28

Вонь стояла ужасная, но Бэкус знал: он способен ее выдержать. Но больше всего ему досаждали мухи. Они были повсюду, дохлые и живые. Мухи с их бактериями, болезнями и грязью. Скорчившись под одеялом, подтянув колени к подбородку, он слышал их жужжание в темноте. Слепо мечась из стороны в сторону, они натыкались на рамы и стекла и издавали мерзкие звуки. Вездесущие мухи – снаружи, изнутри. Он знал заранее, что от них никуда не деться, это часть замысла.

Бэкус попытался отвлечься от их жужжания. Он сосредоточился на своем плане. Это его последний день здесь. Пора начинать. Пора напомнить о себе. Неплохо бы, конечно, остаться, увидеть своими глазами все, стать свидетелем тому, чему суждено произойти. Но слишком много еще предстоит сделать.

Бэкус задержал дыхание. Теперь он их чувствовал. Мухи нашли его, они ползали по одеялу, отыскивая путь к нему. Он даровал им жизнь, а они хотят достать его и сожрать.

Из-под одеяла донесся хриплый смех, и мухи, облепившие ткань, разлетелись. Он вдруг понял, что ничем не отличается от мух. Он тоже восстал против дарующего жизнь. Он снова рассмеялся – и почувствовал комок в горле.

– Кх-х-х!

Бэкус отрыгнул и закашлялся. Снова попытался выплюнуть что-то застрявшее в горле. Муха. В горле застряла муха.

Бэкус вскочил и, выбираясь на воздух, споткнулся, едва не упав. Он сунул палец глубоко в горло. Все, что стояло в нем, выплеснулось наружу. Он упал на колени и начал отплевываться. Затем вынул из кармана фонарь и направил луч вниз. В зеленовато-желтой мути плавала муха. Она еще дергала крыльями и лапками, все глубже погружаясь в человеческую блевотину.

Бэкус поднялся, наступил на муху и кивнул сам себе. Затем вытер подошву о бурую поверхность и, задрав голову, посмотрел на выступ, нависавший в сотне футов над ним. Сейчас он загораживал луну. Но это не имеет значения. Наоборот, звезды сияют еще ярче.