27

В половине девятого я постучал в дверь дома, где жила Элеонор Уиш. Открыла мне уроженка Сальвадора, совмещавшая обязанности домработницы и няни. Лицо у Марисоль было доброе, но изможденное. В свои пятьдесят с небольшим она выглядела сущей старухой. История ее жизни, представлявшая собой бесконечную борьбу за выживание, была настолько мрачной, что на этом фоне я сам, со всеми своими передрягами, казался себе настоящим везунчиком. С первого дня, когда я неожиданно появился на пороге этого дома и узнал, что у меня есть дочь, Марисоль относилась ко мне очень тепло. Ни капли подозрительности, неизменные сердечность и уважение к нелегкому положению отца и в то же время постороннего мужчины. Марисоль отступила на шаг, пропуская меня в дом.

– Она спит.

– Не страшно. – Я помахал папкой, которую прихватил из машины. – Мне есть чем заняться. Просто хотел посидеть с ней немного. Как дела, Марисоль?

– Спасибо, все хорошо.

– Элеонор ушла в казино?

– Ну да.

– А как нынче Мэдди?

– О, Мэдди, она хорошая девочка. Она играть.

Свои сообщения Марисоль всегда сводила к минимуму. Раньше, думая, что дело тут в ее сложных взаимоотношениях с английским, я пытался говорить по-испански, но и на родном языке она ограничивалась буквально несколькими словами.

– Ну что ж, спасибо, – сказал я. – Если хотите лечь, пожалуйста, я сам запру дверь, когда буду уходить.

Ключа от дома у меня не было, но замок защелкивался сам собой.

– Хорошо.

Я кивнул и, свернув по коридору налево, вошел в детскую и закрыл за собой дверь. Горел встроенный в дальнюю стену ночник, отбрасывавший бледно-голубой свет. Я подошел к кровати и включил настольную лампу. Мэдди она не побеспокоит, это я знал по опыту. Сон пятилетнего ребенка так глубок, что его ничем не разбудишь, даже ревом трибун на матче «Лейкерс» или землетрясением силой в пять баллов по шкале Рихтера.

Стали видны разметанные по подушке темные волосы. Мэдди спала, отвернувшись к стене. Я отвел локоны, упавшие на лоб, наклонился, поцеловал ее в щеку и почти вплотную прижался ухом к губам. Наградой мне стало ее ровное дыхание.

Я подошел к столу и выключил монитор, соединенный либо с телевизором в гостиной, либо с комнатой, где спала Марисоль. Сейчас в нем нет нужды – я был здесь.

Мэдди лежала в двуспальной кровати, под одеялом, на котором были вышиты резвящиеся кошки. Занимала она так мало места, что не составляло никакого труда положить рядом вторую подушку и устроиться по соседству. Что я и сделал. Я сунул руку под одеяло, нежно прижал ладонь к спинке девочки и, не шевелясь, выждал, пока дыхание вновь не сделается спокойным и ровным. Другой рукой я открыл досье Поэта и принялся за чтение.

За ужином я уже успел просмотреть большую его часть. Изучил психологический портрет подозреваемого, составленный агентом Уоллинг, а также доклады следствия и фотографии места преступления, сделанные, когда Бюро разыскивало загадочного Поэта по всей стране. Все это относилось ко временам восьмилетней давности, Поэт тогда убил восемь офицеров убойного отдела, переезжая с востока на запад, пока наконец не оборвал затянувшийся полет в Лос-Анджелесе.

Сейчас, прислушиваясь к посапыванию дочки, я начал с момента, когда выяснилось: специальный агент ФБР Роберт Бэкус и подозреваемый – одно лицо. Итак, в него стреляла Рейчел Уоллинг, а потом он исчез.

В папке нашелся отчет о вскрытии тела, обнаруженного инспектором службы водоснабжения в каньоне Лорел. Труп обнаружили почти через три месяца после того, как раненый Бэкус выпал из окна консольного дома в непроницаемую мглу и валежник, которым поросли отвесные склоны каньона. Жетон и служебное удостоверение указывали на сотрудника ФБР Роберта Бэкуса. Почти истлевшая одежда принадлежала ему же – костюм, сшитый на заказ в Италии, куда Бэкуса командировали для консультаций относительно серийного убийцы из Милана.

И тем не менее твердой уверенности, что это труп Роберта Бэкуса, не было. Останки пришли в такое состояние, что даже отпечатки пальцев было не снять. Некоторые части тела вовсе отсутствовали, возможно, их сожрали крысы или другие хищные твари. Отсутствие нижней челюсти и верхнего моста не позволяло провести сравнительный анализ со сведениями, содержащимися в медицинской карте Роберта Бэкуса.

