29

Я отложил пухлую папку и вгляделся в лицо дочери. Что ей, интересно, сейчас снится? Ведь Мэдди еще так мало видела в этой жизни, что же подогревает ее ночные фантазии? Я не сомневался, что в загадочном мире сновидений ее поджидает только хорошее, и хотел, чтобы так оставалось всегда.

Накатила усталость. Я закрыл глаза и вскоре сам уснул. Но мне виделись тени, слышались отрывистые голоса, во тьме кто-то перебегал с места на место. Где я? Непонятно. Куда направляюсь? Тоже неведомо. А потом в меня вцепились чьи-то невидимые руки и вытащили из тьмы на свет.

– Гарри, что ты здесь делаешь?

Я открыл глаза.

Элеонор тянула меня за ворот рубахи.

– Э-э, это ты, Элеонор?.. Что тут происходит?

Я попытался улыбнуться, но еще не настолько проснулся, чтобы контролировать себя.

– Это я хочу спросить, что тут происходит. Как ты здесь оказался? И взгляни-ка на пол!

Похоже, она была зла не на шутку. Я перегнулся через край кровати. Папка с досье Поэта лежала на полу, содержимое ее выскользнуло на ковер. Фотографии, запечатлевшие место убийства, рассыпались по всему полу. Особенно бросались в глаза три снимка полицейского из Денвера, которого Бэкус прикончил в машине. Затылок полностью снесло выстрелом, на сиденье видны пятна крови и ошметки мозга. На остальных фотографиях трупы, всплывшие на поверхность канала, и еще один полицейский, у этого череп вовсе разнесен на куски.

– О Боже!

– Что ты себе позволяешь! – в голос воскликнула Элеонор. – А если бы она проснулась и увидела все это? Кошмары на всю оставшуюся жизнь обеспечены.

– Слушай, если ты будешь кричать, она действительно проснется. Ладно, каюсь. Я не думал, что засну.

Я опустился на колени и торопливо собрал фотографии. Мельком взглянул на часы – почти пять утра. Сколько же времени я проспал? Неудивительно, что все плывет перед глазами. Кстати, засиделась что-то Элеонор в казино. Обычно она возвращается раньше. Наверное, удача отвернулась, а она все стремилась отыграться, чего делать не следует. Я поспешно запихал фотографии и отчеты в папку и распрямился.

– Извини еще раз.

– Знаешь что, меньше всего мне хочется сталкиваться с такими вещами у себя дома.

Я промолчал. Да и что скажешь в такой ситуации? Я посмотрел на кровать. Мэдди так и не проснулась, только темные завитки снова упали на лицо. «Если даже крик ее не разбудил, – подумал я, – можно надеяться, что не потревожит и грохочущая тишина ненависти, которую родители питают друг к другу».

Элеонор быстро вышла из детской, вскоре за ней последовал и я. Хозяйку нашел на кухне. Сидела, облокотившись о стол и с силой сдавив виски ладонями.

– Что, фарта не было?

– Только не думай, будто я обозлилась поэтому.

Я поднял руки в знак капитуляции.

– Ничего такого я и не думаю. Сам во всем виноват. Просто хотел посидеть немного с Мэдди и сам не заметил, как заснул.

– Хватит, а?

– Хватит – что? Приходить к ней по вечерам?

– Не знаю.

Элеонор потянулась к холодильнику, достала бутылку минеральной воды, налила себе стакан и предложила мне. Я покачал головой.

– А что там, собственно, в этой папке? – спросила она. – Дело какое-нибудь расследуешь?

– Точно. Убийство. Все началось в Лос-Анджелесе, а дальше дорога привела в Вегас. Сегодня еду в пустыню.

– Какое милое совпадение. По пути можно заскочить сюда и до смерти напугать дочку.

– Да брось же наконец, Элеонор. Признаю, все получилось глупо, я дурак, но она ведь так ничего и не увидела.

– Но могла увидеть. А может, увидела. Проснулась, увидела эти страшные снимки и снова заснула. И сейчас ей снятся кошмары.

