вроде бы тоже прислушиваются к его мнению. А вот политики – те, как всегда, переполнены мудростью… Мак-Кей пытается убедить губернатора в необходимости объявления военного положения и ввода войск ООН. Рано или поздно это все равно придется сделать, так уж лучше сразу… С их помощью мы могли бы истребить всех птиц в радиусе ста миль.

– Но ведь это же сотни парков и заповедников! Я могу себе представить, что скажут представители Общества охраны природы.

– Уже сказали… Причем – губернатору, который, как ты понимаешь, не хочет, чтобы его прокатили на осенних выборах…

– Ну и при чем же тут я?

– А при том, что, по мнению Мак-Кея, твое появление может решить исход голосования! Ты заставишь всех умолкнуть и выслушать, что им скажет герой дня – парень, первым увидевший Ренда и отправившийся вместе с ним в карантин! Человек, который ввел себе порцию этой гадости и доказал, что вирус Ренд-альфа безопасен для людей! Как только они осознают это, прекратится паника, стихнут разговоры об эвакуации населения и прочей ерунде! Ну а потом ты ясно и четко заявишь: распространение Ренд-беты можно пресечь единственным способом – уничтожив несколько миллионов птиц. Согласен?

– Да, конечно… Способ жесток, что и говорить, но другого выхода нет. Мы не знаем, как лечить эту болезнь. А уничтожив птиц, мы покончим с ней навсегда.

– Вот он – бойцовский дух! – патетически воскликнул Перкинс. – Остается только убедить эту почтенную публику, и можно приниматься за работу… Да, постой тут пару минут – я предупрежу Мак-Кея. Когда зайдешь – прямиком к кафедре. Ждем.

…Минуты ползли. Сэм одернул перед зеркалом свою белую, изрядно помятую куртку. В горле першило, как перед прыжком с парашютом… Ох уж эти политики! Он должен им сейчас что-то втолковывать, когда нельзя медлить, когда инфекция охватывает все большее пространство!..

Решительно толкнув дверь, Сэм двинулся через полупустой зал к кителям и пиджакам, скопившимся за длинным столом. Несколько голов повернулось в его сторону, а Мак-Кей, прервав речь, разразился приветствием.

– Джентльмены! Настало время ознакомиться с фактами, неоспоримыми фактами и сведениями, благодаря которым мы сможем наконец принять разумное решение! Перед вами доктор Бертолли! Имя, полагаю, известное всем!

Под гул голосов, стараясь не обращать внимания на любопытные взгляды, Сэм взбежал по ступенькам на кафедру. Мак-Кей указал ему на пустующее кресло рядом с собой.

– В настоящий момент доктор Бертолли является крупнейшим в мире специалистом по болезни Ренда. Именно он встретил Ренда, спустившегося с борта корабля, и именно он наблюдал в карантине за этим больным, а также за вторым инфицированным – офицером полиции Майлзом. Кроме того, он провел серию экспериментов, результаты которых доказывают: заразиться болезнью Ренда мы можем исключительно от птиц, но никак не друг от друга… Доктор Бертолли, не могли бы вы рассказать нам, в чем суть ваших экспериментов?

Выслушав все это, Сэм понял, что Мак-Кей не только прекрасный врач, но и тонкий дипломат. Он умышленно не объяснил присутствующим смысла самых элементарных вещей – и добился того, что все теперь ждали от Сэма героико-драматического монолога… Вообще-то ему не нравились такие хитрости, но на этот раз годилось все. Публику следовало убедить, и как можно скорее…

– Как показали лабораторные анализы, – важно произнес Сэм, – существуют две формы вируса Ренда, названные Ренд-альфой и Ренд-бетой. Второй офицер корабля «Перикл» умер от болезни, вызванной вирусом Ренд-альфа, но он не мог инфицировать никого, кроме представителей класса авэс, то есть птиц, все виды которых уязвимы для данного вируса. В организме птицы, однако, Ренд-альфа претерпевает известные изменения и становится Ренд-бетой – вирусом, опасным как для других птиц, так и для человека. Попадая в организм последнего, он снова становится Ренд-альфой и убивает своего носителя – вот отчего умер Майлз, – но не передается другим людям.

– Вы уверены в этом? – спросил Мак-Кей.

– Абсолютно. Потому что я сделал себе инъекцию Ренд-альфы Майлза.

Сидевшие поблизости непроизвольно отшатнулись.

– Для тревоги нет никаких оснований, джентльмены! – сказал Мак-Кей, холодно улыбаясь и кладя свою руку на руку Сэма. – Если бы доктор Бертолли заразился, симптомы не заставили бы себя долго ждать. Болезнь развивается чрезвычайно стремительно… – Он поднял глаза на Сэма, продолжавшего стоять. – Есть ли у вас какие-то предложения по лечению болезни Ренда, доктор?

– Никаких, – ответил Сэм, чувствуя, как тишина вокруг становится предельной. – Пока болезнь неизлечима. Всякий заболевший ею неминуемо умрет. Единственный выход для нас – уничтожение источника инфекции. Для этого следует истребить всех птиц в радиусе десяти, ста или даже тысячи миль – по обстоятельствам… Ни одна птица не должна спастись. Я понимаю, что это ужасно, но – или птицы, или мы…

Из зала послышались грозные выкрики. Мак-Кей, старательно не глядя в сторону топавшего ногами багроволицего толстяка – губернатора штата, невозмутимо произнес:

– Джентльмены! Здесь присутствует человек, чье квалифицированное заключение поможет нам выработать план конкретных действий. Это профессор Берджер, куратор Нью-Йоркского зоопарка. Прошу вас.

Берджер оказался щуплым человечком с розовым черепом, слегка покрытым тщательно уложенными седыми волосами. Он говорил, низко опустив голову, и, пока зал не затаил дыхания, ничего невозможно было разобрать.

– …маршруты, а также традиционные места гнездований и сроки прилета различных видов. Я определил зону возможного заражения, условно допустив, так сказать, что инфицирован наиболее свободно перемещающийся вид. Исходя из этого допущения… – Он умолк и стал рыться в своих бумагах, вызывая тем ропот аудитории. – Прошу вашего снисхождения, джентльмены… – Когда Берджер поднял голову, стало видно, что глаза его полны слез. – Я только что был в зоопарке… Нам пришлось убить всех наших птиц, всех… Ага, вот они, эти цифры. Радиус, если считать от Манхэттена, – сто миль. По Лонг-Айленду – чуть больше, до Монток-Пойнта. Конечно, эта зона может расшириться при определенных обстоятельствах…

– Это нереально! – послышался чей-то возглас. – Ваша зона займет почти десять тысяч квадратных миль! Понадобится целая армия!

– Да, понадобится… – кивнул Берджер. – Без помощи войск ООН нам не обойтись. С оружием, отравляющими газами, ядами, взрывчаткой и прочим…

Удары молотка профессора Чейбла были намного тише поднявшегося гама. Но профессор продолжал настойчиво взывать к тишине.

– Это, в конце концов, уже забота Всемирного центра здоровья, джентльмены, – смог наконец произнести он. – И давайте лучше перейдем к голосованию.

Большинством голосов было решено ввести войска и на рассвете начать избиение пернатых.