Не удалось в точности установить и причину смерти, хотя был обнаружен пулевой канал в брюшной полости (по показаниям агента Уоллинг, пуля попала в живот), как и расщепленное в результате ранения бедро. Однако же ни саму пулю, ни ее осколки не нашли, по-видимому, она прошла насквозь. Так или иначе, сравнить ее с патронами, которыми был заряжен пистолет агента Уоллинг, не удалось.

Анализ на ДНК не проводился. Когда возникло подозрение, что Бэкус жив и где-то скрывается, сыщики прочесали его дом и служебный кабинет. Но искали они улики или что-либо, что могло указать на мотивы совершенных им преступлений. Тогда никому и в голову не приходило, что возникнет необходимость в идентификации изуродованного трупа.

Не были взяты образцы волос и кожи, пробы слюны, частички ногтей, прилипшие к внутренней поверхности мусорных ящиков, перхоти и так далее, – все это впоследствии вызвало обвинения в халатности и попытках скрыть истину от общественности. В общем, три месяца спустя, когда нашли труп, было уже поздно. Все это либо исчезло, либо стало непригодно для анализа. Что же касается кооперативного дома, в котором у Бэкуса была квартира, то через три недели после визита сотрудников Бюро он таинственным образом сгорел. А кабинет Бэкуса занял, полностью заменив обстановку, его преемник Рэндел Алперт.

Все попытки найти результаты анализов крови Бэкуса также оказались тщетными, что в очередной раз сбило с толка сотрудников ФБР. После выстрела агента Уоллинг на полу лос-анджелесского дома осталось небольшое пятно крови. Образцы взяли немедленно, но потом по небрежности утеряли в лаборатории, когда выбрасывали мусор.

Безуспешными оказались и поиски образцов крови, которую Бэкус мог сдавать в ходе регулярных медицинских обследований либо как донор. Итак, благодаря собственной предусмотрительности, а также неповоротливой бюрократии Бюро Бэкус исчез, не оставив ни малейших следов своего пребывания на этой земле.

Официально поиски Бэкуса были прекращены с обнаружением трупа в дренажной трубе. Хотя окончательно труп идентифицирован не был, удостоверение, жетон и итальянский костюм оказались для руководства Бюро аргументами достаточно убедительными, чтобы поспешно закрыть дело, которое привлекло пристальное внимание прессы и способствовало ухудшению и без того подмоченной репутации ведомства.

Однако в каком-то смысле расследование продолжалось, хотя и по-тихому: оно переместилось в область психологии. Осуществляемое отделом поведенческих наук, тем самым, где работал Бэкус, оно ставило цель установить причины содеянного, а не выяснить, как маньяку удалось совершить все преступления под носом у лучших криминалистов убойного отдела. Скорее всего этот сдвиг являл собой некую защитную реакцию. Под увеличительное стекло попал подозреваемый – субъект, а не система. В папке оказалось полно разнообразных сведений о детстве, отрочестве и ранней юности агента Бэкуса. Но туманных рассуждений, наблюдений, выводов было много, а чего-то существенного – кот наплакал. Бэкус оставался загадкой, его душевная болезнь – тайной, над которой бессильно бились лучшие, самые яркие умы.

Я попытался разложить все по полочкам.

Бэкус был сыном выдающегося отца – ни много ни мало титулованного агента ФБР – и матери, которой никогда не знал. Судя по имеющимся сведениям, отец видел в мальчике причину того, что жена ушла из семьи, поэтому воспитывал отпрыска сурово, подвергал жестоким наказаниям за малейшие провинности – скажем, ночью простыню намочит либо соседскую собаку примется дразнить. По признанию соученика Роберта Бэкуса, в седьмом классе тот однажды пожаловался, что из-за намоченной простыни отец приковал его наручниками к батарее в ванной. Другой товарищ по школе сообщает, опять-таки со слов самого Бэкуса, что тот чуть не каждую ночь стелил себе постель в ванне, опять-таки из страха перед отцом. Соседский сын высказывал подозрения, что именно Бэкус убил их таксу, разрезав ее на куски и разбросав части тела по пустырю.

Уже взрослым человеком Бэкус обнаруживал разного рода склонности маниакального характера. Так, он был буквально помешан на чистоте и порядке. Об этом сообщают многие его сослуживцы по отделу поведенческих наук. Назначенные совещания часто надолго задерживались, потому что он мыл руки в туалете. Никто не видел, чтобы в кафетерии в Квонтико он ел что-либо иное, кроме бутерброда с горячим сыром. Каждый день бутерброд с горячим сыром! Помимо того, он вечно жевал резинку, всегда одного и того же сорта – «Джуси фрут». Один из сослуживцев характеризует его манеру жевать как «размеренную»: как ему кажется, Бэкус отсчитывал время, которое у него уходило на переработку каждой пластинки, и когда счет доходил до определенной отметки, принимался за новую.