– Да она даже не шевельнулась ни разу. Это я тебе точно говорю. Как убитая спит. Больше этого не повторится, обещаю, так что давай покончим с этим?

– Ладно.

– Так как игра-то сложилась?

– Да неохота об этом. Спать хочу.

– В таком случае выслушай меня.

– Что такое?

Вообще-то я не собирался откровенничать с ней, но как-то все разом навалилось, вот и захотелось выговориться.

– Я подумываю о том, чтобы вернуться на работу.

– Ты о чем, об этом расследовании?

– Нет, вообще. Департамент полиции Лос-Анджелеса затевает новую программу. В ней будут задействованы старые хрычи вроде меня. Опытные люди нужны. И даже в академии учиться не надо, можно с ходу начинать. Что ты об этом думаешь?

– Тебе решать, – пожала плечами она. – Только с дочкой реже видеться будешь. Пойдут дела, одно за другим… словом, сам знаешь, как оно бывает.

– Вполне возможно, – кивнул я в знак согласия.

– А впрочем, какое это имеет значение? Мэдди и так с тобой недавно познакомилась.

– И чья же это вина?

– Знаешь что, давай не будем опять открывать банку с пауками.

– Если бы я знал, что она родится, все было бы иначе. Но я не знал.

– Ладно, ладно, согласна. Мой грех.

– Этого я не утверждаю. Я только хочу сказать, что…

– Я знаю, что ты хочешь сказать, так что можешь не трудиться.

Мы немного помолчали, чтобы слегка остыть. Я уставился в пол.

– Может, она могла бы поехать со мной.

– О чем это ты?

– О том, о чем мы с тобой уже говорили. О Лос-Анджелесе. Девочка могла бы жить там.

Элеонор энергично затрясла головой:

– Нет уж, тут я буду стоять на своем. Как, интересно, ты собираешься воспитывать ее в одиночку? Ты, со своими ночными вызовами, расследованиями, которые длятся не один день и не один месяц, оружием в доме, разбросанными повсюду снимками трупов… Неужели ты хочешь, чтобы она росла в такой обстановке? По-твоему, там ей будет лучше, чем в Вегасе?

– Ну почему же в одиночку? Я подумал, вдруг ты согласишься вернуться?

– Даже не мечтай. И вообще, я не хочу больше говорить на эту тему. Никуда я отсюда не уеду, и Мэдди тоже. Ты поступай, как считаешь нужным, но за нас не решай.

Не успел я ответить, как на пороге кухни появилась заспанная Марисоль. На ней болтался ночной халат с надписью «Белладжио» на кармане.

– Слишком громко, – вымолвила она.

– Ты права, – откликнулась Элеонор, – извини.

Марисоль подошла к холодильнику, вытащила минералку, налила себе стакан и вернула бутылку на место. Затем, не говоря ни слова, удалилась.

– Полагаю, и тебе пора, – напомнила Элеонор. – Я слишком устала, чтобы продолжать этот разговор.

– Ладно. Только зайду попрощаться с Мэдди.

– Смотри не разбуди ее.

– Не беспокойся.

Я вернулся в детскую. Там по-прежнему горел свет. Я присел на край кровати как можно ближе к Мэдди, несколько секунд просто смотрел на нее. Затем откинул волосы со лба и поцеловал в щеку. В ноздри мне ударил запах детского шампуня. Я еще раз поцеловал ее и шепотом пожелал спокойной ночи. Выключил свет и посидел еще пару минут, прислушиваясь к дыханию девочки и выжидая. Чего? Этого я и сам не знал. Может, надеялся, что придет Элеонор и мы вместе полюбуемся, как спит наша дочь.

Через некоторое время я поднялся и, включив монитор, вышел из комнаты. В доме было тихо. Элеонор меня не провожала. Ушла спать, наверное, со мной говорить больше не о чем. Я вышел на улицу, убедившись, что автоматический замок защелкнулся.

В громком скрежете металла о металл чудилась какая-то окончательность, – окончательность пули, насквозь пробивающей тело.