Если у вас нет врага – выдумайте его! Эту старую истину можно интерпретировать и так: если в вашем деле нет ярких картин, которые можно было бы описать перед присяжными, то их нужно и можно выдумать!
Вот что по поводу картин в речи сказал П. Сергеич:
«Представьте себе виновников драмы и пострадавших от нее, их окружающих, родных и близких при встречах задолго до преступления, в разные дни после того, как оно было обнаружено, перед судом и после суда. Уясните себе их вероятные поступки, угрозы, обещания и попреки при этих встречах; рисуйте их сытыми и голодными, озлобленными и любящими. Подсудимый – разорившийся богач; перенеситесь с ним в утраченную роскошную обстановку; он создал себе состояние; верните его в былую нищету. Вы будете говорить о мошенничестве – возьмите встречу, где сказались дружба и лицемерие, доверие и ложь обманутого и обманщика; о поджоге – изобразите хозяина-поджи-гателя днем у его кассы за счетами и книгами и ночью у той же кассы с фитилем и спичками в руках; в первую картину внесите все его расчеты о выгодах поджога; во второй сравните потревоженное и заботливо унесенное золото с жильцами соседних квартир, безмятежно спящими рядом с крадущимся пламенем…»
Для того чтобы ваша картина была запоминающейся, следует присмотреться и найти в выдуманных вами или имеющихся в деле эпизодах такие случайные штрихи, которые в сочетании с подробностями дела дали бы эффект, сравнимый с эффектом, который производит разоблачение обмана зрения.
Все знают о существовании такого феномена, как обман зрения, когда мозг воспринимает картинку, которую видит глаз, сравнивает ее с уже существующими образами, выдает ответ, определяя то, что видит, – и ошибается. Как можно ошибиться, если издали смотреть на работу Сальвадора Дали «Невольничий рынок с явлением незримого бюста Вольтера» (1940 г.). Но как только вы приблизите взгляд, то различите людей вместо черт лица, арку вместо лба, и уже никогда и никто не сможет убедить вас в том, что на картине лицо Вольтера.
Ваша картина должна быть такой, чтобы открыть присяжным глаза на ту реальность, которую видите вы. Если вы дорисуете в этой картине несколько штрихов, чтобы эффектно раскрыть вашу реальность, то вердикт будет в вашу пользу.
Чтобы произвести впечатление на присяжных, штрихи, добавляемые вами для яркости картины дела, не должны быть слишком простыми. То есть, описывая словами яркий эпизод дела, вы не должны быть слишком кратки. Но не нужно и подробностей, как на картине Дали (вы ведь не видите черт лиц, не видите украшений у людей, которые составляют лицо Вольтера), так что подробностей не надо, присяжным они уже известны, картина, которую вы для них написали, должна сложиться в их головах по этим нескольким штрихам.
Я бы назвал такой принцип написания картины речи «принципом грибника», по примеру одного запомнившегося дела из съемочного процесса программы «Суд присяжных». Молодой человек обвинялся в совершении убийства малолетней девочки с особой жестокостью.
Обвинение располагало убойными доказательствами. Ну сами посмотрите, подсудимый вел машину и, проезжая по какой-то деревне, на пешеходном переходе сбил девочку. Остановился, вышел из машины, поднял ее с земли, положил на заднее сиденье и уехал. Ее обгоревший труп нашли в километре от места ДТП, в лесу. Девочку облили бензином марки Аи-80 и подожгли. Обнаружили труп пожарные МЧС, что тушили горящие торфяники и лесные пожары.
И местные жители видели момент наезда, описали, как все было, и опознали подсудимого. И машину его нашли в автосервисе, куда он ее пригнал вечером чинить разбитую фару. И следы крови обнаружили на бампере и на заднем сиденье. И в багажнике нашли полупустую канистру с бензином Аи-80. И еще грибник, из местных жителей, видел подсудимого, аккурат выбегающего из леса недалеко от того места, где был обнаружен труп, и как раз в то время, когда наступила смерть, что установил судмедэксперт. Прокурор высказал версию, что подсудимый, подумав, что сбил девочку насмерть, решил инсценировать ее смерть в лесном пожаре, дабы уйти от ответственности.