Содержался в папке и отчет о беседе с бывшей невестой Бэкуса. Она призналась, что тот заставлял ее часто и подолгу принимать душ, особенно до и после полового акта. Девушка также сообщила, что, подыскивая перед свадьбой жилье, тот заявил, что предпочел бы иметь личные спальню и туалет. После того как однажды она скинула туфли в собственной гостиной, а жених обозвал ее неряхой, девушка порвала с ним.

Все это свидетельствовало о нарушенной психике, но мало что давало в смысле причин содеянного. Сколь бы странными ни были привычки этого человека, они никак не бросали свет на то, отчего он начал убивать людей. Маниям в разной форме, слабой ли, сильной степени, подвержены тысячи. Но они не убивают! Многих тиранят в детстве. Но сами они монстрами не становятся…

Что касается сведений, полученных Маккалебом касательно событий, происшедших четыре года спустя, когда Поэт – Бэкус вынырнул в Амстердаме, то их было значительно меньше. В папке содержался лишь девятистраничный отчет об убийствах и проведенных судебно-медицинских экспертизах. Этот отчет я уже просматривал, но теперь прочитал внимательно и обнаружил, что некоторые моменты перекликаются с моими умозаключениями, касающимися городка под названием Ясный.

Пятеро обнаруженных в Амстердаме жертв оказались туристами-одиночками. Это объединяет их с жертвами, чьи тела откопали в районе дороги XXYXZ, за исключением мужчины, который приехал в Лас-Вегас с женой, однако же в момент похищения последняя была на водах. В Амстердаме всех пятерых в последний раз видели в квартале Россе-Буурт, где процветает легальная проституция: полуобнаженные женщины красуются за плавающими в неоновом свете окнами и привлекают прохожих. В двух случаях из пяти датская полиция нашла женщин, с которыми жертвы провели последнюю ночь перед тем, как оказаться на дне реки Амстел.

Хотя всех пятерых нашли в разных местах, полиция, как следует из отчета, убеждена, что бросили их в воду неподалеку от Шести домов – участка, принадлежащего семье, сыгравшей важную роль в истории города. Мне показалось это любопытным, быть может, потому, что в Шести домах и дороге XXYXZ было нечто общее. Напрашивается вопрос: убийца выбрал это место случайно, или он хотел бросить вызов власти, каковую символизирует это могучее сооружение?

Дальше этого голландская полиция не продвинулась. Она так и не установила, каким образом убийца подобрался к жертвам и покончил с ними. Если бы Бэкус хотел остаться незамеченным, на полицейских радарах не появилось бы ни малейшего следа. А он послал сообщение Рейчел Уоллинг, таким образом обнаружив себя. Ведь сведения о жертвах и преступлениях, по-видимому, могли быть известны только самому преступнику. Помимо того, был приложен паспорт одной из жертв – последней.

Для меня связь между амстердамским кварталом Россе-Буурт и городком Ясный в американском штате Невада была очевидной. И там, и там любовь легально обменивали на деньги. Но еще важнее то, что в оба места мужчины могли отправиться не просто тайком, но и приняв меры к тому, чтобы никто не проследил их путь. В каком-то смысле это превращало их в безупречную мишень для убийцы, в безупречную жертву. Маньяк получал дополнительную страховку.

Я захлопнул папку и тут же вновь открыл ее, в надежде, что не заметил детали, пропустил подробность, которая прояснит общую картину. Так нередко бывает. Упущенная или неправильно истолкованная мелочь становится ключом ко всему ребусу.

Но ничего подобного второй заход не открыл, и вскоре чтение стало казаться мне утомительным и скучным. Отложив папку, я задумался о мальчике, прикованном к батарее в ванной. Я дорисовывал эту сцену в сознании, все больше проникаясь сочувствием к ребенку и злобой к отцу, позволяющему себе такое обращение с сыном, и к матери, которой на это плевать.

Значит ли это, что я сочувствовал убийце? Нет, конечно. Бэкус хлебнул горя, но потом попытался взвалить вину за свои мучения на весь мир. Я понимал психологическую подоплеку, и мне было жалко мальчика. Но что касается Бэкуса-мужчины, я не испытывал ничего, кроме решимости найти его и наказать за содеянное.