Версия подсудимого была такой: «Да, я сбил девочку, я ее поднял и хотел отвезти в больницу, положил ее в машину. Примерно через километр, как я отъехал, она пришла в себя и начала кричать и просить ее высадить. Я, мол, высадил, так как вроде с ней все было в порядке, только коленка разбита и губа. Зачем мне убивать девочку, ведь за ДТП много бы мне не дали, а тут пожизненное светит».
Так вот, кроме весьма хлипкого мотива ничего другого и не противопоставишь тяжести собранных улик.
Допрашивая свидетеля обвинения, пожарного – майора МЧС, я обратил внимание на то, что тот сказал: «Жар был такой от пожара в лесу, что подойти было трудно, торфяники горят, опять же дым, мы случайно на труп наткнулись».
А грибник, главный свидетель обвинения, рассказал, что вышел он по грибы с утра, часов в восемь, а возвращался около двух дня, когда подсудимого и увидел.
В речи перед присяжными, помимо, безусловно, рассуждений о слабости мотива и законопослушном поведении подсудимого до этого случая, я позволил себе намек на то, что преступления мой подзащитный не совершал, потому что, скорее всего, это сделал кто-то другой. Но кто? И тут я выразительно посмотрел на свидетеля-грибника, сидящего в зале в первом ряду, и сказал:
«Грибники… Это люди, что занимаются тихой охотой… Я себе представляю грибником человека в грубом брезентовом зеленом плаще с капюшоном, посохом и рюкзаком за плечами. Корзина в руках для грибов, а в рюкзаке… Может быть, еда, может бутылка, может быть, с водой… Да мало ли с чем может быть бутылка у грибника. Да хоть с бензином, мало ли зачем она ему… Мотоцикл свой заправить… Обычное дело… Необычно только то, что в нашем случае этот грибник вышел в лес в восемь утра, а возвращался в два часа дня… Как тут нам поведал майор МЧС: „Торфяники горят, дым глаза режет, жара, весьма вероятно, кто-то специально пожары устраивает." Майору МЧС, профессиональному пожарному, некомфортно в горящем и задымленном лесу.
А грибник по нему бродит с восьми утра до двух дня, целых шесть часов… Зачем? Почему? А может, он не совсем грибник? Может, он…»
Я не договорил фразу, понимая, что если я скажу «маньяк», то перейду грань между сомнением и прямым обвинением.
Наблюдая за совещанием присяжных, я ждал, что кто-то это сделает за меня. И дождался. «Странный этот грибник… – сказал задумчиво один из присяжных. – Шесть часов ходил по горящему лесу. Может он… маньяк?»
После этих слов все обсуждение свелось не к тому, мог грибник быть убийцей или не мог, а к тому, почему именно он им и был.
Присяжные вспомнили и мою фантазию про зеленый плащ с капюшоном, представив, видимо, что этот грибник – душегуб из фильма ужасов, показанного недавно по ТВ. Кто-то предположил, что, раз у него был рюкзак (кто вообще сказал, что у него был рюкзак? Я ведь просто нарисовал его в своей фантазии), в рюкзаке вполне могла оказаться бутылка с бензином. Дальше последовало выяснение, для чего грибнику бутылка с бензином, и право на существование получила версия, что именно он и есть поджигатель лесов. К голосованию присяжные подошли сильно возбужденные и очень сомневающиеся. Не все, конечно, но значительная часть. И вот тут настала пора голосовать. Важную роль сыграли вопросы, поставленные перед присяжными. Ведь обвинения было два: за нарушение ПДД (правил дорожного движения), повлекшее тяжкие последствия, и за убийство малолетней с особой жестокостью с целью скрыть другое преступление. Все двенадцать, безусловно, проголосовали за то, что обвиняемый виновен в ДТП, иного варианта никто и не рассматривал. Но вот на этом обвинительный пыл иссяк.
«Да, он ее сбил на переходе, он должен быть сурово наказан за это, но… Вряд ли бы он ее так жестоко убил…» – рассудили присяжные большинством голосов.
Ключевое слово здесь – «вряд ли». Ведь не был задан вопрос: «Как вы думаете, мог или не мог он совершить убийство?»
Вопрос звучал иначе: «Доказано ли, что подсудимый совершил убийство с особой жестокостью и виновен в этом?»
На этот вопрос присяжные голосами ответили: «Нет, не доказано», хотя имели в виду: «Вряд ли это он совершил».